Двухнедельная беременность никак на ней не отразилась. Элка сломалась гораздо позже. А теперь превратилась в толстую, ленивую, плохо соображавшую самку с нарушенным гормональным балансом. Почти все время она проводила в доме, погрузившись в музыку мертвых и забросив любимое занятие – собирание антикварных побрякушек. В сумерках ее спален оперные призраки вопили хорошо поставленными голосами о трагедиях, давно потерявших актуальность…
Эдик ощутил, как меняется к худшему его собственный эмоциональный фон. Ржавчина разъедала полированный лист, отражающий солнце. Но нет ничего легче, чем отменить депрессию. Он потянулся за упаковкой «Хрустального корабля» и загнал в лунку еще один мяч. Эдуард Пыляев – гений гольфа! Великий самоудовлетворитель…
Предчувствие грядущей катастрофы растаяло, как утренний туман. Розовые контактные линзы очистились сами собой. Эдик услышал женский смех, донесшийся со стороны бассейна. Там уже резвились полуголые девочки из компании Супера. «На кой черт они ему нужны? – вяло подумал Эдик. – Он даже не спит с ними». Несмотря на холодность и очевидное превосходство Супера, сверстников тянуло к нему неудержимо.
Последовал ответный удар со стороны памяти. Мяч точно угодил в цель. Пыляев, бредущий в своих воспоминаниях сквозь мглу одинаково бессмысленных дней, снова споткнулся. На этот раз – о тело человека на скоростном шоссе.
13
Ярко-красный «гетман-депутат» 17 года выпуска отвалил от заправки ЗАО «Дыши!» и помчался в сторону центра, мощно свистя компрессором. Сидевший за баранкой Эдик Пыляев слегка забалдел. Для этого имелось не менее трех причин.
Во-первых, он держал во рту бактерицидный посеребренный загубник «данхилл» (последний писк сезона) и вдыхал обогащенную кислородом воздушную смесь из только что наполненного баллона фирмы «Кукушкин и Ко. Пневматическое оборудование». Впрочем, в состав коктейля для легких входили не только кислород и азот. В сочетании с «пургой» смесь становилась эйфорической. Эдик мог себе это позволить. Это и многое другое. Девять цыпочек из десяти с готовностью прыгали в его «депутат» и делали все что угодно после того, как он позволял им подержать во рту свой великолепный бактерицидный «данхилл».
Во-вторых, звуковой фон. Пробежавшись пальцами по клавишам цифрового тюнера, Эдик нашел донецкую станцию «Майнер». От оглушительного рева музыки приподнялась крыша «гетмана». Самый кайфовый эйсид-нойз в те годы делали в Донбассе. Чем глубже парни опускались под землю, тем сильнее хотели оттянуться.
В-третьих, Эдик только что перепихнулся с роскошной шлюхой в номере гостиницы «Европейская» и остался доволен своей физической формой. Мнением шлюхи он забыл поинтересоваться. На четыре часа у него была назначена встреча с вундеркиндом, после чего можно было возвращаться в поместье – к расслабляющему массажу, отфильтрованным водам бассейна и прохладе оранжерей. Эдик торопился. Больше, чем что-либо другое, Супер ценил в людях пунктуальность.
* * *На его наручных часах было без десяти минут четыре, когда он припарковался возле огромного здания, сверкавшего, как гигантское зеркало. В то жаркое, удушливое лето эта солнечная печь многим действовала на нервы. Но не Эдику. Благодаря «пурге» он пребывал в гармонии со всем уродством окружающего мира.
Ровно в четыре он увидел своего пятилетнего сына, выходящего из здания Информационного центра в сопровождении телохранителя. На мальчике были джинсы «old axe», новозеландский свитер из овечьей шерсти и куртка из непромокаемого материала с капюшоном и надписью на спине «Волки в овечьих шкурах» (любимая команда Супера по стритболу).
Эдика поражала его предусмотрительность и аккуратность. Кроме того, поведение Супера заметно отличалось от поведения других детей. Прежде всего, он был сосредоточен и углублен в себя. Он не глазел по сторонам и не обнаружил ни малейших признаков радости при встрече с папочкой. В руке он держал толстенную книгу – явно из архивного собрания. Это был семнадцатый том «Истории заката и падения Советской империи» Шмалько и Чубайса.
Устроившись на переднем сиденье, Супер немедленно сунул бактерицидный загубник «данхилл» себе в рот и «сменил пластинку». Глаз развалился сзади, поприветствовав хозяина корректным наклоном головы. Под завывания тибетских монахов Эдик вырулил с парковочной площадки и с трудом втиснулся в плотный автомобильный поток. Супер опустил веки и погрузился в транс.
Пока «гетман» полз по проезжей части со скоростью пешехода, Эд успел соскучиться. Город предлагал себя, как старая шлюха. Витрины выжигали клейма на сетчатке. Древесные обрубки торчали из квадратных ям и неуверенно пытались зеленеть. Палящий прожектор солнца закатился за небоскребы, и небо стало похожим на дно старой пригоревшей сковородки. На тротуарах было полно полуобморочных пешеходов, перебегавших от одной кондиционируемой норы к другой. Серые перекошенные лица стариков, мерцающие белки мужчин, лоснящиеся ноги женщин…
По мере приближения к окраине плотность автомобильного потока уменьшалась, и скорость движения возрастала. Позади остались спальные районы и окутанная жирным дымом индустриальная клоака. «Гетман» направлялся ко Второму восточному тоннелю, заняв крайний скоростной ряд. Впереди сквозь пелену смога уже проступил изломанный силуэт трущоб, которые казались инопланетным городом, нарисованным на пыльном заднике.
Строительство Второго восточного было завершено три года назад – к громадной радости Пыляева. Вертолетными такси теперь пользовались только самые богатые и нетерпеливые. Эдик неизменно выбирал наземный транспорт.
Оба въезда в тоннель круглосуточно охранялись усиленными нарядами спецназа. До сих пор не было зарегистрировано ни одного случая проникновения байкеров на подземные трассы.
Проехав под сканирующей аркой, «депутат» нырнул в жерло тоннеля, без помех разогнался и начал долгое падение в черную дыру, сопровождаемый бегущей волной холодного, мертвенно-белого света.
Глаз с неослабевающим интересом рассматривал рекламу на стенах, приобретавшую удобоваримый вид на скорости сто шестьдесят километров в час. Супер сидел, уставившись на мертвое насекомое, прилипшее к лобовому стеклу. Эдик настроил тюнер на репортаж с футбольного матча и прислушивался к истошным воплям комментатора. Это избавляло его от приступов клаустрофобии. Самое время перевести дух – и думать тут было не о чем.
Они пробыли в тоннеле около восьми минут. Трущобы, «новые дикие» и потенциальная опасность остались позади.
* * *Шоссе лежало мокрой лентой среди унылых осенних холмов. Здесь, за пределами города, в зоне регулируемой погоды, было пасмурно. Небеса нудно рыдали третий вечер подряд, будто брошенная женщина. Земля на обочинах сверкала взрыхленными внутренностями. Но все эти мелочи не могли испортить Эдику настроения. Он не торопясь вел машину, слушал старый добрый «Фронт 242» и самодовольно поглядывал на сидящего рядом Супера. Тот машинально хлопал ладошкой по велюровому чехлу, идеально попадая в сложный синкопированный ритм.
Тогда Эдика переполняла отцовская гордость. Он пыжился, закрывая глаза на очевидное. На то, что видели все окружающие и прежде всего Элка. Любопытство еще не было вытеснено страхом… Парень получился что надо. Опасения относительно наследственных патологий со стороны матери не оправдались: ежемесячные тесты показывали, что ребенок был абсолютно нормален и соответствовал программе развития – как физически, так и психически. Отмечалось, правда, опережающее возрастные стандарты интеллектуальное развитие, но это можно было отнести на счет исключительно благоприятных условий, созданных внутри империи Хрусталя для драгоценного отпрыска…
Глаз, которому недавно стукнуло семнадцать, сидел сзади, жевал резинку «терминатор» и внимательно следил за дорогой. Больше всего его привлекали идущие на обгон и встречные спортивные автомобили, а также сидящие в них девушки. Идеальный слуга – тупой и преданный до самопожертвования. Эдик настолько привык к этому дебильному переростку с отяжелевшим телом хорошо тренированного сорокалетнего мужчины, что воспринимал того как свою вторую тень. Иметь такую тень было удобно – Глаз безропотно выполнял любую грязную работу. Впрочем, до этого доходило чрезвычайно редко. К сожалению, Гена быстро старел. О том, что скоро придется искать ему замену, Эдик думал чуть ли не с грустью.
…Серое пятно возникло на дороге. Оно двигалось по правой полосе. Пыляев был слишком расслаблен, чтобы среагировать вовремя. Он ударил по тормозам, уже зная, что слишком поздно. Сердце провалилось в желудок, а на его месте образовалась леденящая пустота.
Потом был глухой удар, визг тормозов, левое переднее колесо подпрыгнуло, врезавшись во что-то неподатливое; машина пошла юзом. Серое небо совершило пол-оборота и остановилось, как шатер сломанного аттракциона, который безуспешно пытался запустить пьяный сторож.
Потом был глухой удар, визг тормозов, левое переднее колесо подпрыгнуло, врезавшись во что-то неподатливое; машина пошла юзом. Серое небо совершило пол-оборота и остановилось, как шатер сломанного аттракциона, который безуспешно пытался запустить пьяный сторож.
Хорошо, что Супер был пристегнут. Сейчас он висел на ремне безопасности, не успев испугаться. Тоненькая струйка слюны стекала изо рта. Почему-то у Эдика мелькнула мысль о возможном эпилептическом припадке. Зато Глазу пришлось несладко. Его бросило на спинку переднего кресла, и он разбил себе нос.
У Пыляева дрожали руки. Он испугался вероятных последствий своей невнимательности. Страшно подумать, что сделал бы с ним Союз, если бы Супер получил увечья! Или, не дай Бог, повредил бы свое уникальное серое вещество…
Глаз уже вылазил из машины, орошая асфальт густой темной кровью.
Опухоль на месте глазницы приобрела насыщенный фиолетовый цвет. Телохранитель посмотрел по сторонам. Пологие безлюдные холмы тянулись до горизонта. Потом он заглянул под передний бампер и сделал знак Эдику, чтобы тот сдал назад.
Пыляев машинально дернул рычаг и отъехал на несколько метров. Супер по-прежнему сидел, тупо уставившись прямо перед собой. Шок? Почти наверняка. Эдик встряхнул его. Сын медленно повернул к нему голову.
Пыляев сжался, наткнувшись на взгляд умирающего, полный невыносимой тоски.
– О нет, – пробормотал он и с трудом отстегнул ремень безопасности. Потом все же заставил себя посмотреть на дорогу.
«Это я сделал!» – подумал он с идиотским торжеством и понял, что в большинстве случаев люди совершают преступления против совести из любопытства. Хотят узнать, каковы будут последствия, – действительно ли все так страшно, как уверяют попы? В конце концов, только страшное и осталось интересным…
Пыляев смотрел на сбитого им бродягу. У того не было шансов. Нижняя часть его тела превратилась в скрученный измочаленный узел. Внутренности вывалились из разорванного живота. Бродяга еще был жив – почти неповрежденная верхняя половина выглядела как заготовка андроида. Эдику, любителю дурацких парадоксов, происходящее казалось похожим на мучительный акт творения. Но все обстояло в точности наоборот.
Руки умирающего с ужасной настойчивостью скребли по асфальту. Изо рта вырывались сдавленные хрипы. На бледно-сизом лице застыло неописуемое выражение.
Пыляев не слышал, как хлопнула дверь. Он начал приходить в себя только тогда, когда увидел Супера, приближающегося к телу. Мальчик опустился на колени и запустил руки в окровавленную массу. Обреченный дернулся в последний раз и затих.
После этого Эдика стошнило. В одно жуткое мгновение он решил, что Супер ускорил агонию…
Его рвало на асфальт. Когда он разогнулся, лицо бродяги оказалось повернутым к нему.
Эдик мог бы поклясться, что это было лицо человека, пережившего момент острейшего наслаждения. Он стал свидетелем патологически желанной и радостной смерти.
Мальчик поднялся с колен. Отец попал в его поле зрения – это подействовало на Пыляева, как инъекция ночного кошмара. Но Эдик испытывал страх всего пару секунд. Потом все закончилось. Сердце перестало кровоточить. Голова опустела. Он ощутил внутри себя легкость – будто шарик, взмывающий в небо… У его пятилетнего сына был взгляд существа, только что принявшего на себя чужой смертный грех.
– Эдуард Юрьевич, поезжайте домой. Я все улажу, – произнес сзади незаменимый Глаз.
И остался с мертвецом на дороге.
* * *На следующее утро Эдик зашел в детскую и обнаружил в изголовье кровати огромную крысу. Мальчик не спал и ласково поглаживал уродливую грязно-коричневую тварь. Пыляев отдавал себе отчет в том, что на месте сына подох бы от разрыва сердца.
При его появлении крыса оскалила зубы. Супер успокоил ее, произнеся всего несколько неразборчивых слов. И той снова стало хорошо…
У Эдика закружилась голова, и он поскорее убрался из комнаты. В тот раз он со всей определенностью почувствовал,кто был лишним.
Еще через пару месяцев мальчишка заставил муравьев перенести муравейник подальше от дома, причем сделал это неведомым способом. Пыляев-старший не возражал – муравейник мозолил глаза и портил вид на фасад. Обошлось без жертв. Создатели совершенного общества не потеряли ни одного яйца.
Во время «переселения» Супер просто сидел на корточках и водил палочкой по жидкой грязи, малюя какие-то знаки. Эдик не задавал дурацких вопросов даже самому себе.
14
…Грохот из «мюзик-холла» вернул его к действительности. Эдик раздраженно поморщился. Друзья и подружки Супера съезжались на вечерний расслабон. Пыляев-старший предпочитал камин, теплые тапки и порцию щадящей телевизионной лапши. «Старость, старость», – подумал он без всякого сожаления и почесал брюхо.
Слуга подкатил к нему тележку с фруктами и напитками. Пристрастившись к «пурге», Эдик потерял всякий интерес к алкоголю. Теперь он пил только кефир, чай и натуральные соки. Ничего возбуждающего. Жизнь превратилась в непрерывную и не лишенную приятности сиесту.
Высосав свежий апельсин из собственной оранжереи, Эдик прилег на бок и стал с умилением разглядывать костлявых девочек, игравших возле бассейна (почти импрессионистская картинка в светлых тонах: легкость, наивность, шарм). Он считал их детьми, пока одна из них не попыталась его соблазнить. Видимо, желала добавить к своей коллекции малолеток матерую сволочную особь – другого объяснения Эдик не находил. Когда он усомнился в ее боеспособности, она загадала ему старую загадку о том, почему у свиньи не бывает менструаций. С тех пор он старался держаться от ровесниц Супера подальше.
И снова сам собой всплыл вопрос: «Зачем?», от которого Эдик начинал испытывать мучительное неудобство вне пределов рационального. «Кто из нас и зачем нужен Суперу?» Пыляев даже мог придумать более или менее правдоподобный ответ, но понимал, что никогда не узнает всей правды. Театр? Хорошо, если так. Театр марионеток? А может быть, зверинец? Банк эмбрионов? Полигон?.. «Во всяком случае, он сделал меня счастливым еще до своего рождения», – решил Эдик. Эта простая мысль раньше почему-то не приходила ему в голову. А теперь, похоже, счастливыми и довольными становились все окружающие.
Супер незаметно приближал новый золотой век. Это было так просто. Детское незамутненное восприятие – вот что главное. Ключ ко всему. Сердцевина преображения… Супер находился на перекрестке влияний старого, ублюдочного, убивающего по частям и тут же протезирующего себя мира и своей благонамеренной диктатуры. В обоих случаях Эдик мог считаться живым ископаемым – как панцирная рыба, которую поймали на глубине и поместили в прозрачную и гораздо менее плотную среду. Здесь ему понравилось. Он давно впал в полусонный кайф от переизбытка воздуха…
Другие желающие приходили и бесплатно резвились в организованном Супером искусственном раю.
* * *Но сам «homo super» не развлекался. Он лежал в чаше параболической антенны, сделанной по его собственному заказу и установленной на крыше дома. Чем он там занимался, никто не мог понять. Эдик предпочитал не спрашивать…
Тень от излучателя падала на лицо без возраста. На незагорающей коже проступил крупноячеистый рисунок. На солнце оставалось бледное туловище, суховатое даже для пятнадцатилетнего мальчишки. Белые тонкие пальцы вцепились в жидкокристаллический монитор.
В промежутках между сеансами обмена информацией Супер читал старый папин роман «Дождь в январе», переизданный недавно на диске в адаптированном виде для младшего школьного возраста. Учебные программы менялись чуть ли не ежегодно, не поспевая за темпами акселерации. Теперь Достоевского и Лимонова изучали в третьем классе, зато после двадцати пяти никто вообще ничего не читал, отдавая предпочтение анимационным компьютерным дайджестам. Детективы Пыляева-старшего до сих пор неплохо раскупались библиотеками начальных школ, психушек и домов престарелых.
Супер прочел половину и разочарованно отбросил диск. Папа выработал ресурс. Это существо стало абсолютно бесполезным.
Супер полежал еще немного, а затем позвал его.
* * *Ощутив внезапную сильнейшую потребность увидеть сына, Эдик вскочил с газона и направился в «мюзик-холл», размещавшийся в левом крыле. Перед входом в беспорядке громоздились роскошные тачки – беззаботные детишки побросали свои игрушки.
День был для них слишком длинным, и они создали себе искусственный вечер. Сквозь закрытые жалюзи в зал не пробивался ни один солнечный луч. Компрессор нагнетал воздух с ферментом «диззи»; монохромный свет вспыхивал в гипнотическом ритме. Акустические системы «джеминай» извергали сэмплерный шаманский шум, от которого кишки стягивались в тугой узел. «О Господи! – подумал Эдик, невольно сжимаясь. – И они называют это музыкой!» Вспомнив о том, как лет сорок назад его самого доставали предки за «Красные горячие перчики чили», он дал себе слово не брюзжать.