Но уже через пару секунд всё стало ещё хуже.
- Эй, Гарт, посмотри-ка, знакомые шмотки! - крикнул один из отряда, до этого громивший мой шалаш. - Маска и плащ. Это тот ублюдок, что пару месяцев назад от нас с Эшком ушёл. Я-то думал, что он в реке подо льдом утонул, ан нет. Живучий говнюк оказался.
- Посмотрим, переживёт ли он переизбыток железа в организме.
- Погодите, - сухо сказал тот охотник, которого назвали Эшком. Это был тощий парень с длинным лицом и чёрными сальными волосами. Наконечник его стрелы после первого знакомства я выковыривал ножом из собственного же бока, наверное, не меньше часа.
- Что такое? - зло спросил первый охотник. - Ещё за ним побегать хочешь?
- Нет. Но мы должны дождаться Судью.
У меня по телу прошла дрожь. Кого они должны дождаться? Судью?
А я тогда кто? Комок говорил мне, что в случаях, когда судьба мира висит на волоске, появляется Судья. Один-единственный. И я уже думал, что кто такой Судья - дело решённое. Излишней скромностью я не страдал.
- Ладно, - прошипел Гарт, сплёвывая. - Дождёмся Судью. - Он дёрнул гарпун, стараясь сделать так, чтобы мне было как можно больнее. Ему это удалось.
- Никакой излишней жестокости, - сказал Эшк.
- Хорошо! Но и гарпуны я из него вытаскивать не собираюсь. Или ты хочешь ещё пару дней за ним побегать?
- Нет. Просто оставь его.
"Придётся ждать Судью, - сказал мне Комок. - Я ничем не могу помочь".
"Боль хотя бы сними".
"И так".
Я про себя застонал. Кровь из моих ран уже не текла, плоть готовилась срастись. Вообще, очень удобно, когда раны склеиваются сразу, но потом они очень долго болят, срастаясь окончательно, и могут раскрыться в самый неподходящий момент...
... что-то заговорило во мне, но я сразу же задвинул это нечто за границы своего сознания. Никаких воспоминаний. Некоторые вещи, которые я видел зимой, слишком жестоки и чудовищны даже для меня, повидавшего всякое. Я просто забыл их, а Комок мне в этом помогал. Забыл, конечно, не до конца, мне чуть ли не через день снились кошмары, но даже это куда лучше, чем помнить. Я - лишь слабый человек, я имею право на то, чтобы не помнить многое.
Тем временем мои вещи уже поделили. Маску и несколько амулетов решили выбросить - парни считали себя верными последователями Корда, и амулеты, которые я забрал у оккультистов и пары ведьм, встретившихся мне зимой, им были не нужны. Ломать, впрочем, ничего не стали, хотя один из охотников порывался растоптать бусы, составленные из височных костей.
Утопленница бродила из стороны в сторону, осыпая меня проклятьями и жалуясь, что ей теперь кормить младших сестёр. Чем-то она напомнила мне Топлюшу. Наверное, той же непосредственностью и кровожадностью. Я был на грани смерти, но всё равно не мог отвести взгляда от двух тряпок, едва прикрывающих её грудь и пах. Я слишком давно не видел живых женщин. А спал последний раз с Фиалкой, четыре месяца назад.
Хоть помечтать перед смертью...
Они вышли как будто из ниоткуда, ещё дюжина человек - девять друидов и трое воинов для поддержки. Среди них было три женщины - две друидки и воин. Одну друидку я знал, и очень близко. Вторая ничем не выделялась. А третья...
Меня будто током прошило. Комок тихо пискнул и "убежал", я практически перестал ощущать его. Никаких сомнений в том, что перед нами Судья, не возникало.
На вид девушке было лет восемнадцать-двадцать. Её почти белые волосы были стянуты в конский хвост, своим кончиком едва не достигающим земли. Вокруг её белёсых, как у слепого, глаз можно было разглядеть тонкую сеть шрамов. Полные бледные губы сжались в нитку, едва она меня заметила. Значит, зрячая. И очень сильная. И дело вовсе не в кольчуге, небрежно зажатом подмышкой шлеме и бастарде, прицепленному к поясу с правой стороны. Аура света буквально сминала меня.
- Можно убивать, - оскалился Гарт, указывая на мою задымившуюся кровь. - Это приговор.
- Давай, приговоры будет выносить Судья, - в сухом и бесцветном голосе Эшка впервые прорезалось раздражение. Он сделал шаг вперёд и припал на колено, кланяясь идущей впереди девушке.
- Это он? - спросила она.
- Да.
Я посмотрел на Инчу, но та лишь отвела взгляд. На её лице читалось то ли "очень жаль", то ли "сам виноват". Может, действительно, с тем утопленником (интересно, каким из десятка?) нужно было помягче?
- Его кровь дымиться, - бесстрастно сказала Судья, - значит, он - слуга Тьмы. Он пришелец. У него нечеловеческие клыки. Его левый глаз похож на глаз чудовища, а не человека. Он до смерти запытал кучу местного народца. На болото его могли привести только тёмные дела. Кончайте его.
Вот и весь суд. Я закрыл глаза. Комок тихо пискнул.
Вот так, думаешь, что ты готов к смерти каждую секунду, но на самом деле это не так. И уж тем более не хочется погибать, как свинья на бойне.
- Судья, постой, - услышал я знакомый голос. - Я знаю его.
Моё сердце яростно забилось в груди. Неужели шанс?
- Хватит резину тянуть! - рявкнул Гарт. - Пришьем его, и дело с концом.
- Судья... прошу, Суди его.
Я приоткрыл правый глаз. Левым - тёмно-серым, без белка, с чёрной точкой зрачка посередине - решил лишний раз не светить. Разве только что не было Суда?
- Инча, ты думаешь, у него есть шанс? - с тем же спокойствием в голосе спросила Судья. - Я без Истинного Зрения вижу его прогнившую натуру.
- Когда я его впервые встретила, шанс ещё был.
Утопленница запричитала, требуя возмездия, но её уже никто не слушал.
- Это было давно?
- По нынешним временам - целую вечность назад. Но я хочу верить.
- Да он тебя, поди, просто оттрахал, пока ты там в лесу своём сидела? - фыркнул Гарт, но тут же сник под тяжёлым взглядом Судьи, а через миг вообще куда-то исчез.
- Хорошо, - медленно сказала она. - Но только ради тебя, Инча. Свалите его одежду в кучу. Вытащите гарпуны. И расступитесь. А ты не дёргайся, иначе никакого Суда не будет.
Когда всё это было сделано, Судья, небрежно бросив шлем на траву, приблизилась ко мне. Её правая ладонь небрежно лежала на рукояти меча, но у меня по этому поводу не было никаких надежд - в случае приговора клинок увидит свет очень быстро.
Наши глаза встретились. И я замер. Я совершенно точно знал, что сейчас свершится Суд, и противиться его решению нет абсолютно никакого смысла. Но хотя бы это решение точно будет справедливым.
Судья на несколько секунд закрыла глаза, как будто бы слегка изогнула шею, а потом её глаза распахнулись. Они излучали потоки белого света, окутавшие меня с ног до головы. Этот свет не освещал, он сжигал. Слой за слоем моя суть раскрывалась перед ней. Злоба, Комок, Оскал, всё, что я видел и что сделал. Вся моя суть сейчас говорила Судье стоит ли выносить приговор или нет. Павел, Вася, Маша, Алексей. Каждая моя мысль, каждый мотив предстали перед Судом.
Это я вспоминал всё, что со мной произошло. Судья же будто сдирала с каждого моего поступка все внешние слои, оставляя лишь самую суть.
А потом пустота. Ничего. Глухая стена, отгораживающая мою старую личность от новой? Или абсолютное ничто, будто бы меня до Игры и не существовало? И этот барьер не смогла преодолеть даже Судья.
Потоки света рассеялись. Судья закрыла глаза и пошатнулась. К ней никто не приблизился, чтобы поддержать. Я видел в её спутниках какой-то животный страх, и в то же время безудержную преданность и обожание. Если не сказать - обожествление. Сейчас, когда выносится приговор, никто бы и не посмел к ней приблизиться.
Судья упала на четвереньки. Её вырвало желчью. Она стояла так несколько секунд, тихо постанывая.
- Срам прикрой, - простонала она, наконец.
Гарт едва слышно выругался. Я уже успел заметить, что его лицо слегка перекосилось. Видимо, приговор исполнялся мгновенно самой Судьёй, и я зря волновался несколько последних секунд.
Я поднялся и шагнул к ней, чтобы помочь подняться, но она резко выставила перед собой ладонь.
- Только посмей прикоснуться ко мне. Я бы с удовольствием тебя убила, но это моё личное предпочтение. Истинное же Зрение считает по-другому. Сейчас я оглашу... ох-х... - Судью ещё раз согнул спазм.
Пока я одевался, Инча помогала Судье прийти в себя. На лице друидки читалась искренняя жалость к пострадавшей. На меня она не смотрела.
- Приговор, - тяжело дыша, проговорила Судья. Её усадили на сухую траву, что выгребли из моего шалаша. - Ты обязан возместить утопленнице по имени Синеглазка ущерб... на её усмотрение. В общем, а-а-а-а... твою мать... выплатишь виру. - Правый угол её рта презрительно дёрнулся. - И ещё... Синеглазка. Ты обязана проводить его туда, куда он захочет. И назад, если он соблаговолит вернуться. Или, скорее, если он СМОЖЕТ вернуться. - Судья перевела взгляд на меня. - А вам, ублюдки, я желаю сдохнуть. Не знаю, что вы такое, но скоро узнаю. И тогда я вас найду... и... а-а-а... - Она остановилась, закрывая глаза, а после махнула рукой. - Уходим.
Отряд ушёл, оставив со мной израненного Оскала и недовольную утопленницу.
- Что-то все встреченные мной за последнее время существа грозятся меня убить, - сказал я псу, тяжело вздыхая. Оскал прикрыл глаза. Раны на его теле быстро затягивались. Заживает как на собаке, а?
Отряд ушёл, оставив со мной израненного Оскала и недовольную утопленницу.
- Что-то все встреченные мной за последнее время существа грозятся меня убить, - сказал я псу, тяжело вздыхая. Оскал прикрыл глаза. Раны на его теле быстро затягивались. Заживает как на собаке, а?
- И я бы убила, - буркнула Синеглазка, - но перечить Судье не могу. Куда тебе нужно?
- Я укажу направление. А ты покажешь, как туда пройти.
Но куда больше меня сейчас занимала моя новая белокурая знакомая. Она, видите ли, не знает, кто я такой. Но и я снова не знаю этого, хотя ещё несколько минут назад мне казалось, что все точки над "ё" моей личности расставлены.
Канал III
Ещё шаг по пружинящему полотну мха. Страшно только в первый раз, потом приходит уверенность, даже если зелёно-коричневое покрытие начинает немного расползаться под ступнёй, как в этот раз. Просто сейчас весна, и воды на болоте слишком много. И ещё шаг...
Я ушёл в трясину по пояс. Комок истерично завизжал, а Оскал тихо заскулил. Вот, кажется, мне и крышка... Плевать на всех судей и все оправдательные приговоры. Месть - вот что главное для местных. А то, что мы уже так долго идём по трясине, это нормально - отсюда я точно не выберусь, да и месть нужно подавать холодной.
Но утопленница действительно не могла противиться вынесенному мне приговору. Она упала на живот, зацепилась ногами за какую-то торчащую посреди тропы корягу, и схватила меня за шиворот.
- Вот сюда! Да, сюда! Да, держи его, скотина клыкастая! А ты не шевелись, придурок, быстрее же потонешь!
Оскал вцепился клыками в мой капюшон и потянул, но этого явно было недостаточно - трясина засасывала меня внутрь, я погрузился в неё уже по грудь и продолжал тонуть.
- Вот так! - рыкнула Синеглазка.
Она отпустила меня и нырнула в трясину. Ей-то что, утопленнице...
Мне в поясницу вцепились две тонкие руки. Мощный рывок, и я над трясиной уже по грудь. После второго по пояс.
- Да не сучи ты ногами!
- Я не сучу!
- Сучишь!
Оскал зарычал и потянул мой капюшон. Синеглазка выбралась на тропу и, ухватив меня за руку, резким движением вытащила меня на относительно сухое место. Я хватал ртом воздух так, будто не дышал целую вечность, хотя моя голова даже не проваливалась под воду. Утопленница лежала рядом.
- Ну ты и тяжёлый, - проворчала она, утирая с лица грязь.
- Какой есть.
- Я же сказала туда не ходить.
- Не сказала.
- Значит, подумала.
Я тяжело вздохнул. Решила, что ли, сделать так, чтобы я ей жизнью был обязан? Или просто пугнула со злости?
Синеглазка посмотрела на меня каким-то странноватым взглядом и хихикнула.
- А если в тине тебя измазать, ты даже ничего, симпатичный.
Я ответил ей злой улыбкой, показывая свои клыки, но вызвал лишь второе "хи-хи". Человеческая мораль чужда нечисти и нежити, хотя они и способны на человеческие (или почти человеческие) эмоции. Да, я убил её отца. Но ей, в целом, было на это плевать, её куда больше беспокоило то, что она могла стать следующей моей жертвой, и потому привела помощь. Она без каких-либо угрызений совести бросит своих сестёр на голодную смерть. Хотя, в то, что утопленницы со своей силой и умениями охотиться под водой умрут от голода, я лично сильно сомневаюсь. Её сёстры поступили бы так же. В конце концов, их породила Тьма.
На ту семейную идиллию с купанием детей и почти нормальными отношениями, что я видел на Туманном озере, способны только те, что когда-то жили по-человечески. Те же, что родились уже мёртвыми, как Синеглазка, любят только себя. Ну, по крайней мере, так говорил Комок.
- Теперь я знаю, куда мы идём, - сказала Синеглазка.
- Да? И куда же?
- На Остров Пропавших.
- Что за остров?
Синеглазка пожала плечами.
- Просто остров посреди болота. Но очень нехороший, даже для нас, кого люди считают нехорошими. Понимаешь... он то есть, то его нет. Можно спокойно его пересечь, а можно сделать по его поверхности два шага и потеряться. Мы с сёстрами ходили на него... шли, вроде бы, вместе, вчетвером, но одна куда-то пропала, как сквозь дно провалилась. Отец говорил, что мать ушла туда... Она была из тех немногих, что вернулись. Тогда поговаривали, что на острове можно загадать желание, и оно сбудется. Мать хотела, чтобы мы стали людьми, ведь она когда-то была человеком. Она... - Утопленница сглотнула, переживая мрачные воспоминания. - Когда она вернулась, её всю покрывала чёрно-зелёная чешуя. И она совсем обезумела. Убила всех моих братьев, но её смогли усмирить. Отец долго пытался достучаться до неё, но, в конце концов, пришлось её убить... высушить на камнях под солнцем... чтобы её Скверна не распространилась на всё болото. Это было лет сорок назад. Отец так после этого так и не нашёл себе новую жену, всё о нас заботится.
То есть Синеглазке и её сёстрам никак не меньше сорока. Насколько я понимаю, росли утопленники ничуть не медленней людей, просто старели гораздо - гораздо! - дольше. Но когда ты хочешь, чтобы свершилась месть, лучше надавить на жалость, глядишь, Судья послушает. К счастью, в этот раз суд был действительно беспристрастным.
- Долго до него идти? - спросил я.
- Не знаю. Он... ну, как будто плавает, хотя под ним твёрдая земля.
"Это цикл, - сказал мне Комок. - Каждый "карман" как будто плавает, потому вокруг него такие большие охранные зоны вроде этого болота или той рощи, про которую ты мне рассказывал. Это как-то связано со строением этого мира".
"Ясно".
- Пошли дальше? - спросила Синеглазка, потягиваясь. Повязка с её груди вызывающе поползла вниз.
- Сейчас, дай только почиститься.
И даже с Синеглазкой дневной переход оказался чертовски тяжёл. Многие местные про Судью ничего не слышали, и уж тем более им было плевать на её волю, потому они всячески старались мне помешать. Ну, или они просто хотели жрать.
Но дело не только в этом. Болото жило. В нём кипели гейзеры. Понимались пузыри метана. Всё это воняло, отравляло воздух, сушило слизистую. А когда начались самые комариные места, я решил, что это просто пытка.
Я растоптал какую-то змею, больше похожу на пиявку, и с остервенением размазал по лицу кровавую грязь с останками самых нерасторопных комаров. Синеглазка, хихикая, плелась впереди - её холодная кровь комарих не прельщала.
- Сейчас будут дымные места, там комаров будет поменьше.
Ох, надеюсь...
То, что я принял за гейзеры, действительно оказалось пластами тлеющего торфа. Зловонный дым едва позволял дышать, но утопленнице было куда хуже, чем мне. Земля стала горячей и сухой, а для жительницы воды такая окружающая среда не совсем приятна. В какой-то момент Синеглазка закашлялась совсем тяжело и повалилась на колени, с трудом подавляя рвотные позывы. Я взвалил её себе на плечо и, полуослепший от дыма, попёр наугад, благо земля под ногами была твёрдой.
Эта пытка дымом и жарой продолжалась всего несколько минут, но и этого чуть не оказалось для утопленницы достаточно. Для Комка тоже - он весь извёлся, рассказывая мне, как тяжело очищать от продуктов горения мои лёгкие.
Я как будто прорвал дымовую завесу и оказался на плоской, покрытой травой, поляне. В центре её возвышались старые каменные развалины, кругом лежали поваленные статуи, под ногами ещё можно было различить дорожку из белого камня. Я увидел заросший пруд и чуть не бегом рванул к нему. Не церемонясь, я бросил Синеглазку прямо в воду и зашёл в неё сам по пояс - подошвы моих сапог нагрелись так, что у меня в сапогах вполне можно было сварить вкрутую яйца. Кольчуга тоже нагрелась, но подкольчужная стёганка спасала. Синеглазка мгновенно ожила и принялась плескаться, не поднимаясь на поверхность, её уши смешно зашевелились. Жабры, видимо. Если бы не они, перепонки между пальцами и зеленоватый оттенок кожи, утопленницу ничем не отличить от человека...
Я отвёл от неё взгляд и принялся чистить одежду, жалея, что испортил чистую воду - пить хотелось ужасно. Впрочем, в десятке шагов отсюда виднелся второй такой же прудик.
Я привёл себя в порядок, напился из второго пруда и наскоро перекусил. Утопленница появилась только раз, чтобы пожаловаться на обожжённые ступни и сказать, что раньше так сильно жарко не было. Но потом всё же выбралась на траву, таща в каждой руке по рыбине.
- Сегодня ночуем здесь, - сказала Синеглазка, выжимая на себе свои тряпки. Не знаю, зачем - её мокрая одежда никак не должна была стеснять. Наверное, у меня подглядела и решила повторить. - Ночью вглубь болота соваться опасно, даже мне, а уж тебе с твоей сладкой тёплой кровью... - Утопленница хихикнула.
- Комары сожрут, да?
Лицо моей проводницы приняло серьёзное выражение.
- Твари куда хуже комаров. В глубине болота живут пиявки с человека размером. А ещё там есть Прыгунки. Запрыгнет такой тебе на лицо, сунет в рот щупальце и отложит в живот яйцо, а когда оно вылупится, личинка начинает пожирать твои внутренности до тех пор, пока ты не умрёшь. А когда умрёшь, дожрёт тебя, а потом уползёт в болото, где вырастет в другого Прыгунка.