Елагина Авдотья Петровна (1789–1877) – хозяйка литературного салона в Москве, мать славянофилов Киреевских – Ивана Васильевича (1806–1856), видного публициста, философа, и Петра Васильевича (1808–1856), известного собирателя произведений народно-поэтического творчества.
Буран*
Этот небольшой очерк, появившийся впервые без подписи автора в альманахе «Денница» на 1834 г. (М. 1834, стр. 191–207), представляет существенную веху в творческой биографии Аксакова. Он как бы знаменовал рождение в нем крупного художника-реалиста и открывал прямую дорогу к «Семейной хронике» и «Детским годам Багрова-внука».
Хотя очерк был датирован Аксаковым 1834 г., но, по-видимому, он был написан во второй половине предшествующего года. Цензурное разрешение «Денницы» помечено 24 октября 1833 г. Можно предполагать, что замысел этого очерка возник у Аксакова задолго до того, как он был воплощен. В рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина хранится объемистая тетрадь Аксакова под названием: «Книга для всякой всячины. 1815 года сентября 28 дня. Москва». «Книга» содержит в себе множество деловых записей Аксакова, стихов, набросков статей и прозаических отрывков, черновиков писем к различным корреспондентам и проч. Некоторые из материалов датированы между 1815 и 1824 гг. В этой «Книге» имеется вкладыш – два листка почтовой бумаги, представляющие собой крайне неразборчиво написанный рукой Аксакова черновик стихотворения. Оно рисует картину снежного бурана в степи и являет собой, очевидно, не что иное, как первоначальную попытку воплощения замысла, который впоследствии принял форму очерка «Буран». По некоторым особенностям почерка можно предположить, что стихотворение относится ко второй половине или к концу 20-х гг. Приводим его текст:
(Л. Б., ГАИС III. VII/I).
В следующих десяти строках стихотворения поддаются прочтению только отдельные слова. Основная часть черновика расшифрована нами совместно с К. В. Пигаревым.
В 1858 г. «Буран» был перепечатан автором в его книге «Разные сочинения», в разделе «Мелкие пиесы» (М. 1858, стр. 329–344) и сопровожден «Вступлением». Текст печатается по этому изданию.
…почтенный критик «Русской беседы» – Н. П. Гиляров-Платонов, автор напечатанной в журнале «Русская беседа» (1856, кн. I, за подписью: Н. Г – в) статьи о книге Аксакова «Семейная хроника и Воспоминания».
Максимович Михаил Александрович (1804–1873) – выдающийся этнограф и историк, профессор ботаники Московского университета, а затем профессор русской словесности Киевского университета и его ректор; был в дружеских отношениях с Аксаковым.
Полевой Николай Алексеевич (1796–1846) – журналист, критик, беллетрист, драматург, историк; в 1825–1834 гг. издавал журнал «Московский телеграф»; в конце 30-х гг. эволюционировал вправо и перешел вскоре в лагерь реакции; к Аксакову относился враждебно.
Отзыв «Телеграфа». – Имеется в виду напечатанная в «Московском телеграфе» (1834, № 1) статья-обзор «Новые книги», подписанная инициалами К. П. – Ксенофонтом Полевым, братом издателя журнала. В абзаце, посвященном выходу в свет альманаха «Денница» на 1834 г., было сказано следующее: «Буран. Мастерское описание бури в степях оренбургских. Если и это отрывок из романа, то мы поздравляем публику с романом, обещающим много хорошего».
Отрывок из семейной хроники*
В своей автобиографической трилогии С. Т. Аксаков воссоздал историю трех поколений Багровых – Аксаковых. Чем ближе становились изображаемые события, тем большие затруднения испытывал писатель, честная и правдивая летопись которого вызывала сильное сопротивление со стороны членов его семьи. Есть немало оснований предполагать, что Аксаков первоначально имел в виду довести свою поэтическую летопись до событий гораздо более поздних, чем это им было сделано. Летом 1856 г., уже после издания «Семейной хроники» отдельной книгой, он писал своему знакомому, оренбургскому губернатору Е. И. Барановскому: «Далее писать было невозможно: я и так был уже очень стеснен близостью ко мне описываемых событий» (ЦГАЛИ, ф. 884, оп. 1, д. № 38, л. 2).
Настоящий «Отрывок из семейной хроники» свидетельствует о том, сколь серьезно было намерение Аксакова расширить рамки своего повествования и ввести в него даже события, связанные с четвертым поколением Аксаковых – т. е. детей писателя. «Отрывок» рассказывает о некоторых эпизодах детства и юности второго сына Сергея Тимофеевича – Григория Сергеевича (1820–1891), воспитанника Петербургского училища правоведения, впоследствии оренбургского и самарского губернатора.
В 1848 г. Г. С. Аксаков женился на С. А. Шишковой. Незадолго перед тем, в 1847 г., С. Т. Аксаков подарил будущей невестке альбом и записал в него настоящий «Отрывок». Альбом открывался собственноручной записью С. Т. Аксакова: «Всякий клочок бумаги долговечнее самой долгой человеческой жизни. Ты сохранишь эти листы, милая Софья, и они сохранят тебе живое воспоминание прошедшего. С. Аксаков, 1847, декабря 27. Москва». Этот альбом хранится ныне в архивном фонде музея «Абрамцево». «Отрывок» был обнаружен в 1925 г. С. Н. Дурылиным и опубликован им в журнале «Огонек», 1939, № 18 (669).
Некоторые неточности, вкравшиеся в печатный текст, мы исправляем по рукописи.
Первоначальное желание Аксакова продолжить работу над «Семейной хроникой» не было тайной для его близких друзей. Небезынтересно отметить, что после смерти писателя М. П. Погодин пытался уговорить членов его семьи, чтобы они «продолжали» «Семейную хронику», имея, вероятно, в виду, что будет при этом использован не только материал их собственных наблюдений, но и черновые заготовки самого покойного писателя, которые могли сохраниться. Погодин писал: «Вот об чем я давно думал: вам надо продолжать «Семейную хронику» – хоть для себя, для семейства, для рода. Ольга Семеновна пусть рассказывает события со всеми действующими лицами, а барышни пусть записывают на листах, перегибая пополам, чтобы после можно было вставлять, исправлять и т. п. Можно расположить описание по лицам или по событиям, корректурно. После обозначится, как лучше. Например, начать бы с Софьи Николаевны: как постепенно и почему переменялись чувствования, происходило охлаждение и т. п. Браки Надежды Тимофеевны и проч. Подумайте хорошенько об этом…» (Абрамцево, Рук. 11).
Из этой затеи ничего, разумеется, не вышло.
Весь в Неклюдовщину. – Дед С. Т. Аксакова был женат на И. В. Неклюдовой и крайне не симпатизировал ее родне, которую иронически называл «Неклюдовщиной».
Томашевский Антон Францевич (1803–1883) – приятель Аксакова, чиновник Московского почтамта, цензор, литератор.
Наташа*
С. Т. Аксаков начал писать эту повесть летом 1856 г. Она осталась незаконченной.
В 1886 г. в Полном собрании сочинений С. Т. Аксакова «Наташе» было предпослано предисловие И. С. Аксакова, в котором он писал: «В настоящее время нет уже более надобности скрывать, что эта повесть не вымысел и составляет один из эпизодов «Семейной хроники». Болдухины – те же Багровы, или те же Аксаковы, родители автора; Василий Петрович – он же Алексей Степанович, описанный в «Женитьбе моего отца» (т. е. «Женитьбе молодого Багрова». – С. М.) и в «Детских годах», он же и Тимофей Степанович, упоминаемый в тех рассказах, где автор уже снимает с себя псевдоним «Багрова». Варвара Михайловна Болдухина – та же Софья Николаевна и Марья Николаевна, которой образ с такою любовью воспроизведен ее сыном в «Семейной хронике» и в описании «Годов в гимназии»; для читателя небезынтересно в предлагаемой повести встретиться с этой замечательной женщиной уже в более зрелом возрасте, проследить дальнейшее развитие ее характера. «Наташа» – та самая «сестрица Наташинька», или «Надежинька», с которою уже знакомы читатели по прежним сочинениям автора. Ее женихи: Солобуев – сын владельца богатых чугунных заводов Вятской губ. Мосолов, а Шатов – Шишков, помещик Бузулукского уезда, Самарской, тогда еще Симбирской, губернии.
Рассказ Сергея Тимофеевича прерывается на том, как Шатов, уже получивший согласие 16-летней Наташи и ее родителей, уже объявленный женихом, при более близком знакомстве становится все менее и менее симпатичен невесте, и смущение начинает овладевать душою молодой девушки. Мы можем досказать эту историю: свадьба расстроилась, и Наташа, или Надежда Тимофеевна, вышла замуж за Солобуева, т. е. Мосолова. Но это замужество продолжалось недолго: года через четыре он умер, а потом года через два молодая вдова вышла в 1817 г. замуж за известного читателям «Семейной хроники» и «Воспоминаний» умного и образованного Григ. Ив. Карташевского, который был сначала воспитателем С. Т – ча в Казани, затем профессором в Казанском университете… Кажется, в намерении автора было рассказать замужество «Наташи» с «Солобуевым» и изобразить всю отвратительную картину семейных нравов в среде богатых помещиков – заводчиков Вятской губернии в начале нынешнего века, материалом для чего, кроме личных воспоминаний Сергея Тимофеевича, должны были служить и «Воспоминания», написанные нарочно, по его просьбе, самою «Наташею», или Н. Карташевской, уже в 1858 г. (С. Т. Аксаков, Полн. собр. соч., т. III, СПБ. 1886, стр. 1–2).
Упоминаемая И. С. Аксаковым рукопись Н. Т. Карташевской хранится в ИРЛИ, ф. 3, оп. 11, д. № 6. Рукопись называется «Наташа» и имеет подзаголовок: «Истинное происшествие (1811–1814). Действие происходит в Оренбургской и Вятской губернии».
Знакомство с рукописью Н. Т. Карташевской дает возможность предположительно судить о том, почему Аксаков не использовал рассказ сестры и не закончил повесть.
В рассказе Карташевской Наташа, выйдя замуж, попала в «недоброе семейство», до крайней степени развращенное богатством. Сам старик, добрый и горячо полюбивший Наташу человек, умер еще до свадьбы сына. Дочери его и их мужья представляли собою людей, в которых стремление к богатству уничтожило все человеческие чувства. Смерть мужа Наташи, не злого, но легкомысленного и избалованного человека, произошла при каких-то странных обстоятельствах. После его смерти вокруг Наташи начинается дикая борьба родственников за наследство, сопровождаемая обманом, воровством и вымогательством. «Деньгами воспользовались все, кроме Наташи, которая не получила своей законной части и не жалела об этом. На деньгах лежало какое-то проклятие: к кому они ни доходили, всякого постигало несчастье». Так заканчивается рассказ Карташевской.
Можно полагать, что если бы Аксаков воспользовался этим материалом, его произведение оказалось бы по духу своему близким к знаменитой главе о Куролесове из «Семейной хроники».
Но в процессе работы над повестью писатель столкнулся с теми же трудностями, какие он испытывал, когда писал «Семейную хронику». Речь идет о знакомой нам «оппозиции» со стороны некоторых членов семьи Аксакова, препятствовавших обнародованию многих автобиографических фактов, которые, по их мнению, могли бы бросить тень на всю семью. Еще в январе 1855 г., жалуясь своей племяннице М. Г. Карташевской на неимоверные трудности, которые приходится преодолевать в работе над «Семейной хроникой», Аксаков, в частности, подчеркивал «сильную оппозицию» со стороны ее матери, т. е. родной сестры писателя – Надежды Тимофеевны Карташевской. С грустной иронией писал тогда Аксаков, что хронику о дедушке и бабушке его сестра вытерпела, но когда дело дойдет до отца с матерью, да еще до мужа и до нее самой – то неизвестно, «что будет делать братец Сереженька с сестрицей Надеженькой» (ИРЛИ, 10. 685/XVI с., л. 43).
С повестью «Наташа» дело обстояло еще более серьезно. Героиней задуманного произведения должна была стать сама Надежда Тимофеевна Аксакова-Карташевская. 17 сентября 1856 г. С. Т. Аксаков с горечью писал сыну Ивану: «Ты прав, милый друг, «Наташа» возбудила бы больше сочувствия и самого меня заняла бы сильнее, но я прихожу в отчаяние от невозможности написать ее. Правды говорить нельзя, а всякая ложь расхолодит мое воображение, и все дело мне опротивит. Я ничего не могу выдумывать: к выдуманному у меня не лежит душа, я не могу принимать в нем живого участия, мне даже кажется это смешно, и я уверен, что выдуманная мною повесть будет пошлее, чем у наших повествователей. Это моя особенность и в моих глазах показывает крайнюю односторонность моего дарования» (Л. Б., ГАИС, III/22 д).
Указанными обстоятельствами, видимо, и объясняется то, что повесть «Наташа» осталась незаконченной.
При жизни Аксакова были опубликованы лишь отдельные ее фрагменты. «Отрывок из очерков помещичьего быта 1800 годов» появился в 1857 г. в газете «Молва» (№ 1, стр. 3–4, и № 3, стр. 30–32). В марте 1859 г., за месяц до смерти писателя, другой отрывок из повести был прочтен его сыном Константином в публичном заседании Общества любителей российской словесности. В 1860 г., уже после смерти Аксакова, он был напечатан под названием «Отрывок из повести «Наташа» в журнале «Русская беседа» (т. II, стр. 1–20). И, наконец, полный текст повести увидел свет лишь в 1868 г. на страницах «Русского архива» (№№ 4 и 5, стр. 529–584) под заглавием «Очерки помещичьего быта в начале нынешнего века». Текст этого издания воспроизводится в настоящем собрании с исправлением нескольких явных опечаток.
Копытьев*
Отрывок из повести впервые опубликован в газете «День», 1863, № 1, издателем и редактором этой газеты, сыном писателя – Иваном Аксаковым. Текст печатается по этому изданию.
Как известно, все произведения Аксакова написаны на автобиографическом материале. У него нет ни одного сочинения, которое было бы основано на «чистом вымысле». В этом своеобразие его таланта, или, как он говорил, его «авторская тайна». В 1857 г. Аксаков писал Ф. В. Чижову: «Заменить… действительность вымыслом я не в состоянии. Я пробовал несколько раз писать вымышленные происшествия и вымышленных людей. Выходила совершенная дрянь, и мне самому становилось смешно» (Л. Б., ф. Чижова, 15/16).
Лишь в самые последние годы жизни Аксакову стало тесно в границах автобиографического жанра. Он словно наконец почувствовал себя профессиональным писателем, и его потянуло в свободный мир художественного вымысла.
Опубликованный на страницах газеты «День» отрывок из повести «Копытьев» подтверждает этот вывод.
Повесть датирована 1857 годом. Она, очевидно, осталась незаконченной. В последние годы Аксаков тяжело и подолгу болел. Почти слепой, он не мог уже сам писать и вынужден был диктовать свои сочинения кому-нибудь из членов семьи.
«Копытьев» написан в характерной для Аксакова манере изустного рассказа. В повести как бы не ощущаешь формы. Прозрачная по языку и безыскусная по стилю, она напоминает лучшие, классические страницы аксаковской прозы. По-видимому, Аксаков задумал обширное произведение. То, что он успел написать, можно полагать, – лишь самое начало повести. Здесь сюжет еще только завязывается. Но выразительность и пластичность письма позволяют читателю даже на этих немногих страницах почувствовать характер главного героя повести, оценить всю прелесть и очарование художественного дарования Аксакова.
Очерк зимнего дня*
Это последнее произведение С. Т. Аксакова, «диктованное им, – по словам его сына Ивана, – на одре мучительной болезни, за четыре месяца до кончины» (С. Т. Аксаков, Семейная хроника и Воспоминания, изд. 4, М. 1870, Предуведомление, стр. II). Очерк датирован декабрем 1858 г. Он был предназначен автором для газеты «Русский дневник», которую начинал издавать бывший студент Казанского университета П. И. Мельников, и в первом же номере этой газеты за 1859 г. появился в свет. Воспроизводится текст этого издания.
Малик – заячий след на снегу.
С. Машинский
Примечания
1
Надпись по длинноте и крупноте букв не умещалась, а потому была написана следующим образом: «Д. Л. Милости просим». Читая буквы по-старинному, то есть «Добро Люди», получался почти тот же смысл, какой выражался бы в полной надписи.
2
Утренние классы зимой начинались в восемь часов; в десять переменялись учителя; в двенадцать классы оканчивались; в половине первого обедали; летом же классы начинались в семь часов, оканчивались в одиннадцать; обедали ровно в двенадцать, после обеда учение всегда начиналось в два и оканчивалось в шесть часов; ужинали в восемь, ложились спать в девять, вставали в пять часов летом и в шесть зимою.
3
Бедное дитя (франц.).
4
В спальнях держали двенадцать градусов тепла, что, кажется, и теперь соблюдается во всех казенных учебных заведениях и что, по-моему, решительно вредно для здоровья детей, Нужно не менее четырнадцати градусов.