— Что тут смешного? — рассердился Майкл. — Говорю тебе, что намерен подать в суд на человека, который мне должен деньги, а тебе смешно? Какие здесь могут быть шутки!
Долорес смолкла, потом стала рассуждать:
— А у тебя есть необходимые документы? Нет, у тебя их нет. Все держится на честном слове. Ты доверяешь ему, он — тебе, никаких бумаг. Если у тебя нет никаких документов, то в суде тебе делать нечего, ты проиграешь. Нечего строить из себя дурака, не будь всеобщим посмешищем. С тебя потребуют деньги за услуги адвокатов. Прошу тебя, Майкл, займись своей фермой!
Его лицо, заросшее щетиной, которую ему никогда не удавалось сбрить до конца, помрачнело, морщины выступили сильнее.
— Где мой обед, Долорес? — холодно остановил он ее.
Она спокойно пошла на кухню, бросив на ходу:
— Это, конечно, не мое дело, дорогой, просто хочу дать тебе совет.
Майкл, прихрамывая, расхаживал взад и вперед по гостиной, покачиваясь из стороны в сторону, уставившись в пол; поджав губы, он предавался размышлениям: пора предпринять решительные действия; руки его, засунутые в карманы хлопчатобумажной робы, наводили как раз на мысль о пистолетах в кобуре. Вдруг он остановился и посмотрел на Розу — сейчас снова ударится в рев…
— Роза, девочка моя! — Он снова уселся на стул и поднял ее к себе на колени. — Прости меня, своего папочку!
Роза свернулась калачиком, — так они и сидели вдвоем в слабо освещенной гостиной.
— Папочка… — наконец пропищала Роза.
— Что такое?
— Сводишь меня сегодня вечером в кино?
— Ладно, — согласился Майкл, — свожу.
На следующий день Майкл отправился в город, вырядившись в свой элегантный черный костюм из тонкого сукна с шелковистым отливом; на голове мягкая черная шляпа, на ногах коричневые туфли на высоких каблуках. На ферму он вернулся, как бизнесмен в кино — в свою контору: деловой, озабоченный, трезвый и весьма удовлетворенный.
— Ну?.. — встретила его на кухне Долорес.
Наскоро поцеловав ее, потом Розу, он сел, снял туфли, с удовольствием растирая одну о другую затекшие ступни. По-отечески обратился к сыну, читавшему возле окна журнал «Эсквайр»:
— Читай, читай, Энтони, полезное занятие.
— Ну?.. — повторила свой вопрос Долорес.
— В городе я повидался с Домиником. — Майкл шевелил пальцами на ногах. — У них будет еще один ребенок.
— Ну?.. — Долорес словно не слышала. — Что по поводу суда? Что скажешь о тяжбе?
— Все в порядке. Что у нас сегодня на обед?
— Телятина. Что это значит — «все в порядке»?
— Поговорил я с судьей Коллинзом. Он составит для меня все нужные бумаги и сообщит письмом, когда мне явиться в суд. Роза, ты хорошо себя вела?
Долорес всплеснула руками.
— Адвокаты! Нам придется выбросить на них кучу денег — целое состояние! Причем те, какие у нас есть, ради тех, которых нет. Ведь мы же не имеем электрического насоса, качающего деньги!
— Адвокаты не получат ни цента. — Майкл старательно набивал трубочку. — У меня на сей счет иные планы. Сам все сделаю. Сам позабочусь о своем судебном деле. — Зажег трубку, с удовольствием попыхал, затянулся.
Долорес села за стол напротив мужа, заговорила медленно, тщательно подбирая слова:
— Не забывай, Майкл, делопроизводство осуществляется на английском. В суде все заседания идут на английском.
— Знаю. Но я ведь прав, так? Значит, правосудие на моей стороне. Для чего же мне платить пятьдесят или даже семьдесят пять долларов адвокату, чтобы получить свои деньги обратно? Я ни в чем не виновен. Стану своим собственным адвокатом.
— Ну что ты знаешь о законах? — засомневалась Долорес.
— Знаю только одно — Виктор должен мне три сотни долларов. — Майкл трижды быстро пыхнул трубочкой. — Только это мне и нужно знать, больше ничего.
— Но ты же едва говоришь по-английски, не умеешь ни читать, ни писать, и никто в суде тебя не поймет. Посмеются над тобой, Майкл, и все.
— Никто не будет надо мной смеяться. И я прекрасно говорю по-английски.
— Когда же это ты научился? — съехидничала Долорес. — Сегодня днем?
— Долорес! — закричал обиженный Майкл. — Толком тебе говорю — мой английский в порядке.
— В таком случае скажи «четверг», — продолжала потешаться над ним Долорес.
— Не скажу — не хочу! — отрезал Майкл, грохнув кулаком по столу. — Мне это неинтересно.
— Ах ты, Боже мой, — закудахтала Долорес, — вы только на него поглядите! Хочет стать адвокатом — и не может произнести слово «четверг».
— Могу, не волнуйся, — возразил Майкл. — А тебе лучше помолчать.
— Нет, скажи «четверг»! — Долорес, склонив голову набок, говорила с хитрецой, кокетливо, словно девушка, добивающаяся от любимого признания в любви.
— Тверг! Вот тебе! — произнес заковыристое слово Майкл — так, как говорил всегда.
Долорес засмеялась, замахав на него руками.
— И этот человек хочет вести в суде собственное дело! Пресвятая Матерь Божия! Да они только посмеются над тобой.
— Пусть смеются! — воскликнул Майкл. — Все равно я буду вести свое судебное дело! А сейчас я хочу есть — неси обед! Энтони! — рявкнул он. — Выброси весь этот хлам и иди к столу!
В день суда Майкл тщательно побрился, покончив со своей непобедимой щетиной, старательно обрядился в черный костюм, водрузил на голову черную шляпу. Вместе с Долорес, с хмурым видом сидевшей рядом с ним на переднем сиденье, они въехали в город на своем семейном «додже» 1933 года выпуска.
Долорес за всю дорогу до города не проронила ни слова. Только после того, как они припарковали машину и вошли в здание суда, а туфли Майкла, на высоких каблуках, звонко застучали по мраморному, освященному законом полу, она разжала губы.
— Держи себя в рамках, Майкл! — напутствовала она его, ущипнув за руку.
Улыбнувшись ей, он расправил коромыслоподобные плечи, снял шляпу. Седые его волосы тут же вздыбились, словно моток стальной проволоки под магнитом, и Майкл старательно приглаживал их рукой, открывая двери в зал суда. На лице его блуждала серьезная, гордая улыбка, когда он садился рядом с женой в первом ряду и потом терпеливо ожидал, пока его вызовут.
В зал вошел Виктор. Майкл бросил на него гневный взгляд. Но тот, едва замечая его, перевел взор на звездно-полосатый американский флаг за спиной судьи.
— Видишь, — зашептал Майкл на ухо Долорес, — я его напугал: глаз на меня поднять не смеет. Здесь, в суде, ему придется говорить правду — не отвертится.
— Тсс! — зашипела на него Долорес. — Ты ведь в суде!
— Слушается дело, — громко объявил судебный служащий, — Майкл Пилато — против Виктора Фраски.
— Здесь! — громко крикнул Майкл, поднимаясь с места.
— Тсс! — снова шикнула Долорес.
Майкл, положив шляпу ей на колени, легкой походкой направился к воротцам, отделяющим зрителей от участников процесса. Вежливо, с ироничной улыбкой, придержал дверцу для Виктора и его адвоката. Тот прошел мимо, опять даже не удостоив его взглядом.
— Кто представляет ваши интересы в суде, мистер Пилато? — спросил судья, когда все они расселись по своим местам. — Где ваш адвокат?
Майкл встал и внятно, громким голосом объявил:
— Я представляю в суде свои интересы сам. Я сам себе адвокат.
— У вас должен быть адвокат, — пояснил судья.
— Мне он не нужен! — еще громче откликнулся Майкл. — Я ведь никого не собираюсь здесь надувать. — В зале суда сидели человек сорок, и все они дружно рассмеялись. Майкл, повернувшись к зрителям, озадаченно поглядел на них.
— Что я сказал такого смешного?
Судья трижды стукнул молотком, открыв слушание дела. Виктор занял место за кафедрой, а Майкл бросал на него холодные, обвиняющие взгляды. Адвокат Виктора, молодой человек в голубом, в тонкую полоску костюме и желтовато-коричневой рубашке с накрахмаленным воротничком, задавал ему вопросы.
— Да, я выплачивал истцу деньги ежемесячно, — давал показания Виктор, — нет, никаких расписок не было, так как мистер Пилато — человек неграмотный, не умеет ни писать, ни читать, и мы решили обойтись без формальностей. Я не понимаю, на каких основаниях мистер Пилато предъявляет мне претензии.
Майкл, выпучив глаза, не веря тому, что говорит Виктор, думал про себя: «Как же можно лгать под присягой — ведь он рискует отправиться в ад из-за каких-то трехсот долларов!»
Адвокат Виктора сошел вниз со своего места и грациозно помахал Майклу.
— Ваши показания, прошу вас!
Словно в тумане прошел он мимо адвоката, встал за свидетельской кафедрой — такой опрятный, крупный, с крепкой бычьей шеей, багровым, с глубокими морщинами лицом, возвышающимся над чистым белым воротничком сорочки, неловко вытянув для приличия по швам большие, тщательно вымытые щеткой руки. Он стоял напротив Виктора, немного наклонившись к нему, — их лица чуть не соприкасались.
— Виктор, — начал он, и его голос разнесся по всему залу, — говори правду: ты отдал мне деньги?
— Да, — ответил Виктор, — отдал.
Майкл ближе наклонился к нему.
— Смотри мне прямо в глаза! — потребовал Майкл отчетливым голосом, демонстрируя свое терпение, — и отвечай! Ты отдал мне деньги?
Виктор, подняв голову, смотрел не уклоняясь, прямо ему в глаза.
— Я вернул тебе все деньги.
Майкл наклонился к нему еще ближе — теперь он чуть не касался его лбом.
— Смотри мне прямо в глаза — не увиливай, Виктор!
Тот смело последовал его примеру — теперь их разделяло расстояние не больше одного фута.
— Так вот, Виктор, — снова начал Майкл, сузив свои холодные глаза — они поблескивали сейчас сероватым, — ты вернул мне деньги?
Виктор сделал глубокий вдох и шумно выдохнул:
— Да!
Майкл пошатнулся, сделал шаг назад, словно только что получил удар, и недоуменно уставился в глаза клятвопреступнику — так глядит отец на сына, который только что признался, что убил родную мать: ничего не понимал, не испытывал к нему никакой жалости. Такое не укладывается в голове у нормальных людей, — неужели столь чудовищное преступление может кто-то совершить в этой жизни? Выражение на грубом лице Майкла постоянно менялось под воздействием перемежающихся приливов гнева, отчаяния, жажды мести.
— Мерзкий лжец, будь ты проклят, Виктор! — дико заорал Майкл. Спрыгнул с платформы для свидетелей, схватил за ножку тяжелое дубовое кресло и угрожающе занес его, словно убийца нож, над головой Виктора.
— Майкл! Боже, Майкл! — закричала Долорес, и вопли ее перекрыли шум, поднявшийся в зале суда.
— Говори правду, Виктор! — орал Майкл; лицо у него стало кирпичного цвета, за разжатыми губами поблескивали белые зубы, — он был вне себя от гнева, впервые в жизни угрожая другому человеку насилием и расправой. — Говори, не тяни!
Он стоял перед ним — воплощенная фигура Правосудия, вооруженная тяжелым креслом, — в надувшихся на крупных запястьях венах пульсировала кровь, кресло дрожало над головой Виктора в громадных, шишковатых руках, а напрягшиеся огромные мускулы выпирали из рукавов под тонким сукном.
— Немедленно признавайся, Виктор!
— Пилато! — закричал судья. — Немедленно опустите кресло на пол!
Виктор сидел словно окаменев, не спуская полных ужаса глаз с грозного кресла, взметнувшегося у него над головой.
— Пилато! — снова закричал возмущенный судья. — За такой проступок вас могут отправить в тюрьму! — Он стучал молотком по столу, хотя понимал, что в данный момент это бесполезно.
— Не забывайте, Пилато, — здесь суд!
— Ну, Виктор? — снова вопросил Майкл, абсолютно равнодушный к увещеваниям судьи и не сдвигаясь с места ни на дюйм. — Что скажешь, Виктор? Немедленно признавайся, прошу тебя!
— Не-ет! — взвизгнул Виктор, весь съежившись на своем стуле, вытянув вперед руки — эту слабую защиту, не способную предотвратить весьма осязаемую страшную угрозу. — Не-ет, я не верну-ул деньги! Не верну-ул!
— Пилато! — завизжал теперь, как поросенок, судья. — Это не свидетельские показания!
— Значит, ты лгал суду? — неумолимо допрашивал его Майкл, не выпуская из рук кресла, которое висело у Виктора над головой, словно занесенный палачом топор.
— Ма-а-йкл, боже мой, Ма-а-йкл, — выла Долорес.
— Это не моя идея… — несвязно бормотал Виктор. — Клянусь Богом, не я это придумал! Это все Альфред Лотти и Джонни Нолан. Я в полном подчинении у этих преступников. Майкл, ради любви к Богу, не убивай меня! Майкл, мне бы самому никогда не пришла бы в голову такая мысль! Прости меня, Майкл, прости!
— Гиннес! — крикнул судья судебному приставу. — Вы что, собираетесь стоять на месте и ничего не предпринимать? Почему вы бездействуете?
— Я могу его пристрелить, — спокойно ответил Гиннес. — Вам угодно, чтобы я пристрелил истца здесь, прямо в суде?
— Заткнитесь! — оборвал его судья.
Гиннес, пожав плечами, снова повернулся к свидетельской кафедре с чуть заметной улыбочкой на губах.
— Так ты лгал? — спрашивал Майкл уже тихим, спокойным голосом, обретя терпение.
— Да, лгал! — крикнул Виктор.
Не торопясь, с поразительным спокойствием Майкл осторожно поставил дубовое кресло на место; широко улыбнулся и повернулся к судье.
— Ну, вот и все.
— Можете ли вы назвать хоть одну приемлемую причину, в силу которой я не мог бы отправить вас в тюрьму?! — орал судья.
Виктор плакал, почувствовав облегчение от миновавшей угрозы, и вытирал слезы рукавом.
— Я не имею никакого права, — заявил судья, — считать такое признание доказательством совершенного преступления. Мы находимся в зале суда в штате Иллинойс, в Соединенных Штатах, а не ведем расследование в испанской инквизиции, мистер Пилато.
— Почему? — спросил Майкл, вскинув голову.
— Потому что существуют определенные правила, — быстро продолжал судья, повышая голос, — которых принято придерживаться. Нельзя, мистер Пилато, добиваться показаний обвиняемого с угрозами нанести ему телесные увечья или, еще хуже, размозжить ему голову креслом.
— Но тогда мы не добились бы от него истины, — спокойно возразил Майкл.
— По крайней мере, мистер Пилато, — продолжал судья, — получите тридцать дней тюрьмы. Это как минимум.
— Ах, Майкл! — зарыдала Долорес.
— Мистер Фраски, — говорил судья, — я обещаю, что вы будете находиться под защитой закона. Никто не сможет причинить вам вреда.
— Это моя вина-а!.. — горько плакал Виктор, а руки его тряслись от разных переживаемых в эту минуту чувств: страха, раскаяния, религиозного умиления, радости, что удалось избежать смерти. — Да, это моя вина! Я так поступил! Больше я никогда не буду лгать! Я всего лишь слабый человек, находящийся под влиянием этих негодных бездельников… Да, я должен ему триста долларов! Прости меня, Майкл, прости!..
— Он не причинит вам никакого вреда, — терпеливо твердил судья. — Это я вам гарантирую. Можете говорить правду, ничего не опасаясь. Вы должны мистеру Пилато триста долларов?
— Да… я должен… мистеру Пилато… триста долларов… — Виктор четырежды сглотнул слюну, пока произносил эту короткую фразу.
Молодой адвокат положил три листочка в свой тощий портфельчик и щелкнул замочком.
Судья, вздохнув, вытер лоб носовым платком, глядя на Майкла.
— Никак не могу одобрить ваш способ ведения судебного разбирательства, мистер Пилато, — высказался он. — Только потому, что вы работяга, у которого полно работы на вашей земле и всяких других обязанностей, я не арестовываю вас и не отправляю на месяц в тюрьму, чтобы научить вас тем самым, с каким уважением следует относиться к судебным процессам.
— Да, сэр, — глухо отозвался Майкл.
— Впредь, — назидательно продолжал судья, — прошу вас нанимать адвоката, если вздумаете снова появиться передо мной в этом суде.
— Да, сэр, — покорно согласился Майкл.
— Мистер Пилато, вам решать, когда и где ответчик должен выплатить вам свой долг.
Майкл повернулся и вплотную подошел к Виктору. Тот опять весь съежился от страха на своем стуле.
— Завтра утром, Виктор, — Майкл водил указательным пальцем у него перед носом, — ровно в восемь тридцать, я зайду в твой магазин. Деньги должны быть приготовлены.
— Да, конечно… — пролепетал Виктор.
— Вас устраивает? — спросил Майкл судью.
— Да, вполне, — ответил тот.
Майкл большими шагами подошел к молодому адвокату.
— А вы, мистер адвокат! — Он остановился перед ним, руки в боки, — перед этим молодым человеком в костюме в тонкую полоску. — Вы прекрасно знали, что он не вернул мне деньги. Молодой человек, получивший высшее образование! Вам должно быть стыдно за себя! — Повернувшись к судье, вежливо ему поклонился, расплывшись в широкой улыбке. — Благодарю вас! Желаю всего наилучшего. Прощайте. — И, широко улыбаясь, как триумфатор, покачиваясь, словно старый морской волк — капитан судна, вышел через воротца.
Долорес ждала, с его шляпой в руке. Взяв жену под руку, он с достоинством зашагал по проходу, кивая и улыбаясь публике.
Когда они подошли к выходу, кто-то зааплодировал, и тут же этому примеру последовали все зрители; ему устроили овацию. Майкл медлил; только когда спустились с крыльца здания суда на улицу, освещенную ярким утренним солнцем, он, аккуратно надев шляпу, с широкой улыбкой повернулся к жене:
— Ну, разве я не выполнил того, что обещал?
— Да, конечно… Только я еще никогда в жизни не испытывала такого стыда.
— Долорес, о чем ты говоришь?! — Майкла явно шокировали ее обидные слова. — Я вернул себе деньги! Я выиграл дело!
— Разве можно вести себя так в зале суда? — Долорес с мрачным видом поспешила к автомобилю. — Ты кто, краснокожий индеец? — И, сев в машину, со злостью захлопнула дверцу. Майкл, прихрамывая, обошел машину и влез в нее с другой стороны; не возразив ей ни словом, он дал газ и, то и дело покачивая головой, поехал к дому.