Как-то днем, через несколько недель после пожара, в палате Кита неожиданно появился Маркус. На сегодня были назначены слушания, когда судья должен был решить, будет ли дело Энди рассматриваться в суде для взрослых. Судя по выражению лица Маркуса, когда тот вошел в палату, я подумала, что знаю, чем кончится дело. Он выглядел измученным. Губы плотно сжаты.
Я сидела у кровати Кита, уговаривая его поесть супа, но при виде Маркуса встала, отставила тарелку и обняла его. Он был единственным из всего моего города, с кем я чувствовала себя в безопасности. Он знал все, что следует знать. Ничто из сказанного Китом его шокировать не могло.
– Что здесь делаешь ТЫ? – спросил Кит.
Он все еще был убежден в вине Энди, что вместе с болью и вполне оправданной жалостью к себе, как к несправедливо лишенному доли в состоянии Локвудов, восстановило его против всякого, носившего эту фамилию.
– Плохие новости? – спросила я, разжимая руки.
Маркус показал на стул, с которого я только что встала.
– Садись. Мне нужно поговорить с вами обоими.
В голову мгновенно полезли самые идиотские страхи. Вещи, совершенно не имевшие смысла. Энди повесился в камере. Лорел пристрелила судью. Безумные мысли были показателем того, что́ со мной творилось после того, как я провела несколько недель в невыносимо жаркой комнате, наблюдая, как сын борется за жизнь.
Я снова уселась на стул и нервно подоткнула выбившуюся марлю под повязку на лице Кита.
Маркус встал у изножья.
– Прежде всего, Кит, как ты себя чувствуешь?
– Пошел ты! – бросил Кит.
– Кит!
Мне все равно, как велика его боль, некоторые вещи просто неприемлемы!
– Следи за своим языком!
– Все в порядке.
Маркус говорил так устало.
– Что ж, – вздохнул он, – дело обстоит так: Мэгги встречалась с Беном Триппеттом.
– То есть… у них был роман? – уточнила я. Он кивнул.
Я изумилась. Дон была так влюблена в Бена! Твердила, что он единственный мужчина в ее жизни, которому можно доверять.
– Бедная Дон, – выдавила я.
– Мэгги считала, что он порвал с Дон, – пояснил Маркус. – Так он ей сказал.
– Почему нам нужно говорить о жалкой любовной жизни Мэгги? – вмешался Кит.
– Вот почему, – сказал Маркус. – У Бена были трудные времена на работе, потому что, стоило ему надеть снаряжение пожарного, у него начиналась клаустрофобия. Другие парни над ним издевались. Мэгги захотела ему помочь. Он поговаривал, что уедет, если ситуация не улучшится.
– Какое отношение это имеет к слушаниям Энди? – спросила я. – К чему разговор о любовной жизни Мэгги?
– Слушаний не будет.
Маркус переступил с ноги на ногу:
– Видите ли, Бен считал, что смог, наконец, победить клаустрофобию, но нуждается в пожаре, чтобы показать себя. Вот и…
Я ахнула, неожиданно сообразив, в чем дело, хотя в такое верилось с трудом.
– Хочешь сказать, это Мэгги устроила пожар?
Маркус кивнул. Его глаза неожиданно заблестели:
– Мэгги призналась. Но говорит, будто не думала, что там будут дети. Вспомнила, но было уже поздно.
Это какой-то бред.
– Не верю! – воскликнула я. – Я знаю Мэгги с рождения, и она – самая добросердечная девушка на свете. Должно быть, она пыталась защитить Энди.
Но даже это не имело смысла. Потому что Энди был еще добросердечнее.
– Она защищает Бена! – догадалась я. – Может, это он все устроил, а она берет на себя вину?!
Маркус покачал головой:
– Она была просто помешана на нем. И не могла думать связно!
Я схватилась за боковой поручень кровати Кита. Казалось, я сейчас потеряю сознание, или закричу, или швырну в стену тарелку с супом. Но вместо этого я тупо уставилась на Маркуса.
– Она разлила бензин вокруг церкви. Отпечатки Энди были на канистре, потому что он ей помогал. Но не знал, что она задумала. Считал, что она разливает жидкость от насекомых.
Он провел рукой по волосам и шумно выдохнул:
– Это длинная история.
– Маленькая… мисс… Совершенство, – выговорила я. Медленно наступала реальность. Я знала маленькую девочку так же хорошо, как собственное имя. Но разве я знала семнадцатилетнюю Мэгги? Я знала только те стороны, которые она потрудилась показать мне. Всему миру. Милая, щедрая. Умная и трудолюбивая. Но за кулисами происходило что-то нехорошее. Жестокое и безумное. Как я любила эту девушку!
– Вряд ли она хотела причинить кому-то зло, – вступился Маркус.
– Как ты можешь говорить такое! – почти закричала я, изнемогая от ярости. Я почувствовала, как она взорвалась в моей груди и выплеснулась на руки. – Взгляни на Кита! На моего сына! Она не просто покалечила людей, Маркус. Она их убила!
– Она клянется, что ничего не поджигала. Как только она увидела, что в церковь входят дети, она отказалась от своего плана.
– О, верно! – рявкнула я. – Самовозгорание!
– Знаю…
Маркус провел по лицу трясущейся рукой.
– Я знаю, все это не имеет смысла.
Кит неожиданно шмыгнул носом, и я увидела, как по его неповрежденной щеке текут слезы.
– О, милый!
Я схватила салфетку и стала вытирать его лицо. Он выглядел таким беспомощным! Руки лежали по бокам бесполезными бревнами. Каково ему слушать все это?!
– Я думал, что виноват я, – неожиданно сказал он. – Думал, что это я сделал.
– О чем ты? – спросила я. – Каким образом это могло быть твоей виной?
Он глотнул воздуха, и по его искаженному лицу было видно, какую боль причиняет ему каждый вздох.
Как я хотела взять его боль на себя!
Кит рассказал, как вышел на заднее крыльцо церкви, чтобы покурить. Зажег сигарету, а когда бросил спичку, она упала на разлитый по устилавшим землю сосновым иглам бензин.
– Огромное пламя, – пробормотал он. – Огромное! Преградило дорогу. Я думал, что виноват я.
Мое сердце разрывалось за него, и я обняла Кита.
– Мое бедное дитя, – твердила я, почти не сознавая, что Маркус все еще в палате. – Это не твоя вина, милый. Совсем не твоя.
Я держала его осторожно из-за повязок и металлического поручня, и проводов, и трубок, и всех приборов, окружавших его. Мне плевать, плевать на необходимость защищать Лорел и ее семью! Я хотела ранить их так же сильно, как они ранили меня!
В этот момент я бы отдала правую руку, чтобы Мэгги горела в аду. И хотела быть той, кто зажжет спичку…
63. КитПосле разговора с Энди я отправился на сеанс физиотерапии и, клянусь, даже не заметил боли, когда Гуннар подвергал меня обычным пыткам. Мысли были в тысяче миль отсюда, в каком-то чертовом месте. Что, спрашивается, происходит? Моя мать. Джен. Я просто хотел, чтобы хоть одна часть моей жизни была нормальной и предсказуемой. Мать утаивала от меня какие-то идиотские секреты. А другая женщина, которой, как я считал, можно доверять, Джен… скажем, так: Энди, скорее всего, как всегда, порет чушь, но ему удалось посеять в моем мозгу какое-то докучливое семя сомнений, и я не знал, что с этим делать. Я бы не поверил ему, не обратил бы внимания на сказанное им, если бы не эта фраза о белых волосах. Я все еще помнил тончайшую белую полоску в то утро в моей постели. Обманывает ли меня Джен?
Я не мог понять. Все, что я чувствовал, – страшную злобу, пока Гуннар выламывал мою руку, и по-прежнему злился, когда ехал в тот вечер к дому Джен.
Я не стал пить после физиотерапии лишнюю таблетку перкосета, хотя был готов выть от боли. Я хотел, чтобы ум был ясным, когда буду говорить с Джен. Хотел оставаться самим собой. Сосредоточенным. А не быть под кайфом.
Однако когда я вошел в дом, она буквально прыгнула на меня. Даже не поздоровалась. Как обезьянка. Обвила меня ногами и стала целовать. Держать ее на весу я из-за боли почти не мог. Но сейчас мне было плевать. Все вопросы вмиг вылетели из головы. Пропади все пропадом. Хотя бы хорошенько оттрахаю ее напоследок.
Мы побежали наверх, в ее спальню, и не знаю, кто кого швырнул на постель. Я понимал только одно: мой гнев улетучился. А секс был куда грубее, чем обычно. Но Джен вроде бы не возражала. И даже рассмеялась.
– Тебе здорово это было нужно, так, бэби? – прошептала она, когда я оседлал ее. Я выбросил из головы ее вопрос. Ее голос. И ее саму. Потом будет время для вопросов.
Когда все кончилось, она свернулась клубочком рядом со мной, как любила, и положила голову мне на грудь. Но я не обнял ее. И не потому, что плечо дергало как черт знает что. Просто сейчас не хотел дотрагиваться до нее.
– Кто ты на самом деле? – спросил я, когда отдышался.
Должно быть, прошло секунд тридцать, прежде чем она ответила:
– Я – Дженнифер Энн Паркер. А ты кто?
– Какого цвета у тебя волосы? По-настоящему?
Джен втянула в себя воздух.
– Знаешь, женщине подобных вопросов не задают. – Она приподнялась на локте. – Что происходит? Мы прекрасно проводили время. С чего ты вдруг так странно себя повел?
Я решил сквитаться с ней.
– Сегодня я встретил Энди Локвуда. Он сказал, что видел тебя раньше. Давно или… не знаю, когда точно, но он сказал, что тогда у тебя были белые волосы. Он узнал тебя по этому.
Я коснулся сердечка под ее ухом.
Она рассмеялась и плюхнулась на подушку.
– Ты сам говорил, что Энди не в себе. Вот тебе доказательство.
– Я видел… сам однажды видел корни твоих волос. Думал, что они седые, но, может, они просто…
Она шлепнула меня ладонью по груди. Сильно. До боли.
– Решил поверить слову этого мальчишки, а не мне? Что я сделала тебе, кроме того, что любила? Мне казалось, ты обращаешься со мной лучше, чем другие парни. Думала, знаешь, что это такое – пережить несчастье.
Она неожиданно вскочила, включила свет на тумбочке и показала на кустик темных волос внизу живота.
– Это похоже на белые волосы? Сукин сын!
Она схватила груду одежды со стула в углу и выбежала из комнаты.
Дерьмо! Я прикрыл глаза рукой, морщась от боли в плече. Будь оно все проклято! Я нашел что-то хорошее и сам все профукал! История моей жизни!
Все же мне казалось, что тут что-то не так. Я знал, что Энди со странностями. Но он никогда не лгал. Не настолько он изобретателен. У скольких телок может быть под ухом родимое пятно сердечком?
Я встал, чуть не корчась от боли. К тому же мне было не по себе при мысли о пистолете в машине Джен. Я вдруг представил одну из тех картин, где ничего не подозревающий парень спускается по лестнице, а девушка стоит с пистолетом, готовая пустить пулю ему в голову. Но когда я спустился вниз, то увидел Джен на крыльце, в свете луны. Она сидела на верхней ступеньке, накинув на плечи одеяло.
Я открыл раздвигающуюся стеклянную дверь и вышел на крыльцо. Если у Джен пистолет, со мной покончено.
Но мне было почти все равно.
Я сел рядом. Ее трясло, а глаза сверкали. Я обнял ее и привлек к себе.
– Прости. Когда Энди сказал это, я сообразил, что почти ничего о тебе не знаю. Только то, что ты из Эшвилла и в постели просто потрясающая.
Она слегка усмехнулась и провела рукой по глазам. Я через одеяло поцеловал ее плечо. Вдохнул запах апельсинов от ее волос.
– Ты прав, – вздохнула Джен. – Вряд ли Энди видел меня до той встречи в доме твоего дяди. Но и я не была с тобой полностью откровенна. Не люблю говорить о себе. У меня такая дерьмовая жизнь.
Я снял одеяло с ее плеча и поцеловал голую кожу.
– Расскажи.
Джен снова вздохнула:
– Я совсем не ладила с родителями. Они развелись, когда я была маленькой, и… Мой отец был мистером Крутым Парнем. А я была для него сплошным разочарованием. Он хотел, чтобы я охотилась, ловила рыбу, а я хотела рисовать и делать маникюр.
Она подняла голую ногу, и лунный свет отразился от ее темных ногтей.
– А мать… была душевнобольной. Настоящий овощ, так что мы с братом вроде как росли сами.
У Джен есть брат? Да я точно ничего о ней не знаю!
– И в этом все дело, Кит. Не злись. Боюсь, ты поймешь не так и разозлишься.
– Ты о чем?
– Я очень люблю брата. В прошлом году он был в кабинете химии, а какие-то ребята играли с химикатами, и раздался взрыв. Брата сильно обожгло, поэтому я понимаю, что значит жить со… шрамами. А когда я увидела тебя в супермаркете, я захотела… просто захотела, чтобы тебе стало лучше.
Я встал, дрожа от ярости. Не мог выносить этого дальше.
– Значит, вот как? – заорал я. – Трахаешься со мной из милости?
Глаза Джен были огромными и блестящими.
– Вовсе нет! Нет, нет, нет! Сначала я только хотела помочь тебе. Понимала, что тебе приходится выносить! Но когда мы сошлись и я узнала тебя лучше… ты мне небезразличен, Кит.
Она потянулась к моей руке и снова усадила на ступеньку.
– Я влюблена в тебя. Клянусь, это чистая правда.
Джен накрыла мои плечи одеялом, так что наши руки соприкасались. Она дрожала, и я сжал ее ладонь. Я чувствовал себя униженным, но вполне очевидно, что существовала веская причина подойти ко мне в магазине. И, может, это не такая ужасная причина. Я напомнил Джен брата, которого она любила.
– Жаль, что ты с самого начала не сказала мне правду. Не понимаю, почему?
– Боялась, что ты подумаешь именно то, что подумал. Что я хотела быть с тобой из жалости.
Я повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы.
– У нас полно общего дерьма.
– Верно, – согласилась она. – И теперь ты понимаешь, почему я тоже ненавижу Мэгги Локвуд. Ненавижу всякого, кто играет с огнем.
64. СараПожизненный приговор
Октябрь 2007
– Могло быть гораздо хуже, – сказал Гуннар Стивенсон, когда впервые поработал с Китом в клинике физиотерапии в Джексонвилле.
Если я услышу эти слова хотя бы еще раз, ударю того, кто их произнес.
Я видела, как Кит зажмурился от боли, когда Гуннар выпрямил его левую руку. Кит не издал ни звука, хотя слезы выдавились между ресниц и поползли по щекам. Я чувствовала его боль, жгучую, разрывающую тело муку, как свою собственную. «Могло быть гораздо хуже». И все же это правда: Кит жив, тогда как другие мертвы. И это правда, что он «поправится», если не считать физических и эмоциональных шрамов, но это не облегчало нынешних страданий.
Он провел три месяца в ожоговом отделении в Чейпл-Хилл, и еще два – в реабилитационной клинике. Наконец я привезла его домой. Но он очень много времени проводил в физиотерапевтической клинике.
– Теперь, когда я определил его состояние. – сказал Гуннар, – могу показать вам, как помочь ему делать упражнения дома. Но пару месяцев вы должны привозить его сюда каждый день.
Я кивнула. Меня уже предупредили, что так будет. Стану возить Кита сюда, сколько потребуется.
– На этом этапе крайне необходимо не пропустить ни единого сеанса. Пропускаешь день, тебя отбрасывает на неделю назад.
Кит открыл глаза:
– Я не выдержу. Не смогу ездить сюда каждый чертов день!
– Болит как проклятое, верно? – посочувствовал Гуннар.
– Откуда тебе знать? – зарычал на беднягу Кит.
– Кит, – упрекнула я. Хотя думала то же самое. Кит был очень разгневанным мальчиком, и я не понимала, было ли так всегда или пожар только усилил его гнев. Сама я была полна ненависти и ярости, каких не знала раньше. Именно по этой причине я стала вместе с Дон посещать литературный класс. Она сказала, что это поможет мне излить свои чувства. И добавила, что это помогло ей справиться с гневом на Бена. Но мне это не помогало, несмотря на то что я строчила, как безумная, в каждую свободную минуту. Иногда я чувствовала, что в сердце прокрадывается крупица покоя. Но потом видела своего забинтованного, покрытого шрамами, мучившегося от боли сына, и покой тут же исчезал.
– Через пять месяцев, – продолжал Гуннар, – сократим посещения до нескольких дней в неделю, при условии, что он будет заниматься дома как проклятый. Конечно, нужно сохранять компрессионные повязки и делать массаж.
Он глянул на меня.
– Могу сказать, что вы делаете огромную работу. На руке почти нет спаек. Работайте над его кистью. Особенно здесь…
Он потер кожу между указательным и большим пальцами Кита.
– Дерьмо! – завопил Кит. – Не так сильно!
– Прости, Кит, – извинился Гуннар. – Понимаю, это, должно быть, трудно.
– Как часто он должен делать растяжки? – спросил я.
– Как можно чаще. Для него не существует такого понятия, как «слишком много».
По пути из Джексонвилля я заехала на парковку «Фуд Лайон».
– Почему мы здесь остановились? – спросил Кит. Он скорчился на переднем сиденье. Незабинтованная часть лба сморщена от боли. Нелегко ему пришлось после физиотерапии.
– Мне нужно кое-что купить, – сказала я, расстегивая ремень безопасности. – Хочешь пойти со мной?
– Ни за что.
Он не собирался показываться на людях с компрессионными повязками на руках и лице.
– Ладно. Я быстро.
Войдя в магазин, я схватила тележку и стала наполнять ее продуктами, которые любил Кит. Сухие завтраки. Мандарины. Шоколадные батончики «Орео». И только потянулась к упаковке йогурта «Бен&Джерриз», когда услышала за спиной голос:
– Сара!
Я закрыла глаза. Я могла идти дальше. Просто проигнорировать ее. Никогда не думала, что можно жить на острове Топсейл и избегать кого-то, но мне удавалось избегать Лорел с тех пор, как Мэгги попала в тюрьму, и это было к лучшему. Может, и Лорел пыталась избегать меня, так что мы никогда не бывали в одном месте одновременно. Но когда-нибудь это должно было случиться. Только почему именно в тот день, когда Кит сидел в машине и единственное, чего я хотела, – поскорее добраться домой и позаботиться о нем?
Я со вздохом повернулась:
– Лорел.
Она выглядела такой же измученной, как чувствовала себя я.
– Я…. не могу сказать, сколько раз я поднимала трубку, чтобы позвонить тебе.
Я была рада, что она не позвонила. Я вряд ли была готова говорить с ней. И не уверена, что смогу говорить с ней сейчас.
– Как Кит? – спросила она. – Маркус сказал мне, что скоро его выпишут.
Я знала, что Лорел и Маркус наконец вместе, но не испытывала никакой радости за них. У Лорел по-прежнему было все, что она хотела.
– Он вчера вернулся домой.