— Да нет, я не к Розмари собираюсь. Она уехала на неделю в Лондон.
— Надо полагать митинг протеста в Альберт-холле? — сказал Роберт. У него испортилось настроение от того, что ему не удалось сообщить обитательницам Фрэнчайза добрые вести.
— Нет, в Гайд-холле. А протест по поводу того, что наша страна отказалась дать убежище патриоту по фамилии Котович.
— Этим «патриотом», насколько мне известно, весьма интересуются в его собственной стране.
— Его враги — да.
— Нет, полиция. Из-за двух убийств.
— Не убийств, а казни.
— Ты что, последователь Джона Нокса, что ли?
— Бог мой, конечно, нет, он тут при чем?
— А при том, что он верил в самосуды, в терроризм. Эта идейка, я вижу, нашла своих последователей и у нас. Во всяком случае, если выбирать между мнением Розмари по поводу Котовича и мнением уголовного отдела полиции, то я с полицией.
— Полиция делает то, что ей прикажет министерство иностранных дел, это всем известно. Но если я буду тебя просвещать, то опоздаю в кино.
— Какое еще кино?
— Французский фильм, его показывают в Ларборо.
— Ну ладно. А ты сможешь задержаться по дороге у дома Фрэнчайз и бросить записку в их почтовый ящик?
— Могу. Мне давно хотелось посмотреть, что там за забором. Кто там теперь живет?
— Старая дама и ее дочь.
— Дочь? — заинтересовался Невил.
— Дочь средних лет.
— А-а… Ладно. Я только пальто возьму.
Роберт набросал несколько строк: пытался, мол, дозвониться, не дозвонился, сейчас уходит по делу на час-другой, но позвонит снова, когда освободится, и что пока Скотленд-Ярд судебного дела возбуждать не собирается.
Появился Невил со своим жутким пальто-реглан, переброшенным через руку, схватил записку и умчался со словами: «Передай тете Лин, что я могу опоздать. Она звала меня к ужину!»
Роберт отправился в кафе отеля «Роза и Корона», где у него было назначено свидание с клиентом — старым фермером, страдающим от хронической подагры. Старика на месте не оказалось, и Роберт, человек хладнокровный и лениво-добродушный, вдруг почувствовал раздражение. Что-то в его жизни, вернее, сама схема его жизни переменилась. До сих пор жизнь текла ровно, одно цеплялось за другое, и он переходил от одного к другому, не торопясь и не волнуясь. А теперь в его жизни появился интерес, и все остальное сосредоточилось в нем, как в фокусе.
Он уселся в холле на обитый ситцем стул и посмотрел на газеты, лежавшие на низком столике. Самой свежей из них была газета «Уочман», и Роберт неохотно взял ее. Обычное сборище протестов, поэм, поучений, а среди протестов отведено почетное место будущему тестю Невила, епископу Ларборо, который возмущался тем, что Англия отказалась дать приют бежавшему «патриоту». Епископ Ларборо полагал своим христианским долгом защищать всех тех, кого он считал угнетенными.
Роберт попробовал прочесть какие-то стихи, ничего в них не понял и бросил газету на столик.
— Выпьем чего-нибудь? — раздался голос Бена Карлея, остановившегося у стула Роберта.
— Привет, Карлей. Нет, спасибо. Я жду мистера Уиньярда. Он, очевидно, старается не делать лишних движений.
— Бедный старик. Это ужасно — страдать от последствий портвейна, которого сам в рот не брал. Грехи отцов! На днях я видел ваш автомобиль у ворот Фрэнчайза.
— Верно, — сказал Роберт, слегка удивившись. Как-то непохожа на Карлея такая прямолинейность Но раз он видел автомобиль Роберта, то, значит, видел и полицейские машины…
— Если вы с ними знакомы, вы можете кое-что мне рассказать. Меня всегда интересовало, справедливо ли все, что о них говорят.
— А что говорят?
— Они в самом деле колдуньи?
— А разве их считают колдуньями? — шутливо спросил Роберт.
— Во всяком случае такой слух ходит в наших местах, — ответил Карлей, и его блестящие черные глаза впились в лицо Роберта. Но тут же он отвернулся, и глаза его забегали по сторонам с обычным для него выражением нескрываемого любопытства. И тут Роберт понял, что Карлей снабдил его информацией, которая может ему пригодиться.
— А я-то думал, — сказал Роберт, — что с тех пор, как в наших местах появилось такое развлечение, как кино, охоте за ведьмами пришел конец.
— Да бросьте вы! Дайте идиотам любой предлог, и они начнут гоняться за ведьмами! А, вон и ваш старикан. Ну, всего хорошего!
По самой своей натуре Роберт искренне интересовался людьми и их неприятностями, что составляло главную и наиболее привлекательную черту его характера. Он выслушал старого мистера Уиньярда с таким вниманием и доброжелательством, что тот мысленно прибавил сто фунтов к имени Роберта, уже упомянутого им в завещании.
Сразу же после свидания Роберт отправился к отдельному телефону. Но желающих звонить было много, и он решил позвонить из гаража на Син-Лэйн. Контора была уже закрыта, да и далеко отсюда. Кроме того, в гараже — автомобиль, и если его, Роберта, попросят приехать, то это будет нетрудно.
— Добрый вечер, мистер Блэр, — сказал Билл Броу, с трудом протискивая свою массивную фигуру в узкую дверь гаражной конторы. На его круглом, спокойном лице сияла улыбка. — Вам нужен ваш автомобиль?
— Нет, мне прежде всего нужен ваш телефон, если, конечно, можно.
— Еще бы, разумеется.
Роберт зашел в маленькую жарко натопленную контору и поднял трубку.
Ответила Марион, и голос ее прозвучал тепло и радостно.
— Вы даже представить себе не можете, как легко мы вздохнули, получив вашу записку. А у вас, между прочим, очаровательный племянник!
— Племянник?
— Ну, тот молодой человек, которого вы к нам прислали…
— Он мне не племянник, — холодно отозвался Роберт. Почему это, когда тебя называют чьим-то дядей, сразу стареешь? — Это мой двоюродный брат.
Роберт надеялся, что его пригласят заехать, но его не приглашали. Надо было действовать энергичнее.
— Я бы хотел вас видеть, чтобы кое-что обсудить.
— Да, конечно. А что если мы заедем в вашу контору как-нибудь утром, когда будем в Милфорде за покупками? Как вы считаете: что нам теперь делать?
— Понадобится частное расследование. Впрочем, это не телефонный разговор.
— Да-да. Так мы заглянем к вам в пятницу утром, хорошо? Или пятница вас не устраивает?
— Нет, вполне устраивает, — вяло отозвался Роберт, подавляя разочарование. — Около полудня?
— Прекрасно. Итак, в двенадцать часов послезавтра в вашей конторе. До свидания, и еще раз спасибо за поддержку!
И Роберт отправился на свою ежевечернюю прогулку по Хай-стрит, изо всех сил стараясь забыть, что его, так сказать, отвергли. Ведь поначалу он ничуть не хотел ехать в дом Фрэнчайз и даже не скрывал своего нежелания. Естественно, Марион хотела избежать повторения этой малоприятной сцены. Правда, он взял на себя защиту их интересов. Но это — дело, а дело должно обсуждаться по-деловому в конторе.
«Ну что ж, — думал Роберт, усаживаясь на свой любимый стул у камина и разворачивая вечернюю газету (напечатанную утром в Лондоне), — ну что ж! Когда они явятся в пятницу, то надо будет перевести деловые отношения в более личные и постараться стереть память о тогдашнем отказе».
Тишина в доме успокаивала. Кристина заперлась в своей комнате и выйдет оттуда только после двух дней молитвы и религиозных возвышенных размышлений, а тетя Лин возилась на кухне с ужином. Пришло письмо от Леттис, единственной сестры Роберта. Во время войны она была на фронте, водила грузовик, влюбилась в высокого молчаливого канадца и сейчас воспитывала своих пятерых детишек в Саскатшеване. «Приезжай, Робин, милый, — писала она, — пока мои ребята не выросли и пока ты сам не оброс мохом. Общество тети Лин тебе просто вредно!» Роберт даже услышал голос Леттис, произносящий эти слова. Она и тетя Лин никогда ни в чем не были согласны и смотрели на вещи по-разному.
Он улыбался, чувствуя себя отдохнувшим и спокойным, но этот блаженный покой был нарушен вторжением Невила.
— Почему ты мне не сказал, какая она? — с порога спросил Невил.
— Кто?
— Ну, эта самая Шарп. Почему не сказал?
— Я и не думал, что ты ее увидишь. Все, что от тебя требовалось, — бросить письмо в дверную щель.
— Никакой щели в двери нет. Я позвонил, а они как раз вернулись откуда-то. Она сама мне открыла.
— Я думал, после обеда она спит.
— По-моему, она никогда не спит. Она вообще не из людской породы, — вся огонь и сталь.
— Ты прав, старая дама весьма резка на язык, но будь снисходителен. У нее была очень тяжелая…
— Какая еще старая? Ты это о ком?
— О старой миссис Шарп, разумеется.
— Да я и не видел старой миссис Шарп. Я говорю о Марион.
— О Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион?
— Она мне сама сказала. А это имя ей идет, правда? Даже представить нельзя, чтобы ее звали как-нибудь иначе!
— О Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион?
— Она мне сама сказала. А это имя ей идет, правда? Даже представить нельзя, чтобы ее звали как-нибудь иначе!
— Когда это ты успел так коротко с ней познакомиться, если видел ее только в передней?
— Она угощала меня чаем.
— Чаем? Я-то думал, что ты торопишься на французский фильм.
— Я никогда никуда не тороплюсь, если такая женщина, как Марион, приглашает меня к чаю. А ее глаза ты заметил? Ну, конечно, заметил. Ведь ты ее адвокат. Великолепнейший оттенок серого, переходящий в светло-коричневый. А какая изумительная линия бровей, будто след кисти гениального художника! Крылатые брови. По дороге домой я сочинил о них стихи. Хочешь послушать?
— Нет, — твердо ответил Роберт. — А как тебе понравился фильм?
— Я его не видел.
— Не видел?
— Я же тебе говорил, что мы пили чай с Марион.
— Короче, ты хочешь сказать, что провел в доме Фрэнчайз несколько часов?
— Очевидно, — мечтательно отозвался Невил. — Но, Боже мой, мне показалось, что я провел там всего семь минут.
— А как же твоя страсть к французским фильмам?
— Но Марион сама настоящий французский фильм. Даже ты должен это видеть! (Роберт поморщился, услышав «даже ты».) К чему мне отражение, когда передо мной сама действительность? Непосредственность. Вот в чем ее главная прелесть. Я никогда не встречал никого, кто был бы так непосредствен, как Марион.
— Даже Розмари? — Роберт был в том состоянии, которое тетя Лин деликатно называла «вышел из себя».
— А, Розмари милочка, и я на ней непременно женюсь, но это совсем другое дело!
— Вот как? — произнес Роберт обманчиво-кротким тоном.
— Конечно. На таких женщинах, как Марион, не женятся, это все равно что обручиться с ветром или с облаком. Как обручиться с Жанной д'Арк. Просто оскорбительно думать о Марион как о будущей жене… Между прочим, она хорошо о тебе отзывается.
— Очень мило с ее стороны.
Слова эти были произнесены так сухо, что даже Невила проняло.
— Тебе она не нравится? — спросил он, бросив на двоюродного брата удивленно-недоверчивый взгляд.
Роберт уже перестал быть добрым, ленивым, терпимым Робертом Блэром. Теперь это был просто усталый человек, который не успел поужинать и который не забыл о том, что планы его были нарушены, а сам он отвергнут.
— Насколько я успел заметить, — проговорил он, — Марион Шарп попросту худощавая сорокалетняя женщина, которая живет вместе со своей резкой на язык старой матерью в уродливом старом доме и нуждается в юридической помощи, как, впрочем, и многие другие.
Ко, еще не докончив фразы, он уже раскаивался в своих словах. Ему уже хотелось взять их обратно, словно он предал друга…
— Видимо, она просто не в твоем вкусе, — беззлобно заметил Невил. — Ты всегда предпочитал глуповатых блондинок, не правда ли?
— Не понимаю, откуда ты это взял?
— Все женщины, на которых ты чуть не женился, принадлежали именно к этому типу.
— Никогда я ни на ком «чуть не женился», — выдавил из себя Роберт.
— Это тебе только кажется. Молли Мандерс, например, едва тебя не заарканила.
— Молли Мандерс? — сказала разрумянившаяся у плиты тетя Лин, внося поднос с шерри. — Такая дурочка! Вечно смотрелась в карманное зеркальце.
— А спасла тебя тогда тетя Лин, правда ведь, тетя?
— Не знаю, о чем ты говоришь, Невил, милый. Перестань шагать взад и вперед, а подбрось-ка лучше полено в камин. Как тебе понравился французский фильм?
— Я его не видел. Я пил чай в доме Фрэнчайз… — Невил искоса взглянул на Роберта, очевидно, уже догадавшись, что Роберт воспринимал его слова не так безучастно, как могло показаться с первого взгляда.
— С этими странными людьми? О чем же вы говорили?
— О горах. О Мопассане. Обо всем…
Тетя Лин повернулась к Роберту:
— Если ты собираешься иметь с ними дело, милый, может, мне следует сделать им визит? Или попросить об этом жену пастора?
— Совершенно незачем делать визиты незнакомым людям, — сухо отозвался Роберт.
Тетя Лин растерянно взглянула на племяника, но тут же ее отвлекли домашние заботы.
— Не задерживайтесь за бутылкой шерри, иначе жаркое перепреет в духовке. Слава Богу, Кристина завтра приступит к своим обязанностям. По крайней мере я надеюсь, что приступит. Обычно спасение души занимает у нее не больше двух дней… Нет, если тебе все равно, я, пожалуй, не сделаю визита этим людям в доме Фрэнчайз. Мало того, что они нездешние и очень странные, я их боюсь!
«Так! Вот вам типичный образец того, как будут относиться к матери и дочери Шарп, замешанных в какой-либо истории, виновны они или нет», — думал Роберт. Недаром Бен Карлей старался сегодня внушить ему, что если у обитательниц Фрэнчайза возникнут недоразумения с полицией, то будет весьма нелегко рассчитывать на беспристрастных присяжных. Он должен сделать все, чтобы защитить Шарп. При свидании в пятницу он непременно посоветует им нанять агента и провести частное расследование. Полиция и в более важных делах не успевает разобраться, и есть надежда, что человек, работающий неторопливо и всецело посвятивший себя этой работе, сможет обнаружить то, чего не удалось обнаружить официальным следователям.
Глава шестая
Но в пятницу утром было уже слишком поздно…
Настойчивость полиции и то, что слухи вот-вот начнут распространяться по городу, — все это Роберт учел. Но вот «Эк-Эмму» он в расчет не принял.
Такого рода бульварные газетки, как «Эк-Эмма», были занесены в Англию с запада, из Америки. «Эк-Эмма» считала, что две тысячи фунтов штрафа за клевету — цена не слишком высокая при полумиллионном тираже. Газета охотно помещала кричащие заголовки, сенсационные фотографии, а также нескромные статейки, перещеголяв в этом отношении более сдержанную британскую прессу. На Флит-стрит эту газетенку называли коротким и непечатным словом, однако поделать с ней ничего не могли. За десять лет существования «Эк-Эммы» ее тираж достиг полумиллиона экземпляров: эта желтая газетка имела успех у любителей сенсаций. В пригородных поездах из десяти пассажиров, едущих на работу, семеро сидели, уткнув нос в «Эк-Эмму».
И именно из-за «Эк-Эммы» дело о похищении Бетти Кейн стало широко известным.
Утром в пятницу Роберту пришлось съездить за город к своей клиентке, старой женщине, которая пожелала внести в свое завещание кое-какие новые пункты. Эту процедуру она повторяла в среднем каждые три месяца, хотя ее врач полагал, что сил у нее вполне достаточно и она еще поживет. Но если клиентка просит своего адвоката срочно к ней явиться, то не может же он сказать ей, чтобы она перестала валять дурака. Роберт запасся пустыми бланками для завещания, взял автомобиль из гаража и отправился в путь. Хотя старуха и помучила его, как обычно, но обратно он ехал в отличном настроении, наслаждаясь весенним воздухом и любуясь весенним пейзажем. Он даже мурлыкал про себя, радуясь тому, что меньше чем через час увидит Марион Шарп. И решил в душе простить ее за то, что ей приглянулся Невил. В конце концов Невил ведь не пытался спихнуть ее Бену Карлею. Справедливость прежде всего.
Роберт въехал в гараж, поставил автомобиль и тут вспомнил, что первое число уже прошло, и зашел в контору заплатить по счету Биллу Броу. Но в конторе сидел Стэнли.
— Я хочу заплатить, — пояснил Роберт, — обычно счет уже бывает готов.
— Он где-нибудь тут, — ответил Стэнли. — Поищите сами.
Роберт, привыкший к своеобразным порядкам этой конторы, приподнял лежащую на столе груду бумаг, и тут на него глянуло девичье лицо — газетная фотография девочки. Он не сразу узнал его, но что-то это лицо напомнило ему, он всмотрелся внимательнее.
— Вот он, ваш счет! — торжествующе воскликнул Стэнли, извлекая откуда-то листок и сдвигая в сторону бумаги. Взору Роберта открылась теперь целиком первая страница сегодняшнего номера «Эк-Эммы». Похолодев от изумления, он уставился на фотографию. Стэнли, проследив за его взглядом, ухмыльнулся одобрительно.
— Ничего девочка. Напоминает мне одну, с которой я был знаком в Египте. Такие же широко расставленные глаза. Славная девчушка. Врунья, каких свет не видел.
Стэнли продолжал складывать разбросанные бумаги, а Роберт все стоял, уставясь на газету.
«ВОТ ОНА, ЭТА ДЕВОЧКА», — сообщала газета огромными черными буквами на верху страницы, а под ними треть полосы занимала фотография. И затем шрифтом поменьше: «ЭТО ТОТ САМЫЙ ДОМ?» Внизу — фотография Фрэнчайза. Еще ниже крупным шрифтом: «ДЕВОЧКА ГОВОРИТ — ДА. А ЧТО ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ?» Затем примечание: «Читайте подробности на такой-то странице».
Роберт перевернул страницу. Там было все, за исключением фамилии Шарп. Он вновь взглянул на первую полосу. Еще вчера Фрэнчайз был домом, защищенным четырьмя высокими стенами, защищен столь надежно, что даже обитатели Милфорда не знали, каков он — этот дом. А сегодня он открыт взорам всех…