Екатерина Сергацкова, Артём Чапай, Владимир Максаков Война на три буквы
От авторов
— Кажется, все закончилось, — так с облегчением 22 февраля 2014 года одному из авторов этой книги сообщили по телефону новость о бегстве президента Виктора Януковича из Киева.
Какой наивной кажется эта фраза сейчас.
Как известно теперь, по состоянию на 22 февраля 2014 года погибли 95 участников протестов на Майдане и 16 силовиков, а позже умерли от ранений еще несколько человек.
2 января 2015 года агентство Reuters сообщило: «В конфликте 2014 года, который спровоцировал сильнейший кризис в отношениях России и Запада со времен «холодной войны», погибли более 4700 людей».
Данная книга охватывает период от бегства Януковича 22 февраля 2014 года до начала 2015 года. Она содержит репортажи двух украинских журналистов — Екатерины Сергацковой и Артёма Чапая, — написанные в течение 10 месяцев, а также важный текст московского филолога Владимира Максакова, который однажды летом записался добровольцем в «Донецкую народную республику», попал в плен и затем все это подробно описал.
В центре внимания авторов — аннексия Крыма, последовавшая за этим антитеррористическая операция на Донбассе, трагедия в Одессе и развернувшаяся вскоре после незаконных референдумов полномасштабная война. В мифологии разных народов есть такое понятие: божество, имени которого не произносят. Для целой страны этим божеством вдруг стала война, которую назвали тремя буквами: АТО. О том, что в Украине идет война, а никакая не антитеррористическая операция, вскоре узнали все, но на официальном уровне так и остались эти три буквы.
В своих репортажах и записанных свидетельствах очевидцев авторы пытаются не столько показать последовательность событий и их политический и геополитический подтекст, сколько исследовать процессы в обществе, которые всколыхнули эти события, рассказать, как выглядят, чем живут и чего хотят участники событий, как реагируют на них простые люди, как меняется социальная, культурная, эмоциональная среда в разных регионах страны и за ее пределами. В конце концов, авторы сами время от времени теряются, задумываясь, как правильно назвать происходящее: антитеррористической операцией, гражданским конфликтом или российско-украинской войной.
Публикуемые репортажи, само собой, несовершенны и не тянут на полноценное исследование. Главное и важнейшее их свойство в том, что они являются неоспоримым отпечатком времени и представляют собой уникальные свидетельства ключевых событий, произошедших в стране за 10 месяцев 2014 года, поскольку порой самые важные решения принимались не в правительстве и администрации президента, а в «полях».
Авторы выражают благодарность изданиям Colta.ru, Insider, Сноб.ru, «Украинская правда», «Фокус» за разрешение опубликовать репортажи, людям, помогавшим в подготовке материалов, а также издательству «Фолио» — за возможность издать их отдельной книгой, которая позволит широкому кругу читателей узнать, что же происходило в самых опасных уголках страны в течение почти целого года.
«Зеленые человечки» и «референдум» в Крыму
23 февраля, на следующий день после бегства Виктора Януковича из Киева, в Севастополе проходит 20-тысячный митинг, на котором российский гражданин Алексей Чалый был провозглашен мэром.
В ночь на 27 февраля вооруженные люди без опознавательных знаков блокируют здание Верховного Совета Крыма в Симферополе. Вскоре они получают название — «зеленые человечки». В их присутствии происходит голосование за новых руководителей Верховного Совета и за роспуск местного Совета министров.
1 марта 2014 года президент России Владимир Путин вносит в Совет Федерации обращение об использовании войск Российской Федерации на территории Украины, и в тот же день Совет Федерации его одобряет.
Параллельно на юге и востоке Украины — в Донецкой, Луганской, Харьковской, Одесской областях — проходят пророссийские митинги.
Так, 1 марта на митинге в Донецке провозгласили «народного губернатора» области — организатора детских праздников Павла Губарева.
1 марта в Луганске возле облгосадминистрации участники митинга подняли российский флаг.
В Одессе 1 марта митингующие совершают неудачную попытку штурма здания обл-совета и ненадолго поднимают над ним российский флаг. Вскоре после этого одного из организаторов этой акции, Антона Давидченко, задерживает СБУ В тот же день в Харькове после штурма облгосадминистрации неизвестные поднимают флаг России. Ответственность за это взял на себя житель Москвы.
Poker face по-крымски
Я думала, что еду в оккупированный Крым. Что воздух будет заряжен энергией надвигающейся войны. Что на вокзале увижу вооруженных людей в камуфляже. Что в Армянске пассажиров ссадят с поезда и оставят посреди поля. Что вокруг будут обеспокоенные неравнодушные лица.
Увидела другой Крым. Спокойный, равнодушный, весенний.
Жизнь идет своим чередом: таксисты зазывают на курорты: «Ялта! Алушта! Севастополь!» — набрасываются на приезжих как ни в чем ни бывало. Автобусы по всем направлениям ждут своих туристов. Туристов, правда, мало, и не уверена, что они вообще есть, но их ждут, и это удивительно.
Друг говорит: «Крым — это сплошной poker face: делают вид, что ничего не замечают».
В Симферополе проходят два митинга: один возле Верховного Совета, другой — у Совета министров.
Днем возле Совмина местные активисты снимали украинские флаги и вешали вместо них крымские. Один экзальтированный мужчина принес упаковку с бело-сине-красными флагами: «Давайте повесим российский, чего там!»
Повесили. На вопрос, что за организация, один из активистов ответил: «Организация объединенных наций». И засмеялся так странно...
Афганец рассказывает на камеру, что возле метро «Тараса Шевченко» в Киеве его вместе с десятками других активистов, приехавших на Майдан помогать «Беркуту», облили «коктейлями Молотова», а девушки-«бандеровки» до смерти забили семерых его соратников. Он не говорит, он кричит.
Бывший сотрудник силовых структур рассказывает, что он против войны, что он за расширение полномочий автономии и против «бандеровцев», что дружит с крымскими татарами, что Крыму хорошо без всех остальных... Я верю ему, он не кричит.
Неизвестный парень в камуфляже с автоматом подходит ко мне — я держу планшет с онлайн-трансляцией — подходит вплотную, я чувствую этот чертов автомат. Он требует отойти и не снимать. Другой, в гражданском, толкает вперед, отводит за локоть.
Тот сотрудник силовых структур говорит им: «Она наша, крымская!» Они успокаиваются.
Но что, если бы у меня не было крымской прописки и российского паспорта, который мне уже искренне противен? Нет, я уважаю свою родину, люблю своих российских друзей, но... Все сводится к одному имени, вы его знаете.
Некоторые здесь говорят: «Путин — наш президент». Я запуталась. У каждого, видимо, уже свой президент. Янукович, Турчинов, Путин. Лично у меня президента сейчас нет. Президент — это что-то иное. Не имя...
Некоторые из тех, кто не кричит, сказали: «Спасибо Майдану за то, что научили нас, как поднимать восстание. Мы многое поняли. Мы осознали себя».
Другие понимают, что Майдан и новая власть — это разное.
Иные от слова «Майдан» сжимают кулаки и принимаются кричать.
На площади Ленина выступает группа «Русские». Говорят, приехали по своей инициативе, поддержать мирное собрание. И еще приехали «Земляне». Для меня здесь все инопланетяне — с каких-то других планет. Называют меня, россиянку, украинским нацистом. Говорят, что меня «помнут» и «завалят».
Женщина кричит: «Когда Путин скажет нам «Доброе утро, страна!» — для меня это будет самый светлый день».
Дама с собачкой истошно вопит, что хочет в Россию.
Вокруг вообще все так истошно вопят, что хотят в Россию, что кажется, будто это спектакль. А еще кажется, что все это искренне. И оттого еще страшнее.
Вечер. Митинги завершились.
По улице идет пенсионерка с украинским флагом. Спрашиваю: «Вам не страшно одной так ходить?»
— Нет, — говорит на украинском, — никого не боюсь. Пусть хоть режут. Слава Украине!
Екатерина Сергацкова, «Украинская правда»
3 марта 2014
Всё наоборот
Разговоры о гражданской войне надо было начинать с разговоров о Крыме. Если что-то подобное и происходит — то именно здесь, а не в Киеве, где народу противостояли силовики, защищавшие власть.
В Крыму силовики пока что защищают народ, что бы ни приказывал им новоявленный глава Совета министров Аксёнов.
Вчера возле военной части в Симферополе проукраинские активисты — редко кто их здесь так мягко называет, обычно зовут «бандеровцами» и «фашистами» — стихийно собрались. Без флагов и лозунгов — чтобы поддержать силовиков. Несколько активистов предложили остаться ночевать в части, на всякий случай.
Вышел полковник, пообещал, что военные, несмотря ни на что, будут стоять на стороне народа. Захотелось ему поверить — он говорил искренне. Чувствовалось: переживает.
Пока полковник общался с активистами, рядом с частью собралась группа «титушек» — так бы их назвали, будь мы в Киеве. Красные лица, перегар, сигареты в зубах — мрачное зрелище. В Крыму таких называют «самообороной».
В Крыму вообще всё наоборот.
Вместо украинских флагов люди носят триколор. Желто-голубые ленточки здесь — как проказа. Носишь украинскую символику — ты нацист и «бандеровец», говоришь по-украински — провокатор. Провокаторами называют и тех, кто задает слишком много вопросов.
Проукраинским активистам приходится ходить тихо. О встречах уже никто из них не договаривается по телефону.
На площади Ленина в палатке КПУ собирали мнения о том, что делать с памятником «вождю». Варианта три: перенести, оставить, установить на его месте фонтан. Кажется, большинство голосовало за «оставить».
— Зачем его сносить? Это моя история! — возмущается афганец, он уже знает меня в лицо. Это он пару дней назад рассказывал, что его обливали «коктейлями Молотова» в Киеве. — А кому нужен фонтан, то пускай его поставят прям перед Лениным. Ну а что?
Бабушка держит плакат, где красными буквами выведено: «Наша Россия» и нарисован серп и молот. Спрашиваю: «Почему советская символика, если вы за Россию?»
— Потому что Россия — это Советский Союз, — говорит. — Вы что, историю в школе не учили?
Одновременно на меня набрасывается другая бабушка. Утверждает, что я снимаю вранье.
— Так я же онлайн снимаю, вот что вы говорите, то и показываю, — оправдываюсь.
— Да все ты врешь! — хватает меня за руки, визжит. Из-за спины ей поддакивают.
Со всех сторон подходят люди, рассказывают, как хотят, чтобы образовался союз «Россия—Украина—Белоруссия». Кто-то заявляет:
— Пускай батька Лукашенко придет и порядок тут наведет!
Крым — перевертыш.
Если тысячи людей вышли на Майдан за перемены, за прогрессивное развитие страны, то здесь люди требуют реверсии. Если на Майдане друг другу в глаза посмотрели тысячи людей с новым типом мышления, далеким от советчины, то в Крыму встретились взгляды ушедшей, деградировавшей эпохи.
Выходя с советской символикой, крымчане на самом деле требуют российского империализма. Сочувствуют не коммунистическим, левым ценностям, а мифе о советском благосостоянии.
Майдан для них — это образ того мира, который они не готовы принять. Поэтому они верят в такого бабая, как «бандеровцы», не интересуясь, кем был тот самый Бандера.
Лозунг «Слава Украине!» здесь произносят тихо. И отвечают шепотом: «Героям слава!» Но и «Слава России!» здесь тоже никто не кричит. Кричат просто: «Россия!», без всякой «славы».
Крым — это пространство мощнейшего когнитивного диссонанса. Понять крымчан, ратующих за присоединение к России, воссоздание СССР или отделение автономии, могут только те, кто здесь жил.
Увы, долгие годы на Крым не обращал внимания Центр, считая его, возможно, беззубым курортным придатком. А у придатка за это время накопилось немало злобы на тех, кто его регулярно «кидал». Не кидала только Россия — верный большой друг.
Поэтому «самооборона» здесь защищает от проукраинских активистов-«титушек», «нормальные» люди носят российские и георгиевские ленточки, а организаторов движения «Стоп Майдан» считают героями.
Наличие российских военных на территории Крыма — пустяк по сравнению с тем, какие военные действия идут в гражданской среде.
Екатерина Сергацкова, «Украинская правда»
4 марта 2014
Вирус в активной фазе
Бледно-розовая крепость, некогда служившая верандой советского кафе. Мой друг пытается поймать в кадр прячущихся за ней «зеленых человечков», более известных в народе как «вооруженные вежливые люди». Это те самые ребята в российской форме с автоматами, которые внезапно появились в Крыму 27 февраля.
Подбегает молодая женщина. «Зачем вы их фотографируете? Вы что, в зоопарке?!» Голос срывается, дрожит. Спрашиваю ее: «Вы нервничаете?» — «Да, я нервничаю!» — «Почему? Вы знаете этих ребят?» Она отнекивается, лезет в сумочку и трясущимися руками достает мобильный телефон, фотографирует наши лица. Сейчас тут многие так делают.
— Почему вы их защищаете? — интересуюсь.
— Они защищают меня, а я защищаю их! — бросает она и убегает в банк по соседству.
Мы недоуменно переглядываемся: что это было?..
Может, это запоздалый ответ на то, как люди беспрестанно фотографировались на фоне отряда «Беркута» на Банковой? Наверное, женщина посчитала, что их это унижает...
Сережа сегодня впервые приехал в Крым, голова у него разрывается. Рассказывает, как увидел среди «самообороны» парня с украинским флагом. А ему объяснили, что это такой стеб над проукраинскими активистами.
Каждая встреча двух лагерей оборачивается скандалом и грозит перерасти в драку. Все, кто стоит на «украинской» стороне, это, по мнению других, западенцы, «бандеровцы» и «майданутые». На Майдане им платили, а теперь они сюда за деньги приехали стоять, расшатывать крымскую мирную землю. Ответы «да я же местный!» — не принимаются: все, кто мыслит вне георгиевских ленточек, — предатели. Так и говорят: предатели, убирайтесь отсюда.
При этом у крымчан нет единой позиции в отношении к происходящему. А у некоторых позиции меняются каждые пять минут, в зависимости от собеседника.
Большинство уверены, что Янукович наворовал так, как не воровал никто из украинских правителей — но при этом признают его легитимным президентом и винят «Кулювлоба» в том, что тот и еще несколько «радикалов-фашистов» незаконно захватили власть. Соглашаются, что власть в Крыму тоже была свергнута незаконно, но «ведь это вы показали нам такой пример, теперь уж разбирайтесь».
Солидный мужчина на митинге в Ялте вступил в дискуссию с активистами. На вопрос, считает ли он, что Крым должен остаться в составе Украины, сказал: «Что-что вы сказали? В этом ПРОЕКТЕ?»
Страной Украину он, видимо, не считает.
Градус дискуссий настолько высок, а уровень так низок, что разобраться, чего именно хотят крымчане, просто невозможно. Это какая-то смесь гречки, манки и овсяных хлопьев, политых то ли сиропом, то ли застоявшейся водой из цветочной вазы.
Сможет ли всекрымский референдум поставить все на свои места?
И сможет ли новая власть обеспечить его легитимность?
Крымчане не принимают радикальную риторику, они привыкли к спокойствию и благоденствию. Некоторые до сих пор уверены, что туристический сезон состоится, что все станет на свои места.
Очевидно, что сейчас здесь идет активная фаза серьезной болезни. Вирус спал в организме Крыма давно, а теперь активизировался.
Обезболивающие препараты и симптоматическое лечение не помогут. Требуется сложная болезненная операция с наркозом и длинным периодом реабилитации.
Но чтобы понять, как лечить — надо успокоиться и распутать этот странный и страшный клубок.
Екатерина Сергацкова, «Украинская правда»
5 марта 2014
Юлий Мамчур — герой из «Бельбека»
Маленькая воинская часть возле аэродрома «Бельбек» окружена панельными пятиэтажными домами.
Это общежития военнослужащих. Низкие потолки, маленькие комнатки. В одном из таких домов живет командир тактической бригады авиации Юлий Мамчур с семьей.
После появления в интернете видео, на котором он бесстрашно ведет подчиненных с одними флагами под нестройное исполнение государственного гимна отбивать у российских оккупантов захваченные рабочие места, полковник стал настоящей звездой: в части его постоянно караулит пресса, чтобы взять очередной комментарий.
— Сейчас командира нет, он на переговорах с русскими военными, — говорит пресс-атташе части Алексей. — Он обычно общается с прессой, но сейчас сами понимаете... И знаете, он уже несколько дней кофе не пил. И не спит почти, — добавляет он.
Подъезжает машина и кто-то восклицает: «Командир приехал!»
Журналисты бегут к автомобилю, спотыкаясь о штативы с камерами. Из машины выходят несколько человек, и я сразу узнаю Мамчура: у него какие-то особенные черты лица. А может, просто ответственность, которая на нем лежит, как-то по-особенному его освещает.
Увидев прессу, он смеется и подает знак рукой: не сейчас. «Ну, ей-богу, потерпите», — и направляется к штабу.
По дороге к нему устремляется хрупкая маленькая женщина в серо-синей куртке — супруга Лариса. Когда я знакомилась с ней и подала руку, она дотронулась до моей ладони буквально кончиками пальцев — очень мягкое касание. Видно, что серьезно устала, и от журналистов тоже. Лариса говорит тихо и постоянно держит наготове телефон.