Благородный муж и победа
28 октября 1903 года. Атлантис
Последнее, что увидел Маса в момент взрыва – разлетающийся на мелкие осколки иллюминатор. Соленая вода ударила в лицо, будто из брандспойта, отшвырнула к борту, после чего карада и рэйкон на время разлучились.
Вновь они соединились в очень странном месте. Оно было сплошь серое.
Маса похлопал ресницами, повел одеревеневшей шеей и ничегошеньки не понял. Только что жив, потому что карада ныла, рэйкон же был спокоен. На том свете – хоть по-буддийски, хоть по-христиански – полагалось бы наоборот.
Сел, пощупал себя. Кости вроде целы. Шумит в ушах, но не сильно.
Тогда стал осматриваться: почему всё серое?
Скоро уяснил, что находиться в замкнутом, довольно тесном пространстве. Пол, стены, потолок тусклого серого, то есть вообще никакого цвета. Двери не видно. На полу кружок, диаметром примерно в два сяку. Другой кружок поменьше на стене. Судя по швам, это были отверстия или какие-то окошки, но открыть их не получилось.
Еще на одной стене были металлические скобы, числом четыре: две наверху, две внизу.
Что-то это всё напоминало. Из далекого-предалекого прошлого.
Маса энергично потер себе уши, чтобы лучше заработала голова (она была пустая и гулкая, как барабан).
Вспомнил.
Таким же мир был в раннем-раннем детстве, когда еще не умеешь ходить и ничего не знаешь. Мир был никакой, серый. Его еще требовалось наполнить предметами и смыслом.
Здесь тоже не было ни предметов, ни смысла. Хоть бы пятнышко цвета или просто черная точка, а то взгляду не на чем остановиться.
Желание почти сразу же исполнилось.
Посередине серого кружка – того, что на стене – открылась круглая черная дырка, а в ней появился глаз. Похоже что человеческий, но Маса за это не поручился бы. Если здесь все же какой-то загробный перевалочный пункт, глаз мог принадлежать и неземному существу.
– Очухался, – сказал кто-то по-английски.
Рядом с кружком отъехал внутрь и потом вбок большой прямоугольник – дверь. Ее швов Маса раньше не разглядел, очень уж плотно дверь закрывалась.
Вошел человек в синей куртке с красивыми золотыми пуговицами и маленьким, тоже золотым, танто на боку.
Маса обрадовался, что это не черт, и поклонился.
– Очнулся, китаеза? – грозно спросил вошедший. – Будешь отвечать на вопросы? Их много.
– У меня тоже, – воскликнул Маса.
Раз человек невежливый, церемониться с ним было необязательно. От первого удара – Маса удивился такой прыти – синий ловко увернулся, но левый маваси-гэри сшиб его на пол.
Сев лежащему на грудь, японец немного похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство.
– Просыпайся скорей, синий человек! У меня очень много вопросов.
Но задать их не удалось.
В серую комнату вбежал сначала один синий, потом второй, третий, четвертый.
А за ними вошел пятый, старый, с большими усами. Поглядел на отпрянувшего к противоположной стене Масу и рявкнул:
– Что встали? Захват номер шесть!
И четверо синих быстро и слаженно кинулись на Масу.
Очень трудно и даже совсем невозможно отбиться от четырех искусных противников, если они действуют как единый механизм. Каждый схватил Масу за одну из конечностей. Оторвали от пола – лишили опоры. Японец немного поизвивался в крепких руках и перестал, потому что было бесполезно. И недостойно.
– Обездвижить, – коротко приказал седой.
Подтащили к стене, пристегнули к скобам. По крайней мере стало понятно, зачем они.
Седой помог жертве левого мавасигири подняться, обозвал растяпой.
– Ты кто такой? – спросил он Масу, пуча водянистые глаза. – Чья субмарина? Ты был один? Другие субмарины есть? А ну отвечай! Он что, не понимает? Или немой?
– Нет, генерал, он говорит по-английски, только подсюсюкивает, – сказал ушибленный, с гримасой потирая скулу. На ней наливался синяк цвета мурасаки.
Маса молчал. Во-первых, он обиделся, потому что английский у него был превосходный – почти такой же, как русский. Во-вторых, когда не говоришь, а молчишь, больше узнаешь. В-третьих, на вопросы врага не отвечают.
Он и так уже кое-что выяснил. Это какие-то военные, раз у них мундиры и начальник генерал. Господина они не нашли, иначе не спрашивали бы, один Маса или не один. То, что господина не нашли, могло означать две вещи: что господин погиб или что он жив и свободен. Про первую вероятность Маса себе думать запретил. Конечно, господин жив и обязательно придет на помощь. А она нужна, потому что, когда ты пристегнут к железкам, сделать что-либо трудно.
– Ты кто? Китаец? Японец? Может, ты русский азиат? – спросил еще генерал. – Будешь говорить или нет?
И сам себе ответил:
– Не будешь. Ну сиди тут. Когда начнешь сходить с ума от тишины и серого цвета, позовешь. Расстегните, его парни.
Маса приготовился, как только его расстегнут, немножко подраться, но синие оказались хитрыми. Один из них, рыжий, с интересным маленьким шрамом под глазом, коротко врезал узнику в солнечное сплетение, так что в течение следующих нескольких минут Маса был очень занят: восстанавливал дыхание. А когда восстановил, в камере никого уже не было. Пощупал пальцами дверь – она была намертво утоплена в стене.
Сел на пол, стал размышлять.
Пытать, кажется, не будут. Самурай или правильный якудза вообще-то в плен не попадает, потому что всегда ведь можно умереть. Но если уж попал, выносит истязания без единого стона.
К сожалению, на истязания рассчитывать не приходится. А неплохо было бы испытать крепость своего духа и проверить, чего ты на самом деле стоишь.
Кончать с собой нельзя, пока неясно, жив ли господин. Если мертв – тогда конечно. Но не раньше, чем найдешь убийцу и свершишь катакиути.
Допустим (все-таки пришлось про это подумать) господина убило взрывом. Тогда придется искать того, кто выпустил торпеду. Убить, и только потом с чистой совестью сделать дзюнси – умереть вослед. Что ж, есть о чем помечтать.
Серый цвет и тишина – это ничего. Очень по-буддийски. Великая Пустота.
Только вот хара начинала бурчать, требовала насыщения. Интересно, будут синие люди морить пленника голодом и жаждой?
Довольно скоро ответ на этот вопрос был получен.
В круге, который на стене, снова прорезалась дырка. Затем открылось и все круглое окошко.
Выехала полочка. На ней что-то дымилось.
Маса потянул носом, встал.
На картонной тарелке лежал кусок мяса и ломоть хлеба. В картонном стакане был кофе.
– Гадить будешь в дыру, – сипло сказала голова с синим воротником. Она была бритая наголо, как у буддийского монаха. Только глаза не добрые, а злые. – Повернешь ободок, она откроется. Туда же кинешь грязную посуду. Понял? Созреешь для разговора – стучи.
Окошко захлопнулось, полочка осталась.
Маса сел на корточки, повернул обод люка. Крышка отодвинулась. Внизу, в полуметре, плескалась черная вода. Японец, не раздумывая, вытянул руки, протиснул в дыру голову и плечи. Ухнул вниз.
Там была труба, раза в два шире отверстия. Он стал отталкиваться от ее стенок ногами, загребал ладонями. Плыл. Без воздуха Маса мог оставаться минуту. Поэтому сосчитал до тридцати и, поскольку труба не кончилась, а вода оставалась всё такой же черной, с трудом перевернулся и поплыл обратно. Еле-еле дотянул до поверхности. Подышал, подтянулся на руках. С трудом протиснулся обратно, в серую камеру.
Все равно колодец – это хорошо. Убежать через него нельзя, но, если надо будет умереть, утопиться намного приятней, чем разбивать себе голову об стену или откусывать язык.
Медленно, задумчиво Маса съел мясо и хлеб. Еды было достаточно, кофе – тоже.
Поделал рэнсю: раз десять взбежал на стену, поподтягивался на скобах, постоял на голове.
Больше занять себя было нечем, поэтому улегся спать и спал долго.
Несколько раз просыпался, приоткрывал глаз, видел всё то же серое, пустое. Снова засыпал.
Но когда раздался знакомый щелчок, предшествующий открытию окошка, японец мягко и быстро поднялся с пола, подкатился к двери.
Сиплый голос спросил:
– Говорить будешь? Эй, ты где?
Маса прикинул, получится ли стукнуть лысого через дыру. Стукнуть было можно. Но что потом? А, все равно. Имеет же право человек доставить себе немножко удовольствия.
Подпрыгнул. Нанес короткий, быстрый удар кулаком, но лысый, оказывается, был наготове и отскочил, упругий, словно мяч. Донесся смешок.
– Завтра придумай что-нибудь поумнее. – И отверстие закрылось. На полочке опять стоял поднос с едой.
Маса расстроился, что охранник такой опытный и ловкий. Ему, наверное, тоже скучно, и пленник его только позабавил. Если нельзя застать его врасплох, то хорошо бы как-нибудь уязвить. Но как?
Раздумья на эту интересную тему помогли скоротать следующие сутки.
Когда окошко открылось снова и неприятный голос спросил: «Говорить будешь?», Маса встал над открытым люком, в знак презрения повернулся к лысому тинтином и стал мочиться. Он долго терпел, поэтому получилось очень хорошо.
Когда окошко открылось снова и неприятный голос спросил: «Говорить будешь?», Маса встал над открытым люком, в знак презрения повернулся к лысому тинтином и стал мочиться. Он долго терпел, поэтому получилось очень хорошо.
Окошко ответило оскорблением:
– Спрячь свою маленькую китайскую штучку. И не забывай спускать воду, свинья. Просмердишь тут всё.
Оскорбить лысого оказалось тоже непросто. Маса немного посопел, но потом сказал себе, что тратить Ки на ничтожного сёдзина не следует. Это одна из ловушек, которые расставляет человеку дьявол мелочной суеты. Очень просто сконцентрировать всю ненависть к Злу на одном маленьком человечке, особенно если он единственный, кто с тобой общается. Но это неправильно и вредоносно для кармы. Лысого впредь нужно игнорировать, а заточение рассматривать как медитационную практику. Тишина, покой, блаженная бездеятельность – разве не таков рай праведников?
Но поскольку все время спать и медитировать невозможно, пришлось разработать и систему радостей, ибо лишь они накапливают в душе запас позитивной энергии.
Во-первых, обнаружилось, что на ободе напольного люка есть кнопочка, при нажатии на которую вода в колодце начинает бурлить, завинчивается водоворотом и с ревом уносится куда-то вниз. Если делалось скучно, Маса включал механизм, закрывал глаза и воображал, будто сидит возле живописного водопада или на морском берегу, где шумит прибой.
Во-вторых, дважды в день он купался. Нырнешь – вынырнешь. Освежает.
А еще придумалось отличное развлечение, которого могло хватить надолго. Маса стал неторопливо и обстоятельно, по очереди, вспоминать всех женщин, которые когда-либо дарили ему ласку. Кого-то наверняка и запамятовал, но вспомнил много.
Идея была очень хорошая. Мало того, что дни проходили в приятности, так еще и во сне теперь виделось разное интересное – иногда такое, чего наяву и не бывает.
Например, приснилась очень красивая женщина по имени Груша, по-русски это означало 梨. Она действительно фигурой напоминала грушу. Груша была молочница. Груди – как два вечерних коровьих вымени, кожа белая-белая, а пальцы сильные и ловкие. Очень хорошая, очень страстная. Такой большой женщины у Масы ни раньше, ни позже не бывало. Когда обнимала своими толстыми руками и ногами, он чувствовал себя жемчужиной внутри раковины.
И вот она приснилась. Приблизила свое круглое прекрасное лицо, раздвинула сочные губы, чтобы поцеловать, но вместо этого шумно втянула воздух и всосала Масу внутрь. Всего, с головой, туловищем, харой и прочими частями тела.
Внутри Груши было еще лучше, чем в ее объятьях. Горячо и нежно. Маса заворочался, устраиваясь поудобнее, но тут щелкнуло окошко, и пришлось проснуться.
– Говорить будешь? – скучливо спросил лысый. – Ну и черт с тобой.
Попробовал Маса вернуть чудесный сон, но тот не вернулся.
Сел завтракать у открытого люка. Включил водопад. До чего же хорошо и уютно было утянуться внутрь Груши. Как умереть. Или родиться обратно.
Маса отложил тарелку и уставился в дыру.
Интересно, куда это вода уносится с таким шумом и бурлением? Что на той стороне трубы? Сам по себе через нее не выплывешь, воздуха не хватит. Ну а если попробовать вместе с потоком? Скорее всего, конечно, потонешь, но это пускай. Зато вдруг не потонешь?
Ответить на этот вопрос можно было только одним образом.
Маса поклонился серой комнате, хотя она такой вежливости не заслуживала, нажал спуск, вдохнул полной грудью и сиганул головой вниз в запенившуюся воду.
Быстрый поток подхватил японца, понес.
* * *Работая руками и ногами, Маса ждал, когда закончится воздух. Вместе с ним закончится и жизнь. Не жалко. Хорошего в жизни было много, аригато годзаимасита, но оно всё истратилось, осталось только плохое. А хорошее теперь ждало по ту сторону.
Если правы христиане (на этот случай Маса в свое время предусмотрительно крестился), предстоит встреча с господином, который несомненно мертв, иначе он давно бы вызволил своего верного вассала из серой темницы.
Если правы буддисты, впереди – новое рождение. Поскольку земной путь пройден честно и правильно, можно не сомневаться, что следующая инкарнация будет приятной. Воплотиться в святого человека, которому остается всего один шаг до бодхисатвы, не хотелось бы – это пускай прибережется для послезавтрашнего перерождения. Отлично было бы родиться принцем. Но не наследным, а самым младшим – чтобы ничего не делать, только ходить в красивом мундире и нравиться женщинам, потому что все женщины млеют от слова «принц». Пожить бы одну жизнь таким Гэндзи, а в следующий раз можно уже и в бодхисатвы.
Воздух заканчивался. Сейчас всё выяснится!
Но пловца потащило вверх, вверх, и Маса вынырнул на поверхность. Даже расстроился, что великая тайна не раскрылась.
Однако в месте, куда японца выкинула труба, оказалось так интересно, что разочарование моментально растаяло.
Это была огромная пещера, на своде которой горели лампы. Черная вода искрилась и поблескивала сотнями огоньков. По краю тянулся причал, и вдоль него, тесно, стояли субмарины – неотличимые от той, которая утопила торпедой «Лимон-2». Их было очень много – сто или, может, двести.
Подземная какуситоридэ, секретная крепость!
Хорошо они тут спрятались, основательно.
Торчать в воде было холодно и скучно. Очень хотелось выбраться на причал и разглядеть всё получше. Но все люди там были в синих куртках. И круглоглазые (какие же еще?). Затеряться среди них не получилось бы. Мокрый человек без мундира с красивыми узкими глазами сразу привлек бы внимание.
В затруднительной ситуации нужны две вещи: терпение и решительность. Только требуется правильно сочетать первое со вторым.
Медленно и бесшумно плывя вдоль ряда субмарин и наблюдая за происходящим на причале, Маса увидел сноп ярких искр, заинтересовался.
Сварщик в брезентовой робе и больших очках приваривал что-то к стеклянной рубке недостроенной лодки.
То, что нужно!
Теперь следовало запастись терпением.
Долго, не меньше получаса, Маса ждал.
Вот сварщик закончил работу. Снял очки, вылез из спецовки, ушел.
Настала очередь решительности.
Поглядев налево и направо (никто в эту сторону не смотрел), японец вылез из воды, быстро, на четвереньках прополз по причалу, и через минуту уже ощущал себя в полной безопасности.
Роба, правда, оказалось длинной в штанинах и узкой в плечах, зато смотреть через синие очки было красиво: всё вокруг стало приятно-голубоватым.
Маса шел, не таясь, и никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Путешествие по секретной крепости оказалось потрясающе интересным. Прямо как в сказке про Урасиму Таро, который спас волшебную черепаху и попал в морской дворец Рюгу-дзё.
Маса шел и еле сдерживался, чтобы не вскрикивать от восхищения.
Ооо, море над головой!
Ооо, какие красивые дома!
Ооо, сколько разноцветных огней!
В квартале разноцветных огней он застрял надолго. Особенно долго простоял у сверкающего красным лаком чайного дома, где в окошках сидели поразительной красоты женщины – белые, черные, желтые, персиковые, всякие. Они были веселые и шутили с синими куртками. Одна Масе понравилась очень сильно.
– Закончишь работать, сварщик, приходи, – сказала она, подмигнув. На круглой толстой щеке образовалась ямочка. Другая, глубокая и еще более интересная, темнела в вырезе платья. – Мы с тобой займемся сваркой. Мы высечем такой сноп искр, какого ты еще не видал.
Он вздохнул, напомнил себе, что с радостями жизни покончено и остался только закон катакиути. Пошел дальше.
В подземном-подводном городе было чудесно, и люди, которых Маса видел вокруг, ему тоже понравились. Такие ясные, умные лица. Никто не строит злобных гримас, почти все веселые. Понятно, что это враги, но это хорошие враги. Жалко, что приходится их ненавидеть, но ничего не поделаешь. Они убили господина.
Как выяснить, кто из них выпустил роковую торпеду – вот непростая задача.
Не зная, как к ней подступиться, Маса сел на корточки возле бакалейной лавки (на витрине бутылки, головки сыра, кексы, шоколадные конфеты – много радостей жизни, о которых надо забыть) и стал ждать сатори.
Озарение не пришло, но часа через полтора пришел знакомый человек. Не то чтобы очень близко знакомый, но всё же не чужой. Это был один из охранников, кто в самый первый день пристегнул Масу к железным скобам. И потом нанес толковый удар под ложечку. Рыжий такой, со шрамом от пули на щеке.
Маса ему сильно обрадовался. Видимо, это все же было сатори.
Поскольку узнать, кто из синих курток пустил торпеду, вряд ли получится, не назначить ли объектом катакиути вот этого? Чем он хуже других?
Прецедент есть. Верный вассал Усивара Торадзаэмон, который не знал, кто именно из людей Нобунаги умертвил его сюзерена, и очень из-за этого мучился, в конце концов решил, что убьет первого попавшегося самурая Нобунаги, попросит у трупа прощения, если ошибся, и объяснит людям, кому и за что была адресована месть. Никто Усивару не осудил, все отнеслись с пониманием. А тут даже не первый встречный.