— Мне-то что, я ко всякому привык, к любой специфике. А как же твои девочки? Которым ты давала указания? Их твоя речь не беспокоит? Или при них ты предупредительна и корректна?
— Ну, этих так просто не проймешь. Девочки, с которыми я работаю, настолько грубы, что слушают «Ленинград», Михаила Круга, «Бутырку» и «Лесоповал». Они гоняют на спортивных тачках, курят через каждые пять минут «Беломор» и ругаются как грузчики. Причем матерятся так, что одними только словами могут лишить тебя девственности. Все они давно и сильно замужем. Они с легкостью таскают тяжеленные железные трубы для водопровода и режут фанерные листы толщиной в полтора сантиметра. Они пьют водку и неразбавленный джин, у них хриплые голоса, и дома их временами поколачивают мужья. В столовой «девочки» съедают по пять порций за раз. Правда, несмотря на свою мужиковатость, болтать они могут только на тему тачек и о соплях своих детей. По сравнению с ними я просто девочка-припевочка. Но вот со своими юношескими мечтами и воспоминаниями надо было срочно что-то делать, и я устроила все это. Я как бы вылечилась. А ты оказался довольно-таки средним любовником. Не так чтобы очень плохим, но и недостаточно хорошим. Ты кто у нас по гороскопу? Козерог, так? А козероги весьма усердны в постели, иногда даже чересчур, и до отвращения нежны. Утонченны, как аналитики службы безопасности, остроумны, как биороботы, душевны, как обанкротившиеся финансисты. Козероги все на свете воспринимают серьезно. Только не обижайся, не надо!
Пока я думал, что тут можно ответить, она, без всякой видимой причины, вдруг сказала:
— А вторая моя фирма занимается защитой и хранением информации. Знаешь же, что у всех сейчас сейфы в домах имеются?
— У меня нет дома сейфа, — сказал я недовольным тоном, поскольку все-таки обиделся. — А у тебя есть еще одна фирма?
— Так вот, — не слушая меня, продолжала Юлия, — многие хотят, чтобы кроме обычного сейфа за картиной, был еще и секретный, такой, чтобы нельзя было найти. Ну, понимаешь о чем я.
— Вообще-то не совсем понимаю. Что, замаскированные тайники?
— В общем — да. Многие хотят иметь лишний загранпаспорт на случай форс-мажора, тайные кредитные карточки, аварийный запас наличных денег, кучку бриллиантов на черный день… Компромат на партнера. А банку не доверяют, вот и кладут в тайный сейф. Такой сейф мы и оборудуем, если захочет клиент. В оснащенной нами квартире могут появиться лишние трубы в санузле, дополнительные батареи, ну и так далее. Всякие глупости типа съемных подоконников и полостей внутри дверей и стен уже никто не делает, прошлый век. Работа поставлена таким образом, чтобы никто из моих сотрудников не знал схемы расположения и установки секретного сейфа.
— Как это? Ты их что, отстреливаешь потом что ли?
— Отстреливаешь! Ну, у тебя и фантазии! — засмеялась она, уверенно теребя меня за член — Нет, все проще гораздо. Вот, например, у какого-нибудь состоятельного господина имеется кованая ажурная лестница в квартире на второй этаж. Или — со второго на третий, так? А в одной из толстых металлических ступенек скрыт замаскированный сейф. Там можно хранить пухлую пачку документов обычного формата, подборку носителей информации, или тот набор, о котором я уже говорила. Так вот, кто-то делает основу лестницы. По эксклюзивному чертежу и спецзаказу. Кто-то, в другом месте, изготавливает металлические ступени. Тоже строго по заданию. А кто-то — сейф размером и формой под такую ступень. Тот, кто делает сейф — понятия не имеет, почему он такой и где будет установлен, это его не касается. Крепежные отверстия как у этой эксклюзивной ступеньки, размеры и форма — все совпадает.
Она, наконец, оставила в покое мой «джойстик», легла на живот и снова начала прикладываться к бутылке. На сей раз лежа. Все-таки завидую я молодым девушкам! Их ждет очень веселая старость: сколько будет вокруг старушек с татуировками на пояснице!
— Приходят строительные рабочие, — продолжала она, — и монтируют лестницу. Устанавливают куда надо ступени и фиксируют их винтами. Так? Потом, когда они заканчивают и уходят, появляюсь я и меняю одну ступеньку на тайный сейф. Все! Когда идешь по такой лестнице — ничего не почувствуешь и не увидишь. Приезжает заказчик, принимает работу, а я получаю оплату по счетам.
С этими словами она села по-турецки, и затейливо потянулась, по-прежнему не расставаясь с бутылкой.
— Подобный тайник можно по стуку отличить от обычной ступеньки, — задумчиво изрек я, все еще разглядывая ее фигуру. Нескорое количество мартини пролилось, и теперь ручейком стекало мимо рта по ее шее в направлении груди.
— Еще будешь? — спросила меня Юлия, показывая остатки мартини. Я отрицательно помотал головой. — Тогда я допиваю. Ни фига ты по звуку не отличишь! Если ступеньки такие же пустые, то звук будет одинаковый. Все продуманно, ты что, мы же не вчера родились. Но это я так, для примера! А теперь мы повторим — картину маслом не испортишь.
После этих слов она швырнула опустевшую бутылку на мягкий пол.
И мы повторили. Она была великолепна. На сей раз у меня получилось получше, и Юлия осталась почти довольна. Потом она достала еще одну бутыль, основная часть из которой досталась уже мне. «Пылкие женщины прекрасны до безобразия, а также во время безобразия и после безобразия», как любил говорить один мой покойный друг. После случившегося с нами прекрасного безобразия мы долго лежали, вспоминая разные случаи из собственных жизней. Она курила, а я смотрел на струйки дыма от ее сигареты и слушал удивительные истории из ее прошлого. О работе почти не вспоминали. Ни о моей, ни о ее.
— …в результате, я не люблю лето на Средиземноморье, — заканчивала откровенничать она. — На море хрен сходишь, все пляжи забиты жирными и потными жопами туристов, что означает смерть в конвульсиях для эстетов, типа меня. Осень, вот это да… Особенно где-нибудь на Крите в октябре. Народу уже мало, море еще очень теплое, жары практически нет, бархатный сезон. А у нас слякотная дождливая осень. Лес, пахнущий мокрой гнилью, ползущие по яркому синему небу холодные белые облака, разноцветные умершие листья и свежие ветра. Осень заставляющая носить рейтузы и мохеровые шарфы, от которых потом все дико чешется. Перешла на термобелье.
— Так что ты любишь? Перебрала все времена года, и ничего не выбрала.
— Все-таки я люблю осень и зиму. Странно, да? Но не люблю шерстяную одежду, чешусь от нее… Ну, вот. Это пока все, ведь сейчас я слишком вся такая усталая, чтобы дальше раскрывать тему своих личностных проблем. Да, о том, что у нас было — молчи. Слышишь?
— Почему? — тупо спросил я, хотя никогда не имел привычки рассказывать о своих похождениях.
— Потому, что я так хочу. Усек? Больше такого не повторится, говорю сразу, а то знаю я вас мужиков. Поэтому — молчи, так тебе самому спокойнее будет. Понял?
— Понял, — как попугай повторил я. — Если женщина тебя не очень хочет, значит, она очень хочет, но не тебя.
— Но я тебе не сказала сейчас самого главного, — Юлия пропустила мою ремарку мимо своего внимания.
— А? Ты о чем?
— Твой отец, незадолго до… извини… незадолго до своей смерти, просил изготовить ему плоскую стальною коробочку, форматом чуть больше бумажного листа, а толщиной с пачку сигарет. Что мне особенно не понравилось, он очень настаивал, чтобы заказ был сделан срочно и тайно. Сообщить об этом он разрешил только тебе, что я и делаю. Собственно, поэтому я и рассказала про свою вторую фирму. Да, со всех сторон этой коробочки он просил выгравировать какой-то знак. Даже с торцов…
— Мой старик был специалистом по символам.
— Ты погоди… странный знак, я такого не видела никогда. Антон Михайлович настаивал на точном и полном исполнении. За срочность он заплатил очень хорошие деньги, я даже не думала, что у него есть такие. Заказ выполнили из двухмиллиметровой стали. Больше я ничего не знаю, он сам принял заказ. Кстати, наши с ним переговоры и получение заказа происходили здесь, в этом офисе. Вернее — в этой комнате.
— Рисунок сохранился?
— Понятия не имею. Думаю — да, если старую почту не стирали еще. Но — не должны. Показать?
— Обязательно! Мне просто необходимо увидеть этот знак! Распечатай, а? Или скинь мне по имейлу, хорошо? Его легко запомнить.
Я продиктовал свой электронный адрес.
— Правда легко. Ладно, вышлю…
Тут она встала, ловко оделась и вышла. Она ушла так быстро, что я даже не успел с ней нормально попрощаться. Интересно, как она поведет свой джип? Или правда вызовет кого-то из своих подчиненных? Хотя, по-моему, она совершено не опьянела и бутылка мартини — не доза для нее. Только сейчас я почувствовал, как устал. Я даже не хотел есть. Единственное, что мне было нужно — это крепкий здоровый сон.
18. Сквип
Сон. Мне снилась девушка-ангел с оторванной головой и с отрубленными крыльями, зябко обнимавшая себя за плечи. Из того места, где должна начинаться шея, выползали удивительно красивые, будто покрытые свежим лаком, разноцветные змеи. Они мелькали своими маленькими раздвоенными язычками, смотрели на меня круглыми глазами без век и тихо шипели… Я проснулся с большим трудом. Голова казалась тяжелой и грозила заболеть. Каждое утро люди пробуждаются и при этом все равно хотят спать. Уныло? Не то слово. Каждодневный утренний ритуал: потянуться, встать, натянуть что-нибудь на себя, включить чайник, почистить зубы, умыться, съесть завтрак. Прополоскать рот после еды. Или немного не так: встать, принять душ, что-то надеть, пойти на кухню, почистить зубы… И? Чем я намерен заниматься дальше?
— Рисунок сохранился?
— Понятия не имею. Думаю — да, если старую почту не стирали еще. Но — не должны. Показать?
— Обязательно! Мне просто необходимо увидеть этот знак! Распечатай, а? Или скинь мне по имейлу, хорошо? Его легко запомнить.
Я продиктовал свой электронный адрес.
— Правда легко. Ладно, вышлю…
Тут она встала, ловко оделась и вышла. Она ушла так быстро, что я даже не успел с ней нормально попрощаться. Интересно, как она поведет свой джип? Или правда вызовет кого-то из своих подчиненных? Хотя, по-моему, она совершено не опьянела и бутылка мартини — не доза для нее. Только сейчас я почувствовал, как устал. Я даже не хотел есть. Единственное, что мне было нужно — это крепкий здоровый сон.
18. Сквип
Сон. Мне снилась девушка-ангел с оторванной головой и с отрубленными крыльями, зябко обнимавшая себя за плечи. Из того места, где должна начинаться шея, выползали удивительно красивые, будто покрытые свежим лаком, разноцветные змеи. Они мелькали своими маленькими раздвоенными язычками, смотрели на меня круглыми глазами без век и тихо шипели… Я проснулся с большим трудом. Голова казалась тяжелой и грозила заболеть. Каждое утро люди пробуждаются и при этом все равно хотят спать. Уныло? Не то слово. Каждодневный утренний ритуал: потянуться, встать, натянуть что-нибудь на себя, включить чайник, почистить зубы, умыться, съесть завтрак. Прополоскать рот после еды. Или немного не так: встать, принять душ, что-то надеть, пойти на кухню, почистить зубы… И? Чем я намерен заниматься дальше?
Помещение, где я временно поселился, не так давно подверглось серьезной перестройке. Правда — не очень радикальной. Первоначально то была обычная жилая квартира, стандартной планировки времен раннего Брежнева. Короткий коридор «пистолетиком», раздельный санузел, кухня на восемь квадратных метров и две комнаты — одна метров восемнадцать, а вторая — чуть меньше. Но меткий глаз и твердая рука Юлии сделали свое дело. Кухню перенесли в маленькую комнату, в результате чего был устроен фальшпол, все трубы прошли под ним, к своим прежним, законным местам соединений. Санузел из раздельного, сделался совмещенным. Там расположилась финская сантехника, причем каким-то непонятным образом кроме джакузи, унитаза и умывальника, туда удалось втиснуть биде и душевую кабинку. Дверь в эту ванную теперь вела не из коридорчика, как задумали неведомые архитекторы, а из прежней кухни, которую переделали в жилую комнату. В ней имелись: квадратная кушетка посередине, пара тумбочек, большой плоский телевизор на стене, бесшумные часы и торшер, похожий на гигантскую рюмку для ликера. Причем один ящик у тумбочки не задвигался до конца — как в дешевых провинциальных гостиницах. Окно можно было занавешивать плотными шторами. Картину дополнял пушистый ковер на полу.
Часть большой комнаты оттяпали под второй санузел — маленькую кабинку, куда влез только унитаз и раковина для мытья рук. Зачем понадобилось два туалета в таком небольшом помещении, я не знал, но про себя решил, что пользоваться буду только тем, что открывается в «мою» комнату. Он мне больше нравился. В главной комнате расположился офис, со всеми приличествующими этому помещению причиндалами — стеллажами, ковролином, парочкой рабочих столов цвета «серый металлик» и вертящимися черными креслами на роликах. Окно скрывали вертикальные жалюзи. В каждой комнате, офисной и жилой, имелось по шкафу, а в коридорчике — узкий шкаф-купе со встроенной сушилкой. Туда полагалось вешать верхнюю одежду и ставить обувь. Вся мебель оказалась металлической с пластиковой отделкой по некоторым местам, исключение составляли три деревянных дизайнерских табурета, вырезанных из единого ствола дерева.
Если бы не обязательная для московских квартир такого типа теснота, все помещение выглядело почти по-европейски. Сам дом представлял собой обычную одноподъездную башню, когда-то, еще в брежневскую эпоху, засунутую на тихую улицу Замоскворечья. Раз в три-четыре дня приходила уборщица — неразговорчивая и хмурая, но довольно соблазнительная молодая китаянка с очень симпатичным узкоглазым лицом. Она меняла постельное белье, где нужно пылесосила, а где необходимо чистила пол, убирала кухню и санузел. Кроме этого, она обычно выносила мусор, заправляла кофеварку и мыла скопившуюся в мойке посуду. Потом незаметно исчезала. Я, грешным делом, подумывал затащить ее к себе в постель, но она так на меня зыкнула, что даже саму мысль о флирте пришлось отбросить. На время уборки полагалось уходить, что оказалось не слишком-то для меня сложным, поскольку бóльшую часть дня я проводил в своих походах по Москве. В другие дни выкидывать мусор, мыть за собой посуду и заряжать кофеварку я был обязан сам, чем постоянно пренебрегал.
Еще мне ежедневно приносили свежий номер «Московского Боголюбца».
Заниматься обходом отцовских контактов на территории Москвы, зафиксированных в записной книжке сотового телефона, я решил по алфавиту. Первым номером в списке значился некий «admin». Недолго думая, я начал именно с него. Сначала долго никто не подходил, и редкие гудки прекратились сами собой. Но минут через пять отцовский мобильник позвонил, и я нажал на зеленую кнопочку с изображением телефонной трубки:
— Да, Антон Михайлович, я вас слушаю, — сказал неприятно звучащий мужской голос. Похоже, человек или только что проснулся, или не «просох» после жестокой пьянки. — Вы мне звонили. У вас что-то случилось?
— Это не Антон Михайлович. Он умер, — сразу же бухнул я, сдерживая зевоту.
— Что? Что вы сказали? — в замешательстве пробормотал голос в телефоне.
— Антон Михайлович умер. С вами говорит его сын.
— Ни фига себе… Ой, извините ради бога!
— Принято. Нам с вами надо поговорить.
— А нафига? — несильно удивился тот, с кем я разговаривал.
— Дело в том, что я встречаюсь со всеми, кто последнее время общался с отцом. Вам он звонил пару раз. Причем — недавно.
— Да, звонил. Я его компик чистил, — с недоверчивой интонацией поведал мой собеседник. — Сделал там еще кое-что по мелочам.
— Вы обслуживали его компьютер?
— Ну, да. А что такого? Я администратор нашей домашней локалки. Поэтому Антон Михайлович и обратился ко мне. Вполне логично.
— Простите, а как вас зовут?
— Называйте меня Сквип. Я так привык.
— А меня зовут Виктор. Я тоже так привык. Надо как-нибудь встретиться поговорить. Это важно.
— Ну… если так важно и вы настаиваете… — этому Сквипу явно не хотелось со мной встречаться. И я его хорошо понимал.
— К тому же, я все равно искал компьютерщика. Я в Москве застреваю надолго, и мне нужно по работе часто выходить в Интернет.
— Где вы живете? — апатично осведомился мой собеседник.
— Нет, лучше я приеду к вам. Да, и еще. Мне необходим недорогой и удобный настольный комп. Ноутбука недостаточно. Может — поможете? Не подскажете, где в Москве можно взять на прокат компьютер? Мне только на месяц.
— На прокат? — удивился Сквип. — Не знаю. Ноутбук можно, а вот большой настольный… По-моему в Москве вообще таких прокатов не бывает… Хотя — постойте, есть такая фирма. Сейчас…
Я услышал щелканье клавиатуры и радостный вскрик Сквипа:
— Вау! Надо же, нашел! Имеется! Уже с монитором. Но если на месяц, то это будет стоить… если Селерон и пятьсот двенадцать мегов раму, то получается где-то около десяти тыр.
— Чего простите? — не понял я.
— Примерно десять тысяч рублей. Причем это без софта, как я понял. Это вам проще будет купить такой же за меньшие деньги.
— Плохо, — расстроился я, — придется покупать. Причем только сам компьютер — монитора не надо.
— Хорошо. Вы знаете мои расценки за работу? Я — дорогой мастер.
— Не знаю. Скажете?
— Двадцать баксов за час, а за простую настройку компа — сто, плюс по двадцатке за каждое устройство. Если с установкой стандартного софта — то еще двести.
— Согласен. Только наша беседа о моем отце не будет включаться в стоимость вашего времени.
— Само собой… Вам когда удобнее? Мне — в любой момент, главное — предупредите хотя бы за сутки. Да, и не звоните раньше двенадцати, а то утром я еще сплю.
В назначенный час я уже входил в дом, где не так давно проживал отец. Только подъезд был другой.
Сквип оказался вполне свойским мужиком лет тридцати. У себя дома он ходил в оборванных до колен джинсах, сандалиях на босу ногу и в старой грязной майке с крупными японскими иероглифами. Видимо он давно уже плюнул на какое-либо подобие интерьерного дизайна, поэтому его квартиру, иначе как холостяцкой берлогой, назвать было сложно. Старая разносортная мебель, дешевые выгоревшие обои, протертый паркет. На стульях лежали какие-то шмотки, а на развернутом диване, явно прикрывая неубранную постель, бугрился клетчатый плед. В углу стоял обычный письменный стол со всех сторон обставленный компьютерной техникой. Штук десять системных блоков со снятыми кожухами громоздились один на другом, а из их открытых недр вываливались и причудливо переплетались разноцветные провода. Над столом, прямо на стене, висел здоровенный экран, дюймов пятьдесят диагональю. На экране работал слайдовый скринсейвер — постоянно менялись картинки фэнтезийно-эротического содержания. Судя по тому, что изображения ни разу не повторялись, коллекция у Сквипа была богатая. Сразу перед экраном, на самом столе, торчал обычный плоский монитор вполне скромных размеров с какой-то таблицей на экране.