Пока они дожидались лифта, на площадку выпорхнула компания щебечущих барнардок неопределённого возраста. Тряся серьгами, они стали загружаться в подкатившую кабину. Лика, Лаи и Коннолли, успевшие их опередить, оказались прижатыми к стенке. С большим неудовольствием для себя Лика открыла, что у барнардцев напрочь отсутствует представление о личном пространстве. Местных дам совершенно не смущало то, что они прислонялись к ней и даже к обоим мужчинам. Тут же обнаружилось кое-что похуже раздражающей тесноты. Лифт не трогался с места.
— Перегруз, — сказал Коннолли, отлепляясь от стенки. — Ну что, выходит самый тяжёлый?
— Лучше я, — подал голос Лаи. Коннолли оглянулся на него.
— Хватит джентльменничать. Балласт из тебя никудышный, и потом, ты же упитый в дым.
Он стал решительно протискиваться к выходу. Стоило ему выбраться назад на площадку, как двери кабины захлопнулись, и она рванула вверх. Лаи едва удержался на ногах. Лике стало ещё больше не по себе. Может быть, Патрик и прав, пришло ей в голову. Человек пережил такой кошмар, а она тут влезла со своими комментариями на тему этики. Он-то не учит землян, как им жить, хотя его тоже наверняка многое коробит в земных обычаях... Ну что ей стоило держать свои мнения при себе?
Вся эта история с Дораном, подумала она. Такие вещи выбивают из колеи. Просто тормоза отказывают, и теряешь над собой контроль.
Барнардки покинули лифт через несколько этажей, и они с Лаи остались вдвоём в кабине. Он казался погружённым в себя; улыбка сошла с его лица, он словно и не замечал Лику. Обиделся, тревожно подумала она. Двери лифта разъехались в стороны; это был их этаж. Лаи заторможенно двинулся к выходу, занёс ногу через порог кабины, неловко шагнул и, с трудом удержав равновесие, очутился снаружи. Из-под жилета у него выскользнул какой-то чёрный цилиндрический предмет и с глухим стуком покатился по ковровой дорожке.
— Какой я неуклюжий, — пробормотал Лаи и нагнулся. — Не следовало мне класть его туда...
Он подобрал это чёрное и сунул в голенище сапога. Стряхнув оцепенение, Лика наконец поторопилась выйти из кабины (фотоэлемент терпеливо дожидался команды). Лаи обернулся. Его взгляд был непонятен Лике. Но не враждебен. Скорее наоборот.
— Виктор, — сказала она. Чёрт, как начать? — Я, наверное, очень бестактная?
Он ничего не ответил, но выражение его лица стало яснее. Вопросительное. Он ждал, что она скажет дальше.
— По отношению к вашей культуре... Эта моя потребность доказать, что моя культура — хорошая и правильная.
— Законная потребность. Любой барнардец на вашем месте вёл бы себя точно так же. Да я и сам, — Лаи зажёг свою усмешку, — не прикидывался, будто мне это безразлично.
— Так вы не обиделись? — почти шёпотом спросила Лика. Лаи стоял перед ней, смешно расставив ноги, как бы боясь, что пол уплывёт из-под них.
— За что же обижаться? Вы очень мне помогли сегодня. Если бы не ваша поддержка, мне пришлось бы гораздо тяжелее.
Она вспомнила их минутное объятие в комнате и почувствовала, что снова теряет непринуждённость.
— Должно быть, в земной культуре тоже много такого, что вас шокирует, — сказала она. — Ведь мы с вами тысячи лет развивались раздельно.
— Мы не совсем непроницаемы, — с алкогольной поволокой в глазах проговорил Лаи. — Кое-что в вашей культуре мы оценили. И взяли на вооружение. Например...
Он сделал шаг к ней и, приподнявшись на цыпочках, неожиданно коротко и крепко поцеловал её в губы.
Лика не успела отпрянуть. В её сознании всё перевернулось вверх тормашками; на несколько секунд она полностью утратила способность как-либо реагировать. Его губы оказались твёрдыми — сплошные мускулы — и немного липкими, на шелковистых усах был вкус выпитого им бренди, её обдало облаком горячих спиртовых паров. Опомнившись, она увидела, как он удаляется по коридору в сторону своего номера.
Почти тут же она осознала, что двери лифта, к которому она стоит боком, открыты. Машинально она повернула голову. Кабина стояла на этаже. А внутри... На неё уставился неподвижный, как стеклянный объектив, голубой глаз. Второй глаз был прикрыт спадающей набок рыжей чёлкой, которая могла принадлежать только Патрику Коннолли.
17. ВОЗЬМУ ЕГО В СОАВТОРЫ
Марс, экспедиция D-12, 12 ноября 2309 года по земному календарю (13 сентября 189 года по марсианскому).
Часы на руки Мэлори показывали полвосьмого утра. Полчаса до начала завтрака. В самый раз.
Он пригладил редеющие волосы, выключил компьютер и аккуратно покинул кабинет, притворив за собой дверь. Его шаг был целеустремлённым — слишком целеустремлённым для этого времени суток. На пути он столкнулся с Таафой Риа, застенчиво пробубнившей что-то вроде "здрасьте". Таафа хорошо говорила на маори, но по каким-то одной ей известным причинам делала вид, что не умеет этого. То ли дичилась Мэлори, то ли проявляла некую хитрожопость. Сам Гарри Поттер не разберёт.
А впрочем, ну её к лешему. Стажёрка она и есть стажёрка, и обращать внимание на всякую отдельно взятую придурь — нервов не хватит. И так они у него пошаливают.
Мэлори не глядя постучал в очутившуюся перед его носом дверь. Глядеть было незачем. Маршрут был отработан до автоматизма.
— Войдите, — сказал в динамике над дверью голос Эльзы Рэй. Мэлори переступил порог медпункта.
Эльза оторвалась от компьютера и внимательно посмотрела на вошедшего. Её взгляд не был располагающим; однако Мэлори отыграл образцово-показательную улыбку.
— Доброе утро, Эльза.
— Доброе утро, — с формальной любезностью откликнулась она. — Есть жалобы?
— В общем, есть, — ненужно игривым тоном проговорил Мэлори, подходя к её креслу. Эльза остро почувствовала за этой игривостью побочный продукт неумелой маскировки смущения. Увидит кто со стороны, подумает, что он пришёл к ней клеиться. Уж лучше бы и правда клеился.
— Эльза, будьте добры, дайте мне антипаник.
Крашеные брови Эльзы шевельнулись.
— Вы уверены, что вам уже пора? По-моему, вам делали инъекцию не так давно...
Её палец скользнул по монитору, высветив журнал процедур. Она открыла раздел "Инъекции антипанической сыворотки внутривенно по методу Кермода — Лисович". Мэлори смотрел, как она прокручивает записи.
— Напоминаю вам, что у нас на станции используется модификация NP-4. Её вводят раз в тридцать дней...
— Я знаю, — сказал Мэлори.
— А у вас с момента предыдущей инъекции прошло только восемь.
— Мне это известно. Возможно, она плохо на меня подействовала.
Эльза повернулась к нему вместе с креслом. На её сухом продолговатом лице было написано неодобрение.
— Артур, сыворотка NP-4 не относится к классу SES. Её вводят строго по графику, и злоупотребление может серьёзно повредить здоровью.
В голосе Мэлори появилась жёсткость.
— Благодарю за просвещение, — он хмуро опустил взгляд. — А теперь сделайте мне инъекцию. Это приказ.
— Крайне неосмотрительный приказ. Вы третий раз за полевой сезон нарушаете график. Я шла вам навстречу, но третий раз, да ещё через восемь дней...
— Это приказ, — настойчиво сказал Мэлори. Эльза сняла очки и пристально поглядела ему в глаза.
— Причины вашего приказа для меня не секрет, мистер Мэлори, — с нажимом произнесла она. — Если кто-то действует вам на нервы, это не та проблема, которую решают с помощью NP-4.
— Благоразумие оставьте себе, — сквозь зубы проговорил Мэлори. Лицо его стянулось в болезненную маску, пальцам на ногах было холодно. — Не хотите неприятностей на Земле — делайте то, что было сказано.
Эльза резким движением поднялась с кресла.
— Что ж, вам лучше знать, — обронила она. — Сядьте на кушетку и закатайте рукав.
Она пристегнула к его запястью наноинъектор и вставила картридж. Знакомое покалывание на коже успокоило Мэлори; он расслабился, пытаясь прислушиваться, как лекарство поступает в его организм. На самом деле он не мог этого почувствовать — антипаники никак не проявляли себя на симптоматическом уровне, это, в конце концов, не валерьянка и не фенобарбитал. И всё же он ощущал гораздо больше уверенности в себе. Всё в порядке, сказал он себе. Теперь беспокоиться не о чем.
В такие минуты Мэлори понимал, почему химическое подавление мозговых центров, отвечающих за приступы паники, попало в почётный рейтинг ста величайших открытий человечества. Говорят, двести лет назад оно помогло справиться с проблемой глобального терроризма: террор сильно подрастерял свою эффективность как средство устрашения и был отброшен. Впрочем, некоторые леваки настаивали, что глобальный терроризм был выдумкой НАТО и что антипаники внедрили с целью промывки мозгов и порабощения масс... Какая, к чертям собачьим, разница? Ну пускай выдумка (эх, бросить бы вас, господа вегетарианцы и эко-мусульмане, на раскопки на Ближнем Востоке, где слои XXI века не вскрыть без миноискателя — посмотрел бы, как вы будете откапывать "выдумки": на неразорвавшийся снаряд натыкаться не приходилось?) — даже если выдумка, что с того, раз антипаник делает свою работу именно так, как надо, а Мэлори надо именно этого?
— Спасибо, Эльза, — размягченно проговорил начальник экспедиции, опуская рукав на запястье. — Я не сомневался в вашей отзывчивости.
— Что скажете, шеф? — Коннолли не особенно сдерживал нетерпение. Мэлори слышал внутри шлема его хриплое дыхание, многократно усиленное приёмником. Оба смотрели под ноги, на вскрытый за этот день участок раскопа.
— Скажу, что на нас свалилось ещё больше вопросов, чем было.
Мэлори настраивал электронный видоискатель, изучая раскоп под разными углами. Развалины стены, сложенной из обломков какого-то строительного материала; стена уходит в грунт, но протяжённость, её, кажется, невелика... Пол помещения, частично раскрытый археологами, был выложен теми же обломками, и на нём хорошо просматривались два скелета марсиан. Они лежали не в ритуальных позах; скорее, их положение выглядело случайным. У стены обнаружились четырёхугольный керамический сосуд и горка тёмных плоских камней, в которых даже беглый взгляд мог узнать погребальные "розы".
— Вы сюда посмотрите, — сказал Амаи Ори. Сидя на корточках, он очищал останки марсианина. — В руке у него тоже такой цветок!
Кисть сохранилась не особенно хорошо, но пальцы, несомненно, были когда-то сжаты в кулак, и между ними был всё тот же зловещий амулет. Несколько секунд Мэлори видел только его — тёмно-серый каменный диск с резными лепестками. Вот, значит, на что похож апокалипсис, подумал он.
— Что ж, — сказал он, — по крайней мере, теперь мы знаем, что стало с похоронной командой.
— Да, — кивнул Лаи, — первое прямое доказательство того, что часть марсиан ещё жила какое-то время после катастрофы. Это жилище построено из обломков городских зданий, значит, города в момент разрушения ещё не пустовали.
— Правда, версию насчёт Хиросимы пока подтвердить не удаётся, — заметил Мэлори. Он нагнулся и поднял сосуд. — Похоже на надпись. Дорого бы я дал, чтобы узнать, что здесь написано.
— Вряд ли кто это узнает, — с сожалением откликнулся Лаи. — Если бы это были гуманоиды, можно было бы попробовать привлечь лингвистические методы расшифровки, но ящеры? Мы даже не в состоянии представить себе их фонетику.
— Ага, — усмехнулся Коннолли, — хорошо героям фантастических романов! Там, куда ни плюнь, всюду машинки для перевода — за двадцать секунд расшифруют любой язык, хоть осьминожий.
— Вы же знаете, что это бред, — живо сказал Ори, распрямившись. — Такую программу создать нельзя.
— Именно, — подтвердил начальник экспедиции, прохаживаясь вдоль развалин стены. — Именно бред. Так что давайте-ка не маяться бредом, а заниматься делом. Тем более, мы уже на шесть дней просрочили отправку отчёта.
Отчёты на Землю, в Академию археологических исследований при НАСА, отправлялись по строгому графику. Для этого их требовалось перевести в универсальный формат и переслать по обычной электронной почте в центральную радиорубку, откуда они передавались на Землю. Этот допотопный вид связи оставался единственно пригодным для сообщения между Землёй и Марсом, волей-неволей вынуждая мириться с опозданием сигнала на несколько минут: межзвёздная связь "Космонет", основанная на вибрациях суперструн, не работала в условиях малых расстояний.
Предпочитавший осторожность во всём, что касалось непроверенных данных, Мэлори пропустил положенный день отправки отчёта; позавчера он получил из Академии радиограмму с запросом, но проигнорировал её, сделав вид, что она не дошла. Сегодня же отошлю, подумал он. Нате, лопайте; повыпрыгивайте из ботинок, что не вы это откопали. А где же вы были, голубчики, когда было вакантно место главы марсианской экспедиции? Раз старый дурак Мэлори достаточно хорош для того, чтобы посылать его копать пыль на Марсе, не обессудьте, если в один прекрасный день он всё-таки что-то выкопает.
Мэлори поставил найденный сосуд на землю и отступил назад. Чувство эйфории пронизывало его, как сотни обжигающих иголочек. Он оглянулся на Лаи.
— Вы всё-таки принесли нам удачу, — проговорил он. Улыбка вздёрнула уголки губ барнардца.
— Если вы так считаете, я не возражаю.
Мэлори посмотрел на его лицо за стеклом скафандра. Пушистые чёрные ресницы подрагивают, как у мальчишки, зачитавшегося детективом; пламенеющие щёки, чуть затенённые тёмной щетиной; на голову нахлобучен жёлтый вязаный колпачок с помпоном — откуда он его, интересно, взял? Такой шапки вроде бы ни у кого не было; тут Мэлори припомнил, что видел жёлтую пряжу в руках у Эрики Йонсдоттир в комнате отдыха. Картинка мелькнула в его сознании, растворилась и погасла. Всё-таки он славный, подумал Мэлори. Надо будет отблагодарить его; взять его, что ли, в соавторы?
Он подошёл к барнардцу и, повинуясь внезапному импульсу, обхватил его за плечи.
— Ну что, Виктор, с меня бутылка бренди?
— Не откажусь, — весело ответил Лаи, — когда будем на Земле. Правда, по нашим традициям в таких случаях выпивку ставят оба...
Он подмигнул столь невинным образом, что Мэлори рассмеялся.
— Только не этот ваш... фой-ири, — сказал он.
— О чём речь!.. Кстати, Артур, могу я попросить вас об одном одолжении?
— ?..
— В прямом смысле. Как вы смотрите на то, чтобы одолжить мне ваш аэромобиль часа на два? Отсюда до двадцать пятого квадрата меньше получаса лёту; я только взгляну и сейчас же вернусь.
Опять его туда тянет, подумал Мэлори. Шут с ним, пусть слетает. За три часа он ничего не натворит, тем более что тут и правда недалеко.
— Ладно, — он выпустил Лаи из объятий. — Держите ключ. Только чтобы до конца полевой смены быть на месте.
— "Два часа" значит два часа, — Лаи церемонно приложил ладонь к сердцу. — Большое спасибо, Артур. Постараюсь не опаздывать.
18. КОФЕ-БРЕЙК
Барнарда, 16 декабря 2309 года по земному календарю.
— И это у них называется кофе! Издевательство какое-то...
— Да, дикая планета. По-английски никто не говорит, английский, видите ли, для них слишком трудный... Антипаник купить невозможно...
— Что антипаник! Я тут не смогла смарт-лист поставить на подзарядку — солнечные батареи не тянут. А разъём в номере не подходит, изволь покупать адаптор!..
— К землянам вообще отношение свинское. Раздельный бассейн — каково, а?
Держа на весу чашку с кипятком, Лика спряталась за колонной. Только бы эти курицы её не увидели. Хотелось умереть от стыда на месте. Хорошо, что Виктора здесь нет. Им даже невдомёк, что не все барнардцы не понимают английского.
Обмен возмущёнными репликами продолжал долетать до её ушей. Услышишь — подумаешь, курортницы, а не научные работники, собравшиеся на кофе-брейк. Кофе и впрямь синтетический, но разве организаторы виноваты, что натуральный не выживает в здешнем климате? Торопливо дохлебав обжигающее пойло, Лика взглянула на часы. прикинула, что до начала секционных заседаний ещё минут семь по земному времени (режим синхронизации она выставила сразу после прилёта на планету) и оглянулась — куда деть чашку. Куда деть чашку... а главное, куда делись оба её коллеги? Но, когда она вернулась в противоположный конец зала и протиснулась к столу, чтобы оставить чашку там, она всё-таки столкнулась с Коннолли.
— Привет, — наигранным тоном произнёс Патрик, вертя в пальцах какую-то сладость. На нём был всё тот же барнардский костюм из проката, голубая пилотка сидела чуть криво, и в этой кривизне Лике почудилась угроза. Она принуждённо улыбнулась.
— Привет.
— Я не видел тебя на утренней программе, — необязательно заметил Коннолли. Лика промолчала. Она была на конференции с самого утра, но не собиралась оправдываться перед Патриком. Если он воображает, что она была где-то с Виктором, пусть. Она не обязана перед ним отчитываться.
— Будешь играть в немое кино? — Коннолли крошил пирожное, вместо того чтобы есть. — Зря. У меня есть что тебе сказать.
— У меня тоже есть маленький вопрос, — она постаралась вложить максимальное количество яда в эту фразу. — С каких это пор ты интересуешься пещерными фресками Фаара?
— Не смешно, — угрюмо произнёс Коннолли. — Мне действительно нужно с тобой поговорить.
— Я в любом случае не собираюсь общаться с тобой в таком стиле, — сказала Лика и отошла в сторону. Коннолли не отставал. Загнав её в закуток за колонной, вне досягаемости слуха других землян, он прошипел:
— Вроде бы пьян был Вик, а не ты?
— Тебя не касается, — на пределе нервов ответила Лика. Пути к отступлению не оставалось — позади его перегораживало какое-то возвышение вроде эстрады, примыкавшее к колонне боком. Коннолли надвинулся на неё.
— Не будь сентиментальной дурой. Ему действительно было плохо, он сам чуть концы не отдал из-за Дорана. А тебе лишь бы удовлетворить свою бабскую наклонность жалеть! Думаешь, ты проявляешь альтруизм? Ни фига подобного, тебя просто это возбуждает.