— Не смей! — бросается Динка, и хлесткий удар обжигает ей спину…
Болезненный, резкий крик девочки мгновенно подымает на ноги Леньку.
— Не трожь! — яростно кричит он, сжимая кулаки и подступая к хозяину. — Не трожь! Кровопивец! Палач! Грузчики удивленно переглядываются.
— Не трожь ее! — вне себя орет Ленька.
Искаженное злобой и отчаянием лицо его синеет от крика, поднятые кулаки заставляют хозяина отступить, но, придя в себя от неожиданности, он разражается отборной руганью и, схватив Леньку за плечи, скручивает ему назад руки.
Онемевшая от ужаса Динка забывает жгучую боль в спине; спотыкаясь и падая, как подбитая птица, она бросается на помощь. Черный глянец хозяйского сапога ослепляет ей глаза, крик Леньки удесятеряет силы… Ухватившись за рукав хозяина и упираясь ногами в согнутую спину мальчика, она добирается до злодейской бороды и, вцепившись в нее обеими руками, соскальзывает вниз.
— Грузчики! Грузчики! Робя! — отчаянно кричит она, чувствуя, как рядом из последних сил бьется Ленька.
Лицо хозяина багровеет, он встряхивает головой и, освободив одну руку, хватает девочку за волосы.
— Робя! Робя! — стонущим криком зовет Динка; руки ее слабеют, но грузчики уже со всех сторон сбегаются на помощь.
Парень в тельняшке вырывает из рук Гордея Динку и передает ее товарищам.
— Отпусти парня, слышь! Отпусти мальчонку! — с бешенством кричит он, пытаясь разжать железные руки хозяина.
— Не вступай! Худо будет! — угрожающе кричит Гордей, еще крепче стискивая мальчика.
Голова Леньки бессильно падает, губы синеют… Грузчики молча обхватывают Гордея сзади и валят его на пол. Парень в тельняшке выносит из толпы Леньку и ставит его на ноги. — уходи отсюда. Бери сестренку, — торопливо говорит он, возвращаясь к товарищам.
Грузчики расступаются… Гордей молча поднимается с пола. Жилетка его расстегнута, ворот рубахи оторван, сбившаяся клочьями борода в пыли.
— Где приказчик? Тащи его сюда! Пусть делает расчет немедля! — командует парень в тельняшке.
Грузчики вытаскивают с баржи перепуганного приказчика.
— Братцы! Ребятушки! Давай по чести, по совести! — вопит упирающийся приказчик.
— Знаем мы твою совесть! Плати за погрузку! С бочки плати! — со всех сторон наседают на него грузчики.
— Плати с бочки! — командует парень в тельняшке. — Нам твоего не нужно, но и своего мы не упустим!
Сломленный Гордей тяжелым, мутным взглядом окидывает возбужденные суровые лица грузчиков и молчит.
Приказчик дрожащими руками отсчитывает деньги. Пожилой староста артели степенно прячет их в бумажник.
— А теперь поспешай! — насмешливо говорит хозяину парень в тельняшке. — Да гляди, боле сюда не заявляйся! Ракам скормим!
Гордей тяжелыми шагами подымается на баржу, приказчик трусливо семенит к выходу. Один из грузчиков швыряет ему вслед помятый картуз.
— Эй ты, заяц! Цилиндру свою забыл! — смеются рабочие, убирая сходни.
Буксирный пароход дает три коротких гудка. Между причалом и баржей растет глубокая черная щель.
Гордей выпрямляется и окидывает взглядом палубу.
— Ленька! — зычно кричит он.
«Ле-ень-ка!» — откликается за Волгой насмешливое эхо.
Глава шестая ПОМИНАЙ КАК ЗВАЛ И…
От пристани медленно удаляются две фигуры. Ленька идет впереди; Динка, всхлипывая, тащится сзади. Ноги у нее словно перебиты, голова не поворачивается, спина горит.
Ленька подходит к берегу и, опустившись на колени, погружает в воду занемевшие руки.
— Как работать буду? — с отчаянием бормочет он, двигая в воде острыми локтями и поворачивая ладони. — Суродовал он меня!
Динка, всхлипывая, присаживается рядом.
— Ну, чего плачешь? — расстроенно спрашивает Ленька. — Зачем полезла не в свое дело? Динка всхлипывает еще горше.
— Мало с кем я подерусь, дак ты и будешь завсегда соваться?
Динка поднимает залитое слезами лицо и молча кивает головой. Ленька отворачивается и безучастно смотрит на хлопотливый буксирный пароходик, который тащит за собой плот и баржу. Палуба на барже загромождена бочками. Ленька подается вперед, глаза его расширяются, щеки вспыхивают.
— Макака! — кричит он, вскакивая на ноги и указывая рукой на Волгу. Баржа уходит! Гляди, гляди! Уходит!
Динка силится разглядеть баржу, но слезы застилают ей глаза, и она ничего не видит.
— Уходит! Уходит! — торжествующе говорит Ленька. — Без меня уходит! Я теперь вольный человек! — Он вытягивает вперед руку и трогает свои мускулы: Работу найду! Туда-сюда кинусь! Много денег заработаю! Всего тогда накуплю тебе, Макака!
— А чего ты накупишь? — всхлипывает Динка.
— Чего хошь, того и накуплю! Игрушков али обновы какие! — весело обещает Ленька.
— Я хочу обновы, — смаргивая слезы, говорит Динка. Ей нравится незнакомое слово. — А какие они, эти обновы? — спрашивает она, заинтересовываясь будущими подарками.
— Обновы-то? — Ленька морщит лоб и склоняет голову набок. — Ну, полботинки с галошами али ситец, а то, бывает, и шелк. Я на одной барыне видал — тахта называется. Как парус, вкруг человека стоит. Красиво! Я тебе тахту куплю! — говорит Ленька и, заложив руки в карманы, гордо закидывает голову.
Изорванная рубаха клочьями свисает с его мальчишеских плеч, старые холщовые штаны пестрят заплатами, но Динке кажется, что Ленька действительно неописуемо богат и все может.
— Не надо паруса, — говорит она. — Лучше купи дом. Большой дом для, всех сирот… Чтоб они там жили… Чтобы их никто но бил…
— Куплю и дом! — с гордой уверенностью говорит Ленька. — Светлый дом на тысячу окон! Соберу сирот, настановлю им всяких кушаньев вдоволь… Ладно так будет? — с улыбкой спрашивает он, присаживаясь на корточки и заглядывал Динке в глаза.
— Ладно, — говорит она, всхлипнув.
— А коли ладно, так не плачь… Больно он тебя зашиб? — участливо спрашивает мальчик.
— Больно…
— Но спине вдарил?
— По спине… и голову оторвал… — жалуется Динка. Ленька мрачно задумывается. Разговор смолкает. Динке надо торопиться домой; она вспоминает, что мама уже давно дома и, наверное, ищет ее, но дорога кажется девочке такой длинной, ей так трудно подняться. И, ощущая свое бессилие, оно снова начинает плакать.
— Не плачь… Меня инда в пот кидает от твоего плача, — нервничает Ленька.
Солнце красным шаром уже садится за Волгой, когда Динка добирается домой. Проводив ее до самой дачи, Ленька горячо советует:
— Ты намочи полотенец и приложи его к спине! Он у тебя весь жар вытянет за ночь, и к утру оздоровеешь…
Динка молча кивает головой и с жалостью смотрит на озабоченное лицо Леньки. Нет, не оздоровеет уже она, не поможет ей мокрый полотенец! Не живут люди на свете без спины и без шеи. А у нее ничего уже этого нет. И недаром говорят, что когда человек умирает, то душа его расстается с телом. Динка сама чувствует, как, протянув через ее спину костлявые пальцы, смерть уже вытаскивает из ее тела бедную душу.
— Прощай, Лень, — тихо говорит она, но не уходит. Что-то еще хочется сказать ей своему другу Леньке, какие-то последние слова. Она хочет сказать, как говорят взрослые: «Не поминай лихом», но слова эти затерялись в ее памяти и взамен их напрашиваются другие. — Прощай, Лень. Поминай как звали, — скорбно говорит она и, не оглядываясь, бредет к своей калитке.
Глава седьмая ПОТРЯСАЮЩИЕ НОВОСТИ
У калитки слышится громкий голос Кости:
— Я же сказал вам, что ничего не случилось. Мама приедет с последним пароходом. Ай-яй-яй, как не стыдно! Стоят и плачут как маленькие.
— Я не плачу, — говорит Алина. — Это Мышка…
— Я тоже не плачу, но мама никогда не опаздывала так… — прерывающимся голосом оправдывается Мышка.
— Никогда не опаздывала, а сегодня опоздала. И всегда может так случиться, потому что у мамы много всяких дел. И ты должна это понимать… Ой, Мышка, Мышка!.. Глаза у тебя распухли, нос стал красный, как клюковка. А ну, посмотри на меня! — присаживаясь на корточки и заглядывая Мышке в лицо, шутливо говорит Костя.
Девочка, смущенно улыбаясь, прячется за Алину. Динке хочется незаметно проскользнуть через калитку, но Костя сразу видит ее поникшую фигуру.
— И Динка ревет! — всплескивая руками, говорит он. — Ну, знаете, братцы, это уже трио!
Мышка переглядывается с Алиной и тихонько прыскает от смеха. Но Динку не веселит Костина шутка, она озабочена тем, чтобы пройти, не зацепившись ни за кого своей спиной. Она боится, что кто-нибудь, дурачась, схватит ее за руку, обнимет за шею…
— Дайте мне пройти, — жалобно просит она, останавливаясь в калитке и беспомощно озираясь вокруг.
— Куда тебе пройти? — весело спрашивает Костя, поднимаясь и делая шаг ей навстречу.
— Куда тебе пройти? — весело спрашивает Костя, поднимаясь и делая шаг ей навстречу.
Но Динка машет на него руками и разражается громким плачем.
— Ну! — возмущенно говорит Костя. — Это уже чересчур! Да я вас всех троих уважать перестану! Большие девчонки — и ревут по каждому поводу! Алина! Прекрати раз и навсегда эти крокодиловы слезы!
— Динка! Прекрати сейчас же! — испуганно кричит Алина.
— Я прекращу, — плачет Динка. — Но дайте мне пройти, не трогайте меня никто!
— Да иди, пожалуйста, иди, кто тебя трогает! — удивляется Костя и, отступая в сторону, шутит: — Когда начнешь тонуть в своих слезах, крикни! Я подъеду на лодке.
— Одной лодки нам мало, Костя! — смеется Мышка.
— Нам пароход «Гоголь» нужен! — острит Алина.
А Динка, стараясь не показать, как больно ей идти, с трудом преодолевает ступеньки и, добравшись до своей комнаты, садится на край постели.
«Умираю… — тоскливо думает она. — Сидя умираю… Прощайте все…»
А в саду слышен громкий голос Кости и смех сестер. Динка чувствует вдруг глубокую жалость и любовь ко всем тем, кого оставляет навсегда. Она видит перед собой заплаканные лица матери и Мышки, испуганные глаза Алины и притихшую Катю. Она слышит громкие причитания Лины.
«Не плачьте, не плачьте!» — говорит она им, складывая на груди руки. Ей хочется сказать каждому что-то хорошее, так же как Леньке… Но в сердце ее вдруг возникает мучительное беспокойство. Дедушка Никич! Она так обидела его и теперь умирает, не помирившись. Вот, скажет он, какая! Пришла, накричала, натопала и теперь как ни в чем не бывало умерла… Динке вспоминается папина карточка, спрятанная в сундучке. Она даже не взглянула утром на эту карточку. Надо пойти взглянуть и отдать ее дедушке Никичу.
«Надо обязательно пойти, — думает Динка, но каждое движение причиняет ей резкую боль. — Нет, не помирюсь я уже с Никичем, не посмотрю на папу, и никто не узнает, как мне было жалко их…»
Девочка боком сползает с кровати и, сцепив зубы, направляется к двери; терраса кажется ей очень длинной, а ступеньки крутыми. Кроме того, она боится встретить Катю. Но Кати нигде не видно…
Сумерки уже окутывают сад, и у Никича горит огонек. Динка присаживается за палаткой и вынимает из сундучка папину карточку. Лица его уже почти не видно…
«Прощай, папа!.. Так и не увиделись мы с тобой», — хочет сказать Динка, но чьи-то тихие голоса спугивают ее. Она кладет карточку на колени и прислушивается. Может, Никич не один?
Но голоса смолкают.
«Прощай, папа!» — снова начинает Динка, но до ее слуха неожиданно долетает взволнованный шепот Алины:
— А если я узнаю, увижу его?
— Если увидишь, то сейчас же скажешь об этом Никичу, — тихо отвечает ей голос Кости.
Динка мгновенно забывает обо всем на свете и прижимается ухом к жесткому брезенту. Но в палатке уже не слышно голоса Алины. Там один Костя… Он тихонько откашливается и стучит пальцами по столу.
«Куда ушла Алина? Кого она должна увидеть?» — с беспокойством думает Динка и, морщась от боли, пытается встать. Но в палатке снова слышны голоса. Там почему-то появляется Катя. Но Катя говорит так тихо, что Динка боится пошевельнуться. «О чем говорит Катя? Может, она видела, что я сижу за палаткой?» — с ужасом думает Динка и, торопливо пряча в сундук карточку, хочет скорее уйти… Но голос Кости привлекает ее внимание.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь… Выйти замуж за нелюбимого человека… Зачем? Почему? — громко и взволнованно спрашивает Костя.
— Я уже говорила тебе… Марине трудно, у нее трое детей… Алина больная. Динка распускается с каждым днем…
«Ого! — думает Динка. — Нашла о чем говорить! Да я уже не распускаюсь, я умираю…» — горько думает она, прижимаясь головой к палатке.
— Ты не понимаешь… Саша уже, может быть, не вернется… Я выхожу замуж ради детей. Это мой долг, Костя… Марина заменила мне мать… — тихо говорит Катя. Она говорит, как больная, и Динка с тревогой вслушивается в ее слова.
— И ты… не думаешь обо мне? О нас? Ты разлюбила меня, Катя? — глухо спрашивает Костя.
Голос Кости вызывает у Динки слезы. «Противная Катька!» — думает она. Но Катя тоже плачет.
— Я не нужна тебе. Костя… — говорит она прерывающимся голосом. — Я никому не нужна, кроме Марины и ее детей.
— Неправда! — кричит Костя. — Ты знаешь, что я люблю тебя… И ты хочешь разбить нашу жизнь! Ты хочешь выйти замуж за чужого человека! Но я не допущу этого! Ты сегодня же напишешь ему письмо…
Катя падает головой на стол, и где-то, почти рядом, Динка слышит ее рыдания.
«Коська! — хочет крикнуть она. — Не обижай Катю!» Но Костя уже не кричит и не сердится.
— Ты сейчас же напишешь отказ… — твердо повторяет он. Но Катя не дает ему договорить.
— Поздно, поздно… — рыдает она. — Тебя так долго не было… Я дала согласие… Он завтра приедет…
Динка широко раскрывает глаза… И голос Кости снова переворачивает ее сердце.
— Никогда, — с отчаянием говорит Костя, — никогда я не думал, что ты можешь нанести мне такой удар… Ты знаешь мою жизнь, но у меня была мечта… А теперь… ты, Катя… — Костя, не договорив, выбегает из палатки, и Динка, остолбенев от ужаса, слушает рыдания Кати.
И потому, что она не знает, кто виноват в этой ссоре, ей одинаково жаль обоих. Но Катя так плачет, что Динка начинает тихонько вторить ей по ту сторону брезента.
— Кто там? — испуганно спрашивает Катя; рыдания ее обрываются.
Динка поспешно выползает из своего убежища и, скрываясь за кустами, идет в дом. Кости уже нет.
— Oн сказал, что будет ждать маму на пристани и проводит домой, — сообщает Мышка.
Динка с трудом забирается в свою постель.
«Нет, нельзя мне умирать, — думает она, вспоминая ссору в палатке. — Надо прогнать Катиного жениха… Но как пригнать? Может, опять начнется драка?»
Динка осторожно дотрагивается до своей спины и, нащупав горячий, набухший рубец, пугается: «Что делать? Я же совсем не могу драться! Может, взять длинную палку, а самой спрятаться за забором и просто шпынять этого жениха палкой, когда он полезет в калитку?»
Глава восьмая ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ
Костя встречает Марину на пристани. Дачники, приезжающие с последним пароходом, торопятся домой; перегоняя друг друга, они разбегаются по разным направлениям, и Костя с Мариной остаются одни.
— Ну как? — спрашивает Костя.
— Все хорошо, — отвечает Марина и, ничего больше не поясняя, начинает рассказывать малозначащие городские новости, потом спрашивает о детях.
— Я застал их у калитки… Динка и Мышка плакали, а Алина сдерживалась. Ну, потом я их немножко развеселил и покричал на них, так что обошлось… Но все-таки надо как-то приучить их к мысли, что вы всегда можете запоздать, сказал Костя.
— Я скажу, что иногда меня будут задерживать в редакции, — говорит Марина.
Они проходят через пустынную базарную площадь.
— Первая партия уходит через неделю, — оглянувшись, шепчет Марина.
— А вторая? — так же тихо спрашивает Костя.
— Вторая — неизвестно. Ждут начальство… Нам сообщат, — быстро говорит Марина.
Сзади слышатся торопливые шаги, и мимо пробегают запоздавшие дачники.
— Вы сейчас зайдете к нам, Костя? — спрашивает Марина.
— Нет, — быстро отвечает Костя. — Я буду ночевать во флигеле у Крачковских. Нужно постепенно приучить сторожа к моим ночевкам… У вас есть что-нибудь для меня? — шепотом спрашивает он.
— Есть. Вы должны зайти, — так же тихо отвечает Марина. — Какой свежий вечер! А днем было ужасно душно! — громко говорит она.
Они выходят на дачную аллею; кое-где сквозь деревья видны освещенные окна разбросанных кругом дач, в тишине летнего вечера откуда-то издалека долетает до них тихая музыка.
— Проходит лето… — с грустью говорит Марина, — Сегодня утром я в первый раз заметила на листьях коричневые ободочки. Трава тоже поблекла… Я совсем не видела лета, — жалуется она.
Костя молчит и думает о чем-то своем; Марина тоже замолкает Она очень устала и переволновалась, но на душе у нее радостно.
— В общем, я успокоилась, — говорит она, помолчав.
— А я забеспокоился, — серьезно отвечает Костя.
— Почему?
— Да потому что не все еще сделано!.. Да, кстати! Сегодня Алина наконец получила то, что я ей обещал, — вспоминает вдруг Костя.
— Да? Но я немножко побаиваюсь, что она перестарается, — говорит Марина.
— Может, и перестарается, конечно, — соглашается Костя, — но зато я совершенно уверен, что не пропустит…
— А вы серьезно думаете, что эта фигура может появиться на нашем горизонте?
— Я думаю, что может.
Разговор снова замолкает. Они подходят к калитке. Костя молча пропускает Марину вперед. На террасе горит лампа, но дети уже легли. Кати тоже не видно. Марина осторожно отворяет дверь в свою комнату, зажигает свечу и достает из-за корсажа сложенный вдвое конверт.