И прошу вас, забудьте обо всем раз и навсегда. Ваша мать — на редкость разумная женщина, вот и берите с нее пример. А меня жалеть незачем. Мне… неприятна жалость, понимаете? Все, что я совершил, я был только рад совершить. Видите ли, жизнь не имеет для меня никакого смысла… Господи, только не надо так смотреть на меня! Улыбнитесь, черт возьми, улыбнитесь!
Фелисити одарила его дрожащей улыбкой.
— Я… не хочу, чтобы вас казнили… — пролепетала она.
Мистер Тодхантер хмыкнул.
— Меня еще не казнили. И потом, мне говорили, что это совсем не больно. Уверен, мне будет не на что жаловаться. Я и опомниться не успею… Да полно вам, милочка! — взмолился мистер Тодхантер. — Все мы рано или поздно умрем. А я вообще должен был скончаться месяц назад.
— Я подписала прошение о вашем помиловании, — прошептала Фелисити, утирая слезы. Несмотря на все обвинения в фашизме, великодушные британцы были искренне тронуты благородным поступком мистера Тодхантера. Возникло и быстро росло движение в его поддержку, сторонники которого предлагали отменить казнь и просто продержать его в тюрьме до смерти.
Мистер Тодхантер нахмурился. Он знал об этом движении и не одобрял его. По его мнению, простодушные британцы играли на руку Министерству внутренних дел, готовому воспользоваться любым предлогом, лишь бы на всякий случай оставить Палмера за решеткой.
— Лучше бы вы не вмешивались в мои дела, — раздраженно выпалил мистер Тодхантер.
— Но я в них уже вмешалась! — разрыдалась Фелисити. — Как и все мы! Это я во всем виновата. Если бы не я, вам не пришлось бы…
— Берчман! — рявкнул мистер Тодхантер. — Будьте любезны вывести ее!
— Нет! — выкрикнула Фелисити и вцепилась в стол.
— Вы нарушили обещание, — заявил мистер Тодхантер.
— Мне пришлось это сделать, — всхлипнула девушка.
— Вздор! Научитесь держать себя в руках. Ведь вы актриса! Вот и играйте. Думаете, мне приятно видеть рыдающих посетительниц?
Фелисити уставилась на него.
— Вот так-то лучше, — усмехнулся мистер Тодхантер. — А теперь будьте умницей, отправляйтесь домой. Я был очень рад видеть вас, но слезы меня нервируют. Малейшего волнения достаточно, чтобы… м-да…
Фелисити повернулась к надзирателю, который показался ей особенно доброжелательным.
— Можно поцеловать его на прощание? — шепотом спросила она.
— К сожалению, нет, мисс. Подходить к нему вплотную запрещено, Берчману было искренне жаль лишать подопечного последнего поцелуя очаровательной девушки.
Но мистер Тодхантер вовсе не желал, чтобы его целовали, и поспешил заявить:
— Ни в коем случае! А если вы передадите мне яд? На этот счет существуют строжайшие правила. Ограничьтесь воздушным поцелуем. Вот так. Ну, прощайте, дорогая! Очень рад, что пьеса имеет успех. И еще больше рад возможности оказать вам услугу — и не одну. Да… Всего хорошего!
Фелисити смотрела на него, ее губы шевелились. Внезапно она вскочила, зажала рот ладонью и бросилась к двери. Фокс выпустил ее из камеры.
— Слава богу, все позади… — пробормотал мистер Тодхантер, вытирая мокрый лоб.
Время шло. Затронутыми оказались не только сентиментальные струны публики, но и ее азарт. Мало кто желал, чтобы мистера Тодхантера казнили, даже среди тех, кто не сомневался в его виновности; те же, кто чтил традиции старой школы, в полном соответствии с которыми действовал мистер Тодхантер, подписывали прошение о помиловании по многу раз, но разными именами (и никакой это не позор — ничем не хуже списывания со шпаргалки). В сущности, все надеялись, что осужденный умрет своей смертью до дня казни. Быстро уловив настроение публики, газеты писали об этом напрямую. Каждое утро они выходили с заголовками вроде "Тодхантер еще жив"; видные лица — от епископа Мерчестерского до американской кинозвезды — излагали свои взгляды на аневризму и предполагаемую продолжительность жизни мистера Тодхантера. В клубах тайком держали пари по поводу шансов мистера Тодхантера на близкое знакомство с веревкой, учебники хирургии шли нарасхват. Происходящее постепенно стало напоминать поединок "мистер Тодхантер против палача", симпатии публики оставались на стороне первого, а агентству Ллойда пришлось заявить об отказе страхования вероятности любого исхода.
Такое развитие событий радовало мистера Тодхантера, который сам был довольно азартным человеком и пылким болельщиком "Миддлсекса" на поле для крикета. Он даже попытался убедить мистера Читтервика поставить на него и был готов предложить пять к четырем в пользу своей аневризмы. Однако мистер Читтервик пришел по совсем другому делу и не был расположен к легкомысленным поступкам.
— Мне бы не хотелось пробуждать в вас надежды, Тодхантер, — начал он, моргая глазами за стеклами очков в тонкой позолоченной оправе, — но я наконец-то могу сообщить вам нечто, касающееся Палмера.
— Палмера? — мистер Тодхантер перестал по-детски хихикать и насторожился. — О чем вы?
— О доказательствах. О том, когда именно он покинул дом мисс Норвуд.
— Да? Неплохо. Отлично, — похвалил мистер Тодхантер своего детектива. Но вы уверены, что это снимет с него подозрения?
— Невозможно сказать. Мы еще ничего не выяснили.
— Тогда какого же дьявола вы завели этот разговор? — возмутился мистер Тодхантер.
Мистер Читтервик снова заморгал и извинился.
— А вы не разволнуетесь, если я все объясню? — тревожно спросил он.
— Если промолчите — обязательно разволнуюсь, — мрачно пообещал мистер Тодхантер.
— Дело обстоит так… — начал мистер Читтервик.
Подлинная (или более-менее подлинная) история, с избранными отрывками которой мистер Читтервик познакомил мистера Тодхантера в присутствии надзирателей, звучала следующим образом. Вчера утром мистера Читтервика посетила блестящая мысль, и он бросился в Бромли, чтобы поделиться этой мыслью с молодой миссис Палмер, Мысль имела прямое отношение к наручным часам, и миссис Палмер поначалу не поняла, в чем она заключается. Но когда она сообразила что к чему, то воодушевилась пуще самого мистера Читтервика. Поэтому и охотно рассказала ему все, что знала о наручных часах мужа, в том числе и об упомянутых мистером Читтервиком и подаренных Винсенту мисс Норвуд. Затем миссис Палмер с готовностью позволила мистеру Читтервику поискать эти часы в вещах мужа, а потом и во всем доме, что детектив старательно проделал и торжествующе доложил хозяйке, что нигде не смог найти эти часы. Миссис Палмер тоже просияла (по мнению мистера Читтервика, впервые за несколько месяцев) и пригласила его на ленч, а мистер Читтервик поспешил принять приглашение.
Днем мистер Читтервик вместе с сэром Эрнестом, "дергая за веревочки" в пределах их досягаемости, добились разрешения на особое свидание с Палмером в тюрьме. Власти попробовали было воспротивиться, но мистеру Читтервику удалось назначить встречу с заключенным на следующее утро. В назначенный час мистер Читтервик и Палмер уселись лицом к лицу за столом в тесной пустой комнате, под присмотром надзирателя. Угрюмый и встревоженный Палмер сидел, окаменев на стуле и выложив на стол руки, согласно тюремным правилам. Последовал любопытный разговор.
— Кажется, — осторожно начал мистер Читтервик, — я напал на след доказательства вашей невиновности. Об этом свидании я просил потому, что хотел прояснить пару моментов с вашей помощью.
— Какого еще доказательства? — приглушенно и почти безнадежно спросил Палмер.
— Оно касается наручных часов. Тех, что подарила вам мисс Норвуд.
— Мисс Норвуд никогда…
— Выслушайте меня, — поспешно перебил мистер Читтервик, — и воздержитесь от заявлений, о которых вы можете впоследствии пожалеть. Я уже выяснил, что мисс Норвуд подарила вам часы, и ваша жена — да-да, ваша жена! — сообщила, что изнутри на крышке часов было грубо нацарапано "В, от Дж.", предположительно булавкой. Это известно абсолютно точно. Не пытайтесь отрицать этот наш шанс. Вы понимаете? — и мистер Читтервик уставился на Палмера со смесью дружелюбия, хитрости и предостережения на лице.
Палмер медленно расплылся в улыбке.
— Точно не знаю, но, кажется, понимаю…
— Превосходно! — мистер Читтервик облегченно вздохнул. — Я не сомневался в вас. Во всяком случае, не пытайтесь отрицать то, что я вам говорю. Ваша жена уже все знает. Попробуем восстановить события… В тот вечер вы поссорились с мисс Норвуд. В гневе вы покинули ее сад. Возможно, вы решили больше никогда не видеться с ней и не иметь с ней ничего общего. Вы вдруг вспомнили, что у вас на запястье подаренные ею часы. В ярости даже этот факт вы сочли оскорбительным. Вы сорвали часы с руки и швырнули их в сад возле дома, мимо которого как раз проходили. Да, да, я знаю все, не перебивайте. И вот мой вопрос: куда вы зашвырнули их?
— Не помню, — с сомнением откликнулся Палмер.
— Выяснить, какой дорогой вы шли, мне удалось лишь отчасти. Если я правильно понял, вы прошли по Риверсайд-роуд и свернули на Харрингей-роуд, так?
— Да.
— А оттуда — на Персиммон-роуд?
— Точно, — Палмер метнул быстрый взгляд в надзирателя.
— И на Персиммон-роуд вы сели в автобус. Значит, зашвырнуть часы в сад вы могли либо на Риверсайд-роуд, либо на Харрингей-роуд. Не помните, где именно?… Ну конечно нет, — поспешно ответил сам себе мистер Читтервик. — Вы же были не в себе. Не понимали, что творите. Иначе эпизод с часами не вылетел бы у вас из головы. Или же вы сочли его незначительным… не важно. Важно другое: при падении часы могли удариться о что-нибудь твердое и разбиться. Теперь вы понимаете?… Предположим, они показывали точное время, разбились и зафиксировали именно тот момент, когда вы проходили мимо конкретного места. Если вы невиновны, на часах будет меньше девяти вечера, если виновны — больше. Теперь понимаете?
— Разумеется, — ответил Палмер и слегка усмехнулся.
Мистер Читтервик неодобрительно покачал головой: предстояла трудная и щекотливая задача.
— Значит, вы готовы рискнуть? — мистер Читтервик остро сознавал, что надзиратель слышит каждое слово.
— Как?
— Поискать часы. Возможно, они до сих пор лежат на том же месте.
— Конечно готов.
— Потому что если наши предположения верны, часы подтвердят вашу невиновность?
— Иначе и быть не может: я невиновен.
Мистер Читтервик снова вздохнул с облегчением.
— Вот и славно. Это я и хотел узнать о часах. Не понимаю, почему вы до сих пор не вспомнили про них. К счастью, еще не слишком поздно все исправить. Я проведу поиски — со всеми мерами предосторожности.
— Да, будьте добры, — попросил Палмер с улыбкой. — Я буду чрезвычайно признателен. Возможно, это моя удача. Знаете, в тот вечер я был сам не свой.
— Конечно, конечно, — просиял мистер Читтервик. — Я все понимаю. Кстати, жена передает вам привет и ждет вас домой. Да, в самом ближайшем времени.
Повернувшись к надзирателю, мистер Читтервик сообщил, что готов уходить, но по дороге навестить мистера Тодхантера.
Тем же днем мистер Читтервик, сэр Эрнест Приттибой (как всегда, полный решимости ничего не упускать), сержант и констебль приступили к поискам в садах на Риверсайд-роуд и Харрингей-роуд. Первые, ознакомительные поиски начались в четверть третьего и закончились к пяти. Часы никто не нашел.
— Он говорит, что зашвырнул их в какой-то сад, — твердил расстроенный мистер Читтервик. — Он в этом уверен.
— Но в какой? — удрученно повторял сэр Эрнест.
— Он не помнит. Говорит, что был сам не свой. Может, мы их и проглядели. С другой стороны…
— Да?
— Он ведь сел в автобус на Персиммон-роуд. Автобусная остановка в сотне ярдов отсюда, за углом. Там перед домами тоже есть сады. Может быть…
— Вполне, — согласился сэр Эрнест. — Сержант, не осмотреть ли нам и сады на Персиммон-роуд?
— Как сочтете нужным, сэр, — без энтузиазма откликнулся сержант.
Часы нашлись в третьем саду от угла, под палой листвой — грязные, с заплесневелым ремешком. Это были именно те часы, поскольку под крышкой виднелась нацарапанная чем-то острым надпись: "В, от Дж.". Часы нашел сам сержант, и мистер Читтервик рассыпался в похвалах блистательному чутью.
Стрелки часов застыли, не дойдя двух минут до девяти.
— Вы были правы, сэр, — с уважением сказал сержант мистеру Читтервику. Теперь мистера Палмера освободят, это факт. Жаль, что он так поздно вспомнил про часы.
— Да, они многих избавили бы от хлопот, затрат и горя, — объявил сэр Эрнест.
Мистер Читтервик промолчал. В правоте сэра Эрнеста он сомневался.
* 5 *Как и требовала справедливость, честь сообщить важное известие мистеру Тодхантеру выпала мистеру Читтервику, и он воспользовался своей привилегией уже на следующее утро. Кроме того, он смог поделиться новостями от сэра Эрнеста.
Мистер Тодхантер воспринял их спокойно.
— Ну и тупица! Не мог вспомнить о часах пораньше! — презрительно процедил он. — Тогда я сейчас был бы не в этой треклятой дыре, а в Японии.
При всех своих достоинствах мистер Тодхантер питал необъяснимое пристрастие к нелепому эпитету.
— Сэр Эрнест считает, — продолжал мистер Читтервик, — что освобождение Палмера — вопрос нескольких часов. Жаль, вы не видели утренние газеты — в них подробно изложена вся история. Я решил, что так будет правильно. И ее опубликовали. Такой натиск не выдержит ни одно правительство.
— Слава богу! Наконец-то я смогу вздохнуть свободно! — желчно пробормотал мистер Тодхантер. — Вы прекрасно поработали, Читтервик, великодушно добавил он.
Мистер Читтервик был похож на спаниеля, которого погладили по голове. Ерзанье маленького пухлого тела на стуле поразительно напоминало вилянье хвостом.
* 6 *Тем же днем Палмера освободили. В заявлении Министерства внутренних дел говорилось, что новое доказательство развеяло любые сомнения относительно причастности Палмера к убийству. (Лишь одна малоизвестная газета удосужилась заметить, что это новое доказательство — ничто иное, как ловкая попытка Палмера обеспечить себе алиби, но на нее никто не обратил внимания.) Тем же вечером министр не выдержал и подал в отставку. В кратком заявлении премьер-министр, который втайне восхищался непоколебимостью коллеги, не упустил случая публично лягнуть уходящего коллегу в спину.
Услышав обо всем этом, мистер Тодхантер остался равнодушным.
— И поделом ему, — коротко резюмировал он. — Этот человек — болван.
* 7 *Последняя неделя жизни мистера Тодхантера стала самой мирной. За стенами тюрьмы движение в его поддержку постепенно теряло мощь, а правительство, почувствовав это, принялось демонстрировать непреклонную решимость.
В тюрьме мистер Тодхантер заявил, что больше никого не желает видеть и в последний раз поблагодарил сэра Эрнеста, мистера Читтервика и мистера Фуллера. Наконец-то он успокоился и больше не желал ни о чем волноваться. Что будет с ним дальше — не важно. Пользуясь заранее вытребованным разрешением, он даже несколько раз вышел в халате и пижаме во двор, согретый апрельским солнцем, под руку с надзирателем. Разумеется, в этот момент во дворе не было ни единого заключенного. Мистер Тодхантер оставался парией.
Он потратил на писанину множество часов и сумел закончить серию статей, задуманных еще на скамье подсудимых, описав в них суд, вынесение приговора, пребывание в тюрьме глазами заключенного. Он сожалел только о том, что не сможет так же беспристрастно описать казнь. По поводу британского правосудия он высказал немало любопытных и язвительных замечаний, и в целом считал, что справился со своей задачей. Записка от Феррерза, сообщающего, что эти статьи, опубликованные в "Лондон ревью", произвели сенсацию во всем мире, вызвала у мистера Тодхантера довольную усмешку.
Остальное время он проводил главным образом в беседах с тюремщиками. Его забавляло, что каждый его шаг один из них старательно записывает в блокнот, зато когда Фокс покидал камеру, Берчман рассказывал смешные истории из жизни ее прежних узников. Мистер Тодхантер и Берчман жалели только о том, что их знакомство было таким кратким.
С приближением дня казни мистер Тодхантер вновь стал пользоваться популярностью. Начальник тюрьмы заходил по-дружески поболтать с ним, капеллан был готов прийти в любую минуту и пробыть с ним сколько потребуется, врач вселял в него спокойствие.
— Вас тревожит предстоящая казнь? — спросил однажды мистер Тодхантер у начальника тюрьмы и получил неофициальный, но выразительный ответ.
— Терпеть не могу казни! Это кошмар. Варварство, пусть даже оправданное. Огромная ответственность для всех нас. Они тревожат заключенных, служащих… и я боюсь их. Уже за несколько ночей до казни теряю сон.
— Прошу вас, не тревожьтесь за меня, — попросил расстроенный мистер Тодхантер. — Я знаю, что такое бессонница. Мне неловко слышать, что кому-то приходится из-за меня всю ночь считать овец.
* 8 *Утром, когда ему предстояло умереть, мистер Тодхантер проснулся около семи. Оп хорошо спал и, прислушиваясь к самому себе, с интересом обнаружил, что ощущает спокойствие и некое почти приятное предвкушение. К тому времени мистер Тодхантер успел прийти к выводу, что он ничего не имеет против смерти. Напротив, он с нетерпением ждал ее. Мысли о смерти преследовали его так долго, что в конце концов он свыкся с ними и жаждал смерти как избавления. Она представлялась ему прекрасным отдыхом от земных забот, а мистер Тодхантер страшно устал жить в своем хилом теле (его врач был бы рад узнать, что пациент наконец перенял его взгляды).