На подъем у меня ушло добрых полчаса, ну, может, минут на пять меньше. Так вот, оказывается, что чувствуют старушки, живущие на верхних этажах многоэтажек, в момент отключения лифта. Те еще ощущения...
Но это все померкло перед тем, что открылось моему взору на чердаке. Там, как раз у окна, на деревянном лежаке, похожем на пляжный, лежал старый, но еще вполне пригодный спальный мешок, рядом в консервной банке была укреплена свечка, а под лежаком, куда я аккуратно залезла рукой, обнаружился армейский бинокль. И что-то мне подсказало, что это тоже «лёжка», но для того, кто должен будет убрать меня...
Я бессильно опустилась на лежак и сжала пальцами переносицу. Все ясно как день – я не вернусь домой, обо мне «позаботятся». В тот самый момент, когда я сделаю свою работу, тот, кто ляжет здесь, сделает свою. Если только... если только я его не перехитрю, но на это мало шансов – я не профессионал. Я просто стрелок-любитель, ну, может, стреляющий чуть лучше остальных. И еще я женщина. И редкостная дура. Увидеть Питер – и умереть. Шикарно.
* * *Я возвращалась в отель в самом паскудном настроении, какое только можно себе представить. У меня нет выхода. Чердак просматривается отлично, и с хорошей оптикой снайпер не промажет, то есть вариант «откатиться в угол» отпадал за ненадобностью. Кто же тогда клиент, если заказчик так перестраховался? Я узнаю об этом завтра – и завтра же это знание уйдет со мной в могилу. Как в голливудском боевике: «Она слишком много знала».
Говорят, в американских тюрьмах приговоренным к смерти разрешают в последний день все, что только они пожелают. Интересно, что могу позволить себе я?
Снова зайдя в прекрасное бистро, я попросила упаковать мне заказ с собой, покурила у окна, исподтишка наблюдая за посетителями – их по-прежнему было немного, в основном – иностранцы, выпила стакан сока. Внутри словно включился не видимый никому таймер, отсчитывавший последние часы и минуты моей жизни. Когда заказ в красивом пакете оказался на столе передо мной, я положила на серебряное блюдце деньги, забрала пакет и вышла. Бутылку вина купила в магазинчике через дорогу.
– Прощальный ужин, ха-ха, – расставив все это на столике в номере, я попыталась даже как-то себя повеселить, но тщетно.
Очень тянуло позвонить отцу, Саше – но я останавливала себя усилием воли. Не надо. Пусть они думают, что это несчастный случай.
Ночь пролетела быстро, и я встретила хмурый питерский рассвет на подоконнике большого окна с сигаретой в руке. Внизу работала снегоуборочная машина, и трое рабочих ловко сгребали снег с тротуаров. Несмотря на ранний час, город уже проснулся – спешили на учебу студенты, появлялись собачники, волочимые на поводках своими питомцами. Прямо под окном, шумно галдя, проследовала в сторону вокзала группа туристов с чемоданами – пластиковые колеса бороздили дорожки в свежем снегу. Так странно – все спешат, улыбаются, идут куда-то... Живут. А я скоро перестану. И почему-то это меня не пугает – вино, что ли, причиной?
Я не стала завтракать, приняла душ и завалилась поперек кровати – усну хоть ненадолго. Завела будильник и отключилась, вскочив через четыре часа с ощущением, что только-только закрыла глаза.
* * *Дорога к серым домам казалась тропой к эшафоту – каждый шаг словно укорачивал мою жизнь еще на сколько-то. Вот и подъезд, и ключ плавно, как в масло, входит в скважину. Ступени, ступени... сколько же их тут, господи? Чердак. На полу у окна – надувной матрас, рядом – узкий чемоданчик, так хорошо знакомый мне. Где же снимок? Нет...
Я начала собирать винтовку, проверила магазин – два патрона. Отлично... шансов нет. Время неумолимо близилось к пятнадцати ноль-ноль, а я все еще не знала, на кого сейчас буду смотреть в глазок прицела. В кармане завибрировал телефон, и я увидела пришедшее смс-сообщение. Открыв его, я на пару секунд потеряла способность двигаться и соображать. На медленно загружающейся фотографии был мой муж. Мой Сашка. И подпись: «Вот твой клиент, Саша». Но как, откуда он здесь?! Что он делает в Питере – и почему я об этом ничего не знаю?! Я начала набирать номер мужа, но его телефон не отвечал, и во мне зародилась предательская надежда, что это все – неправда. Я прижала глаз к резинке прицела и чуть сместила угол обзора. Так и есть: во втором окне блеснул «солнечный зайчик» – бликовал прицел второго снайпера. И вот здесь есть вариант, вдруг поняла я. Даже два. Есть вариант, что этот второй контролирует выполнение и, если что, должен довести дело до конца. А я могу, точно так же, но более резко, сместив угол обстрела, убрать его. Да, точно! Дождаться приезда клиента – очень надеюсь, что это не будет мой муж, – и, когда секундная стрелка окажется ровно на двенадцати, резко взять влево и выпустить оба патрона. Только бы попасть сразу в прицел... сразу – в глаз, тогда второй – контрольный – может и не понадобиться. Потом быстро протереть винтовку – хорошо, что я в перчатках, – бросить ее здесь, а самой пройти по чердаку в другой подъезд и выйти на соседнюю улицу. Потом в отеле полностью сменить гардероб и быстро выехать оттуда. Купить билет на поезд и рвануть из этого города в любом доступном мне направлении, а уж потом соображать, каким путем безопаснее возвращаться домой.
Очевидно, бог в тот день был в хорошем настроении, потому что мой идиотский, нелепый, невыполнимый план удался. Едва только я увидела в прицеле затылок мужа, как уверенность словно вселилась в меня, взяла все дело в свои руки. Дернув стволом винтовки влево, я поймала блик прицела и спустила курок. Человек во втором окне упал, ткнувшись лбом в свою лежанку. Для верности я добавила вторую пулю в затылок, села, тщательно протерла винтовку и отбросила ее подальше в угол. И тут мне повезло еще сильнее – во дворе вдруг завыла милицейская сирена, и я, осторожно выглянув в окно, увидела «уазик», из которого почти на ходу выскакивали люди и бежали в направлении дома напротив. Туда, где лежал на чердаке убитый снайпер. Но самое удивительное то, что второй «уазик» припарковался у здания юридической конторы, и туда тоже вошли милиционеры. Я не спеша спустилась в соседний подъезд и через десять минут уже была в гуще событий – вездесущие старушки шепотом передавали друг другу новость о том, что здесь едва не произошло убийство. Питерская милиция использовала агентурные данные в нужном русле...
И вдруг я увидела мужа...
Он стоял на крыльце и о чем-то разговаривал с милиционерами. Я приросла к земле. Нужно срочно уходить, срочно. Пока он тоже не заметил меня и не начал задавать ненужных вопросов, что я делаю здесь, когда должна, по идее, осматривать достопримечательности.
Попятившись, я нырнула в подворотню и вышла на оживленную улицу. Затеряться в толпе не составило труда – народа в Питере хватает в любое время года, туристы едут сюда независимо от погоды. Я добрела до отеля, упала ничком на кровать, хотя до этого очень хотела в душ, но силы покинули меня. Саша остался жив... какой же кошмар – мне «заказали» собственного мужа. Только сейчас я поняла, что едва не произошло сегодня. Я кое-как поднялась и прямо из горла допила остатки вина. Началась истерика – настоящая, с подвываниями, с криками, со слезами во все стороны. Я – могла – застрелить – мужа.
Звонок мобильного чуть отрезвил меня, я вытерла слезы и ответила.
– Что, Саша, испугалась? – зазвучал голос заказчика, и я взорвалась:
– Да иди ты... к такой-то матери... ублюдок!!!
– Тихо, тихо, держи себя в руках, – насмешливо урезонил он, никак не отреагировав на мои крики. – Ты должна иметь выдержку – иначе какой ты снайпер? А отработала отлично. Ты оказалась куда умнее и сообразительнее, чем я предполагал.
– То есть? – не поняла я.
– Ты выполнила заказ на все сто процентов, умница девочка.
– Но я...
– Ты должна была убрать снайпера, Саша. Снайпера, который больше мне не нужен. И я выстроил хитрую комбинацию, заказав ему твоего Акелу.
– Ты... ты... сволочь! – выдохнула я, чувствуя себя так, словно мне саданули кулаком под ложечку. – Я могла не успеть, не понять! Он мог убить моего мужа на моих глазах!
– Но ты же успела и поняла, в чем же проблемы?
– Почему нельзя было открыто сказать?! К чему эти игры?!
– Это была проверка, и ты ее прошла. Я не ожидал от тебя такой прыти и такого характера – я уже не говорю про верную руку, – он засмеялся снова. – Ну, а потом я все-таки немного тебя подстраховал. Думаешь, менты налетели случайно? Вовсе нет. И ровно над козырьком конторы был еще один снайпер.
– Ты идиот, что ли?! В центре города усадить троих снайперов?! А ну как повязали бы всех оптом? Да на нашу компанию тогда всех питерских «глухарей» можно навесить! – Меня трясло от злости. Играть втемную мне как-то не очень нравилось, я предпочла бы более конкретный вариант, а не так – реши, мол, сама, как вывернуться. Мысль же о том, что на самом деле на моих глазах мог погибнуть муж, была вообще невыносима.
– Что-то больно ты разговорилась, женщина, – чуть повысил голос мой собеседник, и я сочла за благо умолкнуть на всякий случай. – Если я так сделал, значит, мне было надо. В общем, я тобой доволен, возвращайся. Когда понадобишься, я позвоню.
Я дотянулась до тумбочки, взяла сигарету, закурила и перевернулась на живот. Мучило желание позвонить Сашке, но я постоянно одергивала себя – нет, я могу проговориться, могу что-то лишнее ляпнуть, а чуткий Акела мгновенно вцепится в меня и выпотрошит, как кот наволочку. Нет, нельзя...
Улетать я должна была завтра вечером, а потому решила, что сейчас отосплюсь, предварительно приняв горячий душ, а потом пойду все-таки гулять. Погода вроде бы наладилась, хотя стабильность и Питер – это разные вещи, здесь атмосферные явления сменяют друг друга с частотой, не поддающейся никакой логике. Но ничего, потерплю. Я почему-то была интуитивно уверена в том, что прогулка по городу даст мне внутреннее успокоение, вернет равновесие и примирит с жизненными обстоятельствами. Этот город удивительно подходил мне, хотя по темпераменту вряд ли можно было это заподозрить.
* * *Выспавшись, я начала собираться. Было около восьми вечера, уже давно стемнело – я вообще заметила, что тут сумерки не подкрадываются, как у нас, а падают на тебя внезапно, когда ты этого еще не ждешь. Только что было светло – и вдруг раз! – горят фонари, машины моргают фарами, а окна домов одно за другим расцвечиваются огнями. Меня всегда это интересовало – то, что происходит там, за окнами. Чужая жизнь манила, казалась идеальной, не такой, как у меня. Незнакомые люди за окнами не знали горя, у них не было неприятностей, обид, огорчений – они были счастливы и всем довольны. Такой идеальный кукольный мир, в котором, несмотря на его внешнюю привлекательность, я совсем не хотела оказаться. Только наблюдать со стороны.
Я брела по Староневскому в сторону Лавры, под ногами квасился снег, превратившийся за день в кашу, но даже это не делало Питер менее приятным. Поражало другое – кроме вот этой каши под ногами, здесь совершенно не было привычной моему глазу уличной грязи. Я поймала себя на том, что, покурив, несу окурок до попавшейся урны, а не бросаю под ноги – неудобно испортить эту чистоту. Интересно, это тут люди такие или просто дворники хорошо работают? Вторым моментом, разительно отличавшим питерскую публику от любой другой, была готовность помочь. Незаметно для себя свернув на какую-то улицу, ответвлявшуюся от Староневского, я минут через десять совершенно не соображала, куда мне теперь идти, стояла посреди тротуара и растерянно озиралась по сторонам. В нашем городе, если ты спрашиваешь дорогу, тебе молча задают рукой нужное направление – и все. А здесь... Первая же бабулька, к которой я обратилась за помощью, радостно ухватила меня за руку и повела за собой, хотя перед этим держала путь абсолютно в противоположном направлении:
– Идем, детка, я тебя провожу, не то снова заблудишься.
– Да вы мне просто скажите, как пройти, и все, – попыталась я удержать отзывчивую старушку, чтобы не нарушать ее планов, однако бабуля и слышать ничего не хотела:
– Мне нетрудно, зато будет спокойно, что ты не заблудишься еще сильнее. У нас тут улицы такие хитрые, что приезжему не сразу по силам разобрать.
Все оказалось предельно просто – я повернула в подворотню и через три сообщающихся дворика вышла с другой стороны. Искренне пожелав бабуле доброго здоровья, я устремилась в сторону отеля, стараясь больше не задумываться на ходу и не сворачивать никуда – от греха подальше.
Прогулка пробудила во мне аппетит, и я завернула уже по традиции в бистро – оно еще работало, и посетителей на сей раз было довольно много. Для меня нашлось местечко за одиночным столиком у окна, я скинула куртку и блаженно вытянула ноги. Больная гудела от напряжения, но я не особенно обращала на это внимание – Фо Ду говорил, что нельзя потакать капризам организма, нужно учить его преодолевать слабости и боль, если она в рамках терпимой. Закурив, я разглядывала интерьер. Судя по всему, хозяин обладал тонким вкусом и безупречным чутьем. Здесь все было настолько гармонично, что даже при сильном желании придраться к оформлению сделать это не представлялось возможным. Я заметила, что рисунок на потолке вокруг огромной колонны в центре зала, имитировавшей небольшой газетный киоск и одновременно служившей шкафчиком для хранения специй, – летящие друг за другом птицы и повар – с точностью повторялся и в росписи посуды. На больших салатных тарелках летела точно такая же развеселая цепочка. Какао тут подавали в медных чайничках, а душистый травяной чай – в кирпичного цвета керамике. А еще меня поразили здешние кондитерские изделия – совершенно натуральные французские пирожные, по вкусу не отличавшиеся от тех, что я пробовала в Париже, когда летала туда с Сашей. Но что самое главное – тут не было громкой музыки, раздирающей слух и мешающей общаться. Деликатный французский шансон, негромко доносившийся из динамиков, абсолютно не раздражал, напротив – создавал определенную атмосферу. В общем, я влюбилась в это место.
Закончив ужинать, я побрела в отель, по дороге завернув в маленький круглосуточный магазин за сигаретами и пачкой сока. С удивлением отметила про себя, что прогулка и последовавший за ней довольно долгий ужин расслабили меня и вытеснили из головы весь ужас сегодняшнего дня. Это было очень кстати – мучиться ночью от кошмаров совсем не хотелось.
В номере ожидал сюрприз – огромный букет и записка: «За хорошую работу». Содрогнувшись, я взяла вазу и отнесла на ресепшен администратору, сославшись на аллергию.
* * *Следующий день я провела в музее. А как можно побывать в Питере и не посетить музей любимой поэтессы? Я фанатично обожаю Ахматову, цитирую ее страницами наизусть, а потому не посмотреть квартиру, в которой она жила, считала кощунством. Тем более что располагался дом-музей относительно недалеко.
Благообразные старушки-билетерши, смотрительница с тихим голосом, выдавшая мне электронный гид и объяснившая, как им пользоваться, подъем по лестнице и, наконец, дверь в квартиру – все это настроило меня на лирический лад. Я ходила по комнатам, помнившим шаги Ахматовой, и про себя декламировала стихи. Здесь меня вдруг охватил такой покой, что если бы было можно, я осталась бы в этом доме навсегда. Уже отзвучали последние слова электронного гида, а я все кружила по квартире, разглядывая мебель, письменный стол, низкое широкое кресло, книги, принадлежавшие Ахматовой. Я всегда чуть-чуть завидовала талантливым людям – им подвластно что-то такое, чему никогда не научатся обыватели, в том числе и я. Даже немытый байкер Слива, прозванный так за вечно синий нос, и то вызывал во мне уважение своим умением складывать вроде бы обычные слова в поэтические строки. Я же умела только засылать патрон в патронник и не промахиваться по мишени...
* * *Вечерний аэропорт, сутолока, раздражающая толчея кругом, холодное кафельное «щупальце», связывающее основное здание с небольшой полностью стеклянной «таблеткой», откуда производятся выходы к самолетам, длиннющий траволатор, которому не видно конца-края, и ощущение такое, что если вдруг перепутал выходы на посадку, обратно вернуться возможности уже не будет. Голубой и белый кафель стен создает ощущение больничного подземного перехода – такой бывает в любом большом лечебном учреждении. В общем, я чувствовала себя до предела неуютно и некомфортно. Скорее бы уже в самолет – и взлететь.
В мягком кресле я окончательно расслабилась и задремала. Было почему-то страшно жалко улетать, расставаться с городом, который оказался похож на меня. Возможно, когда-нибудь я сумею уговорить Сашку переехать сюда.
* * *Встречал меня Никита. Ну, понятно... Вот только интересно, что они изобрели в качестве легенды – куда подевался мой дорогой муж? На мой прямой вопрос Никита, сделав честные глаза, объявил, что Акела поехал по делам в Москву, вернется через пару дней. Н-да... И как бы они объяснили мне потом, почему его хладное тело обнаружено в Питере? Явно папины делишки...
Косвенно мои подозрения подтвердил Никита по дороге домой. Слово за слово – и я услышала, что у отца какие-то неприятности в банке, из арендованной женой крупного бизнесмена ячейки пропали алмазы на сумму более десяти миллионов долларов. Если честно, я вообще плохо понимала, как можно держать такие ценности в банке России, когда имеешь возможность делать это в благополучной Швейцарии. Банк не государственный, коммерческий, а они банкротятся так же часто, как раскалываются яблоки при падении с дерева. Даже тот факт, что председатель совета директоров, Ефим Иосифович Гельман, не делает банк надежным. Но вот интересно – кто мог вынести из охраняемого помещения камни, хранившиеся в сейфе с кодовым замком? Определенно, человек должен быть бесстрашным и наглым. И иметь доступ в банк. Но вот с какой целью Сашка поехал в Питер? И откуда мой заказчик знал о поездке? О-па...