Автор неизвестен Упырь
Screamer
Упырь
Севку нашли весной. Снег подтаял, огромные сугробы пожелтели, почернели, скукожились, оголилась чёрная земля с редкими жёлтыми прядками прошлогодних травинок. Мокрый снег стал по-весеннему тяжёлый и плотный, словно пластилин.
Ночью двадцать первого марта береговые снега под давлением собственной массы сдвинулись, набирая скорость, и обрушились на речной лёд, обнажив глинистое основание берега, изрытое десятками каверн - летом там набирали глину огородники, на собственные, малые и не очень, нужды. А уже утром какой-то дед вызвал милицию.
Кольке позвонил севкин отец и сказал: Севка умер, Николай. Не может быть, сказал Колька, что вы ерунду городите, вроде серьёзный человек... вы шутите? шутите, Вадим Кристофорович, я знаю, вас Севка подговорил... когда он приедет? С другого конца провода донёсся странный звук, словно кто-то пытался cдержать рыдания. Так это правда? Вадим Кристофорович, скажите... но почему?
...поспросил прийти на опознание вместо севкиной матери. В первый момент Колька онемел. Потом сказал: да, я приду, Вадим Кристофорыч, ждите.
После, положив трубку на рычаг, и чувствуя, как колотится сердце, он пытался представить, как это - смерть... и не мог. Единственный раз в своей жизни Колька не смог поставить себя на место друга. От бессилия что-либо изменить по лицу побежали слёзы.
Севка лежал на столе и вообще был мало похож на человека. Весь бледный бледный, скрюченный, как в припадке эпилепсии, с плоским лицом и стеклянными глазами. На правой щеке застыли чёрные капли.
- Это он. - сказал Вадим Кристофоровович, - Мой Сева. - зачем-то добавил он, отвернулся и заплакал. Милиционеры отвёли глаза.
- Это... это Сева. - Колька хотел назвать друга полным именем, но в последний момент понял, что не может вспомнить, как оно звучало полностью. Совсем. Как отшибло.
- Ты уверен? - мент оторвался от записей и взглянул на Кольку в упор.
- Да. - сказал Колька и расписался где показали. Последний раз взглянув на искорёженное тело друга - мороз, давление снега перекрутило Севку так, что он больше походил на корень какого-нибудь лесного дерева, а не на ученика 6Б класса четвёртой средней школы - он отошёл к стене и встал за спиной врача-патологоанатома, невысокого пожилого человека в белом, отливающем синевой халате. Врач нервно курил.
- Какой гад? - Врач стоял ссутулившись, опустив голову, словно пытался рассмотреть собственные ботинки. И говорил. Тихо, едва шевеля губами. Милиционеры, всхлипывающий отец Севки - им было не до откровений Врача, зато Колька навострил уши. Без всякой задней мысли, чисто машинально. Слух у него с детства был прекрасный.
- Какой гад? - тихо изумлялся человеческой жестокости Врач. - Две дырки... проколы хирургической точности... ткань проморожена, оттает - ничего уже не докажешь... сонную артерию... всю кровь? - он резко затянулся, выпустил дымную струю. - но зачем? зачем? размазал кровь по щеке... не понимаю! вампир? упырь... ужастик какой-то получается! И больше никаких ран... маньяк?.. что за день, что за день!...что же писать в заключении? меня же... самого. По состоянию здоровья...
- Как он умер? - бесцветный голос Вадима Кристофоровича оторвал Кольку от подслушивания.
- Сейчас мы ещё не можем сказать. - отозвался милиционер. - После вскрытия...
- Это необходимо?
- К сожалению. Но иначе у нас никаких шансов поймать убийцу.
- Моего сына убили?
- Мы в этом почти уверены, Вадим Кристофорович...
Упырь, билось у Кольки в мозгу, упырь. Вампир. Кровь.
* * *
Севка пришёл во сне. Не прибежал в припрыжку, торопясь и сбиваясь с шага, как на обратном пути из школы, не тем стремительным легким аллюром, каким передвигался в остальное время. Он ступал тяжело, подволакивая ноги, медленно сгибая колени, будто водолаз на дне моря в костюме со свинцовыми подошвами. Пришёл и стал рядом.
- Сева? Севка? - обрадовался Колька. - Так ты жив, пустоголовый!
Сева медленно покачал головой. Нет.
Кольке стало не по себе.
- Но ты... ты ведь и не мёртв, правда?
Нет.
- Кто же ты?
- Упырь. - глухо сказал Севка. - Ты меня прости, Колян...
Сверкнули два тонких, ослепительно белых клыка.
- Нет! - закричал Колька. - Севка, это же я! Я! Твой друг!
* * *
С той ночи Колька засыпал с трудом, да и то - зажав вспотевшей ладонью серебряный крест, подарок деда. Больше во сне Севка не приходил. Но оставалась ещё реальность.
Проснувшись тем утром, Колька обнаружил возле своей кровати мокрые следы грязных ног. Цепочка следов заканчивалась у наглухо заклеенного, по случаю зимы, окна. В ковёр вдавлены чьими-то ногами комочки глинистой грязи.
Сказать, что Колька испугался - значит не сказать ничего. Волосы встали дыбом, руки затряслись, как у алкоголика до первой утренней рюмки. Из зеркала на него посмотрел насмерть перепуганный пацан. Цок-цок - мелко стучали зубы.
И Колька понял - ночью приходил враг.
И этот враг знает, что он знает, кто такой этот враг...
Упырь.
Вампир.
Кладбищенское отродье.
* * *
Кольку стали каждый день видеть в библиотеке.
Он завёл тонкую тетрадь на двенадцать листов, куда аккуратно вносил всё о вампирах, что казалось ему заслуживающим внимания. Листы были пронумерованы, на первой странице - оглавление. Например :
...Страница 4, третий абзац сверху :
"Стивен Кинг, "Участь Салема".
Орудия: кол осиновый, крест серебряный, распятие, чеснок, святая вода, серебряные пули, огонь.
Особенности: есть главный вампир, который делает вампиров из обычных людей. Если главного вампира убить, остальные умрут сами.
Логово вампира: старый заброшенный дом, в подвале гроб, где он спит днём..."
Или :
...Страница 3, пятый абзац сверху :
"Брэм Стокер, "Дракула".
Орудия: кресты, осиновый кол, святая вода, чеснок, огонь, серебро.
Особенности: главный вампир должен отдыхать днём в гнилой земле. Если землю освятить, то он должен будет искать новое убежище. Главный вампир гипнозом заставляет людей делать то, что он хочет. Чтобы стать вампиром, нужно выпить его крови..."
Колька сам выстрогал осиновые колья, целый набор. Они хранились у него под кроватью, а самый маленький - размером с перочинный нож, тонкий и острый, как бритва - под подушкой. На ночь он надевал на шею дедов крест, молился, стоя на коленях перед кроватью. Связка чеснока занимала своё место на оконной ручке. Колька стянул чеснок на кухне, у матери. В душе он сожалел, что пришлось пойти на кражу, но безопасность превыше всего...
Потому что упырь ждёт, когда он совершит ошибку.
* * *
Весна, принёсшая горе в севкину семью, наконец-то закончилась. Наступило лето. Убийцу Севки так и не нашли, дело сочли "глухарём", а родителям стандартно сообщили: ищем. Но даже мрачный Вадим Кристофорович махнул рукой. Стало ясно, что убийца ушёл. Сгинул. Затаился...
Как оказалось - ненадолго.
В конце июня, начале июля нашли ещё два обескровленных тела. У обоих на шее - два аккуратных прокола. В глазах застыл ужас. Рёбра одной из жертв сломаны, на руках синяки. Патологоанатом сделал заключение, что убийца обладал недюжинной силой - удерживал бьющуюся девушку в зверских объятиях, пока кто-то второй выпускал из неё кровь. Решили, что убийц было по меньшей мере двое. Какая-то секта. Сатанисты. Фанаты графа Дракулы. По-простому: вампиры.
Николай, сказал отец, ты уже взрослый, должен понять... После девяти вечера - как штык, чтобы сидел дома. Мы за тебя волнуемся. Хорошо, отвечал Колька, как скажешь, делать мне нечего, ночью по дворам шляться...
- Здравствуй, Коля... это я, не узнал? Отец Севы...
Мужик был пьян, от него несло жутким перегаром, одежда собрала всю грязь, какую только можно найти, волосы седые, неопрятными лохмами торчащие во все стороны, лицо измятое, безвольная складка губ, пустые глаза, из которых ушло ощущение жизни.
- Вадим Кристофорыч? - вскинулся Колька, не узнавая. Потом пригляделся да, это он. Отец Севы. Сломленный потерей. Упивающийся жалостью к себе и разделяющий эту жалость с бутылкой.
- Вадим Кристофорыч, что с вами? Вам помочь?
- Нет, Коля, нет. - он покачал головой. - Вырос ты, Николай, гляжу... Вытянулся, возмужал. А я... - он безнадёжно махнул рукой. - Я... как видишь. Алкаш. Забулдыга.
- Вадим Кристо...
- Помолчи, Николай. - попросил он, на глазах выступили слёзы, он вытер их грязным рукавом. - Я вот что хотел тебя спросить... Ты Севу моего видел?
- Вадим Кристофорыч, да я...
- Помолчи! Не перебивай взрослых... Не видел значит. А я вот - видел. Как похоронили мы его... Эх, Сева, Сева!... Приходит он ко мне, Николай, каждую ночь приходит. Бледный как смерть... Придёт и - молчит. Стоит, смотрит на меня - и молчит. А сам босой, ноги грязные. Я уж ему: мой, Сева, ноги, мать заругается! А он глухо так, словно простуженный: не могу, отец... И стоит смотрит. Страшно мне, Николай! Как есть страшно! Он ведь, бляха муха, за мной приходит... Пошли, отец, говорит - тебя ждут! Где ждут, зачем ждут? спрашиваю. Молчит. Эх, Сева, Сева... прости ты меня, горемычного... не уберёг я тебя... не уберёг.
* * *
Шестнадцатого июля Колька нашёл дом.
Дом соответствовал всем параметрам: старый, заброшенный, мрачный, в стороне от остального жилья. Тропинка к дому заросла, сам он просто тонул в разросшихся кустах малины и крапивы. Почерневший от времени сруб местами перекосился, крыша выгнулась под странным углом. Дом смотрел наружу слепыми щелями маленьких окон. Ставни отвалились.
В таких домах, знал Колька, всегда есть погреб, куда можно спуститься из кухни. Там, понял он, упырь - там. Я нашёл.
Восемнадцатое число - день расплаты. К этому времени он будет готов.
* * *
Упырь ленивым кошачьим движением перемахнул ограду, пригнулся, изучая местность. Всё в порядке. Никого.
Он выпрямился, отряхнул с одежды прилипшие травинки. Сдвинул на глаза шляпу. Он не боялся быть узнанным, но привычка маскироваться, быть как все вошла в плоть и кровь, стала второй натурой. Первой оставалась потребность в крови.
Сегодня он не был голоден - пока ещё не был. Последнее пиршество ещё с неделю будет ощущаться в желудке приятной тяжестью. Сегодня он не охотится, а развлекается. Должен же и него быть выходной? Чем он хуже других людей? Лучше, несравненно лучше. Он - неповторим. Он - король вампиров. Он - князь Ночи. Он - упырь.
Ночь. Тёмная, беспросветная для людей; прозрачная, залитая лунным светом и светом звёзд, видимая до мельчайших деталей - для него. Он мог рассмотреть даже спящего кузнечика на другой стороне реки. Мог, но не хотел. Скучно... Скучно? Пора веселиться!
Упырь негромко рассмеялся. Потом разбежался, перепрыгнул одноэтажный дом, приземлился во дворе. Завизжала в паническом ужасе сторожевая собака. Гав! сказал упырь, единым молниеносным движением оказался рядом с конурой и ухватил собаку за глотку. Легонько сжал пальцы. Наступила тишина. Отбросив мёртвую псину, упырь вскочил на забор, забалансировал руками. Подождал. В доме - тихо, никто выходить не собирается. Ну что ж, вздохнул упырь, хоть меня и не приглашали...
Он вошёл в дом через чердачное окно, вывернув задвижку. Спустился в прихожую через люк в потолке, осмотрелся. Никого. Отлично.
Заскрипели под ногами доски пола - весил он без малого девяносто килограмм, пять пудов с лишним. Сначала... сначала на кухню. Стоп. А зачем? Попугаем хозяев? Ну что ж... Сказано, сделано.
На кухонном столе лежала забытая книга "Кулинария для дома". Сойдёт. Книга полетела на пол - на растопку, зажжённая спичка вслед за ней. Добавим маслица... Ну вот, готово. Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Прежде чем жадное пламя поглотило рассыпавшиеся страницы, его глаза выхватили одну строчку: "...в уксусе. Подождите, пока мясо не станет мягким..." Я подожду, улыбнулся он про себя, я умею ждать.
Теперь в большую комнату, к хозяевам.
Перешагнув через порог, он почувствовал неладное. Что-то не так.
Сзади весело потрескивал огонь, бросая пляшущие блики на пол и стены, роняя искры на застеленный тлеющими половиками пол.
На кровати, занимающей полкомнаты, похрапывали двое. Муж и жена, подумал упырь, оглядываясь в поисках причины своей тревоги. Ничего.
Но странное чувство опасности всё усиливалось.
Он сделал осторожный шаг, ещё один. Комната наполнилась дымом. Запах гари стал невыносим, особенно для его сверхчутких ноздрей. Но не это было причиной тревоги...
Угол комнаты занял огромный шкаф, такие делали в сороковых - пятидесятых годах, огромный, под самый потолок, на коротеньких тонких ножках. Упырь подошёл к нему - чувство опасности усилилось. Остановился. Подпрыгнул на месте. И тут же упал, скорчился на полу в жестоких судорогах, пряча обожённые глаза.
Икона. Мать её так, икона! Старого письма.
Лет триста ей, не меньше.
Он застонал, тяжело поднялся. Голова звенела от боли, вворачивающейся коловоротом в мозг. Кое-как разлепил правый глаз.
Медленно, подволакивая ноги, ссутулившись как старик - мгновенно потеряв свою нечеловеческую силу и ловкость, он потащился к окну. Его тошнило; кровь, сладкая, недавно выпитая кровь толчками ходила в желудке. Я - упырь?!
В двух шагах от окна желудок не выдержал, чёрная волна изверглась на пол. Жуткий, невыносимый кровяной дух. Он закричал. Позади раздались испуганные полусонные голоса. О, Боже! К тебе взываю!
Его снова вывернуло. Вид хлещущей из собственного рта чёрной массы привёл его в ужас. Я был слеп, боже. Я стал слугой диавола, упырём, убийцей... Прости, боже!
Неземной свет старой иконы бил в затылок, словно молот. Вперёд, подгоняло звериное начало, ещё чуть-чуть... А в глазах с сузившимися вертикальными зрачками стояли слёзы. Прости, боже! Ибо не ведал я, что творил! НЕ ВЕДАЛ.
Звериный инстинкт бросил его вперёд. Зазвенело выбитое стекло, хрустнуло дерево рамы. Он перегнулся через подоконник на улицу, руки бессильно повисли. Что я делаю? - мысль была вполне человеческая.
Ноги заскребли по залитому густой кровью полу. Рывок. Инстинкты упыря вдали от иконы снова брали вверх. Ещё рывок. Ботинки скользили.
Истошный женский крик. Мужской бас, грохот падающего тела.
Упырь из последних сил вытолкнул себя наружу. Размякшее тело упало на землю, причинив немалую боль. Вперёд! - в отдалении от иконы зверь становился сильнее, человек же исчезал, таял... Прости, боже...
Исчез.
Он снова был упырём.
Прихрамывая и прикрывая глаза ладонью, он доковылял до забора. Прыгнул, ухватился за край. Руки ослабели, едва не упал. Подтянулся, рывком перекинул себя на другую сторону. Приземлился в кусты смородины, лёг на рыхлую землю. Не то! Заставил себя подняться, пересёк огород - залаяли собаки, учуяв чужака - и увидел то, что искал. Компостная яма. Гнилая земля.
Блаженно провалялся там, чувствуя прибывающие силы, несколько часов. Всё это время за оградой слышались вопли и голоса, мигалки милицейских машин рассекали серую неподвижность ночи. Вой сирен неприятно резал уши. Приехали пожарные и скорая помощь. Жену хозяина дома увезли - она забилась в истерике, разглядев кровавую лужу на полу. Менты искали следы и отпечатки пальцев, собирали клочья одежды, оставленные им во время бегства. Собаки давились лаем...
А потом он ушёл, и никто не пытался его остановить.
Князь Ночи...
Упырь.
Теперь он чувствовал голод.
* * *
Колька стоял у входа в Дом Упыря. Тёплый ветерок мягко теребил волосы, охлаждал горячий лоб.
Охотник на упырей.
Колька одел по такому случаю маскировочные брюки, старые кеды, серую куртку-ветровку, поверх нацепил верёвочную перевязь с гнёздами для колышков. Пояс туго стянул отцовский ремень с прицепленной к нему фляжкой, грубо струганной киянкой, складным ножом... На бёдрах косо висит ковбойская кобура, в ней водяной пистолет со святой водой. Карманы куртки набиты чесноком, на шее - дедов крест, а на среднем пальце правой руки - отцовский серебряный перстень. В рюкзаке за спиной - банка с бензином, фосфорные спички, гвоздодёр, фонарь и запасные к нему батарейки.
Ну всё, с богом...
В доме было темно и сыро, стоял мерзкий запах гнили. Воздух был тяжёлый, застоявшийся, так бывает в подвалах старых домов. Ощутимо тянуло холодом. Колька поёжился, поправил висящую через левое плечо перевязь с колышками. Вперёд.
Он миновал захламлённую прихожую, заглянул в комнату. Ногами разбросав мусор, оглядел пол в поисках люка. Ничего. Прошёл, не останавливаясь, кухню, осмотрел вторую комнату. Повторил процедуру с полом. Опять ничего. Значит кухня.
В кухне царил полумрак. Маленькое оконце давно лишилось стёкол, но чья-то заботливая рука плотно задвинула ставни; только через узкую щель между досками пробивался солнечный свет. Печь разбита, кирпичи валяются на полу, у окна чудом уцелел покосившийся, ссохшийся от времени стол. Колька положил на него свой рюкзак, вынул фонарь и гвоздодёр. Посмотрел на часы. Без пяти час. Шесть часов до полной темноты. Вперёд.
Первым делом он расчистил пол от мусора. С кирпичами пришлось повозиться, пока перетаскал их в угол - прошёл час. Но зато он обнаружил люк, замаскированный слоем пыли и старых бумаг.
Колька включил фонарь, положил его рядом с собой на пол. Лезвием перочинного ножа провёл по щели, выскребая щепки и грязь. Ручки у люка не было, остались лишь ржавые гвозди в местах крепления. Колька отложил нож в сторону и взялся за гвоздодёр. С третьей попытки крышку люка удалось зацепить и приподнять. Заскрипели несмазанные петли. Колька поднатужился. Крышка со страшным грохотом и лязгом откинулась, открыв путь вниз. Запах оттуда шёл неописуемый - что-то вроде сгнившего мяса вперемежку с блевотиной.
Вперёд!
Он осторожно спустился. Лестница скрипела, заставляя сердце уходить в пятки. Это уже не игрушки, сказал Колька сам себе. Я скоро встречусь с упырём. И он можёт меня убить. Просто взять и...
Хватит, прекрати ныть! - оборвал он себя. Ты должен. Если не ты, то кто же? Помни: Севка мёртв, мертвы и те двое. Он выпил их кровь.