Он уже собирался уходить, когда заметил среди останков метеорита маленькую квадратную рыжевато-коричневую коробочку. Предмет не больше двух дюймов был сделан из какого-то прочного волокна, не пропускающего жар. Без сомнения, коробочка, находившаяся внутри метеорита, представляла собой продукт производства разумных существ.
Стендифер был очень сильно возбужден. Он поднял маленькую коробочку и попытался открыть. Но его пальцы не смогли справиться с твердым волокном. Зажав коробочку в руке, он побежал обратно в коттедж. Стендифер уже представлял себе, что найдет внутри послание из других миров.
Но в коттедже он с удивлением понял, что ни стальные ножи, ни сверло, ни зубило не оставляют ни малейшего следа на неземном материале. Он был твердым, как алмаз, гибким и упругим, как сталь.
Прошло несколько часов, прежде чем Стендифер решил капнуть воды на загадочную коробочку. Как только он это сделал, волокно сразу же размякло. Этот материал, способный противостоять чрезвычайно высоким температурам и излучениям космоса, при попадании во влажный теплый мир размягчался и раскрывался.
Стендифер осторожно открыл мягкую коробочку. Затем в замешательстве долго глядел на ее содержимое. Тень озабоченности пробежала по его лицу. Внутри не было ничего, кроме двух, по-видимому, сухих коричневых семян, каждое — дюйм в ширину.
Сначала он был разочарован. Он ожидал увидеть надписи или даже миниатюрную модель или механизм. Но через некоторое время его интерес вновь возрос, так как ему пришло в голову, что это могут быть не обычные семена, которые жители какой-то отдаленной планеты пытались переправить в другие миры.
Он посадил их в специально выбранный для этого уголок сада на расстояние десяти футов друг от друга. В последующие дни он скрупулезно поливал их, ожидая с нетерпением, что за странные растения появятся на свет.
Его интерес был настолько велик, что он совсем забыл о своих неоконченных картинах, о той работе, которая и привела его в этот одинокий коттедж. Про свою странную находку Стендифер никому не сказал. Он понимал, что тогда набегут ученые и отберут семена для исследований. Этого он не хотел.
Через две недели его охватила безграничная радость. Первые маленькие побеги темно-зеленого цвета пробили почву. Они были похожи на твердые палочки и ничем необычным пока не отличались. Стендифер продолжал регулярно поливать их, с нетерпением ожидая, что же будет дальше.
После этого оба побега пошли в рост еще быстрее. Через месяц они превратились в зеленые шестифутовые столбы, каждый из которых был плотно укутан в чешуйчатую оболочку. В середине они имели большую толщину, чем вверху или у основания, а один из них казался немного тоньше другого. Теперь они не были похожи ни на одно растение, известное на земле.
Стендифер видел, что оболочка начала потихоньку раскрываться, раскручиваясь от верхушки растений.
Затаив дыхание, он ожидал, что же будет дальше. И каждую ночь, прежде чем пойти спать, Стендифер бросал на них последний взгляд. И каждое утро, едва успев проснуться, первые его мысли были о них.
Однажды июньским ранним утром он обнаружил, что оболочка раскрылась достаточно для того, чтобы предоставить ему возможность заглянуть внутрь. Стендифер замер, широко раскрыв глаза, глядя на представшее перед ним зрелище.
Он увидел верхушки, странным образом напоминающие человеческие головы. Казалось, что в этих зеленых оболочках были спрятаны двое людей. У них даже уже начали расти волосы. Они представляли собой густые массы зеленых нитей.
Одна верхушка казалась похожей на головку девушки с мягкими пушистыми волосами. Другая головка была покрыта более грубой и темной растительностью, словно это была голова мужчины.
Весь день Стендифер ходил словно зачарованный. Он был уже готов сам раскрыть оболочки — так велико было его любопытство. Но он взял себя в руки. Через несколько дней его невероятные подозрения получили подтверждение.
К тому времени оболочки обоих растений раскрылись почти полностью. Внутри одного оказался мужчина, а в другом — женщина. Их тела странным образом напоминали человеческие. Живые, дышавшие тела из растительной зеленой плоти, с руками и ногами, которые уходили глубоко в ствол растения. Их лица тоже напоминали человеческие, особенно зелеными глазами, которые могли видеть.
Стендифер смотрел и смотрел на девушку-растение, так как ее красота превосходила все самые сокровенные мечты художника. Ее стройное зеленое тело гордо возвышалось, выходя прямо из чашечки растения. Ее горящие зеленые глаза смотрели на него. Вот она подняла гибкую руку-лиану и мягко прикоснулась к нему. Ее губы затрепетали, издавая мягкий шорох, словно это был голос.
Затем Стендифер услышал глухое, злобное шипение позади и обернулся. Звук издавало растение-мужчина. Длинные руки-лианы яростно пытались дотянуться до художника, чтобы схватить его, а в глазах горели ревность и гнев. Стендифер поспешно отошел в сторону.
В последующие дни он жил словно во сне. Он влюбился в зеленую стройную девушку-растение и практически целый день от рассвета до заката проводил в саду, глядя в ее глаза и слушая странный шорох, который был ее речью.
Душе художника казалось, что красоту ни одной земной женщины невозможно сравнить со стройной грацией этого растительного создания. Он стоял возле нее и страстно желал понять ее шуршащий шепот, когда ее руки-лианы нежно ласкали его.
Стендифер чувствовал, что мужчина-растение ненавидел его и пытался бороться с ним. А через какое-то время он возненавидел и девушку. Он протягивал свои лианы, пытаясь схватить ее, но был слишком далеко.
Стендифер видел, что эти два создания продолжают расти, и догадывался, что вскоре их ноги освободятся. Он понимал, что они были представителями жизни, совершенно не похожей на земную. Они начали свой жизненный цикл как семена, а со временем превратятся в свободных и двигающихся людей-растений, неведомых этому миру.
Стендифер также понимал, что как бы далеко ни находился их дом, существа, подобные им, должны были достичь очень высокого уровня развития науки и цивилизации, чтобы послать через глубины космоса семена, которые положат начало их расе на другой планете. Но он мало думал об их происхождении, с нетерпением ожидая того дня, когда его сияющая девушка-растение освободится от своих корней, и понимал, что этот день уже близок. Теперь даже на минуту ему не хотелось покидать сад. Но однажды утром Стендиферу пришлось пойти в деревню за продуктами. Последняя еда закончилась два дня назад, и он чувствовал слабость от голода.
Ему было больно расставаться с девушкой-растением даже не несколько часов. Стендифер долго ласкал ее пушистые зеленые волосы и слушал ее радостный шепот. Наконец он заставил себя уйти.
Стендифер скоро вернулся. Но лишь войдя в сад, он услышал звук, который заставил кровь заледенеть в жилах. Это был голос девушки-растения, шепот агонии, произносящий ужасные вещи. Обезумев от предчувствия непоправимого, он рванулся в сад и на мгновение замер, пораженный представшей перед ним картиной.
В его отсутствие завершилась последняя стадия развития. Оба существа освободились от своих корней, и мужчина-растение в порыве своей ревности и гнева разорвал сияющее зеленое тело девушки. Она лежала на земле, и ее руки-лианы едва шевелились, в то время как мужчина взирал на нее сверху вниз с удовлетворенной ненавистью.
Обезумев от ярости, Стендифер схватил косу и побежал через сад. Ему хватило двух ударов. Мужчина-растение упал на землю, истекая темно-зеленой кровью. Тогда Стендифер бросил свое оружие и упал на колени перед умирающей девушкой.
Она посмотрела на него своими широкими, полными боли глазами. Ее жизнь уходила. Зеленая рука медленно поднялась и коснулась лица художника, и Стендифер услышал последний шуршащий шепот существа, которое он любил и которое любило его, невзирая на непреодолимую пропасть между двумя чужеродными мирами. Вскоре он понял, что девушка умерла.
Все это было давно. И сад возле маленького коттеджа сейчас весь в цвету и уже не помнит о тех двух странных созданиях, которые родились, выросли и умерли здесь. Стендифер больше никогда так и не вернулся сюда. Теперь он живет в жаркой, бесплодной пустыне в Аризоне и больше не может выносить даже вида зеленых растений.
ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ
1. Замедленная жизнь
Мертвец стоял в слабом лунном свете, рассеянном в джунглях, когда Феррис наткнулся на него.
Это был маленький смуглый человек в хлопчатобумажной одежде, типичный лаосец из внутреннего Индо-Китая. Он стоял без поддержки, с открытыми глазами, незряче уставившимися вперед, слегка приподняв одну ногу. Он не дышал.
— Но он же не может быть мертвым! — воскликнул Феррис. — Мертвецы не стоят в джунглях.
— Но он же не может быть мертвым! — воскликнул Феррис. — Мертвецы не стоят в джунглях.
Его прервал проводник Пиэнг. Этот маленький туземец утратил свою наглую самоуверенность с тех пор, как они сбились с тропы, а неподвижно стоящий мертвец совершенно деморализовал его.
С тех пор, как они наткнулись в этих зарослях, можно сказать, налетели на мертвеца, Пиэнг испуганно таращился на неподвижную фигуру, а теперь многоречиво забормотал:
— Этот человек хунети! Не прикасайтесь к нему! Мы должны уйти отсюда… Мы забрели в плохие джунгли!
Феррис не пошевелился. Он слишком много лет был охотником за тиком, чтобы скептически относиться к суевериям Южной Азии. Но, с другой стороны, он чувствовал на себе определенную ответственность.
— Если этот человек не мертв на самом деле, тогда он болен и нуждается в помощи, — заявил он.
— Нет, нет, — настаивал Пиэнг. — Он хунети! Нужно быстрее уходить отсюда.
Побледнев от страха, он оглядывал залитые луной заросли. Они находились на низком плато, где джунгли были, скорее, муссонным лесом, нежели лесом дождливым. Большие силк-коттоны и фикусы были здесь менее задушены кустарником и ползучими растениями, в отдалении виднелись гигантские баньяны, вздымающиеся, как мрачные властелины серебристого безмолвия. Безмолвие. Тишина. Здесь она была какой-то неестественно глубокой. Они неясно слышали привычную болтовню птиц и обезьян, доносившуюся из чащ долины, и кашель тигров у подножия холмов Лаоса, но здесь, на плато, царила полная тишина.
Феррис подошел к неподвижному туземцу и осторожно прикоснулся к его тонкому, коричневому запястью. Несколько секунд он не чувствовал пульса, затем уловил его — неописуемо медленные удары.
— Один удар в две минуты, — пробормотал Феррис. — Как, к черту, он может жить?
Он осмотрел голую грудь человека. Она вздымалась… но так медленно, что его глаза с трудом могли заметить это движение. Грудь оставалась неподвижной несколько минут, затем медленно опускалась.
Феррис достал карманный фонарик и направил его свет в глаза туземца. Сначала не было никакой реакции, затем, очень медленно, веки поползли вниз и закрылись, какое-то время оставались закрытыми, наконец, открылись опять.
— Моргает… но в сто раз медленнее нормального! — воскликнул Феррис.
— Пульс, дыхание, реакция — все в сто раз медленнее. Этот человек либо в шоке, либо одурманен.
Затем он заметил кое-что, от чего его бросило в озноб.
Глаза туземца, казалось, с бесконечной медлительностью поворачивались в его сторону, а нога его была теперь поднята чуть выше. Он словно бы шел — но шел в сто раз медленнее нормального темпа.
Это было жутко. Затем произошло еще более жуткое. Раздался звук треснувшего сучка.
Пиэнг вскрикнул от ужаса и показал на заросли. И в лунном свете Феррис увидел…
В сотне футов поодаль стоял еще один туземец. Тело его наклонилось вперед, словно он застыл на бегу. Под его ногой и треснул сучок.
— Они поклоняются Великому Изменению! — хриплым голосом сказал проводник. — Мы не должны вмешиваться!
То же решил и Феррис. Очевидно, они наткнулись на какой-то жуткий обряд джунглей, а он слишком хорошо знал азиатов, чтобы захотеть вмешиваться в их религиозные таинства.
Его занятием здесь, в восточном Индо-Китае, была охота за тиком. В этих диких краях достаточно трудно бродить и без враждебных племен. Эти странные мертво-живые люди, одурманенные либо что там еще, не могли представлять собой опасность, если поблизости не было других.
— Идем, — коротко сказал Феррис.
Пиэнг поспешно двинулся вниз по склону лесного плато. Он ломился через кустарник, как напуганный олень, пока они не наткнулись на тропу.
— Это она… тропа к Правительственной станции, — произнес он с огромным облегчением. — Та самая, которую мы потеряли в ущелье. Я давно не забирался так далеко в Лаос.
— Пиэнг, что такое хунети? — спросил Феррис. — И о каком Изменении ты говорил?
Проводник внезапно сделался не таким многоречивым.
— Это такой ритуал. — И добавил с несколько вернувшейся самоуверенностью.
— Эти туземцы очень невежественны. Они не посещали школу миссии, как я.
— Что за ритуал? Ты говорил про Великое Изменение. Что это такое?
Пиэнг пожал плечами и с готовностью солгал:
— Не знаю. Во всем огромном лесу ему поклоняются люди, которые могут становиться хунети. Я не знаю, как.
Феррис размышлял, продолжая идти дальше. В туземцах было что-то жуткое… Почти полная остановка жизни, но не совсем — только неописуемое замедление ее.
Что могло быть причиной этого? И что, возможно, может быть целью этого?
— Мне кажется, тигр или змея могут быстро расправиться с человеком в таком состоянии.
Пиэнг энергично помотал головой.
— Нет. Человек, который хунети, в безопасности… по крайней мере, от животных. Ни один зверь не тронет его.
Феррис удивился. Может, из-за крайней неподвижности животные просто не обращают на них внимания?
Он должен в этом разобраться! Вот уже два дня он блуждает в джунглях Лаоса, с тех пор как покинул верхний Меконг, ожидая, что вот-вот выйдет к Французской Правительственной ботанической исследовательской станции, которая была его целью.
Он стряхнул с потной шеи кусучих крылатых муравьев и ему захотелось сделать привал, но, судя по карте, до станции оставалось всего несколько миль.
Стофутовые фикусы, красные деревья и солк-коттоны застилали лунный свет. Тропа все время извивалась, то огибая непроходимые бамбуковые заросли, то сворачивая к бродам через мелкие потоки, а переплетения лиан с дьявольским проворством подставляли в темноте ножку.
Феррис подумал, не потеряли ли они опять дорогу, и уже не в первый раз удивился, зачем он вообще уехал из Америки за этим проклятым тиком.
— Станция, — внезапно сказал Пиэнг с видимым облегчением. И тут же впереди них, на покрытом джунглями склоне, показался плоский выступ. Оттуда, из окон переносного бамбукового бунгало, лился свет. Проходя последние несколько ярдов, Феррис почувствовал всю накопившуюся усталость. Он подумал, получит ли здесь приличную постель и каким парнем окажется этот Беррью, похоронивший себя в таком богом забытом месте, как эта ботаническая станция.
Бамбуковый домик был окружен высокими, стройными красными деревьями, лунный свет заливал садик за низкой саппановой оградкой.
С темной веранды до Ферриса донесся голос, поразивший его, потому что это был девичий голос, говоривший по-французски:
— Пожалуйста, Андре! Не ходи туда!! Это безумие!
— Прекрати, Лиз! — резко ответил мужской голос. — Это уже надоело…
Феррис дипломатично кашлянул и сказал в темноту веранды:
— Месье Беррью?
Наступила мертвая тишина, затем дверь домика распахнулась, на Ферриса и его проводника хлынул поток света.
В этом свете Феррис увидел человека лет тридцати, с непокрытой головой, одетого во все белое — в его стройной фигуре чувствовалась какая-то жестокость. Девушка казалась лишь белым пятном в темноте.
Феррис поднялся по ступенькам.
— Я полагаю, у вас бывает не много гостей. Меня зовут Хью Феррис. У меня для вас письмо из Сайгонской конторы.
Наступило молчание, затем раздался голос:
— Может быть, вы зайдете, месье Феррис…
В освещенной лампами, с бамбуковыми стенами комнате Феррис быстро оглядел хозяев.
Для его опытного взгляда Беррью выглядел человеком, который слишком долго жил в тропиках — его белокурая красота потускнела в тропическом климате, глаза были лихорадочно беспокойны.
— Моя сестра Лиз, — представил он девушку, беря письмо из рук Ферриса. Удивление Ферриса возросло. Он до сих пор полагал, что это его жена. Зачем девушке лет под тридцать хоронить себя в такой глуши?
Он не удивился, заметив, что она выглядит несчастной. Она была бы вполне хорошенькой, если бы не имела такой мрачный, встревоженный вид.
— Хотите выпить? — спросила его Лиз, затем бросила тревожный взгляд на брата. — Теперь ты не пойдешь, Андре?
Беррью взглянул на залитые луной джунгли, и голодное напряжение его скул не понравилось Феррису.
— Нет, Лиз. Приготовь, пожалуйста, выпить и вели Ахра позаботиться о проводнике гостя.
Он быстро прочитал письмо. Феррис со вздохом сел на раскладной стул. Беррью окинул его тревожным взглядом.
— Значит, вы пришли за тиком?
Феррис кивнул.
— Мне предстоит только пометить деревья и снять с них кольца коры. Они должны простоять несколько лет, прежде чем их срубят.
— Уполномоченный пишет, что я должен оказывать вам всяческую помощь. Необходимо открытие новых тиковых вырубок.
Беррью медленно сложил письмо. Ясно, подумал Феррис, ему это не нравится, но все, что приказано, он сделает.