— Ваша нерешительность говорит о том, что хороших новостей нет, — сказал Товар. — Давайте перейдем к кому-нибудь, у кого для доклада есть что-то положительное.
— Просто позвольте ему говорить, — сказала Сенатор Кесслер. — Не нужно заполнять каждую паузу шуткой.
Товар приподнял бровь.
— Я мог бы шутить во время чьей-нибудь речи, но это считается грубым.
Кесслер проигнорировала его и повернулась к Скоусену:
— Итак, Доктор?
— Боюсь, что он прав, — сказал Скоусен. — Хороших новостей у нас нет. Плохих — тоже, кроме затянувшегося отсутствия всякого прогресса... — Он помедлил, неуверенно запнувшись. — У нас... не было сильных задержек, вот что я хотел сказать.
— Значит, с прошлого раза вы ничуть не приблизились к возможности синтезировать лекарство, — сказал Сенатор Вульф.
— Мы исключили некоторые варианты как тупиковые, — произнес Скоусен. Его лицо выглядело изможденным, оно было все покрыто морщинами, и Маркус услышал, как голос доктора упал. — Это немного, это даже не похоже на победу, но ничего другого у нас нет.
— Так продолжаться не может, — сказал Вульф, поворачиваясь к остальным сенаторам. — Одного ребенка мы спасли, а почти два месяца спустя все еще не в состоянии помочь другим. За одну только последнюю неделю мы потеряли четверых. Их смерти — сами по себе трагедии, и я не хотел бы обойти их молчанием, но они даже не являются нашей первейшей проблемой. Люди знают, что у нас есть лекарство, знают, что мы могли бы спасти младенцев, но не делаем этого.
Известны и причины этого, но они больше никого не успокаивают. То, что лекарство так близко, но все еще недосягаемо, только добавляет острову напряжения.
— Тогда что вы предлагаете делать? — спросил Товар. — Напасть на Партиалов и украсть их феромон? Мы не можем так рисковать.
«Скоро может не остаться выбора, — подумал Маркус. — Если сказанное Херон — правда...» Маркус ссутулился на своем месте, стараясь не представлять опустошений, к которым может привести вторжение Партиалов.
Он не знал, где находились Нандита или Кира, и даже если бы знал, не хотел бы открывать их местонахождение Партиалам, но с другой стороны... Вторжение Партиалов могло означать уничтожение человеческой расы – не медленное увядание, вымирание из-за невозможности размножаться, а кровавый, жестокий геноцид. Сэмм так яростно настаивал, что не на Партиалах лежит ответственность за РМ. Что они ощущают вину за то, что, пусть даже ненамеренно, спровоцировали ужасы Раскола. Двенадцать лет назад они доказали, что не боятся войны, но геноцид? Настолько все изменилось? Решатся ли Партиалы пожертвовать целой расой, чтобы спасти свой вид?
«Меня они просят о том же, — подумал Маркус. — Принести Киру или Нандиту в жертву, чтобы спасти человечество. Если до этого дойдет, стану ли я так поступать? Должен ли?»
— Можно было бы отправить к ним наше представительство, — сказал Сенатор Хобб. — Это уже обсуждалось, и была избрана команда — так чего же мы ждем?
— К кому вы предлагаете ее отправить? — спросила Кесслер. — У нас была связь только с одной группировкой Партиалов, и ее члены пытались убить детей, которые попали к ним. Мы пытались убить Партиала, который попал к нам. Если в будущем и возможна мировая, то я, черт возьми, не знаю, как ее достичь.
Маркус осознал, что это были те же доводы, которыми они с друзьями обменивались в гостиной Хочи. Все те же предложения, те же возражения — тот же бесконечный спор. «Неужели взрослые так же не уверены во всем этом, как и мы? Или у задачи просто нет решений?»
— Боюсь, что с медицинской точки зрения, — произнес доктор Скоусен, — я должен поддержать — хоть и против собственных желаний — попытку. . — Он снова помедлил. —
...Попытку заполучить свежий образец. Заполучить еще одного Партиала или по крайней мере какое-то количество их феромона. У нас есть некоторые остатки той дозы, что была использована на Арвен Сато, как и изображение структуры феромона и характеристика его свойств, но ничто не сможет заменить свежий образец. В прошлый раз мы решили эту проблему тем, что отправились к источнику — к Партиалам — и, я полагаю, что если мы хотим чего-то достичь сейчас, то должны сделать это тем же способом. Получим ли мы образец путем применения грубой силы или переговоров, но мы должны его получить.
Комнату заполнил торопливый шепот и тихое бормотание, подобное шуршанию листьев.
«Не «мы» решили проблему в прошлый раз, — подумал Маркус. — Ее решила Кира, а доктор Скоусен был тем, кто больше всего ей мешал. А теперь он советует предпринять те же действия, даже не упомянув ее?»
— Вы хотите, чтобы мы пошли на риск еще одной Войны с Партиалами, — сказала Кесслер.
— На этот риск уже пошли, — произнес Товар. — Лихо, как говорится, уже было затронуто, но мы все еще живы.
— Не стоит и дальше испытывать судьбу, — возразила Кесслер. — Если есть какой-нибудь способ синтезировать лекарство без применения военной силы, мы должны сделать для этого все возможное. Если мы спровоцируем Партиалов...
— Мы уже переступили эту черту! — сказал Вульф. — Вы слышали рапорты: суда Партиалов замечены у Северного Побережья, их корабли патрулируют наши границы...
Публика начала еще более возбужденно шептаться, и Сенатор Хобб перебил говорящего:
— Не самое лучшее место обсуждать эту информацию.
Маркусу показалось, будто его ударили под дых: Партиалы патрулируют пролив.
Одиннадцать лет они почти не покидали своих территорий, разве что предпринимали молниеносные разведывательные миссии, подобно той, что совершила Херон, но делали это всегда скрытно — люди об этом даже не подозревали. А теперь Партиалы открыто патрулируют границу.
Маркус осознал, что его рот открыт, и крепко сжал зубы.
— Люди должны знать, — сказал Вульф. — Они в любом случае узнают — один из кораблей подойдет слишком близко, и его увидит каждый фермер Северного Побережья. Из известного нам можно заключить, что некоторые Партиалы уже сошли на наш берег. Наша береговая охрана ни в коем случае не безупречная.
— Значит, наша холодная война распаляется, — сказал Скоусен. Он казался посеревшим и высохшим — будто был трупом с дорожной обочины. Помедлив пару мгновений, он сглотнул и опустился — почти рухнул — на свое место.
— Если позволите, — произнес Маркус и понял, что в какой-то момент поднялся на ноги. Он опустил глаза на свою папку, раздумывая, что с ней сделать, затем просто закрыл и стал держать перед собой, будто бы надеялся, что она послужит ему броней. Он посмотрел на членов Сената, размышляя, была ли Херон права: мог ли один или несколько из этих людей быть агентом Партиалов. Осмелится ли он говорить? Может ли позволить себе промолчать? — Прошу прощения, — снова начал он. — Мое имя — Маркус Валенсио...
— Мы знаем, кто вы такой, — сказал Товар.
Маркус нервно кивнул.
— Я считаю, что обладаю б ольшим опытом нахождения на территории Партиалом, чем кто-либо еще в этой комнате...
— Именно благодаря этому мы и знаем, кто вы, — сказал Товар, взмахивая рукой. — Представляться — излишне, переходите к сути.
Маркус сглотнул, и внезапно забыл, из-за чего вообще поднимался; ему показалось, что нужно было что-то сказать, но он не чувствовал себя тем, кто должен был это делать. Он даже не знал, что именно нужно было сказать. Он оглядел комнату, всматриваясь в лица собравшихся здесь специалистов и политиков, задаваясь вопросом, кто из них был предателем и был ли вообще такой.
Он подумал о Херон, о ее поисках Нандиты и понял, что единственный здесь знал достаточно, чтобы сказать хоть что-нибудь. Был единственным, кто слышал предупреждения Херон. «Мне просто нужно придумать, как выразить все это и самому не показаться предателем».
— Я хочу сказать, — в конце концов произнес он. — Что Партиалы, которых мы встречали, проводили эксперименты. У них кончается «срок годности» — они все скоро умрут — и они желают излечить это так же сильно, как мы хотим излечить РМ. Даже, возможно, сильнее — они вымрут раньше.
— Мы знаем о «сроке годности», — сказала Кесслер. — Это было лучшей новостью за последние двенадцать лет.
— Не считая лекарство от РМ, — быстро вставил Хобб.
— Это вовсе не хорошая новость, — сказал Маркус. — Этот их «срок годности» перебрасывает нас с раскаленной сковороды... в жерло вулкана. Умрут они — погибнем и мы. Нам нужен их феромон, чтобы излечиться самим.
— Поэтому мы и пытаемся выделить его искусственным путем, — сказал Вульф.
— Но ничего не получается, — сказал Маркус, показывая сенаторам свою папку. — Мы могли бы несколько часов перечислять вам все, что испробовали, и причины неудач, но вы бы все равно не поняли научную сторону вопроса — пожалуйста, не примите это за оскорбление, — но смыла в перечислениях нет: ничто из испробованного нами не сработало. «Почему» оно не сработало не так важно. — Маркус опустил папку на стоящий за ним стол и снова повернулся к сенаторам. Их молчаливые направленные на него взоры заставили его внезапно почувствовать легкую тошноту, и молодой человек скрыл ее улыбкой. — Не нужно аплодисментов, плохие новости у меня тоже есть.
Товар поджал губы.
— Не знаю, что такое вы собираетесь сказать, что превзойдет первую часть вашей речи, но я в нетерпении услышать это.
Маркус почувствовал, что на нем сосредоточилось внимание всей комнаты, и подавил в себе желание произнести еще одну остроту. Они вырывались у него непроизвольно, когда он нервничал, а сейчас он волновался больше, чем когда-либо. «Не я должен делать это, — подумал он. — Я медик, не оратор. Не участник дебатов. Не лидер, не...
...Я не Кира. Это ей следовало бы быть здесь».
— Мистер Валенсио? — подал голос Сенатор Вульф.
Маркус кивнул, решившись.
— Что же, раз вы спрашиваете, то вот что я хотел сказать: руководительница встретившейся нам фракции Партиалов, та, что захватила в плен Киру, была кем-то вроде доктора или химика; ее называли «доктор Морган». Потому-то они и отправили отряд Партиалов на Манхэттен все те месяцы назад, потому-то и пленили Киру: доктор Морган считает, что возможность излечение Партиалов каким-то образом связана с РМ, а значит — связана с людьми.
Очевидно, эксперименты на людях они ставили и раньше, еще до Войны с Партиалами, и если они решат, что это может спасти их жизни, то захватят в плен стольких из нас, сколько им понадобится. Они могут просто попытаться снова заполучить к себе Киру — или же всех нас разом. Возможно, сейчас они точно так же заседают где-то на противоположном берегу пролива и пытаются решить, как наилучшим образом захватить пару-тройку человек для экспериментов. Или же, если те рапорты, о которых вы упомянули, истинны, Партиалы свои собрания уже провели, а теперь приступают к осуществлению своих планов.
— Это секретная информация, — произнес Сенатор Хобб. — Нам необходимо...
— Если позволите, я хотел бы подвести итог, — прервал его Маркус, поднимая руку. — Существует группа суперсолдат, — он загнул один палец, — имеющих специальную военную подготовку, — он загнул другой, — которые превосходят нас численностью в приблизительном соотношении тридцать к одному, — третий палец, — которые достаточно отчаялись, чтобы пойти на все, — четвертый палец, — и которые верят, что «все» в данном случае означает «захват в плен людей и проведение над ними экспериментов». — Маркус загнул последний палец и молча поднял кулак в воздух. — Господа сенаторы, эта информация может быть секретной, но я готов поспорить, что Партиалы рассекретят ее гораздо раньше, чем выдумаете.
В комнате воцарилась тишина, все глаза были уставлены на Маркуса. Несколько тяжелых, долгих мгновений спустя Товар наконец заговорил:
— То есть вы думаете, что мы должны защищаться.
— Я думаю, что до смерти напуган и мне нужно научиться помалкивать, когда все на меня смотрят.
— Защищаться — неосуществимый план, — произнес Вульф, и остальные сенаторы резко выпрямились от неожиданности. — Наша Армия обучена и оснащена так хорошо, как только может быть армия людей. На всех берегах у нас расставлены посты, под каждым до сих пор стоящим мостом заложена бомба, места для засады в возможных точках вторжения уже нанесены на карту и подготовлены к обороне острова. Но неважно, насколько хорошо мы подготовлены, приличного размера фракция Партиалов об нас даже не споткнется, если начнется ее вторжение.
Это неизбежный факт, который едва ли является новостью для кого-то в этой комнате. Мы патрулируем этот остров, потому что это все, что мы можем делать, но, если Партиалы однажды действительно решат напасть на нас, мы проиграем эту войну за пару дней, если не часов.
— Единственной относительно хорошей новостью, — сказал Маркус, — является то, что их общество, прошу простить мне это сравнение, еще более раздроблено, чем наше. Когда мы были на материке, он являлся практически зоной военных действий, что можно назвать единственной причиной, которая мешала Партиалам атаковать нас до сих пор.
— Значит, они поубивают друг друга, и наша проблема решится сама собой, — сказала Кесслер.
— Если забыть про РМ, — заметил Хобб.
— Учитывая все, что рассказал мистер Валенсио, — сказал Вульф, — есть только один план, на успех которого можно надеяться. Шаг один: проникнуть в эту зону военных действий на материке в надежде, что никто нас не заметит, и схватить парочку Партиалов для экспериментов доктора Скоусена. Шаг второй: эвакуировать остров и убраться отсюда как можно дальше.
Комната затихла. Маркус сел. Предложение оставить остров прозвучало дико — это был их дом, единственная безопасная гавань, потому-то они и поселились здесь с самого начала — но, выходит, что ситуация изменилась? После Войны с Партиалами остров послужил людям убежищем: туда они скрылись от Партиалов, там нашли себе новую жизнь и начали отстаивать ее заново. Но теперь Маркус поразмыслил и понял, что сам по себе остров не означал безопасность.
Раньше люди были в безопасности потому, что Партиалы их игнорировали, а теперь этому пришел конец: по проливу плавают корабли, в тенях прячется Херон, а хитроумная доктор Морган пытается захватить всех людей для опытов. Какой бы иллюзорной ни была безопасность раньше, теперь и эта иллюзия растаяла в воздухе. Не нужно было произносить речей, не нужно было официальных постановлений — Маркус знал: решение принято. Он видел это по лицам собравшихся в комнате. Как только эвакуацию огласили как возможный выход, она стала неизбежной.
Открылась боковая дверь, и Маркус увидел нескольких солдат, что охраняли комнату снаружи. Те отступили в сторону, и вошел крупный мужчина — Дуна Мкеле, сотрудник разведки.
Маркус осознал, что точно не знает, на кого именно работал Мкеле; казалось, тот имел свободный допуск в Сенат и влияние в Армии, но, насколько было известно Маркусу, он не отчитывался ни перед теми, ни перед другими. На чем бы ни основывались их отношения, этого человека Маркус недолюбливал. Его появление почти всегда означало плохие новости.
Мкеле подошел к Сенатору Вульфу и что-то прошептал ему на ухо. Маркус попытался прочитать сообщение по губам или хотя бы сделать какие-нибудь выводы по выражению лиц собеседников, но те повернулись к толпе спинами. Товар слушал с мрачным видом, затем бросил взгляд на группу наблюдающих за ним людей. Он снова повернулся к Вульфу и громким хорошо поставленным голосом произнес, позаботившись, чтобы его слова разнеслись по всей комнате:
— Первая часть всем уже известна. Можно огласить и вторую.
Маркус совершенно отчетливо увидел мрачное выражение, которое пронеслось по лицу Мкеле. Вульф взглядом извинился перед новоприбывшим и повернулся к толпе.
— Похоже, нам придется работать по форсированному графику, — произнес Вульф. — Партиалы сошли на берег Лонг-Айленда в гавани Маунт-Синай приблизительно пять минут назад.
Зал заседаний взорвался шумом разговоров, и Маркус почувствовал, как его живот внезапно ухнул от поглотившего его ужаса. Что означала принесенная Мкеле новость — неужели конец?
Была ли это полномасштабная атака или наглый рейд по захвату людей для опытов? Были ли это союзники доктора Морган, ее враги или какая-то третья сторона?
Был ли с ними Сэмм?
Значит, план Херон провалился? Киру и Нандиту не нашли при помощи хитростей и расспросов, поэтому пришло время военной интервенции? Маркус ощутил волну ужасающей вины — он упрекнул себя за то, не обратил должного внимание на предупреждение Херон. Но он уже несколько месяцев не видел Киру, а Нандиту — больше года; разве он мог что-то сделать?
Толпа заревела в ужасе и замешательстве: люди осознали положение дел, и Маркус понял, что чьей бы ни была вина, это не имело сейчас значения. Он не собирался отдавать кого-то в жертву; он скорее пойдет сражаться с Партиалами, чем продаст ради мира свою душу.
Во второй раз за сегодня Маркус обнаружил, что стоит, и услышал, как его собственный голос произнес:
— Я вызываюсь добровольцем в группу, которая отправиться на встречу с ними, — сказал он. — Вам понадобится медик — я предлагаю себя.
Сенатор Товар взглянул на него, кивнул и повернулся обратно к Мкеле и Вульфу. Комната продолжала жужжать голосами напуганных, теряющихся в догадках людей. Маркус рухнул на свой стул.
«Мне действительно надо научиться помалкивать».
Глава 7
Кира пробиралась через развалины таунхауса, который превратился в хаос: стены обвалились, в полах и потолках зияли дыры, мебель разлетелась на кусочки, и они лежали повсюду беспорядочными кучами. Досками, книгами, кусками бумаги, посудой и покореженной металлической арматурой была завалена не только сама воронка, но и улица рядом — такова была мощность взрыва.
Очевидным было то, что это место служило кому-то домом, и не так давно. За свою жизнь Кира насмотрелась достаточно развалин старого мира; она росла, окруженная ими, и хорошо с ними познакомилась. Рамки с фотографиями давно усопших семей, маленькие черные коробочки мультимедийных проигрывателей и игровых систем, щербатые вазы, в которых стояли хрупкие стебли — эти и многие другие детали заполняли покинутые дома, но атмосфера в них всегда была одной и той же: забытых жизней забытых людей. Здесь же, в этой квартире, обломки и мусор были совсем другими, более современными: составленные вместе консервы теперь взорвались и их содержимое догнивало среди прочего хлама; окна были заколочены, а двери укреплены; нельзя было не заметить оружие, боеприпасы и самодельный камуфляж.