– Могу. Для вас – что угодно.
Тонкими пальцами она взяла его за подбородок, заглянула бездонными светлыми глазами в его глаза.
– Что угодно?.. Бежать нам поможешь?
Оператор стушевался.
– А нет – вали отсюда! – оттолкнула его от себя. – Добренький мясник, блин… Сволочи.
В этот же день Елену Петровну вызвал администратор. Она обрадовалась – выписывают! Накануне подала заявление на выписку, и вот – ура!
Но мироздание посмеялось над ними. Пациентку выпускать отказались, пока не пролечится по третьей методике. И начнется лечение лишь через месяц: организм должен восстановиться после первых двух. На ее возмущенные вопли, что она хочет домой немедленно и отказывается от любого врачебного вмешательства, клерк вежливо возразил: деньги вносил муж, на платежке его подпись, потому решать не ей.
– Он же умер! Правонаследница – я!
– Умер-то умер… Да только прав у вас нет.
– Как это? – удивилась.
– Указания четкие, пересмотру не подлежат – мы обязаны вас вылечить. Приказ.
Запал сдулся, словно мыльный пузырь.
– Когда? – с трудом протолкнула сквозь горло вопрос, язык вдруг перестал слушаться. – Когда выпишете?
– Не раньше чем через полгода, методика длительная. А далее – по показаниям.
Полгода! За полгода девочки проживут двенадцать лет. Запертые в батискафе.
Не факт, что ее вообще отпустят. Две методики не справились, не поможет и третья. А эти дебилы лишь тянут время. Кремируют скрытно – и с концами, статистика не нарушена, вон с девчонками как поступили – не церемонились.
Проклятье! Казавшийся привлекательным план сыпался в прах.
25 августа 2124 года
«Неделя. Осталась всего неделя!» – с этой мыслью проснулись и дышали тоже с этой мыслью. Мозг отчаянно искал выход, но не находил, и подкрадывалась апатия.
После завтрака к Елене Петровне подошел охранник.
– Вас приглашают в дирекцию, пройдемте! – взял ее под руку, словно стальными клещами зажал, и повел, не реагируя на вопросы и восклицания.
Грубо. Но в сердцах женщин трепыхнулась надежда.
– Вам повезло! – огорошил с порога директор. – Изменились обстоятельства. Появилась возможность отправить вас в будущее. Поздравляю!
Она онемела.
– Какое такое будущее! – взвилась. – Не хочу ни в какое будущее! Прошу выписать – это да. А не можете… Здесь останусь, лечите по третьей… этой вашей… методике.
Директор окинул ее удивленным взором: в его практике это первый случай, чтобы пациент отказывался.
– Мадам, давайте вы прежде подумаете. Даю вам сутки.
– Не нужны мне ваши сутки. Сразу говорю – никуда – я – не полечу! – бросила ему холодно и свысока.
Она останется с девочками до конца. Может, придумают, как сбежать – не сейчас, так в следующий заход. Или вместе, или никак.
– Хорошо. Но тогда будьте любезны оформить отказ письменно! – он придвинул ей лист бумаги и ручку.
Оформила и подписала, еще и пальчиком оттиснула – получите. А Катерине сказала – по ерунде вызывали, пустые формальности. Не хватало расстраивать ребенка, у девчонки своих проблем по горло.
30 августа 2124 года
Вечером в парке путь им снова преградил оператор.
– Отстань! Не нужно ничего! – окрысилась донельзя взвинченная Катерина. Хотелось выть и биться о землю, сдерживало лишь присутствие Ани. Сделаешь чего не так – и отправят в разных батискафах, с них станется.
– Тс-с. Отойдем подальше. У меня хорошие новости! – важно поддернув бровью, произнес он тихо. Значительно. По сторонам в этот раз не оглядывался. И сиял, словно елка рождественская – куцая, хлипкая, но наряженная.
Сердце у Кати екнуло.
– Ну? – поторопила, как только уселись на лавочке в парке.
– Как насчет того, чтобы сбежать в будущее? – не стал мучить женщин прелюдией, сразу огорошил идеей.
– Чего? Как это?
– На днях приземлился эолет с двумя стариками на борту. Одного сняли, а другой здесь транзитом, его и не кантовали, больной очень. Вылет – 1 сентября, как и ваш.
– И что? – вонзила в него взгляд Катя.
– При нем будет свободное кресло, вот что. Современное, новейшей разработки, рассчитано на больного полной комплекции. Вы с Аней запросто уместитесь.
– Осталось совсем ничего – пройти внутрь, – хмыкнула мать. – И улететь.
– Мы же тоже летим в этот день! – напомнил оператор. – Аппараты расположены по соседству, параллельный старт в целях экономии энергии. Логистика.
– Ну да, там энергия выделяется, тут потребляется, известное дело! – задумчиво поддакнула Катерина.
– В вагоне, когда по туннелю поедем, сменим маршрут, водителя беру на себя, пока охрана расчухает, успеем ворваться внутрь, а там… – зачастил он.
– Погоди, – перебила Катя и указала на мать, – ее тоже берем. Ну-у… раз кресло большое, мы же уместимся! Да?
Оператор оценивающе оглядел женщин.
– По весу проходите, по объему… упихнетесь впритык. Задача усложняется. Но все еще выполнима. Если переодеть даму в охранника, я и пропуск могу у товарища позаимствовать, то, пожалуй…
Катерина встала, щеки горели, глаза блестели. Подошла к оператору. Медленно и чувственно провела пальцами по виску, где темнело пятно, гематома заживала плохо.
– Спасибо, друг. Оказывается, в вашем времени… тоже есть… да!.. с большой буквы мужчины. Как хоть звать-то тебя, мужчина?
– Михаил! – галантно склонил он голову, представляясь.
– Это тебе от меня, Мишенька! – она чмокнула его в щеку.
Все по очереди женщины повторили поцелуйный ритуал. А Анечка еще и обняла. Крепко-крепко. Оператор стоял пунцовый, словно красна девица. И втайне сам на себя дивился: изначально собирался лишь поделиться информацией, а не ввязываться столь глубоко.
Потом они утрясали детали. Взбудораженные, деловые. Анечка козочкой прыгала вокруг, предстоящее дело казалось ей захватывающим приключением.
Боль разрывала мозг. Но ему наплевать. Он выполнил, что обещал, и ему хорошо. Девочки прорвались!
Избитый и связанный, Михаил валялся в угловом отсеке рубки управления. Словно с неразумным щенком, с ним расправился верзила, в пять секунд обезоружил и вывел из строя. Но «террористкам» пяти секунд хватило, успели проникнуть внутрь. А там уже Катерина метнулась к пациенту и приставила нож к горлу – считай, дело сделано: хоть взвод спецназовцев забеги вслед – все равно освободят помещение по приказу заложника. Так оно и случилось, по-всему… жаль, не видел.
– Чего лыбишься, урод? – не выдержал верзила. – Думаешь, победил? Зря думаешь.
– Откуда ему знать про секретную фразу! – подхватил второй, плечи с сажень.
Говорить Михаил не мог – сломана челюсть. Лишь глядел странным взглядом.
– Ну да, урод, а ты не знал? Клиент скажет пароль – и холостой ход запустим. Про холостой ход слышал?
Конечно, слышал. Видел. Щупал. Полная имитация полета. Пациент выходит в абсолютной уверенности, что прибыл в будущее, а на самом деле никуда не летал. Что они плетут про секретную фразу?
На многочисленных экранах с разных ракурсов подавалось изображение жилого отсека. Дама в черной униформе баррикадировала открытый зев двери (пустая трата сил, профессионал протаранит за секунду). Анечка помогала, подтаскивая крупные игрушки. Катя с ножом стояла позади пациента, восседавшего в кресле. Вот это правильно, молодец, Катюха. Только так и можно спастись, он подчеркивал, и она вняла.
– А теперь слушай сюда, командир, – разнеслось по рубке. Говорил пациент – клиент, слово которого для охраны – закон. Кто платит, тот и приказывает.
Верзила подскочил к микрофону.
– Да, весь внимание. Я полковник Громов.
– Пена дрейфует вверх. Понял меня, полковник? Повторяю, пена дрейфует вверх.
– Но как же так, – пробормотал Громов растерянно. – Почему не вниз? Или хотя бы вбок?
– Я сказал – пена – дрейфует – вверх. Я так хочу. В полном сознании. Без давления извне. Деточка, стой, где стоишь, и не вздумай бросать нож, пока дверь не опустят.
Ну да, то же самое внушал ей и Михаил – ни при каких раскладах не отводить нож от горла. Катерина таращилась в камеру, побелевшими пальцами сжимая оружие. Пена какая-то… при чем тут пена? А-а, ведь это ж они четверо полетят вверх – пеной над океаном жизни. Похвалила себя за догадливость. Опять матрешечные полупрозрачные оболочки одна в другой, теснота… Господи, да хоть селедками в бочке, лишь бы не в батискафе! А заложник попался что надо – понимающий. Борода, усы, длинные волосы – монах?
– И что нам делать? – обескураженно спросил полковник.
– По плану работайте, что делать им… – проскрипел дед. – Объявляйте часовую готовность!
– И оператора отпустите! – встряла Катерина, ощерившись, словно пантера. Она надеялась, что выглядит именно так – дикой черной пантерой.
– Да, оператора отпусти. И проследи, чтобы против него не включили санкции. Место оплачено, пассажиров беру с собой. Так и запиши – они не террористки, а мои сопровождающие. Все. Включай отсчет.
– Отсчет включай, вам сказали! Пена дриффуит верх! – крикнула Анечка и заливисто захохотала. Чисто колокольчик – тоненько, резко и громко.
В управление с грохотом внесся генерал.
– Прошу повторить пароль! – рыкнул в микрофон.
– Ребенок, давай вместе, – предложил пациент. И они в два голоса продекламировали: – Пена дрейфует вверх!
– Как хотите. Воля клиента для нас закон! – смирился с неизбежным генерал. И когда успели снюхаться? – Объявляю часовую готовность. Опустить двери и запаять!
Характерный скрежещущий звук показался Катерине музыкой – наконец-то… хоть нож положит. Неуютно в образе террористки.
– Помещение приведите в порядок, – подсказали из рубки управления, – вещи в отсек верните!
Мать будто не слышала – застыла каменным изваянием, привалившись к стене.
– Мам, ты чего? Опять болит? Таблетку пила?
– Погоди, дочь… дай в себя прийти.
– Очухивайся, я сама приберу!
Катя принялась носить вещи от двери обратно, в складской угол.
На негнущихся ногах Елена Петровна приблизилась к заложнику.
– Витя? – спросила вдруг охрипшим голосом.
– Так точно, Виктор Чудов.
– Чудов… ой ли?
Он поманил ее – наклонись, мол.
– Тихо, Лен. Нельзя, чтоб нас слышали. Держи лицо.
– Что, влип? – шепнула она, не особо и удивленная. Он мог.
– Хуже. Программа защиты свидетелей, сдал с потрохами организацию.
– Господи, Вить…
– Не стони. Иначе не получалось лететь – финансы… Все ради тебя. Это, – кивнул он на девочку, – внучка?
– Она.
– По-человечески войти нельзя было? К чему этот захват, нож?
– Нельзя. Девочек бы не выпустили, в плену они.
– А-а, вот даже как… а я уж подумал – не захотела к старому и больному… Бумагу мне показали с твоим отказом. Расстроился…
– Дурачок… – растеклась она, в носу защипало.
– Лицо держи!
– Да держу, держу… Вот, значит, про какое «обстоятельство» говорил директор – ты прилетел… Вить, а чего сам не вышел?
– Не мог, кураторы запретили.
– Ты Дед Мороз? – встряла в их беседу Анечка. – Да?
– Угадала… – отреагировал Дед Мороз. Под усами не видно, но догадаться можно – улыбнулся: лучиками разбежались вокруг глаз морщинки.
– О чем это вы шушукаетесь? – подошла к ним и Катя.
Но тут земля скомандовала:
– Занять места!
Как самая опытная, Катерина всем помогала усаживаться, крепить ремни. Мать светилась… дедок этот – знакомый ее, что ли? То-то он им помог… Повезло в кои веки! Взлетят – будет о чем поговорить.
Скоро задрожит, замигает пространство, включатся антигравы, и накроет волна…
– Спасибо, Миш! – крикнула она вместо «поехали».