— Папа, спасибо за поддержку.
— А что я такого сказал?
Я знала подлинную причину папиного беспокойства. Родители зависели от моих заработков. Трина почти ничего не получала в цветочном магазине. Мама не могла работать, потому что присматривала за дедушкой, а дедушкина пенсия стремилась к нулю. Папа жил в постоянной тревоге о своей работе на мебельной фабрике. Его начальник уже много месяцев толковал о возможном сокращении штатов. В доме шептались о долгах и жонглировании кредитными карточками. Два года назад папину машину разбил незастрахованный водитель, и почему-то этого оказалось достаточно, чтобы карточный домик родительских финансов наконец рассыпался. Мои скромные заработки составляли основу денег на хозяйство, и их хватало, чтобы семья сводила концы с концами.
— Давай не будем забегать вперед. Пусть завтра сходит на биржу труда и узнает, что ей могут предложить. Деньги у нее пока есть. — Они говорили так, будто меня нет рядом. — И она умница. Ты ведь умница, милая? Что, если ей пойти на курсы машинописи? Найти работу в офисе?
Я сидела, а родители обсуждали, на какую еще работу можно рассчитывать с моей скромной квалификацией. Фабричная работница, швея-мотористка, девочка на побегушках. Впервые за весь день мне захотелось плакать. Томас внимательно наблюдал за мной большими круглыми глазами, а затем протянул мне половину отсыревшего печенья.
— Спасибо, Томми, — сказала я одними губами и съела печенье.
Он был в спортивном клубе, как я и думала. С понедельника по четверг, точно по расписанию, Патрик занимался в тренажерном зале или бегал кругами по залитому светом прожекторов стадиону. Я спустилась вниз, обхватив себя руками от холода, и медленно вышла на дорожку, помахав, когда он приблизился достаточно, чтобы узнать меня.
— Побежали со мной, — запыхавшись, предложил он. Дыхание вырывалось из его рта клубами пара. — Осталось четыре круга.
Помедлив мгновение, я побежала рядом. Только так я могла побеседовать с Патриком. На мне были розовые кроссовки с бирюзовыми шнурками, единственная моя обувь, пригодная для бега.
Я провела день дома, стараясь приносить пользу. Примерно час назад я начала путаться у матери под ногами. Мама и дедушка занимались своими делами, и мое присутствие им мешало. Папа спал, потому что работал в этом месяце по ночам, и его нельзя было беспокоить. Я убралась в комнате и стала смотреть телевизор с отключенным звуком, время от времени вспоминая, почему сижу дома среди белого дня, и испытывая неподдельную боль в груди.
— Я тебя не ждал.
— Надоело сидеть дома. Я подумала, может, сходим развлечься.
Он покосился на меня. На его лице тонкой пленкой блестел пот.
— Чем раньше ты найдешь новую работу, детка, тем лучше.
— Прошло всего двадцать четыре часа, как я потеряла старую. Можно мне немного побыть несчастной и вялой? Хотя бы сегодня?
— Посмотри на все с хорошей стороны. Ты же знала, что не сможешь работать там вечно. Тебе надо двигаться дальше, вперед.
Два года назад Патрика выбрали стортфолдским молодым предпринимателем года, и он до сих пор не оправился от подобной чести. За это время у него появился деловой партнер Рыжий Пит, предлагающий персональные тренировки клиентам в радиусе сорока миль, и два фирменных фургона, приобретенных в рассрочку. Кроме того, у него в офисе была белая доска, на которой он любил толстыми черными маркерами писать предполагаемый оборот, исправляя цифры по несколько раз, пока они не сходились, к его удовлетворению. Я сомневалась, что они имеют какое-то отношение к реальности.
— Сокращение может изменить жизнь человека, Лу. — Он взглянул на часы, засекая время круга. — Чем ты хочешь заняться? Можно пройти переподготовку. Уверен, для таких, как ты, есть субсидии.
— Для таких, как я?
— Для тех, кто ищет новые пути. Кем ты хочешь быть? Как насчет косметолога? Ты достаточно хорошенькая. — Он на бегу пихнул меня в бок, словно это был невесть какой комплимент.
— Ты же знаешь, как я ухаживаю за собой. Мыло, вода, шампунь.
Патрик начал злиться.
Я начала отставать. Терпеть не могу бегать. Я ненавидела его за то, что он не сбавляет скорость.
— Послушай… Продавщица. Секретарша. Агент по продаже недвижимости. Ну, не знаю… Ты же хочешь кем-то быть?
Но я не хотела. Мне нравилось работать в кафе. Нравилось знать все на свете о «Булочке с маслом» и следить за жизнью людей, проходящих через нее. Там мне было уютно.
— Хватит ныть, детка. Ты должна с этим справиться. Все лучшие предприниматели пробили себе дорогу с самого дна. Джеффри Арчер, [8]например. И Ричард Брэнсон. [9]— Он похлопал меня по руке, намекая, что пора прибавить ходу.
— Вряд ли Джеффри Арчер хоть раз лишился работы по поджариванию булочек к чаю. — Я запыхалась. И на мне был неудобный лифчик. Я остановилась, уронив руки на колени.
Патрик развернулся и побежал спиной вперед, его голос плыл по неподвижному стылому воздуху.
— Но если бы лишился… Я просто хочу помочь. Утро вечера мудренее. Наденешь деловой костюм и отправишься на биржу труда. Или я научу тебя работать со мной, если хочешь. Дело прибыльное, сама знаешь. И не переживай из-за отдыха. Я заплачу.
Я улыбнулась ему. Он послал мне воздушный поцелуй, и его голос эхом раскатился по пустому стадиону.
— Вернешь, когда встанешь на ноги.
Я подала свое первое заявление на пособие по безработице. Посетила сорокапятиминутное собеседование, а потом — групповое, где оказалась в обществе двух десятков самых разных мужчин и женщин, причем половина из них, как и я, сидели с таким же слегка ошеломленным видом, а половина — с равнодушным, скучающим видом людей, которые приходят сюда слишком часто. На мне было «штатское», как выразился папа.
В результате приложенных усилий я недолго в ночную смену замещала на птицефабрике приболевшего сотрудника, после чего мне неделями снились кошмары. И провела два дня на обучающем семинаре для домашних консультантов по электричеству. Довольно быстро я сообразила, что, в сущности, меня натаскивают обманом вынуждать стариков сменить поставщика электроэнергии, и заявила Саиду, моему личному «консультанту», что не стану этого делать. Он настаивал, чтобы я продолжала, но я перечислила несколько приемов, которые мне велели применять, после чего он притих и предложил нам — он всегда говорил «мы», хотя очевидно было, что у одного из нас работа уже есть, — попробовать что-то еще.
Две недели я трудилась в ресторане быстрого питания. Часы работы меня устраивали, и я смирилась с тем, что от форменной одежды электризуются волосы, но придерживаться сценария «уместных реакций», а именно: «Чем могу вам помочь?» и «Добавить к заказу большую картошку?» — оказалось совершенно невозможно. Меня уволили после того, как одна из специалисток по пончикам застукала меня за обсуждением сравнительных достоинств бесплатных игрушек с четырехлеткой. Что я могу сказать в свое оправдание? Четырехлетка была развитой. А Спящие красавицы — ужасно слащавыми.
В результате я сидела на своем четвертом собеседовании, пока Саид искал на сенсорном экране новые «возможности» занятости. Даже Саид, с его зловеще жизнерадостным поведением человека, трудоустроившего самых безнадежных кандидатов, уже казался слегка утомленным.
— Хм… Как вы относитесь к мысли заняться шоу-бизнесом?
— Что, цирку требуются клоуны?
— Вообще-то, нет. Но есть вакансия для танцовщицы на шесте. Даже несколько.
— Надеюсь, вы шутите, — подняла я бровь.
— Тридцать часов в неделю без заключения трудового договора. Хорошие чаевые, надо полагать.
— Я правильно понимаю: вы только что посоветовали мне разгуливать в нижнем белье перед толпой незнакомцев?
— Вы же говорили, что ладите с людьми. И похоже, вам нравится… театрально… одеваться. — Он покосился на зеленые в блестках колготки.
Я надеялась, что они меня подбодрят. Томас весь завтрак напевал под нос лейтмотив из «Русалочки».
Саид что-то набрал на клавиатуре:
— Как насчет «диспетчера телефонной линии для взрослых»? — (Я уставилась на него.) — Вы же говорили, что вам нравится беседовать с людьми, — пожал он плечами.
— Нет. Полуголая официантка — тоже нет. И массажистка. И оператор веб-камеры. Ищите, Саид. У вас должна найтись работа, от которой моего папу не хватит удар.
Похоже, я привела его в замешательство.
— Мы исчерпали все возможности работы в торговле с гибким графиком.
— А как насчет раскладывания товара по полкам в ночную смену? — Я провела здесь достаточно времени, чтобы научиться разговаривать на их языке.
— Тогда вы попадете в список ожидания. Такую работу предпочитают родители школьников, — виновато произнес он и снова посмотрел на экран. — Итак, у нас остались только сиделки.
— Вытирание задов старикам.
— Боюсь, для остального, Луиза, вы недостаточно квалифицированы. Если хотите пройти переподготовку, я с радостью направлю вас по верному пути. В обучающем центре для взрослых множество курсов.
— Ho это мы уже обсуждали, Саид. В таком случае я останусь без пособия по безработице, верно?
— Если не будете готовы приступить к работе в любой момент, то да.
Мы немного посидели в тишине. Я посмотрела на двери, у которых стояли два могучих охранника. Интересно, они нашли эту работу через биржу труда?
— Я плохо справляюсь со стариками, Саид. После инсультов дедушка перебрался к нам, и я не могу с ним ужиться.
— А! Так у вас есть опыт ухода!
— Вообще-то, нет. За ним ухаживает моя мама.
— Быть может, предложить эту работу ей?
— Смешно.
— Я не шучу.
— А мне придется ухаживать за дедушкой? Нет уж. Кстати, ему это понравится не больше, чем мне. А в кафе ничего нет?
— У нас почти не осталось кафе, готовых предложить вам трудоустройство, Луиза. Как насчет «Кентакки фрайд чикен»? Возможно, там у вас сложится лучше.
— Поскольку их продавать легче, чем чикен макнаггетс? Сомневаюсь.
— Тогда давайте расширим поле поиска.
— В город и из города ходят всего четыре автобуса, сами знаете. Я помню, вы советовали выяснить расписание туристического автобуса, но я звонила на станцию, и он ходит только до пяти вечера. И стоит в два раза дороже обычного.
Саид откинулся на спинку стула:
— На данном этапе, Луиза, я вынужден подчеркнуть, что как здоровому и дееспособному человеку, желающему и далее получать пособие, вам необходимо…
— …продемонстрировать, что я стремлюсь найти работу. Я в курсе.
Как объяснить ему, насколько сильно я хочу работать? Он хотя бы отдаленно представляет, как мне не хватает моей старой работы? Безработица была всего лишь понятием, о котором занудно твердили в новостях в связи с верфями или автомобильными фабриками. Мне и в голову не приходило, что можно тосковать по работе, будто по ампутированной конечности — постоянно, рефлекторно. Я не предполагала, что потеря работы порождает не только очевидные страхи из-за денег и будущего, но и чувство собственной неполноценности, бесполезности. Что вставать по утрам будет сложнее, чем по грубому окрику будильника. Что можно скучать по своим бывшим коллегам, сколь бы мало общего у вас ни было. И даже что можно высматривать знакомые лица, прогуливаясь по главной улице. Когда я впервые встретила Леди Одуванчик, бредущую мимо витрин с таким же потерянным видом, как я, мне нестерпимо захотелось броситься к ней на шею.
Голос Саида вырвал меня из задумчивости:
— Ага! Это может подойти. — (Я попыталась заглянуть в компьютер.) — Только что поступило. Сию минуту. Место сиделки.
— Я же сказала, что не умею ладить со…
— Это не старики. Это… частная позиция. Необходима помощь по дому, и меньше чем в паре миль от вас. «Требуется сиделка и компаньонка для инвалида». Вы умеете водить машину?
— Да. Но не придется ли мне вытирать его…
— Насколько я могу судить, вытирание зада не требуется. — Он изучил экран. — У него… квадриплегия. [10]В обязанности дневной сиделки входит кормление и помощь. Скорее всего, вам придется сопровождать его в город, помогать с самыми элементарными вещами. О! Хорошие деньги. Намного больше минимальной зарплаты.
— Наверное, потому, что позиция подразумевает вытирание зада.
— Я позвоню и уточню насчет вытирания зада. Но если таковое не требуется, вы согласны пройти собеседование?
Он задал вопрос.
Но мы оба знали ответ.
Я вздохнула и взяла свою сумку, чтобы ехать домой.
— О боже, — произнес отец. — Какой ужас! Мало того что парень оказался в чертовом инвалидном кресле, так еще и наша Лу будет его компаньонкой.
— Бернард! — возмутилась мать.
За моей спиной дедушка хихикал в чашку чая.
2
Я вовсе не туповата. Пожалуй, пора прояснить этот вопрос. Но трудно не испытывать кое-какой нехватки серых клеточек, когда растешь вместе с младшей сестрой, которая не только перешла из своего класса в мой, но и перевелась затем на год старше.
Соображала Катрина всегда лучше, хотя была на восемнадцать месяцев младше. Все книги, которые я читала, она прочла первой, все факты, которые я упоминала за обеденным столом, она уже знала. Она единственный известный мне человек, по-настоящему любящий экзамены. Иногда мне кажется, что я так одеваюсь, потому что стиль — единственное слабое место Трины. Она не вылезает из джинсов и свитера. Элегантно одеться, в ее понимании, — это погладить джинсы.
Папа называет меня «фигурой», потому что я склонна говорить первое приходящее на ум. Он утверждает, что я вылитая тетя Лили, которую я никогда не видела. Довольно странно, когда тебя постоянно сравнивают с незнакомым человеком. Я спускаюсь по лестнице в фиолетовых сапогах, и папа, кивая маме, говорит: «Помнишь тетю Лили и ее фиолетовые сапоги?», а мама фыркает и заливается смехом, как будто над тайной шуткой. Мама называет меня «личностью» — вежливый способ сказать, что она не понимает мою манеру одеваться.
Однако, не считая краткого периода в подростковом возрасте, я никогда не хотела выглядеть как Трина или другие девочки. Лет до четырнадцати я предпочитала мальчишескую одежду, а теперь стараюсь себе потакать — смотря с какой ноги встала. Что толку пытаться выглядеть как все? Я маленького роста, с темными волосами и личиком эльфа, если верить папе. «Эльфийская красота» здесь ни при чем. Я не простушка, но вряд ли кто-то назовет меня красавицей. Мне не хватает изящества. Патрик называет меня «шикарной», когда хочет затащить в постель, но не особо утруждает себя притворством. Мы встречаемся уже семь лет.
Мне двадцать шесть, а я так толком себя и не узнала. До того как потеряла работу, я вообще ни о чем не задумывалась. Собиралась выйти замуж за Патрика, нарожать детей, поселиться за пару улиц от родительского дома. Не считая экзотического выбора одежды и довольно скромного роста, меня мало что отличало от других. Вряд ли вы обернулись бы на меня. Обычная девушка, ведущая обычную жизнь. И это совершенно меня устраивало.
— Надень костюм на собеседование, — потребовала мама. — В наши дни все одеваются как попало.
— Можно подумать, чтобы кормить древнего старца с ложечки, нужен костюм в тонкую полоску.
— Не дерзи.
— Мне не на что купить новый костюм. А если мне не дадут эту работу?
— Можешь надеть мой, я поглажу тебе симпатичную блузку, и хотя бы раз в жизни не скручивай эти… — указала она на мои волосы, как обычно уложенные двумя темными узлами по бокам головы, — штуки, как у принцессы Леи. Просто попытайся выглядеть как нормальный человек.
Спорить с матерью было бесполезно. И папе явно запретили комментировать мой наряд, когда я неуклюже вышла из дома в слишком тесной юбке.
— Пока, милая. — Уголки его рта подергивались. — Желаю удачи. Ты выглядишь очень… деловой.
Больше всего смущало не то, что на мне была мамина юбка, и не то, что она сшита по последней моде восьмидесятых, а то, что она мне маловата. Пояс врезался в живот, поэтому я одернула двубортный пиджак. Как выражается папа, у мамы меньше жира, чем у заколки-невидимки.
Всю недолгую автобусную поездку меня подташнивало. Я никогда не была на настоящем собеседовании. В «Булочке с маслом» я оказалась, поспорив с Триной, что смогу найти работу за день. Я вошла и просто спросила у Фрэнка, не нужна ли ему пара рук. Кафе только что открылось, и он был мне безмерно благодарен.
Теперь, оглядываясь назад, я даже не могла припомнить, чтобы мы обсуждали вопрос денег. Фрэнк предложил недельную ставку, я согласилась, и раз в год он сообщал, что слегка поднял мое жалованье, обычно чуть больше, чем я могла бы попросить.
О чем вообще спрашивают на собеседованиях? А если мне предложат сделать что-нибудь полезное с этим стариком, покормить его, искупать и так далее? Саид сказал, что для «интимных потребностей» — и я содрогнулась — у него есть сиделка мужского пола. Он добавил, что описание позиции второй сиделки «несколько туманно в данном отношении». Я представила, как вытираю слюну, вытекающую из старческого рта, и, может быть, громко спрашиваю: «Не желаете чашечку чая?»
Когда дедушка только начал выздоравливать после инсультов, он ничего не мог делать самостоятельно. Все делала мама.