– Да, конечно, о чем речь! – Нечаева встала. – Пойдем, заодно забросишь меня домой…
Глава 7
Весь этот день и следующие три были посвящены слежке за Кинделия-младшим. Я таскалась за ним буквально по пятам на взятой напрокат машине, в результате чего знала: в каком супермаркете он покупает продукты, в каком салоне и у какого мастера стрижется, где предпочитает «зажигать» по вечерам и сколько примерно у него друзей. Я даже знала некоторых в лицо. Кроме Лавра, того самого молодого человека, с которым он в первый день нашего знакомства тусовался в «Желтой сове» в компании девушек, у Виссариона были еще двое приятелей: Басмач – бритый наголо подвижный брюнет, матерщинник и бывший уголовник, тот самый, о котором меня предупреждал Ярцев, и Хлыст – белобрысый кривоногий коротышка с бесцветными бегающими глазками. Этот, скорее всего, не принадлежал к дружному братству уголовников, а его замашки были от Басмача. Вообще бывший зэк пользовался у Виссариона и его друзей большим почетом: я видела, как они смотрят на него, как внимательно слушают, когда тот говорит, и как Кинделия-младший платит за него в баре. Я прекрасно помнила, о чем рассказал мне Ярцев: что Басмач, будучи еще шестнадцатилетним подростком, убил своего отца за то, что тот доставал его нравоучениями, получил «десятку» по малолетке, но отсидел из них только семь. Да, похоже, этот фрукт многому научился на зоне. Не зря Ярцев сказал про него: «Отморозок, каких мало. Его собственная мать боится как огня, он ее из дома выжил, она у родственников ютится».
Если у Виссариона такие дружки, то что уж тут удивляться, что он так поступил с Полиной Зайцевой!
Между тем Ярцев готовился опубликовать в своей газете статью о недозволенных методах ведения допросов подозреваемых. Он позвонил мне и заявил, что его статья практически готова и должна вот-вот увидеть свет.
– Полин, она, скорее всего, выйдет в завтрашнем номере… В крайнем случае в послезавтрашнем.
– Антон, я прошу тебя не делать этого, пока мой микрофон не будет изъят из кабинета следователя Портянкина.
– Согласен, забрать свое имущество не мешало бы, но каким образом мы это сделаем?
– Не мы, а я, – поправила я друга, – я поставила «жучок» Ха Ха, я его оттуда и заберу.
На другой день прямо с утра, приняв облик стажерки-брюнетки Маши Петровой и прихватив справку из редакции, я отправилась к зданию полицейского участка, в котором допрашивали Буйковского. Прежде чем зайти в помещение, я решила еще разок послушать, о чем говорит Портянкин в своем кабинете. Там шел допрос какой-то гражданки Патрикеевой на предмет распития спиртных напитков и нарушения общественного порядка. Допрос вел другой следователь, не Портянкин. Я долго слушала объяснения дамы, еле шевелившей языком, но тем не менее она доходчиво объясняла, каким образом в ее квартире собралось человек шесть народу и до часа ночи они все очень хорошо отдыхали, пока уставшие от шума соседи не вызвали полицию и та не забрала собутыльников в отделение. Гражданка Патрикеева все никак не могла понять, почему «до нее докопался гражданин начальник». Она клятвенно уверяла, что отдыхали они очень даже культурно, никто вообще не шумел, а дверь соседям выбили по ошибке: просто какой-то парень Васёк – очень хороший человек, ушедший в магазин за дополнительной «провизией», – вернувшись обратно, перепутал двери и «постучал не туда».
Я слушала этот интересный спектакль и ждала, когда он наконец закончится. Вскоре любительницу «культурного отдыха и шумных компаний» благополучно отпустили восвояси, а часа через два я была вознаграждена за терпение: к зданию полицейского участка подъехал шикарный черный «Мицубиси Аут-Лендер», из которого вышел грузный мужчина лет сорока пяти в синей форме гибэдэдэшника. Судя по погонам, он был подполковником. Мужчина важно, как генерал, прошествовал в полицейский участок, неся свой живот впереди себя, и вскоре я услышала донесшийся из прослушки телефонный звонок, а затем и голос следователя Портянкина:
– Алло?.. Да, Петр Иванович, я свободен… Да, могу… Сейчас зайду…
Раздался скрип двери, и на добрых двадцать минут все стихло, потом снова раздались скрип двери и недовольный голос Портянкина:
– Ну, что за черт, так всех и разэдак!..
Я поняла, что у Ха Ха произошло что-то из ряда вон выходящее, и быстро нажала кнопку записывающего устройства.
Тут же другой голос участливо спросил:
– Ты чего, Харитон?
– Нет, ну, что за идиотское дело свалилось на мою голову?! Представляешь, сейчас вызвал меня к себе Прапро. Я захожу, а у него в кабинете сидит этот гибэдэдэшник, этот боров откормленный, Кинделия. Наш начинает меня при нем спрашивать, когда я уже наконец закончу это дело с погибшей Зайцевой. Я говорю: да как же я его закончу, Петр Иваныч, когда мне просто руки крутят?! Наш давай орать: это кто, мол, тебе руки крутит? Я говорю: как – кто? Общественность, мать ее, крутит! Буйковского выпусти, допрашивать его не смей… Я имею в виду, допрашивать так, как надо, по-нашему, без церемоний. Журналюги хреновы тут еще набежали, намекать стали: мы, мол, будем следить за ходом следствия и общественности все докладывать. А еще мы будем вести свое журналистское расследование! А то, мол, вашему, ментовскому, расследованию мы не доверяем!.. Нет, ну, как тут работать, Серега, скажи!
– Да уж, «повезло» тебе с таким делом! – посочувствовал Портянкину коллега.
– Не говори, привалило счастье! Черт бы их всех побрал… Не успел взяться за дело, как тут же вызвали на ковер, сказали едва ли не открытым текстом: забудь про первый слой краски, заключение у эксперта получишь другое… Я забыл, а что делать? Против начальства не попрешь! Себе дороже выйдет… Потом сказали: виновный в смерти девушки – этот рифмоплет Буйковский, так что быстренько выбей из него признание и закрывай дело. А как выбить? Я его только арестовал, как общественность тут же подняла такой вой! Помнишь, Серега, какой пикет устроили активисты здесь, под нашими окнами, несколько дней назад?! Эти придурки с плакатами полдня простояли, пресса прискакала… А вызвал этого придурка сюда на допрос, так тут же телефон зазвонил, журналюги опять нарисовались, нюх у них на это дело, что ли? Как, мол, там наша горовская знаменитость себя чувтсвует? Мы ее тут ждем не дождемся… Тьфу, блин!..
– Харитон, а ты зря его выпустил, рифмоплета этого. Ну, задержали и задержали, не арестовали же! Посидел бы здесь положенных двое суток, за это время, точняк, раскололся бы! Он же хиляк, у него кишка тонкая…
– Да это понятно, что раскололся бы… Если бы не журналюги. Вот я и говорю: ну, совершенно же невозможно работать! Начальству хорошо. Забота начальства – поставить перед подчиненным задачу и проверить ее исполнение. А ты крути задом, как хочешь!
– А сейчас-то Прапро от тебя чего хотел?
– Чтобы я завтра же закончил это дело и передал в суд.
– Лихо! А чего наш хохол так торопится? Куда боится опоздать?
– А хрен его знает! Заканчивай, говорит, быстрее…
– А этот из ГИБДД чего притащил сюда свою жирную задницу? Я же его знаю: это самодур бешеный, по нему давно психушка плачет!
– А у него, Серега, я так полагаю, в этом деле свой интерес, – Портянкин понизил голос, – мне тут ребята шепнули по секрету… Только ты давай того… никому!..
– Да ты чё, Харитон?! Я – могила!..
– Так вот, говорят, сынок этого бешеного гибэдэдэшника ездит на «Хонде Цивик» цвета «Тициан» золотистый, номерной знак А 444 ББ.
– И что?
– Как что? А краска, которая была на теле погибшей Зайцевой, ну, этой, которую мертвой на дорожной развязке нашли… Так вот, первая краска на ее теле была как раз именно такая, золотистая. А второй слой, зеленой старой краски был поверх золотистой. Чуешь, Серега?
– Неужели его сынок сбил девушку?
– Боюсь, что так. А чего ради он бы тогда сюда таскался? Говорят, не первый раз приезжает: машина-то на него записана, а сынок по доверенности ездит… А еще знаешь, Серега, что мне наш эксперт сказал? Что когда девушку во второй раз сбивали, она еще была жива. Но удар был такой мощный, что одно из двух: либо вторая машина неслась на скорости под двести, что маловероятно, судя по колымаге Буйковского, либо…
– Что?
– Либо тело упало с высоты. Ведь вмятина у этого рифмоплета прямо на середине капота. Такое ощущение, что тело жертвы упало сверху на его машину. То есть лобового удара не было…
– Ты считаешь… Ее сбросили с высоты?..
– С моста. На капот Буйковского. Да, Серега, по всему видно, что так. В том старом заключении эксперта, которое уничтожили, там как раз четко было сказано…
– Да, дела… Но если парень не виноват… Я имею в виду этого писаку…
– Поэта. Да, возможно, и очень даже похоже, что он, дурачок, просто нарисовался не в том месте и не в то время. Начальство-то между собой всегда договорится, а ты – выкручивайся, как хочешь!.. И гадко мне сажать невиновного, и жалко этого пацана, а что делать, Серега?! Дело наше такое…
В этот момент зазвонил телефон, коллега Портянкина начал говорить с кем-то по нему, а я выключила запись. Ой, как это я удачно сюда подъехала! Такие сведения дорогого стоят. Я поправила парик, глядя в зеркало заднего вида, и вышла из машины. Сейчас отправлюсь в кабинет Ха Ха и изыму свой «жучок». Он свою роль сыграл с блеском!
Портянкин повернул голову и сразу узнал меня. Он изменился в лице. Ну, еще бы! Опять эта «журналюшка» и совершенно не ко времени! Но я не собиралась уходить ни с чем. Свой «жучок» я Портянкину не подарю! Даже на День полиции.
Я вежливо поздоровалась и шагнула за порог. Ответил мне только коллега Харитона Харитоновича, блондин лет тридцати пяти, довольно приятной наружности. Портянкин же сидел, насупившись, и ждал, пока я без его разрешения проходила в кабинет и усаживалась на стул, стоящий между его столом и столом его коллеги.
– И что вас привело в наши пенаты? – не особо любезно осведомился он.
– А вы меня узнали? – захлопала я ресницами за дымчатыми стеклами очков.
– Узнал. Вы были у меня на днях с Яркиным.
– С Ярцевым, – осторожно поправила я и покосилась на коллегу Ха Ха, всем своим видом давая понять, что у меня к Портянкину конфиденциальный разговор, а его коллега мне немного мешает.
– Ну, а теперь-то вам чего? Буйковского вашего отпустили, даже допрашивать не стали. – Портянкин открыл сейф, стоящий в углу, почти за его спиной, и положил в него несколько папок со своего стола.
– А я не по поводу Буйковского, – поторопилась я успокоить Портянкина, – я – сама по себе. Дело в том, что я прохожу практику в редакции газеты «Горовск сегодня»…
– Это я знаю! – бесцеремонно перебил меня собеседник, недовольно поморщившись. Кажется, я уже успела надоесть ему. Что-то слишком быстро!
– …Так вот, – продолжила я, сделав вид, что не заметила его пренебрежительного отношения ко мне, – мне поручено написать статью на тему «Замечательные люди нашего города»…
– И что? Я должен написать за вас эту статью?
– Ну, зачем же! Написать я и сама могу…
– А что же? Может, вам подсказать, кто именно у нас в городе «замечательный человек»?
– Нет, Харитон Харитонович, – терпеливо объяснила я, – я сама уже выбрала этого замечательного человека…
Я сделала многозначительную паузу, снова покосившись в сторону следователя Сереги. Приятный блондин, перехватив мой взгляд, встал из-за стола.
– Пойду, Харитон Харитонович, перекушу чего-нибудь в буфете, обед все-таки…
Догадливый Серега вышел, а я, сделав жутко обрадованный вид, поправила очки и быстро затараторила:
– Харитон Харитонович, я хочу написать статью про вас! Да, статью…
Портянкин опешил:
– Про меня?!
Я кивнула с самым счастливым видом:
– Да, про вас, доблестного работника полиции, скромного труженика, честного и порядочного человека, отменного семьянина, заботливого отца…
Ха Ха достал из пачки сигарету и закурил. Он выглядел обескураженным.
– А если я не хочу, чтобы про меня писали?
– Не хотите? – удивилась я и сильно закашлялась от табачного дыма, чувствуя себя самым активным среди пассивных курильщиков.
– Не хочу, – подтвердил Портянкин. – Зачем мне эта слава? Чтобы все преступники на улице в лицо узнавали?
– А мы напишем статью, но без портрета… – Я снова сильно закашляла.
Наконец Ха Ха догадался встать со своего места и подойти к окну. Он начал открывать его, а я, улучив момент, когда следователь повернется ко мне спиной, сунула руку под крышку стола его коллеги и извлекла оттуда свой «жучок». Портянкин, ничего не подозревая, распахнул окно настежь и вернулся на свое место. Но только было он открыл рот, чтобы что-то сказать, как я встала и направилась к двери.
– Не хотите – как хотите. Найдем другого «замечательного человека нашего города».
– Подождите, девушка… как вас там?..
– Да вы не волнуйтесь, Харитон Харитонович, у нас много замечательных людей, я найду героя очерка…
Я быстро шмыгнула за дверь и закрыла ее за собой, но не очень плотно. Оглядевшись и увидев, что в коридоре никого нет, я припала ухом к щели.
– Идиотка! – ворчал Портянкин. – Все журналюги – идиоты!.. Была бы моя воля, я бы вас сажал… всех сажал, лет на пять… Там бы вы у меня поумнели, придурки недоделанные!..
В этот момент соседняя дверь начала со скрипом открываться, мне пришлось отпрянуть от портянкинской двери и быстрым шагом пойти по коридору к выходу. Проходя мимо кабинета, на котором было написано «Замначальника Прапро Петр Иванович», я достала из сумки фломастер, огляделась и, видя, что в коридоре никого нет, написала на бумажной табличке ниже имени и фамилии: «Ой, Днипро, Днипро, утопи Прапро!»
Я села в машину, отдышалась и достала из сумки мобильный.
– Антон! Все в порядке. Можешь выпускать свою статью, – радостно сообщила я.
– Ты что, забрала-таки свой микрофончик? – удивился Ярцев.
– А ты во мне сомневался? – «обиделась» я.
– Нет, Мисс, никогда! Все, бегу к редактору, несу статью на подпись!..
Ярцев отключился, а я повернула ключ в замке зажигания арендованного «Форда»…
Уже второй час я торчала во дворе дома Виссариона. Его машина загорала на стоянке, и мне ничего не оставалось, как пялиться на дверь шестого подъезда, из которой он мог соизволить появиться. На заднем сиденье у меня лежал пакет с париками, очками, косметичкой, а также парой-тройкой кофточек и маечек разного цвета. И еще шляпа, большая дамская шляпа из венской соломки, с полями-аэродромом. Когда ее надеваешь, лицо закрывает такая тень, что его практически не видно. Все это мне было необходимо, чтобы не тратить время, заезжая домой перегримировываться. А еще в моей машине была миниатюрная камера. Это на тот счастливый случай, если подвернется интересный сюжетец, который может оказаться очень полезным в нашем деле. И со всем этим арсеналом я наблюдала за шестым подъездом в надежде, что скоро появится наш герой.
И он появился! С ним была девушка Света, которую он называл Кроликом. Пара вышла из подъезда и зашагала к своей машине. Я вылезла из своей и тоже направилась к золотистой «Хонде», возле которой остановились молодые люди. Я делала вид, что просто неторопливо прогуливаюсь, ожидая кого-то, и совсем даже не замечаю эту красивую пару. Между тем Виссарион со Светой остановились возле его машины, и до меня стали доноситься их голоса, так как я находилась от них в непосредственной близи.
– Почему ты мне перечишь? – спрашивал Виссарион свою спутницу очень недовольным тоном.
– Я тебе не перечу, но пойми: это недопустимо! Ты не просишь меня остаться у тебя, ты требуешь! Виссарион, так нельзя…
– Как – так? Как – так? Что такого особенного я сказал? Я просто попросил тебя остаться у меня на ночь. Почему из всего ты делаешь проблему?
– Виссарион, я тебе уже говорила: мои родители не поймут этого, они будут против…
– А зачем ты вообще спрашиваешь родителей?
– Как? Они мои папа с мамой, я не могу не спрашивать их, я живу с ними… Мне что, просто не приходить домой, и все? Они же будут волноваться!
– Ты уже взрослая девочка, Кролик, ты сама можешь решать, как тебе жить!
– Я уже взрослая, но не совсем еще самостоятельная, я завишу от родителей, – пыталась оправдаться Света, но Виссариона это только сильнее злило.
– Слушай, тебе не тринадцать лет! Ты школу окончила, в институт поступила…
– Вот именно. Мне не тринадцать, но и не тридцать. Мне еще предстоит учиться в институте целых пять лет. Родители кормят меня, я живу в их квартире, я не могу так поступить с ними…
– Как – так? Как – так? – почти кричал Кинделия-младший.
– Я не могу не считаться с их мнением…
– Ха! «Их мнение…» Когда мне исполнилось семнадцать, отец предоставил мне полную свободу. Он сказал: «Все, Виссарион! Ты получил аттестат, теперь ты практически взрослый. Живи как хочешь, а окончить институт, я думаю, у тебя и так хватит ума». И перестал меня контролировать. Понимаешь? В семнадцать лет перестал контролировать… Послушай, Кролик, если мы любим друг друга – а ты вчера призналась, что любишь меня, – так вот, я тоже люблю тебя и хочу, чтобы мы больше времени проводили вместе. Ведь ты тоже хочешь этого?
– Виссарион, я хочу этого, но не через скандалы в моей семье. Между нами все-таки есть разница: ты – юноша, а я – девушка! Пойми, родители…
– Хватит мне здесь антимонии разводить! Я хочу, чтобы с этого дня ты иногда оставалась у меня на ночь. Ты не маленькая, и твои родители должны понимать, что у тебя теперь своя жизнь. И прекрати мне перечить! Видишь: я этого не люблю. Мы встречаемся уже вторую неделю, а все только ходим по кафешкам и клубам! Мы с тобой не в детском саду, чтобы за ручку гулять, как два придурка!