На разбирательства и допросы уйдёт куча драгоценного времени. А у Витали его нет. Сейчас самое важное — дочитать эту тетрадь.
Гранкин знакомым маршрутом домчался до остановки и заскочил в очень кстати подоспевший автобус. Он плюхнулся на сиденье возле кабины водителя и открыл тетрадь на нужной странице.
Махаон
«Со снимка на меня, улыбаясь, смотрела я. Меня обнимал Геральд, и это явно мне нравилось, иначе зачем бы я положила голову ему на плечо?!
Я стала тереть руками глаза, потом нацепила солнцезащитные очки в надежде, что это яркие блики выдают на глянцевом снимке некий оптический обман. Но мои старания были напрасны — на фотографии сияла милой улыбкой моя собственная персона. Тёмные, почти чёрные, длинные волосы, голубые глаза, светлая кожа, нос — мне всегда не очень нравился мой слегка длинноватый нос, но бабуля называла его породистым, — а самое главное, крошечная тёмная родинка справа над верхней губой. Мне она тоже не нравилась, но удалять я её боялась, и смирилась с её существованием, успокаивая себя таким спорным понятием как «шарм».
В общем, сомнений не оставалось, это была я.
Стоя под крымским солнцем в жёлтом купальнике, я вдруг поняла, что сумасшествие приняло меня в свои радушные объятия. И как давно, я не знаю. Недаром утром я предпочла жёлтый купальник красному.
— Может быть, это монтаж? — жалобно спросила я в большей степени у себя, чем у Геральда. — Сейчас фотошоп[5] творит чудеса…
— Фотошоп?!! — заорал он так, что нас услышали загорающие на пляже. — Фотошоп?!! Пойдём! Быстрее пойдём! — Он схватил меня за руку и потянул вниз, к народу. Не скажу, чтобы мне совсем уж не нравилось, как по-хозяйски он тянул меня за собой.
Мы сбежали с ним вниз, туда, где у берега болтался наш катер (или это была всего лишь моторная лодка?). На берегу сидел несчастный, красный экскурсовод. Он снял с головы панаму и обмахивался ей как анемичная барышня, которая боится лишиться чувств. Обрадовавшись нашему появлению, он подскочил с земли и начал с энтузиазмом отрабатывать своё жалованье:
— А знаете ли вы, что знаменитый фильм «Спортлото-82» снимался именно тут? Это поистине звёздное место…
— Скажите, — перебил его Геральд, — вы помните эту девушку? В прошлом году мы отдыхали с ней в Судаке примерно в это же время? Вы водили нас на экскурсию в Генуэзскую крепость!
— Как же я могу забыть такую красивую девушку! — всплеснул ручонками экскурсовод. — Конечно, я вас прекрасно помню. Очень красивая пара! В прошлом году вы друг от друга ни на минуту не отрывались, поэтому я удивился, что сегодня на катере вы вели себя как незнакомые люди. Вы помирились? Я очень рад!!! Царская бухта творит чудеса! А знаете ли вы, что знаменитый фильм «Анна Каренина»…
— Ну, что скажешь? — хмыкнул, заглядывая мне в глаза, Геральд.
— Я сошла с ума. Какая досада! — ответила я знаменитой фразой Фаины Раневской.
Впрочем, одно мне в этой истории нравилось — то, что Геральд мой любовник. Может, и правда, попробовать пожить в шкуре Жанны, ведь мне порядком поднадоела моя пресная жизнь, где самым острым моментом была забытая для бритья пенка?! Парочка, правда, чего-то там натворила такого, с чем можно нестись в ментовку, но зато можно попробовать словить адреналина, не пользуясь услугой тарзанки. Экономия — десять гривен.
— Вы знаете, — вдруг шёпотом сказал нам экскурсовод, — все думают, что я алкоголик! — Он постучал по пластиковой бутылке. — А я диабетик! — Он радостно захохотал. — Это вода! Ха-ха!
— По мне так лучше быть алкоголиком, чем диабетиком, — невежливо буркнула я, и Геральд захохотал, приняв мою шутку.
— А знаете ли вы, что знаменитый фильм…
— Пойдём, — потянул меня за руку Геральд, и мне показалось, что я знаю его сто лет…
* * *Жаркая крымская ночь слепила намертво наши тела. Окна моей хибары, которую я по знакомству сняла по здешним меркам за сущие копейки, были открыты, но никакого движения воздуха не ощущалось. Геральд лежал на боку, обняв меня правой рукой.
Когда мы на катере вернулись в Судак, Геральд потащил меня по побережью, тыча пальцем в какие-то кафешки, шашлычные, лежаки на пляже и даже Генуэзскую крепость, маячившую там, где летали птицы. Он спрашивал:
— Ты помнишь? Нет, ну ты помнишь?!
— Нет! — смеялась я. — Я в Крыму первый раз!
— Ты опять за своё! Пойдём! — Он затащил меня в миленький греческий ресторанчик, расположенный в полуподвале, где сам чернявый хозяин-грек встречал посетителей у дверей. Я приготовилась хорошо поужинать, но Геральд остановил меня на пороге и спросил у хозяина:
— Скажите, мистер, вы помните нас?! В прошлом году мы не пропускали ни одного вечера, чтобы не спустить у вас кучу денег!
— Конечно, помню, — заулыбался грек. — Вас трудно забыть, вы очень красивая пара. Девушку наш персонал прозвал Изабель Аджани, а вас Пирсом Броснаном. Проходите, пожалуйста…
Но Геральд выдернул меня из подвальчика, как опытный стоматолог расшатанный зуб.
Заправщик на автозаправке вспомнил, как мы заправляли у него в прошлом году взятую напрокат машину.
Продавец в цветочном магазине радостно со мной поздоровался и сказал, что помнит, что я люблю чайные розы.
Шашлычник в шашлычной сказал, что я обожаю непрожаренное мясо с кровью. Это была вопиющая ложь.
— Стоп! — крикнула я так громко, что все, кто трапезничал в это время под тентом, повернули в нашу сторону головы. — Стоп, господа! Это не может быть правдой. Я вегетарианка!!!
Геральд вздохнул тяжело и сказал всем присутствующим «извините» с таким видом, будто его собачка описала мантию королевы. Он обнял меня за плечи, и мы ушли. Я наотрез отказалась заходить ещё куда-либо. Я пригласила его в свою хибару, которую я сняла… впрочем, это я уже говорила. Я пригласила Геральда к себе, чтобы показать паспорт.
Когда я молча протянула ему красную книжицу, он отвёл мою руку в сторону и сказал:
— Знаешь, что может быть надёжнее твоего паспорта?
— Что?!
— Татуировка! У тебя на пояснице, чуть пониже линии трусиков есть очень занятная картинка.
— Какая? — Я уже поняла, что он скажет правду.
— Бабочка-махаон. Красивый цветной махаон с резными крыльями. Ты сделала его в прошлом году перед поездкой в Крым.
— Я сделала его в прошлом году, чтобы не сдохнуть от скуки в дождливой Москве.
Он подошёл ко мне и стал раздевать. Может быть, он просто хотел проверить наличие татуировки, но я решила, что раз уж всё так странно, по-идиотски, и так распрекрасно сложилось, то я на полных правах сполна отведаю это остро-сладкое блюдо под названием Геральд. В конце концов, есть вероятность, что я просто проснусь. Такие, как Геральд, бывают только во сне или в сказках…
Крымская ночь слепила намертво наши тела. Я заснула, проснулась, но он не исчез, лежал рядом с нереально красивым лицом и совершенным телом атлета. Я нащупала сигареты и закурила в постели.
— А, «More» с ментолом, твои любимые, — сказал он совсем не сонным голосом.
— Здорово, что ты не дрыхнешь.
— Ты же знаешь, я никогда не сплю, если не спишь ты, — с гордостью непревзойдённого мачо ответил он.
Но у меня был ещё один тест на вшивость.
— Скажи, — затянулась я холодящим ментоловым дымом, — ты очень расстроишься, если забудешь у женщины, с которой расстался, свою почти новую пенку для бритья?
Он приподнялся на локте, заглянул мне в глаза, насколько было возможно заглянуть в темноте, и серьёзно спросил:
— Почти новую?
— Да.
— Конечно, расстроюсь. Пожалуй, даже устрою скандал и заберу свою пенку. — Он отнял у меня сигарету и затянулся. — Извини, если разочаровал.
Я легла ему на плечо и призналась себе, что он ничуть меня не разочаровал. Я была бы просто счастлива, если бы он терроризировал меня по телефону, задавая один и тот же вопрос: «Анель, чёрт тебя побери, когда ты вернёшься? Я забыл у тебя…» В его исполнении это не выглядело бы мелочным.
Слава богу, что у меня хватило ума не произнести это вслух.
— Значит так, — он затушил сигарету прямо о пол и бросил окурок в открытое настежь окно. — Видать, ты вправду всё позабыла. Я слышал, такое бывает, когда человек испытает шок.
— Шок?
— Ты многого натерпелась, и потом эта травма…
— Травма?
— Ну да, черепно-мозговая. Ведь у тебя даже шрам остался, вот тут, на затылке, под волосами.
У меня мурашки по коже пошли. На затылке, под волосами, у меня действительно имелся шрам.
— Мы попали с тобой в аварию. Уходили от гайцов на бешеной скорости. Ты была за рулём, не справилась с управлением, и мы улетели в кювет. А гаишники не заметили, пролетели мимо! Я совсем не пострадал, а ты сильно ударилась головой. Кровища хлестала, как из ведра! Я привёз тебя к своёму дружку в приёмный покой. Дело было глубокой ночью и кроме него там никого не было. Когда он наложил швы, я уговорил его отпустить тебя и не регистрировать обращение. Он предупредил, что сотрясение сильное и последствия могут быть очень серьёзные…
— Нет!!! — Я села и пальцами сдавила виски. — Нет. Этот шрам у меня уже года три. Я занималась конным спортом, упала с лошади, когда та брала барьер, и ударилась затылком о… ударилась о… — Я внезапно забыла обо что я ударилась, хотя всегда знала это совершенно точно. — Я занималась конным спортом и… — снова начала я.
— Бедная девочка, — перебил меня Геральд и погладил по голове.
— Это неправда. Я отлично всё помню. Я Анель, а не Жанна, хоть Анели и не попадались такие парни как ты… Погоди, — я схватила мобильник и судорожно потыкала кнопки. Я отлично помнила телефон своего тренера по конному спорту Игоря Константиновича. Он жил прямо на базе отдыха, где находились конюшни, и я частенько звонила ему; раньше — чтобы уточнить время тренировок, а потом, когда завязала со спортом — чтобы поздравить с праздниками и справиться о здоровье.
— Игорь Константинович! — заорала я. — Это я, Анель! Извините, если я вас разбудила, но это очень и очень важно! Скажите, вы помните, как года три-четыре назад я упала на тренировке и сильно ударилась головой о… о… скамейку! — вспомнила я. — Там была маленькая скамеечка, с металлическими перилами, вы всё собирались её убрать, но…
— Какая к чёрту Анель? — вдруг перебил меня хорошо знакомый, но сильно раздражённый голос. — Какая скамейка?! Милочка, на моих тренировках никто никогда не падает! Если вы напились до безумия, то ложитесь спать, а не беспокойте приличных людей.
Я поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что у них земля из-под ног уходит. Геральд с любопытством смотрел на меня.
— То есть вы не знаете никакой Анели, — почти прошептала я. — Я не звоню вам несколько раз в году, чтобы поздравить с праздниками и справиться о здоровье?
— Вы сумасшедшая, — буркнул всегда прежде милый Игорь Константинович.
— Что?! Но откуда я знаю, как вас зовут, откуда я знаю, что вы отличный тренер, откуда я знаю ваш телефон?!! — заорала я.
— Мало ли кто решил меня разыграть, — пробормотал человек, которому я доверяла.
— Ну что? — с интересом спросил меня Геральд.
— Я сумасшедшая, — прошептала я.
— Бедная девочка! — Он опять погладил меня по голове.
Я уткнулась в подушку и зарыдала.
Я получила Геральда, но потеряла себя».
Зачем вы, девочки…
— Эй, мужчина! Очнись!
Гранкин вздрогнул и оторвался от чтения. Он обнаружил себя в автобусе, на переднем сиденье, предназначенном для инвалидов и пассажиров с детьми. Перед ним стояла толстая тётка с портупеей на поясе.
— Ты уже третий круг по маршруту едешь! — заорала она. — Совесть надо иметь? Заплатил за две остановки, а катаешься невесть сколько! Тебе что здесь, автобусный тур по городу?
Виталя с трудом сообразил, что тётка — кондуктор, а портупея — всего лишь сумка, набитая мелочью и билетами.
— Извините, тётенька, — испуганно пробормотал Виталя, сунул ей в заскорузлую руку десятку и выскочил из автобуса.
— Тётенька! — фыркнула ему вслед кондукторша. — Племянничек тут нашёлся!
Виталя побрёл по дорожке, прижимая тетрадку к груди.
Может, он зря теряет время, читая всю эту ерунду? История, конечно, весьма занимательная, но тянет больше на беллетристику, чем на дневниковые записи.
Какая Анель? Что за Геральд?
Этих имен не было в числе тех, которые выписала Эльза Перова, как близких знакомых Ады Крыловой.
А ведь история написана от первого лица и написана Адой Львовной, это совершенно точно. Почерк в тетради очень похож на тот, который в записке-памятке, оставленной Эльзой. Ведь они близнецы, а значит и пишут очень похоже, это ясно как божий день.
При чём тут Анель, потерявшая память?! Наверное, он попусту теряет время, читая эту тетрадь. Виталя присел на какую-то лавочку и первый раз в жизни пожалел, что так и не научился курить.
Был разгар рабочего дня, народу в скверике было мало. Идти домой Виталя боялся. Это никуда не годилось, но он стал опасаться своей квартиры. И не только будильник тому был причиной. Причин было много: одиночество, пустые холодные стены, потерявшие всякий смысл без Галкиного присутствия, пылища повсюду, «барин» снующий по подъезду со своею собакой… Виталя даже перестал включать самовар. Это глупо — включать самовар в одиночестве.
Виталя открыл тетрадку. Он дочитает эту историю. Не может быть, чтобы в ней не было никакой подсказки к тайне гибели Ады Львовны.
* * *«Я прорыдала до самого раннего крымского утра. Геральд гладил и гладил меня по голове, приговаривая „бедная девочка“, пока я на самом деле не почувствовала себя самой что ни есть „бедной девочкой“.
Конечно, я могла позвонить ещё своим институтским подружкам и спросить, не с ними ли куролесила ночи напролёт в барах и боулингах некая Анель Ангейльнцер, не с ними ли она во время сессии гонялась за преподами, чтобы досдать «хвосты», но я была абсолютно уверена, что девицы все как одна ответят: «Анель?! Какая Анель? Вы сумасшедшая, милочка!»
Если бы были живы мои родители! Если бы была жива моя бабушка! А вдруг и они ответили бы: «Анель? Какая Анель?»
Представив это, я зарыдала так, что за окном заткнулась ранняя птаха.
Стоп! Есть один человек, который не скажет: «Какая Анель?»
Этого человека зовут дурацким именем Павлик, он толстоват, лысоват, скуповат, а мой кот, завидев его ботинки в прихожей, спешит в них пописать.
Этот человек не скажет «какая Анель», потому что в моей квартире на полочке он позабыл страшно дорогой для себя предмет — флакончик французской пенки для бритья.
Я снова схватила мобильный и набрала его номер.
«Абонент отключил телефон», — издевательски-равнодушным тоном сообщила электронная баба.
* * *— Ну хорошо! — Я вытерла слёзы и голой прошлась по скудно меблированной комнатёнке. — Ну хорошо, я Жанна. А как, кстати, моя фамилия?
— Анкилова.
— Анкилова, Анкилова… Ну, ничего, не очень противная фамилия. Значит, говоришь, паспорт я себе новый купила?!
— Выходит, что так, — развёл Геральд руками.
— Господи, я так мечтала, чтобы со мной произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, а когда это случилось… Мне страшно. Хочу в свою скучную, серую жизнь.
— Бедная девочка. Ты придумала эту скучную жизнь, чтобы защититься от прошлого.
— Моё прошлое — ты. Я хотела от тебя защититься?
— Нет! Послушай меня. — Он схватил меня за руку и усадил рядом с собой на диван. — Мы полюбили друг друга, когда ты была уже замужем.
— Я?!! Замужем?
Он дотянулся до своей поясной сумочки, валявшейся на прикроватной тумбочке, порылся в ней и протянул мне какой-то снимок. Если бы он достал оттуда омерзительного американского таракана, я испугалась бы меньше. Я зажмурилась и сказала себе: «Кто сказал, что эта новая жизнь хуже, чем предыдущая? Жанна так Жанна, попробуй её на зуб, может, тебе понравится?! И потом, Геральд ведь любит Жанну, а не какую-то там Анель!» Этот аргумент оказался решающим, я открыла глаза, и смело уставилась на фотографию.
О таком свадебном платье я и мечтать не смела! Насколько я понимала в шмотках, это была ручная работа, и стоила тряпка не меньше тридцати тысяч долларов. Вместо фаты на мне была широкополая шляпа, и это добило меня окончательно. Дело в том, что шляпы мне очень идут, и я давно для себя решила: если, наконец, соберусь выйти замуж, то никакой фаты, только шляпа с интригующими, полускрывающими лицо широченными полями. Оказывается, эту мечту я давно воплотила в жизнь.
Со мной под ручку стоял старичок вполне мафиозного вида — ёршик седых волос, жёсткий взгляд, чёрный костюм с чересчур консервативным галстуком, на сухой руке перстенёк, при взгляде на который думалось о загубленных жизнях и далёкой Сицилии. Старичок был ниже меня на две головы, но смотрел на мир свысока. Там были ещё какие-то люди, наверное, гости, а может, даже и родственники, но их я не стала рассматривать. И так понятно, что этим браком я решила раз и навсегда избавить себя от материальных проблем.
Надо же, а ведь я считала, что выйти замуж по расчёту ни за что не способна!
— Это мой муж? — спросила я Геральда.
— Да. Анкилов Сергей Мефодьевич. Он владелец крупного банка и страстный коллекционер картин. Чего у него только нет! Пикассо, Гоген, Шагал, Модильяни, недавно вошедший в моду Айвазовский, Мане, Ренуар, и даже, говорят, ранний Рембрандт!
Меня удивило знание Геральдом этих фамилий. Он не тянул на парня, который знает хоть что-то о великих художниках.
— Твой муж, к сожалению, оказался самовлюблённый тиран. Он запер тебя в золотой клетке. Ты ни в чём не нуждалась, но при этом лишней копейки не видела. Он всегда за тебя решал, что тебе больше нужно — пойти к парикмахеру, или купить новую косметику. То и другое вместе было недопустимым излишеством. Тебе позволялось встречаться с подругами только раз в месяц! Мы познакомились с тобой случайно. У тебя разболелся зуб, и твой благоверный был вынужден отпустить тебя в клинику.