– Может, я так и сделаю, – сказала она. – Может, так и сделаю. – Она улыбнулась и взглянула на свою семейку. Та, как всегда, прихорашивалась и щебетала, спорила о предполагаемой длине хозяйства Джона Диллинжера, обсуждала демонические аспекты телефонного номера Джоанны (сводной сестры Клэр), содержащего три шестерки подряд, и вновь – покойного Нострадамуса и его предсказания. – Взгляни на них, а? И представь, что тебе двадцать семь, и ты едешь с братиками и сестричками в Диснейленд. Поверить не могу, что позволила втянуть себя в такое. Если ветер не разнесет это местечко, оно само взорвется от пошлости. У тебя есть братья и сестры?
Я сказал, что их у меня по трое – и тех и других.
– Тогда ты зна-а-аешь, каково это, когда каждый начинает раздирать общее будущее на отвратительные кусочки. Господи, когда они заводят такие вот разговоры – ну знаешь, все эти секс-сплетни и чепуха о конце света, – я подумываю: может, на самом деле они исповедуются друг Другу?
– Это в чем же?
– Ну, в том, как они все до смерти перепуганы. То есть когда люди на полном серьезе начинают говорить, что надо набивать гаражи тушенкой – про запас, или у них глаза наполняются слезами при мысли о Последних Днях Человечества, это и есть жутко трогательное признание в том, как им горько, что их жизнь идет совсем не так, каким хотелось.
Я был на седьмом небе. А как же иначе – ведь я нашел человека, которому нравится вот так вот изъясняться! Словом, мы часок продолжали в этом же духе, и прерывали нас только случайные желающие выпить рома да Аллан, который пришел забрать блюдо с жареным миндалем и хлопнуть Клэр по спине:
– Эй, мистер, вроде Дева на вас глаз положила?
– Аллан и все родичи считают меня чудачкой, поскольку я еще не замужем, – сказала она, а потом, повернувшись, выплеснула розовый коктейль Кейп-Код ему за шкирку. – И прекрати называть меня этой дурацкой кличкой.
Отомстить Аллан не успел. У столика мистера Бакстера началась суматоха – одно из тел вдруг сползло со стула, и кучка загорелых немолодых брюхатых мужчин, увешанных золотом, осеняя себя крестным знамением, сгрудилась вокруг тела – мистера Бакстера, который ухватился рукой за грудь и вытаращил глаза, точно клоун Какао.
– Опять. Только не это, – разом вырвалось у Аллана и Клэр.
– Иди, Аллан. Твоя очередь.
Аллан, капая соком, без всякого энтузиазма направился к обществу; несколько человек вскричали, что уже вызвали скорую.
– Прости меня, Клэр, – сказал я, – но у твоего отца такой вид, как будто у него инфаркт или типа того. Не слишлом ли ты… ну я не знаю, прохладно… к этому относишься?
– А-а, Энди, не волнуйся. Он выкидывает эти фортели по три раза в год – была бы аудитория побольше.
Возле бассейна поднялась суета, но Бакстеров в толпе можно было узнать сразу – по отсутствию интереса к происходящему: они не разделили всеобщего тревожного энтузиазма, когда прибыли два санитара с каталкой (привычная картина для Палм-Спрингс). Уговорив неопытную миссис Скотт-Бакстер не пихать ему в руку кварцевые кристаллы (она тоже была нью-эйджевской веры), санитары погрузили мистера Бакстера на каталку и повезли к машине; послышалось звяканье, заставившее толпу у бассейна замереть. У всех на глазах из кармана мистера Бакстера вывалились несколько ножей и вилок. Его пепельное лицо казалось пристыженным; воцарилось болезненное, раскаленное добела безмолвие.
– О, папа, – произнес Аллан. – Как ты мог так нас опозорить? – Он поднял вилку и оценивающе оглядел ее. – Это же явная железка. Разве мы тебя плохо воспитывали?
Туго натянутая струна напряжения лопнула. Раздались смешки. Мистера Бакстера увезли лечить то, что в итоге оказалось неподдельным, смертельно опасным инфарктом. Клэр между тем (заметил я краем глаза) сидела на краю рыжего бассейна и, болтая ногами в медово-молочном мраке воды, смотрела на солнце, которое уже почти скрылось за горой. И своим тоненьким голоском говорила ему, что ей очень жаль, если мы обидели его или причинили какую боль. И я понял тогда, что мы станем друзьями на всю жизнь.
ДЕЛАТЬ ПОКУПКИ – ЭТО ЕЩЕ НЕ ТВОРЧЕСТВО
Собаки, обессилевшие от жары, лежат в тени сааба и, подергивая задними лапами, преследуют воображаемых зайцев. Мы с Дегом, оба в углеводной коме, не так уж далеки от них и в хорошем слушательском настроении; Клэр начинает свой рассказ. История Техлахомская, – сообщает она к великому нашему удовольствию, потому что Техлахома – выдуманный мир, в котором разворачивается действие многих наших историй. Это печальное Повсеместье, чьих граждан вечно увольняют из Севен-Элевен Сеть популярных однотипных продовольственных магазинов, а их дети балуются наркотой и упражняются в новомодных безумных танцах на берегах местного озера, а также, разглядывая на коже ожоги от воды, отравленной химикалиями, мечтают о том времени, когда станут взрослыми и будут урывать у государства пособие.
ОСТАНОВИТЕ
ИСТОРИЮ
Техлахомцы тырят из лавчонок грошовую поддельную парфюмерию и палят друг в друга за традиционным ужином в День благодарения. Единственное, что здесь есть хорошего, – выращивание тупой, прозаической пшеницы, которой техлахомцы по праву гордятся; по закону все граждане обязаны иметь на бамперах наклейки с надписью: Нет фермеров – нет и еды. Жизнь однообразная, но бывают в ней и свои радости; взрослое население хранит в ящичках комодов кучу дурно сшитого алого сексуального белья. Трусики и электрощекоталки доставляются ракетой из Кореи; я говорю ракетой, поскольку Техлахома – летающий вокруг Земли астероид, на котором вечно стоит 1974 год – первый год после нефтяного кризиса, год, когда в США навеки прекратился рост реальной заработной платы. Атмосфера состоит из кислорода, пшеничной кострики и радиоволн среднего диапазона. Один день там провести еще забавно, а назавтра захочется сбежать хоть к черту на рога
В общем, диспозиция ясна, так что перейдем к рассказу Клэр.
– Эта история об астронавте по имени Бак. Как-то у астронавта Бака случилась неполадка на космическом корабле, и он вынужден был приземлиться на Техлахоме в пригороде, во дворе семейства Монро. Неполадка состояла в том, что корабль не был рассчитан на притяжение Техлахомы – земное начальство просто забыло предупредить Бака о существовании астероида!
– Всегда-то так, – заметила миссис Монро, провожая Бака от космического корабля мимо качелей к дому. – На мысе Канаверал совсем про нас забыли.
Был полдень, и миссис Монро предложила Баку горячий калорийный обед: тефтели в грибном соусе и консервированная кукуруза. Она обрадовалась гостю: три ее дочери были на работе, а муж уехал на молотьбу.
Затем, после обеда, она пригласила Бака в гостиную посмотреть вместе телевикторину.
ЛЕГИТИМНАЯ НОСТАЛЬГИЯ:
навязывание людям воспоминаний о том, чего с ними вообще не было: Как я могу принадлежать к поколению шестидесятников, когда толком и не помню о них ничего?"
ОТРИЦАНИЕ ДНЯ СЕГОДНЯШНЕГО:
стремление убедить себя в том, что жить стоило только в прошлом, а ближайшие интересные события начнутся только в будущем.
– Вообще-то в это время я в гараже, провожу инвентаризацию косметических продуктов из алоэ, которыми я торгую, но бизнес сейчас как-то не очень движется.
Бак кивком выразил согласие.
– А вы не думали заняться алоэ-продуктами после завершения карьеры астронавта, Бак?
– Нет, мэм, – ответил Бак. – Не думал.
– Так поразмыслите. Всего-то надо создать сеть младших распространителей под собой, и не успеете оглянуться, как работать и вовсе не придется – сиди себе да стриги купоны.
– М-да, черт бы драл, – промолвил Бак, а затем лестно отозвался о коллекции сувенирных спичечных коробков в огромной коньячной рюмке на столе гостиной.
Но тут случилось неожиданное. Прямо на глазах у миссис Монро Бак стал зеленеть, его голова начала приобретать квадратную форму и покрываться венами, словно у Франкенштейна. Бак поспешил взглянуть на себя в маленькое карманное зеркальце (единственно доступное) и тотчас понял, что произошло: то были симптомы отравления космосом, Теперь он примет обличье чудища и скоро впадет в почти непрерывную спячку.
Миссис Монро же предположила, что ее тефтели с грибным соусом были испорчены и в результате своей кулинарной промашки она погубила восхитительную внешность астронавта, а возможно, и его карьеру. Она предложила отвезти его в местную больницу, но Бак воспротивился.
– Может, это и к лучшему, – согласилась миссис Монро, – тем более что в больнице всего только и есть, что вакцина от перитонита да ножницы для резки металла – ну знаете, ими спасатели пользуются.
– Вы только покажите, где я могу прилечь, – попросил Бак. – У меня отравление космосом, и через несколько минут я похолодею. Похоже, некоторое время за мной надо будет присматривать. Вы обещаете сделать это?
– Вы только покажите, где я могу прилечь, – попросил Бак. – У меня отравление космосом, и через несколько минут я похолодею. Похоже, некоторое время за мной надо будет присматривать. Вы обещаете сделать это?
– Конечно, – ответила миссис Монро, радуясь, что ей не грозит слава отравительницы, и Баку тотчас была предоставлена прохладная подвальная комната, стены которой были до середины обшиты плотным картоном под дерево. Там были также книжные полки со спортивными призами миссис Монро и игрушками трех дочерей: рядами плюшевых собачек по имени Снупи, кукол по имени Джем, пластмассовых чудо-печек и книжек про девицу-сыщика Нэнси Дрю. Кровать, предложенная Баку, была узкая и короткая – детская кроватка – и застелена кружевными розовыми простынями от фирмы Фортрел, пахнущими так, словно они много лет провалялись в секонд-хэнде. На передней спинке кровати – наклейки с Холли Хобби, Вероникой Лодж и Бетти Купер, которые, видимо, сначала приляпали, а потом начали отдирать, но пожалели. Комнатой, очевидно, давным-давно не пользовались, но Баку было все равно. Ему хотелось лишь забыться глубоким-глубоким сном. Что он и сделал.
Легко представить, что дочери Мойро пришли в совершеннейший восторг, узнав, что в комнате для гостей пребывает в спячке астронавт-страшилище. Одна за другой Арлин, Дарлин и Сирина спускались в комнату поглядеть на Бака, спящего в их старой кроватке посреди детского хлама. Миссис Монро, отчасти все еще убежденная в своей причастности к болезни Бака, не позволила дочерям долго на него глазеть и вытурила их из комнаты.
Так или иначе, жизнь вошла в прежнюю колею. Дарлин и Сирина ходили на работу в парфюмерный отдел местного магазинчика, алоэвый бизнес миссис Монро немного ожил и требовал ее частого отсутствия. Мистер Монро еще не вернулся с молотьбы, так что забота о Баке выпала на долю старшей дочери Дрлин, недавно уволенной из Севен-Элевен.
– Проследи, чтобы он хорошенько покушал! – резко трогаясь с места, прокричала из своего изъеденного солью голубого седана марки бонвиль миссис Монро, на что Арлин помахала рукой и бросилась в ванную комнату, где причесала свои светлые, крашенные перышками волосы, наложила соблазнительный макияж и помчалась на кухню, чтобы сварганить специальное лакомство для Бака, который (следствие отравления космосом) просыпался один раз в полдень, и то лишь на полчаса. Она сварила венские сосиски, нарезала их на кусочки, нанизала на зубочистки и украсила маленькими кубиками оранжевого сыра, после чего изысканно разложила на тарелке так, чтобы было похоже на логотип местного торгового центра Синтвид – букву С, сильно накрененную на правый бок. Устремленную в будущее, как выразилась местная газета по поводу открытия центра несколько веков назад, когда все так же стоял 1974 год, поскольку, как я говорила, на Техлахоме он длился вечно. По крайней мере, с самого момента появления исторических хроник. На Земле, например, торговые центры – свежая новинка, а техлахомцев они обеспечивают кроссовками, дешевой бижутерией и юморными поздравительными открытками уже бессчетные миллионы лет.
Ладно, Арлин с тарелкой кинулась в подвал, придвинула к кроватке кресло и сделала вид, что читает книгу. Проснувшись секундой позже полудня, Бак увидел читающую девушку и счел ее просто идеальной красавицей. Что же до Арлин – ну, у нее возникла легкая сердечная аритмия романтического генеза, хотя Бак и походил на чудище Франкенштейна.
– Я голоден, – сказал Арлин Бак, на что она ответила:
– Не отведаете ли немного кебаба из венских сосисок с сыром? Я сама его приготовила. На поминках дядюшки Клема в прошлом году он пользовался большим успехом.
– На поминках? – переспросил Бак.
– О да. Его комбайн перевернулся во время уборки урожая, и он, зажатый внутри, два часа ждал приезда спасателей с ножницами для металла. Он написал завещание кровью на потолке кабины.
С этого момента они нашли общий язык, и, слово за слово, вскоре расцвела любовь. Но с любовью была проблема, поскольку из-за отравления космосом Бак засыпал почти сразу после пробуждения. Это печалило Арлин.
Наконец как-то в полдень, едва очнувшись, Бак сказал Арлин:
– Арлин. Я тебя очень люблю. А ты меня любишь?
Разумеется, Арлин ответила: Да, на что Бак сказал:
– Согласна ли ты пойти на большой риск и помочь мне? Мы сможем быть вместе, а я помогу тебе покинуть Техлахому.
Арлин пришла в восторг от обоих предложений и ответила: Да, да, и тогда Бак объяснил, что ей придется сделать. Очевидно, волны, генерируемые влюбленной женщиной, как раз той частоты, какая нужна для запуска двигателя и взлета космического корабля. Если Арлин поднимется с ним на корабль, они улетят и Бак сможет вылечиться от отравления космосом на лунной базе.
– Ты поможешь мне, Арлин?
– Конечно, Бак.
– Есть одна загвоздка.
– Да? – Арлин словно окаменела.
– Понимаешь, когда мы взлетим, в корабле хватит воздуха только на одного человека. Боюсь, тебе придется умереть. Прости. Но, разумеется, как только мы попадем на Луну, я оживлю тебя с помощью надежного аппарата. Так что на самом деле опасности никакой.
Арлин взглянула на Бака, слеза скатилась по ее щеке, сбежала с губы на язык и показалась солоноватой, как моча.
– Прости меня. Бак, но я не могу этого сделать, – сказала она, добавив, что, наверное, ей больше не следует за ним ухаживать – так будет лучше для них обоих. Огорченный, но не удивленный. Бак снова заснул, а Арлин поднялась наверх.
К счастью, в этот самый день уволили из парфюмерного отдела Дарлин, младшую из дочерей, и теперь уже она могла присматривать за Баком, а Арлин устроилась в закусочную, так что ей некогда было даже изливать на Бака свою досаду.
Поскольку Бак был в расстроенных чувствах, а у Дарлин оказалось много свободного времени, потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы расцвела новая любовь. Спустя пару дней Бак обратился с уже известной нам просьбой к Дарлин: Помоги мне. Я ведь безумно тебя люблю.
Но когда Бак дошел до момента, где Дарлин следовало умереть, она, как прежде и ее сестра, окаменела от ужаса.
– Извини, Бак, я не могу этого сделать, – промолвила она и – теми же самыми словами, что и Арлин, – объяснила, что лучше ей больше за ним не ухаживать. Опечалившись и опять ничуточки не удивившись. Бак заснул, а Дарлин убежала наверх.
Надо ли говорить, что история повторилась вновь. Дарлин устроилась в придорожную забегаловку, а Сирину, среднюю, уволили из ее отдела в Вулворте, и теперь настал ее черед заботиться о Баке, который был уже не новинкой в подвале, а обузой – того сорта, какой, скажем, становится собака, если дети начинают спорить, чья очередь ее кормить. Когда же как-то в полдень появилась с обедом Сирина, Бак смог вымолвить лишь:
– Боже, девочки, еще одну из вас уволили? Неужели вы не можете удержаться на службе? Сирина ничуть не обиделась.
– Это же так – мелкие приработки, – сказала она. – Я учусь живописи и когда-нибудь стану такой художницей, что мистер Лео Кастелли из нью-йоркской художественной галереи Лео Кастелли пришлет за мной спасательную экспедицию и увезет меня с этого богом забытого астероида. Вот, – сказала она, ткнув Баку в грудь тарелку сырого сельдерея с морковкой, – жуй сельдерей и поменьше болтай. Похоже, тебе не хватает клетчатки.
Итак, если раньше Баку казалось, что он влюблен, то теперь он понял, что сам себя обманывал, а Подлинная его Любовь – Сирина. Затем несколько недель он смаковал свои полчаса, в течение которых рассказывал Сирине о том, как выглядят из космоса небеса, и слушал ее рассказы – о том, какими она нарисовала бы планеты, если бы знала, как те выглядят.
– Я покажу тебе небо, а ты поможешь мне покинуть Техлахому – если согласишься лететь со мной. Сирина, любовь моя, – закончил Бак изложение плана побега. А когда Сирина узнала, что ей придется умереть, она просто сказала: Понимаю.
На следующий день, когда Бак очнулся. Сирина подняла его с кровати и отнесла наверх; по пути он задевал ногами и сшибал на пол семейные фото в рамках, сделанные много лет назад. Не останавливайся, – говорил Бак. – Время уходит. Был холодный серый день: Сирина по желтой осенней лужайке пронесла Бака в корабль. Внутри, когда они сели и закрыли двери, Бак из последних сил включил зажигание и поцеловал Сирину. И правда, любящие волны ее сердца запустили двигатель, корабль поднялся высоко в небо и вышел из гравитационного поля Техлахомы. И перед тем, как потерять сознание и умереть из-за отсутствия кислорода, Сирина увидела, как с лица Бака, точно с ящерицы, кусками падает на приборную доску бледно-зеленая франкенштейновская кожа, скрывавшая молодого розовощекого героя-астронавта, а снаружи, на черном фоне, заляпанном каплями пролитого молока – звездами, мерцает бледно-голубым яичком Земля.
Между тем внизу на Техлахоме Арлин и Дарлин, обе уволенные с работы, возвращались домой – как раз когда взлетела ракета и их сестра исчезла в стратосфере, оставив за собой длинную рассеивающуюся белую полосу. Входить в дом им было невмоготу, и они сели на качели, глядя в точку, где исчезал след от корабля, вслушиваясь в скрип цепей и завывание ветра над прерией.