Эдуард Лимонов Апология чукчей: мои книги, мои войны, мои женщины
От автора
В книге, которую ты открыл, читатель, тебя ожидают тексты, написанные мною в последние пять лет.
Диапазон повествования простирается от «тюрьмы» и «сумы» на одной крайности шкалы до светской жизни и романтических приключений с опасными женщинами — как другой крайности. Первый же текст «Добро пожаловать в ад!» кинематографически пронесет тебя через необыкновенные приключения в Центральной Азии. Вооруженное восстание в Кокчетаве не удалось, и…
Ты найдешь множество экзотики, нестандартного поведения и нестандартных мыслей нестандартного автора Эдуарда Лимонова.
Я уверен, что интерес твой не ослабеет до самой последней страницы. Тебе будет отлично и жутко весело.
Тексты, собранные здесь впервые воедино, публиковались в лучших журналах России. В «GQ», в «Glamour», в «Снобе», в «Rolling Stone», в «Афише», а из новых в «Sex the City», в «Жаре» и других, таких как «Forbes» и журнал «Италия».
Эдуард Лимонов
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
«Добро пожаловать в ад!»
В моей биографии есть малоизвестный эпизод 1997 года, достойный создания на его основе захватывающего приключенческого фильма-сериала. Судите сами: весна, отряд нацболов, девять человек, во главе с Лимоновым едет участвовать в… назовем целью участие в отделении Кокчетавской области от Республики Казахстан. Областной Совет, так случилось в тот год, маслихат насчитывал в своем составе 22 русских и только двоих казахов. Второго мая в Кокчетаве должен был состояться казачий круг, на котором будет провозглашена независимость Кокчетавской области. Затем за независимость должен был проголосовать маслихат. В случае неудачи мирного пути планировалось вооруженное восстание. Каков сюжет, а?
В марте семиреченские казаки приехали в Москву и попросили нас о помощи. Либо деньгами, либо людьми. Денег у нас не было, мы сформировали отряд и поехали.
Что из этого вышло, я вижу, оглядываясь за мое плечо, в ярких сценах. Предлагаю обернуться со мной.
Плацкартный вагон. Заняли два с лишним плацкартных, открытых взглядам купе. Пацаны и молодые мужики. В составе отряда: майор-пограничник, старший лейтенант — оперативник милиции, рок-музыкант, студент-геолог, мент из муниципальной милиции, художник, юный татуированный панк, беглый студент с Украины. Ну и я, председатель Партии.
В районе станции Белинской, не доезжая Пензы, подверглись обыску московских оперативников. «Пулеметы везете?» Стало ясно, что наш отряд «ведут» спецслужбы. Еще один обыск за городом Уфа.
И еще один, ночной, где-то между Петропавловском и Кокчетавом, уже на территории Республики Казахстан. Обыскивали хмурые казахи в черных кожаных куртках.
Следующая сцена. Перрон ж/д вокзала в городе Кокчетав. Утро. Перрон весь залит людской жижей, милицией и военными. Гляжу из открытых для высадки дверей вагона, стою за проводником. Ругаю себя матом за неопытность, нужно было сойти с поезда на какой-нибудь станции до Кокчетава. Но теперь уже не поправишься. Первым выхожу из вагона, отряд за мной, решительно шагаем куда-то. По пути меня узнает Галина Морозова, она встречала людей ЛДПР. Должны были приехать, обещали, но никогда не приехали.
Далеко мы не продвигаемся. На том же перроне нас берут в плен всех, вместе с Морозовой. Ведут в местный отдел милиции при вокзале. Сажают в железные клетки. Проводят обыск наших рюкзаков. Называют «боевиками».
Появляется хмурый человек в плаще и кепке. Подполковник Гарт. Приглашает меня к себе в кабинет. Там уже в наличии четыре казаха с видеокамерами и множество милицейских начальников. Гарт (ясно, что потомок ссыльных немцев) читает: «Я подполковник Гарт, начальник линейной милиции г. Кокчетава. Я уполномочен довести до вашего сведения постановление Генпрокуратуры Республики Казахстан по поводу проведения казачьего круга в городе Кокчетав. Проведение данного мероприятия запрещено».
Гарт предлагает мне ознакомиться с бумагой и подписать на обороте, что я ознакомлен. Я подписываю. Далее следует неожиданное заявление Гарта: «Вы можете вернуться в Россию, но можете оставаться на территории Республики Казахстан при условии, что не будете участвовать в политических акциях». Я: «Мы остаемся, подполковник». Гарт потрясен.
В квартире Морозовой. Три комнаты, первый этаж. Эту зиму в Кокчетаве было тяжело. Отказали и канализационная система города, и электроснабжение. Жители высоток вырыли во дворах землянки. Там готовили пищу на открытом огне. Все леса и рощи вокруг города вырублены. Мы ждем установления связи с казаками. По нашим сведениям, не все арестованы. Между тем власти Казахстана серьезно подготовились к русскому казачьему восстанию. Все дороги в город блокированы, ж/д и аэропорт — тоже.
У дома Морозовой нас стерегут и охраняют военные и казахская милиция. Каждое утро к нам приходит майор Казахской национальной безопасности Карибаев, рыжеватый, спокойный и умный мужик лет сорока, проводит у нас весь день. Беседует со мной до потери сознания, желая меня к себе расположить. Цитируем обильно казахского акына Абая и Омара Хайяма. Спрашиваю: почему вы нас не арестовали на ж/д станции? Смеется: «Еще успеем. А если серьезно, вопрос о вашем аресте обсуждался на уровне премьер-министра. Решили, что арест такого известного человека повредит Казахстану». Карибаев сообщает мне, что 4 мая специальным указом Совета министров Кокчетавская область ликвидирована, слита с Северо-Казахстанской, маслихат распущен, так что никакого русского большинства более.
Неделя проходит в квартире Морозовой. В город не выпускают. Майор Карибаев приносит водку и пьет со мной, явно желая, чтоб я разговорился. Я пью, но не рассказываю, рассказывает Карибаев. Ребята ходят злые, матерят казаков: и где они?
На девятый либо на десятый день в квартиру Морозовой пробирается связной казак. В полной темноте я подымаюсь с ним на лестничную клетку третьего этажа, он закуривает что-то вонючее и нашептывает мне в ухо нерадостные вести. Когда затягивается, видно, что на руке отсутствуют два пальца. Проведена совместная операция российских и казахстанских спецслужб по подавлению русского восстания в Кокчетаве. Российские спецслужбы разгромили две базы восстания по ту сторону границы, в Курганской и Омской областях. Арестованы: он перечисляет фамилии руководителей восстания… «А что делать нам?» — задаю вопрос. «Спасайтесь, хлопцы, как можете… — молчит. — Есть сведения, что вас в России арестуют, как только вы пересечете границу». И казак уходит в темноте вниз по лестнице.
Ужинаем. Кашу с тушенкой. Встаю, говорю о ситуации. Восстание подавлено. Надежд, что вдруг вспыхнет, нет. Русское восстание подавлено с помощью России, что ни в какие ворота не лезет. Есть сведения, что в России нас арестуют. Нужно принять решение. Какие есть мнения?
Мнения они высказали. Потом я сказал мое. Предлагаю не возвращаться в Россию, но попытаться пробиться к нашим в Таджикистан, там стоит 201-я Гатчинская дважды краснознаменная дивизия.
Мои слова тонут в крике «Ура!»
Следующая сцена. Поезд катит сквозь синюю весеннюю степь в город Алма-Ату. До него 1700 км. Майору Карибаеву я сказал, что мы желаем посмотреть столицу республики. Карибаев помог нам взять ж/д билеты, а вечером перед отъездом (о, Восток — дело тонкое!) приготовил нам бешбармак. Сам. За поеданием бешбармака и прощальными пузырями водки я сказал майору: «Не в службу, а в дружбу. Позвоните в Алма-Ату, предупредите о нашем прибытии свою службу КНБ. Всё равно они будут за нашей спиной. Лучше предупредите, пусть нас встретят на вокзале». Майор соглашается, он и так бы предупредил.
Поезд катит. Вагон плацкартный. Степь синяя. Со всех полок, даже с третьей, для багажа, свешиваются ноги в шароварах. Торговки едут в Алма-Ату. Разговор: «Что же вы, русские, нас бросили!» До Алма-Аты 1700 км.
Великая степь в окнах. На телеграфных проводах висят обрезки телеграфных столбов. Те, что короче, спилены кочевниками с верблюда, те, что длиннее, — с лошади. Деревьев-то в степи нет, а на чем мясо жарить?
Далее блистательная сцена на перроне Алма-Аты. Солнце, снежные горы, телекамеры (чуть не десяток), человек в темных очках, сопровождаемый однотипными агентами тоже в темных очках. Человек отрекомендовывается: подполковник Бектасов Алейхан Жилкодарович, КНБ. Его агенты вежливо наклоняют головы. Кадры из фильма, из бондианы. Джеймс Бонд в Центральной Азии. Спецслужбы предлагают отвезти нас в гостиницу. Не очень хочется.
Государственная телекомпания «Хабар» вовсю снимает нас во всех ракурсах и просит у меня большое студийное интервью. Обещаю очень большое интервью, если они помогут нам с жильем, мы неприхотливые, нам бы только устроиться всем вместе. Предлагают поехать к ним в телекомпанию, поговорить с их начальством. Садимся в микроавтобус с надписью «Хабар» и мчимся. Офис компании помещается на центральной площади, рядом с домом правительства и дворцом президента. Солнце, южный город, за нами, в кофейного цвета автомобиле, все в черных очках, едут подполковник Бектасов и его агенты. Супер! Чудо! Шпионская сказка! Бондиана!
Квартира в центре Алма-Аты принадлежит матери журналиста Гриши Беденко. Рюкзаки, котелки, спальники — как военный лагерь. Между тем мы сочинили себе легенду. Мы — московские журналисты, едем в Таджикистан на поиски пропавшего товарища. Беденко дает нам контакты, он как раз и работал в Таджикистане. Там и потерял ногу.
Отряд играет в карты, пьет чай, стирает в ожидании отправки.
Спустя еще несколько дней.
Офис телекомпании «Хабар». День рождения директрисы Дариги Нурсултановны Назарбаевой, дочери президента. Пока журналисты и приглашенные гости угощаются алкоголем и поют под музыку (караоке, оказалось, — популярнейшее местное времяпрепровождение), меня ведут в кабинет Дариги. Перед дверью — очередь с букетами, но меня проводят вне очереди. Из-за стола встает высокая молодая женщина в черном брючном костюме, элегантная восточная молодая леди, училась, возможно, в Оксфорде, а в элитной школе в Москве — так уж точно. Светский разговор, жалуется на недостаток телеведущих, в советское время казахский язык зачах. Пробую использовать ее в своих целях:
— Помогите, Дарига, у вас ведь в Таджикистане находится миротворческий батальон…
Она соглашается, что да, находится.
— Перебросьте нас в Душанбе, у вас же военные борты наверняка туда летают?
Она отвечает, что для переброски солдат и снаряжения казахский миротворческий батальон пользуется услугами российского авиаотряда. Предлагает принять участие в скромном «семейном» торжестве по поводу ее дня рождения.
Черт! Придется искать другой путь в Таджикистан. Пьяный казахский журналист, завидев меня, издает крик: Лимонов! Лимонов здесь, в сердце Азии. Протрите мне глаза!
В плацкартном вагоне поезда «Алма-Ата — Ташкент». Последний перегон перед последней станцией на казахской территории. Нас, как подушки, потрошат казахские таможенники. Даже две банки с тушенкой открыли, тыкают в них вилкой. Не найдя ничего, меня отзывает в купе проводника длинный мент с желтым кантом на голубом погоне.
— Куда едешь, знаешь?
— Ну, в Ташкент пока…
— Там страшно, — казах смотрит мимо меня. — Там люди пропадают. Потом в арыке тела находят. — Он молчит некоторое время. — Когда будут обыскивать, в глаза не смотри, смотри на руки. Ну, бывай, может свидимся, если тебе повезет.
Я возвращаюсь к своим ребятам. Но молчу про то, что там страшно.
Вспоминаю последний разговор с подполковником Бектасовым во дворе Алма-Аты. «Что там происходит, мы не знаем. Честное слово офицера, не знаем. С тех пор как их спецслужбы на нашей территории напали на узбекских оппозиционеров и увезли их, окровавленных, мы прекратили с ними отношения». На встрече с Бектасовым настоял я. Хотел провернуть тот же трюк, что и с майором Карибаевым, — дескать позвоните в Ташкент, пусть нас встретят на вокзале. Предупредите соседские спецслужбы.
На вокзале в Ташкенте нас все-таки встретили. Мы не успели пройти и полсотни метров, как нас окружили хорошо вооруженные менты. «Наемники?» — «Нет». — «Да».
В линейном отделении нас стали оформлять. Я отметил, что почти все менты имели во рту золотые зубы. Дежурный капитан выслушал от меня нашу легенду: «Едем в Душанбе, коллектив газеты «Лимонка». Хотим отыскать нашего журналиста, Егорова Игоря Александровича, пропавшего в Таджикистане в конце марта».
«Вы наемники», — уверенно говорит капитан. И улыбается. Целый ряд золотых зубов во рту.
«Нет, мы журналисты».
«Нет, вы наемники. И плохи ваши дела».
Во время этого пререкания я заметил, что капитан разглядывает меня всё пристальнее. Поразмышляв, он сказал уверенно: «Ты Лимонов. Я видел тебя по телевизору. Тебя казахи показывали».
Поезд «Ташкент — Самарканд». Капитан буквально впихнул нас в уже отходивший поезд. Я полагаю, он решил избавиться от меня как можно быстрее, поскольку я, шляющийся с отрядом здесь, в сердце Азии, представляю проблему. Пусть эту проблему решают другие, решил капитан.
В поезде тоже были менты. Они медленно приближались к нам, методично проверяя всё живое. Однако и тут нам повезло. За пару купе до нас ими был обнаружен бедолага без паспорта. И менты вплотную занялись им. Стали избивать его в купе проводников. А он орал. «Узбекистан не для слабонервных», — сказал я Лёхе, муниципальному менту. Он исполнял функции моего охранника. «Да, Эдуард, — покорно согласился Лёха. — Да».
Вокзал в Самарканде, три часа ночи.
Я рассредоточил моих людей, рассадив их среди местных. Рядом со мной уселся человек с несколькими мешками свежего чеснока. Вокзал благоухает, видимо, узбеки из деревень привезли на городской рынок дары природы. Моя тактика рассредоточения, разбрасывания славянских рож среди аборигенов пока работает. Менты контролируют зал, но нас еще не обнаружили. В шесть утра в открывшейся кассе покупаем билеты до станции под «немецким» названием Денау. (Ну как «Дахау»). Денау на узбекской территории, но совсем рядом с таджикской границей. От Денау, нам сказали в кассе, можно автобусом добраться до Сары Асия, оттуда идет поезд в Душанбе.
В Самарканде. Поезд у нас к самой ночи. Покидаем вокзал, поскольку здесь опасно. Отряды ментов проходят через зал во всех направлениях. Кого-то ищут. Может, нас, может, не нас, но нужно отсюда сматываться. Сдаем вещи в камеру хранения. Осторожно, по двое.
Разделяю людей на группы, идем в Старый город. Идем по голому, фактически, пространству, по желтокрасной земле древней Согдианы, открытые взорам. Какое-то шоссе, пропоровшее частный сектор. На шоссе почти нет автомобилей, прохожих тоже нет. Мимо нас медленно проезжают несколько милицейских автомобилей, но чудесным образом не останавливаются. Почему не останавливаются, выясняется к вечеру. Пока же я жутко ругаюсь, потому что мой отряд норовит сбиться в единое целое, а девять славянских парней в тяжелых ботинках таки смахивают на воинское подразделение.
Женщин вообще не видать. Всё чаще встречаются красивые стройные старики в халатах и в головных уборах, называемых «чалма». Запомнился высокий старик в зеленом халате, красный кушак. Чалма розовая плюс седая борода. Просто древняя благородная фреска.
В Старом городе, слава Аллаху, есть толпа. Невероятный запах базара: благоухают мешки с изюмом, сушеными абрикосами, какими-то корнями. Продается разноцветный рис. В чистейших мясных лавках горит трава, отпугивающая мух.
Русских лиц не видать. Только в закоулках базара меня узнает пожилая пара. Почти на ходу он роняет: «Тут очень сложно», — и удаляется.
Знаменитые голубые купола дворца Биби Ханум, жены Тимура. Она построила всё за пять лет, пока Тимур был в походе на Китай. Возвратившись, он подумал, что видит мираж.
У старой мечети потрясающие нищие в черных халатах. Перед ними, застывшими в древних позах, — коврики. На ковриках зеленоватые обтрепанные бумажные деньги — сомы, и монеты. Такое впечатление, что этим сомам тысяча лет. Яростный какой-то оборванец начинает, оскалив зубы, орать на нас. Понятно лишь «Америк». До меня доходит, что он принимает нас за американцев. Он курит, и он курит гашиш, этот оборванец.
Пробираемся на старое мусульманское кладбище, через пролом в стене за мечетью. Теряемся в его холмах и деревьях так, чтобы нас ниоткуда не было видно. И никому не было видно, разве что птицам сверху.
В Самарканде. Вторая половина дня в отличие от первой была зловещей драмой. Нас задерживали, арестовывали и обыскивали ВОСЕМЬ раз! Каждый раз я был уверен, что мы никогда не выберемся из этой страны и что наши трупы всплывут в арыках. Золотозубый, как все они, увешанный оружием старший сержант упоенно показывал мне в здании вокзала, в каких местах он застрелил здесь четверых человек. «Один вот прошлой осенью здесь упал, — указывал он носком сапога. — Я его дострелил. А мы вас за американцев весь день принимали».
После седьмого по счету задержания людьми в штатском, отрекомендовавшимися как «иммиграционная служба», мы, полностью деморализованные, взяли наши вещи из камеры хранения. Шел азиатский монотонный дождь. Мы прошли контроль при выходе на перрон. Медленно подполз поезд. Толпа с мешками, в количестве, как мне показалось, многих тысяч человек, пошла к поезду. И мы пошли.
Из темноты возник человек с рацией, в аккуратном черном костюме. «Таможенная служба. Пройдемте!» За ним стояли еще трое. И к нему шли еще двое.
Поезд «Ташкент — Денау» был забит человеческим мясом. Женщины в национальных костюмах — расшитые штаны и платье поверх, сидели на всех полках, свесив ноги. У меня в ногах устроились туркменка и ее мать. От таможенников мы ушли за пять минут до отхода поезда, когда уже потеряли надежду. Появился большой начальник в тюбетейке, узнал меня, велел отпустить. Я пожал ему руку, и мы убежали.