Порт-Артур — Токио - Александр Чернов 7 стр.

— Вы не забыли добавить «не исходя и из его наличного капитала и капитала его семьи»? Но самое смешное — я ничего против построения такого общества не имею. Я только не хочу, чтобы во время этой стройки пришлось перебить и выгнать за кордон четверть населения страны: идея теряет смысл, в долгосрочной перспективе. А насчет еврейского государства у стен Иерусалима, — при имени этого древнего города атеист и революционер Гоц нервно вздрогнул, — так в моем разумении, это совсем не так уж и невозможно. И не только в моем.

— И как Вы себе ТАКОЕ представляете? Это просто бред какой то! Фантастика!

— Напротив, любезный Абрам Рафаилович. Представляю себе как нечто вполне даже реальное, причем, если обстоятельства сложатся удачно, в перспективе всего нескольких лет. Ну, или максимум, полутора-двух десятилетий. Открою Вам один маленький секрет: через пару дней Государь встречается с господином Герцлем. Вам ведь знакома эта фамилия. И Император решил поддержать его идеи. Словом и делом… Может валерьяночки попросить? Нет? Хорошо, тогда продолжу.

Как Вам прекрасно известно, у России есть свой интерес и давняя мечта на Востоке — проливы и Константинополь. Для овладения ими нашей Империи, так или иначе, придется разобраться с Турцией, а при ее развале и разделе организация некоего государства на одном из ее осколков — это дело техники и международных конгрессов. Если бы евреи боролись за это с той же энергией и одержимостью, с которой они пытаются раскачать фундамент государства российского, то эта идея могла бы быть осуществлена лет так через 10–15, самое позднее… Это при условии поддержки исторического движения России вашим народом, естественно. Да и погромы под это дело прекратить можно практически мгновенно.

— А погромы с чего прекратятся, где тут логика? — оторопело выдавил из себя Гоц.

— Мы, русские — народ по натуре жалостливый. Отношение изменится, как только начнется нормальная продуманная пропагандистская программа, что надо дать бедным, обиженным всем миром евреям, их собственный дом… А заодно и хлебом торговать можно будет без их навязчивого посредничества, и квашенные огурцы с капустой на рынок спокойно возить (тут Гоц слегка поморщился). И никто им в этом не хочет помочь, кроме русского мужика, которому всего-то и надо для этого в очередной раз побить турок… Ну, как можно громить того, кого сам же жалеешь? За кого, ради этой жалости, кровь свою готов пролить?

Но вот тут евреям придется «вернуть мяч». Жалеть и помогать тем, кто желает твоей стране проиграть войну, пытается организовать финансовую блокаду, ведет пропаганду против царя, призывающего весь мир дать евреям возможность самим жить в своем государстве, да еще и устраивает взрывы на улицах… Это никак невозможно-с…

— То, что Вы сейчас говорите, это тоже не только Ваше мнение, но и…?

— На той неделе, после разговора с Теодором Герцлем, Государь Император собирается устроить встречу с несколькими уважаемыми раввинами и крупными еврейскими банкирами. Не сомневаюсь, что лидеры ПСР будут информированы об ее итогах во всех подробностях. На ней мы попытаемся разъяснить нашу позицию по еврейскому вопросу. Да, черту оседлости надо отменять. Согласен. Возможно, что сразу после войны Император сделает это сам. Возможно, посчитает, что это уже дело Думы, которая будет созвана сразу после победы.

— Но почему, если царь сам так думает, нужно ждать до конца войны?

— Ну, Вы же умный человек, господин Гоц, сами не догадываетесь, разве?

— Нет, если честно…

— Причина-то в Вас, в основном. А почему такие удивленные глаза? Или Вы думаете, что государь Мировой Империи может принимать решение под давлением действий банды террористов? Николай Александрович просто не имеет права потерять лицо. Ему проще с любыми жертвами и кровью передавить вас всех как ядовитых пауков, но не потерять лицо в глазах остального мира… Это политически неприемлемо. Положение обязывает, как говорится. Вы меня хорошо понимаете, надеюсь?

— Вполне. А что Вы говорили по поводу парламента? Наша партия сможет иметь там представительство, или все это «карманная лавочка» и фикция?

— Нет, я не оговорился. Государь планирует созвать парламент — Государственную Думу. Только тешить себя мыслью, что это прямой результат революционного самопожертвования и террора вам не стоит. Просто для Императора и близкого круга его советников и министров стало очевидным, что без серьезных изменений в политической системе, России труднее будет в будущем вести экономическое соревнование с нашими противниками на мировой арене. Увы, его искренняя мечта о всеобщем мире растаяла как утренний туман после взрывов первых японских мин в Порт-Артуре. Так что ничего личного, как говорится…

Для нормальной работы Думы в стране будут созданы новые и легализованы существующие политические партии. Если вы там поимеете свою фракцию и серьезное лобби (чего я вам сделать точно не дам, — мысленно добавил Вадик), то этого добьетесь без больших проблем. Парламентским путем, а не револьверами и бомбами.

А прежними своими методами вы добьетесь только повторения судьбы вашего бомбиста — новопреставленного Якова. Вот это и передайте вашим коллегам по ЦК ПСР и отморозкам из Боевой организации. Государь просит вас о «прекращении огня» до победы над Японией и выборов в Думу. Повторяю: пока еще — ПРОСИТ. Иначе получите тотальное внесудебное уничтожение всех членов вашей партии, вместе со всеми сочувствующими, и высылку семей в Сибирь. На каторгу, а не в ссылку. По законам военного времени. Хотите? Что-то опять не понятно, любезнейший Абрам Рафаилович?

— А как быть с теми ячейками, которые финансируются староверами или из заграницы? ЦК с ними постоянной связи не имеет… И руководство Боевой организации. Они ведь даже перед ЦК партии не отчитываются! Да еще социал-демократы, они сейчас часто работают «под нас», когда занимаются эксами, — не на шутку испугался Гоц.

— Я бы, на вашем месте, нашел эту самую связь. Если после их захвата ее найду я, а послание к ним не дойдет, — зловеще проговорил Вадик, — ваши головы тоже полетят. По поводу же денег из-за границы… Осень — опасное время года… Вот в Париже недавно господин Троцкий поскользнулся и под вагон попал. В Стокгольме бывшего японского атташе в Питере, господина полковника Акаши никак не найдут. Говорят ушел искупаться… Что до наших староверов, найдем и им конфетку. Пора уже РПЦ голову из трехсотлетней задницы вынуть, и вспомнить, что мы живем в 20-м веке! А то раскол у них подзатянулся… Или они друг друга признают, или придется просто организовать для староверов новую, открытую ветвь христианства. Чем они хуже лютеран, скажем? А то многие православные батюшки без конкуренции-то в конец позажирели, как в переносом, так и в прямом… За РСДРП тоже не беспокойтесь. С ними — отдельный разговор. А вот лидеров Бунда о том, что услышали, вполне можете проинформировать. Думаю, вам это будет попроще, чем мне.

— Не понял — как? Как я должен с кем то связываться отсюда? Или, таки что, разве я не арестован, и могу отсюда выйти?

— Конечно. Сразу после окончания нашей беседы вас освободят.

— Вы не шутите? — на лице Гоца читалась смесь удивления и потрясения.

— Я вполне серьезно. И не стоит лишних благодарностей, мы же с Вами деловые люди. Но сначала, дражайший Абрам Рафаилович, ответите мне на последний на сегодня, но самый интересный для меня вопрос… Так какая же скотина, настолько захотела моей смерти?

— Увы, молодой человек, хоть и у многих из нас были к Вам… Э… некие претензии, так скажем… Решение это принималось исключительно Боевой организацией, а они знаете-ли…

— ОН, Вы хотите сказать?

— Ну, да. В общем-то, да… А откуда Вы знаете, Михаил Лаврентьевич?

— Не важно. Потом, возможно, и расскажу кое-что. Вам небезинтересное. Если из нашей сегодняшной беседы правильные выводы сделаете… Стало быть, сам Евно Фишелевич, ручку к сему дельцу приложил?

— Да. Хотя, как я понимаю, и он не считал Ваш вопрос особо приоритетным. А мы сами-то его и не поднимали никогда. Это у Яшеньки к Вам было что-то личное.

— А знаете, Абрам Рафаилович, как ни странно, но я Вам верю…

На прощание — маленькая просьба и серьезный совет. Передайте Виктору Михайловичу Чернову, что я хочу с ним переговорить, он может ехать в Россию не опасаясь преследования. И немедленно покажите врачам брата. Ему срочно нужна операция. Если что — поможем…

28-го октября 1904-го года с очередным пароходом из Шанхая в порту Сан-Франциско появились двое странного вида людей — желтолицы и узкоглазы, как китайцы или японцы, но при этом не по сезону одеты в меховые куртки и кожаные сапоги. После прохождения таможни они, не нанимая экипажа и не пользуясь трамваем, пешком добрались до центра города. Где и принялись беспокоить обывателей, показывая им клочок помятой бумаги. Подошедший на шум полисмен опознал в клочке «шапку» газеты «Сан-Франциско ньюс» и, по подсказке какого-то сердобольного наблюдателя, спровадил странных азиатов в редакцию.

На прощание — маленькая просьба и серьезный совет. Передайте Виктору Михайловичу Чернову, что я хочу с ним переговорить, он может ехать в Россию не опасаясь преследования. И немедленно покажите врачам брата. Ему срочно нужна операция. Если что — поможем…

28-го октября 1904-го года с очередным пароходом из Шанхая в порту Сан-Франциско появились двое странного вида людей — желтолицы и узкоглазы, как китайцы или японцы, но при этом не по сезону одеты в меховые куртки и кожаные сапоги. После прохождения таможни они, не нанимая экипажа и не пользуясь трамваем, пешком добрались до центра города. Где и принялись беспокоить обывателей, показывая им клочок помятой бумаги. Подошедший на шум полисмен опознал в клочке «шапку» газеты «Сан-Франциско ньюс» и, по подсказке какого-то сердобольного наблюдателя, спровадил странных азиатов в редакцию.

В редакции оказалось, что эти двое вполне сносно для вновь прибывших понимают «бэйскик инглиш» и даже пытаются изъясняться. Они своим способом попросили проводить их к главному начальнику газеты: под дверью дежурного клекра отдела новостей они откуда-то из рукава вытянули ещё одну бумажку и стали сличать её содержимое с надписью на двери. После чего в голос потребовали «главного начальника» — на их вспомогательной записочке явственно было написано Editor. Редактор — так редактор, но и отдел новостей уже не мог безучастно глядеть на происходящее и выковыривать из ноздри «свежие новости» — ведь сейчас самые неповторимые новости просто так шлялись по редакции.

В кабинете выпускающего редактора азиаты в меховых куртках не пойми откуда вытащили следующий лист бумаги — он оказался просьбой напечатать письмо вождей какого-то азиатского народа «айны». Появившееся следом письмо было составлено на гораздо более правильном английском, однако было не менее занимательным. Вожди обращались к народу Соединенных Штатов с просьбой помочь им в освобождении от злобных ниппонцев, заставляющих народ айнов силой оружия отказаться от родного языка, отказаться от национальной («и весьма не плохой» — заметил редактор) меховой одежды, отказаться от привычных ремёсел и начать выращивать на заснеженных высокогорьях теплолюбивый рис. Просьбу о выпуске в газете этого письма делегаты неведомого народа айну сопроводили недвусмысленным обещанием редактору отблагодарить посредством меховых шуб и шапок.

Частная ли корысть, общественное ли сострадание к угнетённым, но газета практически неделю кормилась исключительно тиражами с рассказами о неведомых айнах. Об их внешнем виде (фотографии), об их на удивление цивилизованных привычках и неповторимых шубах. Мимоходом — уже в середине недели — о письме их вождей к народу и правителем Штатов. И под занавес недели — аукцион с распродажей айнского добра, включая пышные шубы и тончайшей выделки сапоги. Жадные до сенсаций газеты других городов перепечатывали сокращённые телеграфные версии статей «Сан-Франциско ньюс» — всё какое-то разнообразие.

Под занавес этой печатной кампании, айны не скупясь отвалили редактору половину вырученной на аукционе суммы, сказав что на остальные деньги они в Шанхае купят столь необходимые для освободительной борьбы патроны. Редактор милостиво отказался принять подношение — он-то и без этого аукциона на возросших тиражах сделал весьма неплохие деньги. После чего загадочные айны поднялись на борт уходящего в Китай парохода.

А 5-го ноября в адрес японского телеграфного агентства пришла специальная посылка с пятью комплектами подшивок американских газет, бурно обсуждающих разные способы ограничения агрессии Ниппона, и помощи народу Айна. Императорский совет был в шоке.

Поручики русской армии, оба буряты, Очиров и Цикиров по возвращении из Америки досрочно получили производство в следующий чин. И лишь лет 20 спустя какой-то дотошный ценитель азиатских редкостей опознал в проданной с аукциона вещице не памятник ремесла народа айну, а изделие нивхов. Что для всей прочей публики было совершенно без разницы — ни одна из газет не удосужилась почтить это открытие даже абзацем…

Глава 3 Перед бурей

Дальний. Порт-Артур. Ноябрь — декабрь 1904-го года

Месяц прошел в суете текущих хлопот переформирования, отрядных и эскадренных выходов на совместное маневрирование, а так же ежедневной помощи армии, которая за три недели при постоянной огневой поддержке с моря вышла на позиции поперек перешейка перед Цзиньчжоу, тем самым отодвинув непосредственную угрозу Артуру.

Флот стал флотом. Инструкция для похода и боя, подготовленная Макаровым еще в марте месяце, была откорректирована и дополнена сообразно изменившейся обстановке, и с учетом тактических наработок в ходе боевых действий, как артурской эскадры, так и Владивостокских крейсеров. Нужно отдать должное офицерам штаба флота под началом контр-адмирала Моласа: они в кратчайший срок смогли добиться того, что подавляющее большинство командиров кораблей, старших офицеров, вахтенных начальников, строевых и артиллерийских лейтенантов и мичманов знали этот документ как «отче наш».

Но Макаров «школил» своих офицеров отнюдь не только на знание его инструкций и умение следовать им на практике. На борту «Александра Третьего» в Артур прибыл особый груз, сформировать который с подачи Руднева помог неугомонный Банщиков. Каждый из офицеров Тихоокеанского флота получил под роспись первые пять томов «Новой Морской библиотеки». Кроме Макаровской «Тактики», дополненной и откорректированной автором в свете опыта текущей войны, в нее вошли «Морская война» Коломба, «Влияние морской силы на историю» Мэхена в двух книгах, а так же не увидевшая свет в мире Петровича книга «Принципы построения морской мощи» Альфреда фон Тирпица.

У нас, то ли сам автор посчитал свои рассуждения еще сырыми, то ли Вильгельм II не захотел огласки своих далеко идущих морских планов… Но, в итоге, рукопись исчезла, и гросс-адмирал особо на эту тему не переживал. Знавший сию историю Петрович надоумил Вадика… Николай во время встречи с Вильгельмом попросил дорогого кузена об одолжении: возможности ознакомиться с суждениями выдающегося германского адмирала и созидателя имперской морской мощи, правой «морской» руки Кайзера и проч., проч… Кузен Вилли был польщен. Как, кстати, и не подавший вида автор. В результате рукопись была доставлена в Зимний имперским фельдъегерем. К ней было приложено и согласие автора на право первой публикации в России и краткое предисловие Кайзера. Чудеса, да и только!

Поговаривали, что именно в это время германский морской гений стал акционером одного из крупнейших российских банков. Но, наверное, это простое совпадение. Возможно, такое же, как и в отношении доктора Рудольфа Дизеля, который именно тогда не только выгодно вложился в российские акции, но вскоре и сам перебрался в Санкт-Петербург, где для него был построен небольшой, но уютный особняк на Сампсоньевском, по соседству с домом небезызвестного Альфреда Нобеля. Созданной вскоре компании «Ноблесснер-Дизель-Луцкой», выросшей впоследствии в одну из крупнейших промышленных госкорпораций России — «НДЛ» (не путать с гнрманским «Норддойче Ллойдом»), еще предстояло вписать немало ярких страниц в историю российской авиации и флота, особенно скоростного и подводного, а так же минно-торпедного оружия…

С дождями и туманами прошел ноябрь. И вскоре стало ясно, что русское наступление на Квантуне застопорилось. Японцы, творчески использовав опыт «михаиловской» обороны, намертво «вгрызлись» в землю и скалы, согнав для рытья окопов несколько тысяч китайских кули. С прибывавшими через Чемульпо подкреплениями, пулеметами и артиллерией, генерал Ноги смог стабилизировать ситуацию, не дав сбросить себя с Цзиньчжоуских высот.

После двух за день безуспешных попыток сбить японцев с позиций, Михаил просто сказал Балку: «Василий, все. Похоже, или мы выдохлись, или Ноги разобрался, что к чему. Только малой кровью мы их дальше уже не отбросим. Нужно еще минимум батарей пять 120-миллиметровых гаубиц»… «Факт, сам вижу, — отозвался Балк, — но этого стоило ожидать. Наши бойцы все наперечет. А его транспортная коммуникация пока что не нарушена.

От своих „Банзай-атак“ самураи отказались. По понятным причинам. И начали целенаправленно копить силы. Для чего? Сам догадайся. Вывод: нам надо сделать две вещи. Во-первых, обустроить линию фронта, окопаться, возвести укрытия и защищенные огневые точки, одним словом, переходить к долговременной позиционной обороне, хотя мне лично это как серпом по одному месту. Ну, да опыт кое-какой и тут имеется. Теперь, во-вторых. Вам, товарищ Великий, нужно срочно рвать в Артур, дабы Макаров с Чухниным и Рудневым в своих страстях по генеральной баталии с Того не упустили главного — разрушения японской системы снабжения. Понимать-то они это понимают, но флот сколотить за три-четыре недели задачка та еще. А у нас, пока эта „чемульпинско-пусанская“ служба доставки работает, каждый транспорт привозит нам новый геморрой…»