Спинка койки была поднята, и Доран сидел, допивая сок из стакана. Он был причёсан и даже кое-как подвёл глаза. Увидев отца, он издал радостный вопль и едва не вскочил с койки. Докторша недовольно шикнула на него. Дафия свалил пакеты с едой на тумбочку, подошёл к Дорану и крепко прижал его к своему синему кителю. Надо же, до чего они похожи, вновь поразилась Лика — до смешного, даже улыбаются одинаково. И ни малейшего сходства с Виктором. Что общего у Дафии с Виктором, кроме жён?
Перекинувшись несколькими фразами с Дораном, Дафия по-звериному лизнул его в щёку и обратился к врачу на своём ломаном маори:
— Мене можи-но дитё забирать?
— Заберёте завтра утром, когда мы дадим ему последний раз лекарство, — сказала врач. Голос её заметно потеплел. Лика посмотрела на усталое лицо Дафии, на растёкшуюся чёрную подводку вокруг его глаз, и вдруг вспомнила, что случилось полтора часа назад.
— Послушайте, — обратилась она к врачу, — вы не могли бы осмотреть Дафию? Он сегодня плохо себя почувствовал в парке.
Женщина коротко кивнула и что-то сказала солдату. Нимало не смущаясь перед Ликой, Дафия тут же, на месте, скинул китель и рубаху. Врач прикрепила к его безволосой мускулистой груди монитор.
— У вас был приступ стенокардии, — через пару минут сказала она. — Дайте руку.
— Са-тено... чего? — вылупил глаза Дафия. Она повторила диагноз на его родном языке и закрепила ему на запястье браслет инъектора. Медсестра, не дожидаясь указаний, подала ей картридж. Докторша что-то говорила Дафии, и он слушал её с удручённым видом.
— Я дала ему укрепляющее средство, — пояснила она на маорийском, обернувшись к Лике и Патрику. — Но ему пора подумать об отставке. Возраст даёт себя знать, ему ведь уже за тридцать.
Она сняла инъектор с руки Дафии и вынула пустой картридж.
— Вам лучше выйти, — её лицо снова сделалось строгим. — Слишком много народу. Дорану нужен покой.
Лика и Коннолли покинули палату, оставив Дафию наедине с Дораном. Уходя, Лика оглянулась, понимая, что вряд ли увидит их снова. Эта картина будет всплывать у неё в памяти ещё не раз: сумрачный чернявый Дафия, понурив сине-бритую голову, застёгивает на себе китель; больной Доран с серыми губами, в котором не осталось ничего от жизнерадостного подростка, поглаживает пальцами отцовский кортик, лежащий на одеяле. Сколько же всего успело произойти за эти дни... И в который раз она некстати подумала о том, что у барнардцев те же сердечные болезни, что и у землян.
Лаи разыскал их в ресторане за ужином. Не взяв себе еды, он плюхнулся на стул рядом с Коннолли и облокотился обеими руками.
— Как Дафия? — быстро спросил он. — Виделся с Дораном?
— Виделся, — сказал Коннолли. — Мы настояли, чтобы он сам обследовался. К счастью, у него всего лишь стенокардия. Хотя тоже не сахар.
— Когда они уезжают?
— Завтра утром. Пойдёшь к ним?
— Не сейчас, — Лаи нервно облизнул губу. — Я хочу показать вам файлы. То, что я обнаружил, мне очень не нравится.
Он выдернул компьютер из чехла и развернул его на столе. Ёрзая на стуле от нетерпения, он дождался, пока все программы загрузятся, и вывел на экран украденные данные. Лика и Патрик склонились к разложенному свитку, едва не стукнувшись лбами.
Перед ними были медицинские карты трёх с лишним десятков больных, госпитализированных с сердечными заболеваниями. Каждый профиль был снабжён фотографией.
— Ну? — нетерпеливо спросил Лаи. — Видите?
— Вижу, — с минутной задержкой ответила Лика. Коннолли молча кивнул.
Почти все больные принадлежали к одному типажу. Скуластые жгучие брюнеты с удлинённым разрезом глаз и серовато-смуглым отливом кожи. Такие, как Доран и Дафия. На одном из снимков Лика узнала женщину, умершую на дорожке в парке. Снимок был взят с камеры наблюдения — за её головой виднелся угол бетонного постамента.
— Шестнадцать из них умерло, — сказал Лаи, упреждая вопрос. — Но в отеле больше тысячи номеров, так что это никого не встревожило. А теперь смотрите.
Быстро чиркая пальцем по экрану, он сгрёб несколько фотографий и поставил их рядом. На пяти снимках в кадр попал тот же постамент. На одном был даже виден сапог Науита.
— Оно выбирает людей по внешности.
— Вик, но что — оно?
— То, что находится возле памятника.
— Вик, я понимаю твою гипотезу, — ответил Коннолли, — но ты вряд ли её докажешь. Всего пять фотографий, и не на всех ясно, та же статуя или нет. Ведь в парке полно скульптур.
— Доказать можно, — Лаи вздёрнул губу, показав мелкие белые зубы. — Мы же учёные. Это наша профессия — искать доказательства.
— И где ты думаешь их искать?
— В архиве, естественно. Мощности моего компьютера вряд ли хватит, так что завтра я поеду в центральную библиотеку.
25. МУСКУС, РОЗМАРИН, ПЫЛЬ
Марс, экспедиция D-12, 17-18 ноября 2309 года по земному календарю (18-19 сентября 189 года по марсианскому)
Никогда в жизни Таафа не испытывала такого страха. Сердце её бешено колотилось. Положив под язык гранулу успокоительного средства, она достала из своей тумбочки косметический набор.
Перед карманным зеркальцем Таафа взбила пальцами свои чёрные волосы, напудрила лицо и ярко накрасила губы. Затем брызнула на себя из пряно пахнувшего флакончика. Успокоительное начинало действовать. Спрятав помаду и пудру обратно в тумбочку, она вышла из своей спальни. Она двигалась по коридору в сторону комнаты Лаи.
— Виктор-миир, — сказала она и постучала в дверь. Ответа не было. Она толкнула дверь. Та была не заперта. В комнате горела лампа. Лаи в одежде лежал на кровати, глядя в потолок.
— Виктор-миир, я пришла вам помочь, — робко произнесла Таафа. Лаи обратил к ней осунувшееся, страшное лицо, на котором сквозь меловую бледность проступали лиловые пятна.
— Мне не нужна помощь, — глухо ответил он. Таафа переступила порог и закрыла за собой дверь.
— Земляне не понимают, Виктор-миир. Но я-то понимаю. Вам сразу станет легче.
Непослушными пальцами она принялась расстёгивать липучки на кофте. Лаи рывком подскочил и сел.
— Оставьте меня в покое. Это вы ничего не понимаете. Дура!
Он вскочил на ноги, зашатался, и его вырвало на пол. Таафа подхватила его под руку. От него разило мускусом, под мышками футболки темнели мокрые разводы. Он выдернул руку и оттолкнул девушку.
— Уйдите. Прошу вас.
— За что вы так со мной, Виктор-миир? — выдохнула Таафа. — Я соблюдаю обычай. Мой долг вам помочь...
— Убирайтесь вон! — сорванным голосом крикнул Лаи. Вцепившись в локоть Таафы, он вытолкал её за дверь.
Растерянная Таафа осталась одна в тускло освещённом коридоре и разревелась. Она не знала, что всё это время через приоткрытую дверь своей комнаты за ней наблюдал Симон Лагранж.
Он не стал выдавать своё присутствие. Опытный старик понимал — плачущую женщину, какой бы расы она ни была, лучше оставить наедине с самой собой. Он догадался, что план Таафы провалился, и знал, что помочь он ничем не может.
На раскопки утром уже не выходили. По прогнозам, через день-два ожидалась пыльная буря как минимум на неделю, и Мэлори отдал распоряжение сворачивать работы. Роботизированные бульдозеры были отогнаны в ангар, раскоп закрыт от пыли куполом из прочной полимерной плёнки. Оставшееся время было решено посвятить обработке данных.
Мэлори в очередной раз правил отчёт, который всё казался ему недостаточно полным. Умом он понимал, что втиснуть все данные в предварительную форму невозможно и что научные институты на Земле будут работать не с отчётом, а непосредственно с их базой данных, назначение же отчёта чисто организационное. Но именно это вызывало в нём желание составить отчёт так, чтобы было не к чему придраться.
Новые компьютерные анализы с использованием портрета кое-что прояснили. Теменной глаз не был для марсиан аномалией, скорее, вариантом нормы, хотя у ряда найденных черепов он зарос — полностью или частично. Однако теперь, когда программа располагала информацией о нормальном представителе расы, стала ещё очевиднее болезненность остальных. Далеко не все марсиане были такими уродцами, как найденные в первый день, но горбы, искривлённые кости, различные виды карликовости встречались сплошь и рядом. По-прежнему оставалось непонятным, что погубило их цивилизацию. Флендерс мечтал найти яйца с эмбрионами, но эта мечта не осуществилась — были найдены останки лишь одного, довольно подросшего детёныша, если это был действительно детёныш, а не лилипут, как скептически предположил Лагранж. Он же охладил Флендерса, напомнив, что рептилии могут быть живородящими и, возможно, поиск яиц бесполезен. Так или иначе, продолжение раскопок приходилось оставить на следующую экспедицию.
Мэлори ощутил, что ему будет жалко передавать поле деятельности преемникам. Это-то и есть самое досадное в науке — что за первооткрывателем всякий раз кто-то приходит на готовенькое. Ты копаешь колодец и вынужден мириться с тем, что черпать из него будут другие — пока он не иссякнет. Будут писать монографии, выступать с докладами, издавать учебники; в сущности, это и есть нормальный научный процесс, но чувство несправедливости всё же остаётся, и это тоже нормально. Чем была бы наука без конкуренции?
Мэлори ощутил, что ему будет жалко передавать поле деятельности преемникам. Это-то и есть самое досадное в науке — что за первооткрывателем всякий раз кто-то приходит на готовенькое. Ты копаешь колодец и вынужден мириться с тем, что черпать из него будут другие — пока он не иссякнет. Будут писать монографии, выступать с докладами, издавать учебники; в сущности, это и есть нормальный научный процесс, но чувство несправедливости всё же остаётся, и это тоже нормально. Чем была бы наука без конкуренции?
Что ж, это состязание ты выиграл, Носорог, усмехнулся про себя Мэлори. Тебе достался пирог, ты поддел его на рог и вот-вот начнёшь есть. Прямо по Киплингу. И уж своего-то ты не упустишь. Не всю же жизнь ходить в лузерах.
Резкий гудок скайпа ударил ему по ушам. Мэлори нажал кнопку вызова. На экране появилось худое морщинистое лицо Лагранжа с набрякшими веками.
— Слушаю, — коротко сказал Мэлори.
— Артур, вы не видели Виктора?
— Нет, — недовольно ответил Мэлори. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы ему напоминали о чёртовом барнардце. Лагранж был настойчив.
— Припомните хорошенько. Он не брал у вас ключ от А-лаборатории?
— Ключ у меня, — прохладно сказал Мэлори и продемонстрировал в экран пластиковую карту. — Если он вам нужен, зайдите, я выдам.
— Меня интересует не ключ, — Лагранж на глазах терял спокойствие. — Меня интересует, где Виктор. Его вот уже несколько часов никто не видел.
Ах, чтоб его, в бешенстве подумал Мэлори. Ни минуты покоя...
— Кажется, я догадываюсь, где, — сказал он. — Подождите, я разъясню этот вопрос.
Он вышел из кабинета и направился в крытый переход к башне, где располагалась центральная радиорубка.
В переходе какие-то предшественники, вероятно, женщины, расставили вдоль стеклянных стен несколько горшков с розмарином. Мэлори задержался на миг, сорвал жёсткий ароматный лист и положил в рот, чтобы перебить вкус ржавчины. "Марсианский синдром" был тут как тут.
Розмарин не помог. Сплюнув (хотя это строго воспрещалось санитарным регламентом), Мэлори вошёл в кабину лифта. В радиорубке работало два связиста, и оба сейчас были на обеде. Мэлори не сомневался, что Лаи решил воспользоваться их отсутствием. Пароль ему наверняка раздобыл этот гадёныш Ори — барнардцы, они такие, держатся друг за друга, как липучки...
Он набрал пароль на сенсоре и распахнул дверь. В рубке никого не было.
Мэлори переступил порог и, раздувая ноздри, потянул носом воздух. Где бы ни побывал Лаи, его сопровождал шлейф запаха лосьона, которым он два раза в день протирался после бритья. Отвратительный запах, одновременно сладкий и колючий; по утрам Мэлори не мог находиться с ним в одном помещении. Но в радиорубке ничем таким не пахло. Мэлори принюхивался до тех пор, пока лицевые мускулы не свело от напряжения. "Марсианский синдром" разыгрался с новой силой. А, ну его, в сердцах подумал Мэлори и захлопнул дверь.
То, что подозрения не оправдались, не принесло ему ни малейшего облегчения. Он торопливым шагом вернулся назад по галерее и уже собрался отпереть дверь своего кабинета, как вдруг из его смарт-пояса раздалась трель телефона.
— Артур, — услышал он глухой голос Лагранжа, — не могу дозвониться вам по скайпу. Вы нашли Виктора?
— Нет, — лаконично ответил Мэлори. Лагранж был явно встревожен.
— Прошу вас, зайдите в медиа-зал.
Что ещё у них стряслось, беспокойно думал начальник экспедиции, шагая в сторону медиа-зала. Не мог же Лаи в самом деле исчезнуть — с марсианской станции посреди мёртвой пустыни с непригодной для дыхания атмосферой так запросто никуда не денешься. Мэлори вошёл. В медиа-зале собралась вся команда, даже врач Эльза Рэй. Все уставили взгляды на него.
— Что у вас стряслось? — повторил Мэлори вслух. Он заранее приготовился не поверить тому, что услышит, и услышал именно это.
— Виктор пропал, — сказала Лика Мальцева. — Его никто не видел с самого утра.
— Что значит — пропал? Вы к нему стучались?
— Са-пальня не заперто, — сообщила растрёпанная Айена. — Там пус-то есть. Мы имели думать, он брал ка-люч от лабораторий.
— А если...
— Я знаю, о чём вы думаете, — перебил его Джеффри Флендерс. Он никогда не перебивал его раньше за всё время экспедиции. — В туалете его нет. В душевой тоже.
— Вижу, вы специалист по заглядыванию в туалеты и душевые, — криво усмехнулся Мэлори. Тёмное лицо Флендерса налилось свекольной краской до самых косичек. Из-за его спины, отстранив его, выступил доктор Лагранж.
— Не будь вы начальником экспедиции, мистер Мэлори, я бы дал вам по физиономии, — произнёс он. — Может быть, это бы вправило вам мозги.
Мэлори опешил. Что с ними всеми такое? Почему они на него так смотрят?
— Вы с ума посходили, — собрав всё хладнокровие, заявил он. — Куда он мог деться со станции? Отсиживается где-нибудь в подсобке. Через пять минут обед, он наверняка проголодается и выйдет в столовую.
— Хотелось бы надеяться, — угрюмо сказал Лагранж. По спине Мэлори сбежала струйка холодного пота. Он отвернулся. И встретил ясный, ненавидящий взгляд зеленовато-голубых глаз Патрика Коннолли.
26. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Марс, экспедиция D-12, 18 ноября 2309 года по земному календарю (19 сентября 189 года по марсианскому)
В столовой Лаи не появился. Делать вид, что всё в порядке, было уже невозможно. Все ели в молчании, давясь. Эрика Йонсдоттир, ещё более замкнутая, чем обычно, ковыряла пластиковой вилкой в паэлье. Не доев, она резко встала, сбросила всё в утилизатор и выбежала из столовой.
— Куда это она? — растерянно спросил Коннолли. Никто не ответил, да и не смог бы.
Эрика вернулась через десять минут, запыхавшаяся, в поту. Ввалившись в столовую, она не сразу смогла заговорить.
— Виктор... Он... Там нет его скафандра!
— Merde, — отчётливо сказал доктор Лагранж.
Эта возможность была очевидной, но слишком невероятной, чтобы кто-то мог рассматривать её всерьёз. Однако исчезновение скафандра представляло собой непреложный факт. Лика вскочила и бросилась к Эрике.
— Сядь. Как ты догадалась проверить скафандры?
— Просто догадалась, — Эрика тяжело опустилась на скамью. За стеклом ветер гнал рыжие вихри пыли — первые признаки начинающейся бури. К чему ненужные подробности? Кого волнует, что за едой она вспомнила лицо Лаи, таким, каким видела его в последний раз, и о чём ей напомнило это лицо?
Потому что она узнала этот взгляд. У Хальвдана было такое же выражение лица, когда она отговаривала его от фотосъёмок неожиданно активизировавшихся гейзеров. National Geographic мог бы послать робота, резонно говорила она. Он возмущённо доказывал, что робот никогда не заменит человека в области настоящего фоторепортажа. В конце концов они поссорились. Они были женаты всего полтора года. Он провалился в какую-то расселину; его тело так и не нашли.
Флендерс и Коннолли, переглянувшись, молча встали и вышли из столовой. Помедлив, Мэлори последовал за ними.
Десять скафандров экспедиции D-12 были на месте — шесть белых и четыре голубых. Пятого голубого барнардского скафандра, который привёз с собой Лаи, не было.
— Ч-чёрт, — упавшим голосом сказал Коннолли.
— Одеваемся, — Флендерс решительно потянул свой скафандр из ячейки.
Мэлори не проронил ни слова, пока они натягивали скафандры и управлялись со шлюзами. Снаружи уже поднималась оранжевая мгла. Ветер поднялся такой, что было трудно удержаться на ногах. Выступив из шлюза, Мэлори услышал, как летучий песок сечёт по стеклу шлема. И хотя его глаза были в безопасности, инстинктивно он едва не зажмурился. Затем включил связь.
— Он не должен был уйти далеко, — Мэлори попытался сделать свой голос ободряющим. — В такой ветер это нереально.
— Уйти? — оглянулся на него Коннолли. — А как насчёт улететь? Вы это видите?
Сквозь мутную завесу пыли Мэлори разглядел открытую дверь гаража для аэромобилей. У него вырвалось непристойное ругательство. Все трое пересекли площадку и подошли к гаражу. Мэлори заглянул внутрь. На пустующий четырёхугольник бетонного пола ветром уже надуло красно-бурый песок.
— Вот паршивец! Угнал моё аэро!
— Поделом, — резко ответил Коннолли у него за спиной. — Но как он сумел вскрыть замок?
Мэлори обернулся, словно его укололи булавкой.
— Кажется, я знаю, как.
— Возвращаемся? — неуверенно спросил Коннолли. Флендерс еле заметно кивнул внутри шлема.
Из столовой никто не уходил. Все были там же, на своих местах.
— Плохи дела, ребята, — объявил Коннолли с порога. — Вик взял аэро из гаража.
— Этого не может быть! — воскликнула Лика. — Замок же запаролен!
— Может, — нехорошо ухмыляясь, проговорил Мэлори. — Всё может быть.
В наступившей тишине всхлипнул Амаи Ори. А затем раздался нечеловеческий вой.