— Ну конечно. Займитесь чем-нибудь полезным, пока Сахарок не решил, что от вас и вашего заики приятеля никакого толку, поэтому проще пустить вас в расход. Он и без того страшно зол, что у вас в доме нечего стащить. Так что не стоит наводить его на глупые мысли, правда?
Элинор набрала в грудь побольше воздуха и попыталась не обращать внимания на дрожь в коленях.
— Нет, этого, конечно, делать не стоит, — сказала она, повернулась и пошла на кухню.
32 НЕ ТОТ
В пещере никого не было, кроме Резы и Мо, когда они пришли. Две женщины и четверо мужчин. Двое из мужчин сидели тогда с Небесным Плясуном у костра: огнеглотатель Коптемаз и Двупалый. Его лицо при дневном свете выглядело ничуть не более приветливым, и все остальные тоже глядели так враждебно, что Реза невольно придвинулась ближе к Мо.
Только у Коптемаза был смущенный вид.
Мо спал неспокойным, лихорадочным сном, который тянулся уже не первый день, так что Крапива, глядя на это, озабоченно покачивала головой. Все шестеро остановились в нескольких шагах от Мо, загородив Резе свет.
Одна из женщин выступила вперед. Она была еще не старая, но пальцы у нее были скрючены, как птичьи когти.
— Он должен уйти, — сказала она. — Сегодня же. И ты тоже. Он не из наших, как и ты.
— Как ты себе это представляешь? — Голос Резы дрожал, как она ни старалась говорить спокойно. — Он не может уйти. Он еще слишком слаб.
Если бы Крапива была здесь! Но она ушла, пробормотав что-то о больных детях и о растении, корень которого, может быть, прогонит лихорадку. Эти шестеро побоялись бы Крапиву — она вызывала у них страх, уважение, робость, в то время как Реза была им чужой, просто чужой женщиной со смертельно больным мужем, хотя они и не догадывались, насколько она здесь чужая.
— Дети… Ты должна нас понять! — Вторая женщина была совсем молода и к тому же беременна. Она положила ладонь на живот, словно защищая свое будущее дитя. — Наши дети в опасности из-за него, а ведь вы даже не из нашего народа. Марта права. Мы только здесь и можем жить спокойно. Отсюда нас никто не гонит, но если они узнают, что здесь Перепел, все будет кончено. Они скажут, что это мы его у себя спрятали.
— Да не Перепел он, клянусь вам! И кто такие они?
Мо прошептал что-то в бреду, хватаясь за руку Резы.
Она успокаивающе погладила его по лбу и влила в рот несколько капель отвара, приготовленного Крапивой. Посетители молча наблюдали за ней.
— А то ты не знаешь! — сказал высокий худой мужчина, которого бил сухой кашель. — Его разыскивает Змееглав. Он пришлет сюда латников и велит всех нас повесить за то, что мы его укрывали.
— Но я же вам говорю! — Реза крепко держала руку Мо. — Он не разбойник, не герой ваших песен! Мы здесь всего несколько дней! Мой муж переплетает книги, и это единственное его ремесло!
Как они на нее посмотрели!
— Давно я не слышал такой неумелой лжи! — Двупалый скривил рот. Голос у него был на редкость противный. Судя по пестрому лоскутному костюму, он был из тех, кто играет комедии на ярмарках, шумные и непристойные фарсы, над которыми зрители от души потешались, забывая на время о своих невзгодах. — Что делать переплетчику в дебрях Непроходимой Чащи, у бывшей крепости Каприкорна? Туда никто не ходит по доброй воле из-за Белых Женщин и прочих ужасов, гнездящихся между руин. И что за дела могут быть у Мортолы с переплетчиком? Почему бы она стала стрелять в него из какого-то невиданного дьявольского оружия?
Остальные согласно закивали и приблизились к Мо еще на шаг. Что ей делать? Что она может сказать? Какой смысл иметь голос, если никто тебя не слушает? «Не переживай, что не можешь говорить, — успокаивал ее Сажерук. — Ты ведь знаешь, люди все равно друг друга не слушают».
Позвать на помощь? Но кого? Небесный Плясун ушел вместе с Крапивой ранним утром, когда на листьях еще лежал красноватый отблеск рассвета, а те женщины, что приносили Резе поесть и иногда сменяли ее у постели Мо, чтобы дать ей поспать час-другой, отправились на реку стирать вместе с детьми. Перед пещерой сидели сейчас одни старики, пришедшие сюда, потому что устали от людей и ожидали смерти. Они ей вряд ли помогут.
— Мы не выдадим его Змееглаву! Мы просто отнесем его обратно туда, где вас нашла Крапива. К проклятой крепости, — сказал тот, которого терзал кашель.
На плече у него сидел ворон. Реза знала таких воронов с тех времен, когда писала на ярмарках документы и письма, — их приучали воровать монетки у зазевавшихся зрителей, пока хозяева показывали свои фокусы.
— В песнях говорится, что Перепел — защитник Пестрого Народа, — продолжал владелец ворона. — И те, кого он, по рассказам, убил, угрожали нашим женщинам и детям. Мы это ценим и сами пели песни о нем, но чтобы нас за него повесили, мы не хотим.
Они давно все решили. Они унесут отсюда Мо. Реза хотела на них закричать, но у нее не было сил для крика.
— Он умрет, если вы сдвинете его с места! — Ее голос звучал тихо, почти как шепот.
До этого им дела не было, видно по глазам. Да и с чего бы? А что бы она сама сделала, если бы у пещеры играли ее дети? Она вспомнила, как Змееглав заявился однажды в крепость Каприкорна, чтобы присутствовать на казни общего врага. С тех пор она знала, как выглядит человек, для которого нет большей радости, чем причинять страдание.
Женщина со скрюченными пальцами опустилась на колени рядом с Мо и, прежде чем Реза успела ей помешать, приподняла рукав его рубашки.
— Вот, видите? — торжествующе сказала она. — У него здесь шрам, в точности, как говорится в песнях — там, где его укусили псы Змея.
Реза оттолкнула ее с такой силой, что женщина упала к ногам остальных.
— Псы были не Змееглава, а Басты!
Все они вздрогнули при звуке этого имени. Однако не тронулись с места. Коптемаз помог женщине подняться, а Двупалый подошел вплотную к Мо.
— Пошли! — сказал он остальным. — Поднимаем его!
Все откликнулись на призыв. Только огнеглотатель колебался.
— Прошу вас! Ну поверьте же мне! — Реза отталкивала их руки. — Зачем мне вам лгать? Разве я не благодарна вам за помощь?
Никто не обращал на нее внимания. Двупалый стащил с Мо одеяло, принесенное Крапивой. Ночами в пещере было холодно.
— Смотри-ка! Вы навещаете наших гостей. Как мило с вашей стороны!
Как они вздрогнули! Как дети, которых застали на дурной проделке. На пороге пещеры стоял человек. На мгновение Резе показалось, что это Сажерук, и она смутно удивилась, как мог Небесный Плясун привести его сюда так быстро. Но тут она увидела, что вошедший, на которого все шестеро так виновато смотрят, весь черный: длинные черные волосы, смуглая до черноты кожа, черные глаза и даже одежда. Рядом с ним стоял медведь, такой же черный, как хозяин, только на голову выше.
— Вы и есть гости, о которых рассказала мне Крапива, не так ли?
Медведь с рычанием втянул голову, входя вслед за хозяином под своды пещеры.
— Она говорит, что вы знаете моего старого доброго друга — Сажерука. Все здесь, конечно, о нем слыхали? И все, несомненно, знают, что его друзья — мои друзья. То же относится и к его врагам.
Все шестеро поспешно отошли в сторону, словно не желая заслонять Резу от незнакомца. Огнеглотатель нервно хохотнул:
— Надо же, Принц! Что тебя сюда привело?
— Разные дела. Почему нет стражи перед входом? Вы думаете, кобольды совсем уж разлюбили наши припасы?
Он медленно подошел к ним, а его медведь опустился на четыре лапы и, посапывая, брел за хозяином, явно недовольный теснотой пещеры. Они называют незнакомца «Принц». Ну конечно! Черный Принц! Она слышала его имя на рынке в Омбре, от служанок в крепости Каприкорна и даже от самих молодчиков Каприкорна. Но видеть его в то время, когда книга Фенолио поглотила ее в первый раз, ей не пришлось. Метатель ножей, укротитель медведей… и друг Сажерука с тех пор, как оба они были вдвое младше, чем сейчас Мегги.
Все расступились, когда Принц со своим медведем подошел к постели больного и посмотрел сверху вниз на сидящую Резу. За пестро вышитый пояс Принца были заткнуты три блестящих острых ножа, хотя комедиантам было запрещено носить оружие, «чтобы удобнее было сажать их на кол!», — говаривал Сажерук.
— Добро пожаловать в тайный лагерь, — сказал Черный Принц, внимательно глядя на окровавленную повязку Мо. — Друзьям Сажерука здесь всегда рады, хотя как раз сейчас у вас, может быть, другое впечатление.
Он насмешливо оглядел присутствующих. Лишь Двупалый в упор встретил его взгляд, но потом и он опустил голову.
Принц снова посмотрел на Резу:
Принц снова посмотрел на Резу:
— Откуда ты знаешь Сажерука?
Что она могла ответить? Из другого мира? Медведь обнюхивал лежавший рядом с ней хлеб. «Говори правду, Реза, — подумала она. — Ты ведь не обязана рассказывать, в каком мире это было».
— Я несколько лет была служанкой у поджигателей, — сказала она. — Я сбежала, но меня укусила змея. Сажерук нашел меня и помог. Если бы не он, я бы погибла.
«Он меня спрятал, — добавила она про себя, — но они меня быстро нашли — Баста и прочие и избили Сажерука до полусмерти».
— А твой муж? Я слышал, он не из наших. — Черные глаза испытующе глядели ей в лицо. Они, похоже, умели высматривать ложь.
— Она говорит, что ее муж — переплетчик, но мы-то знаем… — Двупалый презрительно сплюнул.
— Что вы знаете? — Принц обвел всех взглядом, и они замолкли.
— Он переплетчик! Принесите бумагу, клей и кожу, и он это докажет, как только поправится.
«Не плачь, Реза, — уговаривала она себя. — Ты уже наплакалась за последние дни».
Худой опять залился кашлем.
— Что ж, вы слышали, что сказала гостья. — Черный Принц присел рядом с ней на землю. — Они останутся здесь до прихода Сажерука, и он скажет, правда это или нет. Он объяснит, кто перед нами — безобидный переплетчик или тот разбойник, о котором вы без конца болтаете. Сажерук ведь знаком с твоим мужем?
— Да! — тихо ответила Реза. — Он с ним знаком даже дольше, чем со мной.
Мо повернул голову и тихо прошептал:
— Мегги!
— Мегги? Это тебя так зовут? — Принц отпихнул морду медведя от хлеба, к которому зверь опять потянулся.
— Так зовут нашу дочь.
— У вас есть дочь? Сколько ей лет?
Медведь перекатился на спину и, как собака, подставил брюхо, чтобы его почесали.
— Тринадцать.
— Тринадцать? Почти столько же, сколько дочери Сажерука.
Дочь Сажерука? Он никогда ей не рассказывал, что у него есть дочь.
— Что вы тут столпились? — прикрикнул Принц на остальных. — Принесите лучше свежей воды. Вы что, не видите, как его лихорадит?
Женщины поспешили прочь, радуясь, как показалось Резе, что нашелся предлог уйти из пещеры. Но мужчины по-прежнему не расходились.
— А если это все же он, Принц? — спросил Худой. — Что, если Змееглав узнает о нем раньше, чем Сажерук до нас доберется?
Он так раскашлялся, что схватился рукой за грудь.
— Кто он? Перепел? Чушь! Его, скорее всего, и вовсе нет. Но если бы даже это был он! С каких пор мы выдаем тех, кто на нашей стороне? А если в песнях поется правда, что он защищал ваших женщин и детей…
— Песни не бывают правдой. — Брови у Двупалого были такие черные, словно он накрасил их сажей. — Он, наверное, нисколько не лучше других разбойников с большой дороги, жадный до золота убийца, вот и все…
— Может быть, а может, и нет, — ответил Черный Принц. — Пока я вижу только раненого и женщину, просящую о помощи.
Мужчины молчали. Однако взгляды, которые они бросали на Мо, не стали менее враждебными.
— Убирайтесь отсюда. Поживее! — прикрикнул на них Принц. — Как он может поправиться, когда вы таращитесь на него такими глазами? Или вы думаете, его жене приятно ваше мерзкое общество? Займитесь чем-нибудь полезным, в лагере полно работы.
Они послушались — недовольно побрели к выходу медленными шагами, как люди, не сделавшие дела, за которым пришли.
— Он не Перепел! — прошептала Реза, когда они ушли.
— Наверное, нет! — Принц почесал медведя за круглым ухом. — Но я боюсь, что эти ребята убеждены в обратном. А Змей обещал большую награду за голову Перепела.
— Награду?
Реза посмотрела на выход из пещеры. Двое из тех мужчин все еще стояли у порога.
— Они вернутся, — прошептала она. — И постараются все же унести его.
Но Черный Принц покачал головой:
— Нет, пока я здесь. А я останусь здесь, пока не придет Сажерук. Крапива сказала, что ты отправила ему письмо. Стало быть, он скоро придет сюда и подтвердит, что ты не лжешь. Как ты считаешь?
Женщины вернулись с кувшином воды. Реза смочила полоску ткани и протерла пылающий лоб Мо. Беременная нагнулась и положила ей на колени букетик сухих цветов.
— Вот, — шепнула она, — положи ему на сердце. Это приносит счастье.
Реза погладила сухие цветочные головки.
— Они тебя слушаются, — сказала она, когда женщины ушли. — Почему?
— Потому что выбрали меня своим королем, — ответил Черный Принц. — И потому что я очень метко бросаю нож.
33 ФЕЕСМЕРТНИК
Сажерук сперва не хотел верить Фариду, когда тот стал рассказывать об увиденном и услышанном у Фенолио. Нет, даже этот старик не способен, наверное, на такое безумие — шутить со смертью. Но в тот же день женщины, покупавшие у Роксаны травы, принесли ту же новость: Козимо Прекрасный вернулся из царства мертвых.
— Женщины толкуют, что Белые Женщины так в него влюбились, что в конце концов отпустили назад, — рассказывала Роксана, — а мужчины говорят, что он просто прятался все это время от своей уродины-жены.
«Невероятные истории, — думал Сажерук, — но все же и вполовину не столь невероятные, как правда».
О Брианне женщины ничего не могли рассказать. Сажерук был недоволен, что она все еще в замке. Никто не знал, что может произойти там в ближайшее время. Говорили, что Свистун по-прежнему в Омбре с полдюжиной латников. Остальных Козимо выгнал за городские стены, и они дожидаются там своего господина. Потому что все говорили: Змееглав собирается лично прибыть в Омбру, чтобы взглянуть на восставшего из мертвых правителя. Так запросто он не примирится с тем, что Козимо снова отнял трон у его внука.
— Я сама сяду на лошадь и поеду взглянуть, как у нее дела, — сказала Роксана. — Тебя, наверное, даже во внешние ворота не пропустят. Но ты можешь пока сделать для меня кое-что другое.
Женщины пришли не просто купить трав и посплетничать о Козимо — они принесли заказ от Крапивы. Старуха была сейчас в Омбре из-за двух больных детей с улицы красильщиков. Ей нужен корень феесмертника — опасное лекарство, которое убивает не реже, чем излечивает. Какому бедняге понадобилось это крайнее средство, старуха не сказала.
— Для какого-нибудь раненого в тайном лагере, потому что Крапива хочет вернуться туда сегодня же вечером. И вот еще что… С ней пришел Небесный Плясун, говорит, что у него для тебя письмо, — сказали они Сажеруку.
— Письмо? Мне?
— Да. От какой-то женщины.
Роксана внимательно взглянула на него и пошла в дом за корнем.
— Ты пойдешь в Омбру? — Фарид вырос за спиной у Сажерука так внезапно, что тот вздрогнул.
— Да, а Роксана поскачет в замок, — сказал он. — Поэтому тебе придется остаться здесь и присмотреть за Йеханом.
— А за тобой кто присмотрит?
— За мной?
— Да.
Как мальчишка на него посмотрел — на него и на куницу!
— Чтобы ничего не случилось. — Фарид говорил тихо, и Сажерук с трудом разбирал слова. — Не случилось того, что сказано в книге.
— Ах вот ты о чем.
С какой тревогой этот чудак на него смотрит — как будто он того гляди упадет мертвым. Сажерук с трудом подавил улыбку, хотя речь шла о его смерти.
— Тебе Мегги об этом рассказала?
Фарид кивнул.
— Ну что ж. Забудь об этом, слышишь? Что написано, то написано. Может быть, оно сбудется, а может быть, и нет.
Но Фарид так отчаянно замотал головой, что черные волосы упали ему на лоб.
— Нет! — сказал он. — Оно не сбудется. Клянусь! Клянусь джиннами, которые воют по ночам в пустыне, и духами, пожирающими мертвецов, всем, чего я боюсь.
Сажерук задумчиво посмотрел на него.
— Ты просто сумасшедший, — сказал он. — Но твоя клятва мне нравится. Пожалуй, я оставлю Гвина здесь, а ты приглядишь, чтоб он не сбежал.
Гвину это не понравилось. Он укусил Сажерука за руку, когда тот сажал его на цепь, лязгал зубами, пытаясь ухватить за пальцы, и затявкал еще яростнее, когда Пролаза полез в рюкзак хозяина.
— Ты берешь с собой новую куницу, а старую сажаешь на цепь? — спросила Роксана, возвращаясь с корнем для Крапивы.
— Да. Мне сказали, что Гвин принесет мне несчастье.
— С каких пор ты веришь в такие вещи?
Да, с каких пор?
«С тех пор, как повстречался со стариком, утверждающим, что это он создал тебя и меня», — подумал Сажерук. Гвин все еще злобно фыркал. Сажерук никогда не видел куницу в такой ярости. Он молча отстегнул цепь от ошейника, не обращая внимания на испуганный взгляд Фарида.
Всю дорогу в Омбру Гвин сидел на плече у Фарида, словно желая показать Сажеруку, что он его еще не простил. А стоило Пролазе высунуть нос из рюкзака, Гвин оскаливал зубы и рычал так грозно, что Фарид зажимал ему пасть.