Посольство, как обычно, включало в себя несколько этапов: 18 января 1504 г. Макиавелли встретился в Милане с Шарлем II д’Амбуазом де Шомоном, с которым был уже знаком. Тот его заверил: у Франции нет намерения расторгать союз с Флоренцией и она «поставит венецианцев на место», то есть будет сдерживать их притязания на материковые земли. Нисколько, однако, этим не обольщаясь, Макиавелли 26-го числа снова приехал в Лион, где находился французский двор. Шарль д’Амбуаз принял его и Никколо Валори на следующий день, затем вел с ними переговоры в последующие два дня, в результате которых им стало известно, что готовится перемирие между испанцами и французами: первые хотели оставить себе Неаполитанское королевство, а вторые – Ломбардию. Соглашение было действительно подписано 11 февраля в Лионе, и флорентийцы узнали в связи с этим, что, поскольку они являются союзниками Франции, гарантия «прекращения военных действий» распространяется и на них. Это было особенно важно перед лицом угрозы со стороны их старого недруга Венеции, которой все меньше благоволили при французском дворе. Оставив «на месте» Валори, Макиавелли через несколько дней покинул Францию, получив гарантии хотя и не слишком прочные, но дающие ясно понять, что Людовик XII не намерен исключать Флорентийскую республику из числа своих союзников.
Во Флоренции его ожидали новые хлопоты и треволнения, связанные, как это частенько случалось, с опасными перемещениями оказавшегося не у дел кондотьера. На этот раз это был Бартоломео д’Авьяно, недавно получивший отставку у Гонсало де Кордовы и пытавшийся снова продать свои услуги. Он вступил в переговоры со своими потенциальными нанимателями, заклятыми врагами Флоренции: с Петруччи из Сиены, с неизменными Вителли и Орсини, с Бальони из Перуджи, а также с правителями Лукки и конечно же пизанцами. В Синьории испытывали беспокойство по поводу формирующейся коалиции против Флоренции и срочно направили Макиавелли в Перуджу к Джампаоло Бальони, искусно ведущему двойную игру. Макиавелли быстро понял, что Бальони, несмотря на свой примирительный тон, по уши увяз в заговоре, и срочно вернулся в середине апреля (1505) во Флоренцию, где шла подготовка к защите города. Его сразу же отправили в Мантую для заключения договора с наемным войском маркиза де Гонзага. Оставался открытым вопрос с Сиеной, внушавшей опасение Совету десяти. Дорогу со стороны Сиены перекрывало многочисленное войско, а Макиавелли было поручено выведать намерения Пандольфо Петруччи: он направился в Сиену, но Петруччи ошеломил его таким количеством противоречивых заявлений, что он предпочел поскорее вернуться во Флоренцию, тем более что Бартоломео д’Авьяно только что обострил ситуацию, открыто введя свою армию на флорентийские земли. На этот раз действительно началась война, однако – о, чудо! – флорентийская армия под командованием уполномоченного по военным делам Антонио Джакомини разгромила армию Бартоломео д’Авьяно в Сан-Винченцо-ин-Маремма. Во Флоренции было всеобщее ликование (Макиавелли воспел эту победу во второй части поэмы «Десятилетия»), и всем хотелось умножить успех, отплатив жителям Лукки и Пизы за их сговор с коварным кондотьером. Наконец решили брать штурмом Пизу, и Макиавелли, находившийся в лагере под стенами города, вместе со всеми ожидал сигнала к началу атаки. 13 сентября войска пошли на штурм. Однако пизанцы, не растерявшись, неожиданно для всех отразили натиск, а флорентийские наемники бесславно разбежались в ночь с 14 на 15 сентября.
Все произошедшее окончательно убедило Макиавелли в том, что время наемников ушло, и теперь необходимо перейти к другому, более эффективному способу формирования войск, то есть к рекрутскому набору в ряды «национальной» армии.
5 Великое предприятие: рекрутский набор
В 1505–1506 гг. Макиавелли наконец дали поручение, которого он давно ждал и которое, как ему представлялось, должно было самым надежным образом обеспечить безопасность его города. Ему предстояло собрать ополчение, состоящее из одних флорентийцев, и тем положить конец вредной традиции содержания наемного войска, «кондотты», в пагубных последствиях которой он не раз имел возможность убедиться на протяжении всей своей карьеры дипломата. Излишне упоминать здесь измену гасконцев под Пизой в 1499 г., восстание швейцарцев в том же году и бесчисленные миссии, которые ему приходилось выполнять, отправляясь к итальянским князькам, прижимистым и мелочным, у которых единственным источником доходов была служба вместе со своим нищим войском в богатых принципатах (как, впрочем, и республиках) Италии. Войска эти были ненадежны и всегда готовы перейти на сторону врага ради выгоды и даже, как в 1499 г., взбунтоваться против своего нанимателя. Что же до их военных доблестей, они были, как известно, склонны к предательству и не желали рисковать собой на чужой земле.
Однако в реальности собрать ополчение на своей территории, не приглашая, как было принято, иностранного войска «a condotta» (ит. «по найму») на определенный срок, было делом новым, необычным и слишком уж напоминало набор своего личного войска; да и сам термин milizia (ит. «ополчение») допускал разные толкования… Закрадывались подозрения: не стремится ли тот, кто набирает ополчение на постоянной основе, к единоличной власти, которая будет опираться на преторианскую гвардию? Однако Макиавелли, затевая рекрутский набор, не изобретал ничего нового – и раньше во Флоренции проводились отдельные наборы в контадо: в 1498 г., в 1501 г., когда городу угрожал Чезаре Борджа, позднее в 1503 г. для защиты от нападения со стороны Лукки и в 1505 г. для борьбы с Бартоломео д’Авьяно. Но на этот раз речь шла о том, чтобы учредить регулярную «милицию» и придать ополчению официальный характер, для чего требовалась сложная юридическая процедура. Как следует из многочисленных писем, выполняя эту задачу, Макиавелли знал, что может рассчитывать на помощь влиятельных людей, таких как братья Содерини, еще в тот период, когда план его был далек от осуществления. Свидетельством тому письмо от 24 мая 1504 г., в котором кардинал Содерини, видя, что дело затягивается, обращается к Макиавелли со словами поддержки, звучащими, однако, несколько двусмысленно: «Не сдавайся. Быть может, однажды ты добьешься всемерной славы, коль скоро не будет другой награды…»
И все же дело не сдвинулось с мертвой точки до тех пор, пока Флоренция не оказалась в самом отчаянном положении, и тогда гонфалоньеру Содерини пришлось дать Макиавелли как секретарю, «ведающему военными делами», полную свободу, чтобы он смог приступить к набору и подготовке местного ополчения. Ему предстояло составить докладную записку, на основе которой в дальнейшем мог быть издан закон о военной службе (Ordinanza). Этот закон он представил властям в «Речи о введении на флорентийской территории военной службы»,[67] и затем декретом от 6 декабря было официально учреждено ополчение. На Большом совете он получил одобрение более значительного против обычного большинства пополанов, а это было явным признаком того, что перемены давно назрели и кондотта многих уже не устраивала. Макиавелли, «выпестовавшему» этот закон, было конечно же поручено воплотить его в жизнь. С января по март 1506 г. он вел набор рекрутов в контадо, то есть в сельских округах. В то время его можно было встретить повсюду в области Муджелло, и уже 2 января 1506 г. он обратился с первым письмом к Совету десяти, чтобы торжественно объявить о начале своей кампании по набору рекрутов.
Однако не все шло гладко: приходилось принимать в расчет соперничество между небольшими поселениями и переубеждать тех, кто видел в этой кампании разновидность новой подати. Но ничто не могло охладить пыл Макиавелли: он вел набор рекрутов и в Понтассьеве, и в Дикомано, и в Сан-Годенцо, во всех крупных населенных пунктах флорентийского контадо, где было много крестьян, про которых он напишет в своем «Военном искусстве», что из них получаются самые лучшие солдаты. Предполагалось, что призывать в ополчение будут мужчин от семнадцати до шестидесяти лет, но похоже, что в этом деле Макиавелли полагался скорее на молодежь, и, стремясь tentare la fortuna (ит. «испытать удачу») на военном поприще, не брал рекрутов старше 35 лет. Тот же принцип мы встретим и в «Военном искусстве», в книге VII: «Пусть женщины, старики, дети и инвалиды останутся дома и уступят место… молодым и крепким мужчинам».[68] То же читаем и в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» (II, гл. 29), где в эпизоде осады Рима галлами он упоминает «никчемную толпу женщин, стариков и детей», покинувшую город перед началом военных действий, или в «Истории Флоренции» (I, гл. 29), в рассказе об обороне Падуи, из которой при появлении Аттилы вывели женщин, детей и стариков, чтобы «доверить молодежи защиту города». Произошла настоящая революция в умах: до того момента основной фигурой в сражении очень часто бывал senex (лат. «старик»), которого канцлер Коллучо Салютати оценивал в свое время как человека умудренного опытом: «Было гораздо больше убито на войне подростков (pueri) и юношей (juvenes), чем стариков, и пожары и разрушения уничтожили гораздо меньше почтенных седовласых старцев, чем людей, устрашающих своей силой или беспомощных по причине своего юного возраста». Макиавелли, напротив, делает ставку на молодых людей, о чем пишет в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» (I, гл. 60), предлагая (вопреки тому, что было принято во Флоренции)[69] доверять им в случае необходимости ответственные поручения: «А когда юноша, обладающий большими достоинствами, смог прославиться, совершив нечто выдающееся, было бы очень обидно, если бы город не мог призвать его на службу в этот момент, и нужно было бы ждать, пока, постарев, он не утратит ту силу духа и то проворство, которыми, пока он был молодым, родина могла воспользоваться».
Поскольку Ordinanza не касалась горожан, а исключительно крестьян, Макиавелли позаботился и о том, чтобы не помешать сельскохозяйственным работам, пообещав устраивать учения в нерабочие дни или по воскресеньям. Те из них, которые требовали участия всей армии, должны были проводиться всего два раза в год. Таким образом, усилия Макиавелли были направлены на то, чтобы привлечь к обороне Флоренции часть населения, которая в ней раньше не участвовала.
В результате во Флоренции были устроены три смотра войск, 15 февраля, 2 июня и в конце ноября 1506 г. Для их проведения Макиавелли выбрал самый передовой образец построения того времени: «швейцарское каре», достоинства которого он превозносил несколькими годами позже в своем «Военном искусстве». Смотр, который прошел 15 февраля 1506 г, в день карнавала, на площади Синьории, был великолепным: «400 пехотинцев из наших крестьян вышли на площадь по приказу гонфалоньера, каждому был выдан белый камзол, пара двухцветных бело-красных брюк, и белый берет, и башмаки, и железная кираса, и копья, а некоторым и аркебузы… Это событие было признано одним из самых замечательных среди тех, что когда-либо происходили во Флоренции». Представление понравилось народу, но сильно смутило аристократов, которые, как они говорили, видели в нем наглядное подтверждение своих опасений: была собрана вооруженная толпа к услугам группировки, находящейся у власти, группировки пополанов, руководимой пожизненным гонфалоньером. Макиавелли, впрочем, принял некоторые меры предосторожности, чтобы оградить себя от подобных обвинений. Он сообщил, что рекрутский набор не является обязательным для всех и, выдавая этим доморощенным солдатам оружие только на время учений, можно не опасаться, что однажды крестьяне воспользуются своими боевыми навыками, чтобы сбросить иго флорентийской земельной аристократии. Однако же этих солдат следовало хорошо муштровать, в противном случае пришлось бы их приглашать только на парады, чего и опасались некоторые скептически настроенные умы. Поэтому Макиавелли, с согласия Содерини, принялся искать воина, хорошо проявившего себя на поле битвы и способного передать новобранцам свой опыт. Кто подошел бы для этого больше, чем Мигель де Корелла, недавно вышедший из тюрьмы, куда его бросили по приказу папы римского? Он был верным сторонником Чезаре Борджа, и его кандидатуру Франческо Содерини, отличавшийся решительностью, назвал своему миролюбивому и кроткому брату-гонфалоньеру в письме от августа 1505 г. Конечно, во Флоренции некоторые отнеслись к нему настороженно, но Пьеро Содерини это не остановило, и Корелла взял в свои руки подготовку флорентийского ополчения, естественно, под руководством и контролем Макиавелли. Это не положило конец сетованиям аристократов, поскольку Корелла получил, конечно же с подачи кардинала Содерини, звание bargello del contado (ит. ист. «глава полицейской стражи в контадо»), что соответствовало приблизительно начальнику деревенской полиции, хотя можно было бы довольствоваться менее вызывающим и более нейтральным званием capitano di guardia (ит. «капитан стражи»). Звание bargello наводило на мысль о провокации против аристократии, страстно желавшей, чтобы militia, или milizia, сохраняла чисто военный характер. Но звание, о котором идет речь, не было новшеством и уже само по себе указывало на намерение братьев Содерини и Макиавелли отобрать у аристократии часть ее исключительных прав, которыми она пользовалась в рамках системы правосудия. Недовольство все же улеглось после того, как в 1507 г. это звание было упразднено с приходом нового человека на место Корелло.
2000 «призывников» проявили себя, впрочем, весьма достойно при осаде Пизы, ради которой и проводился набор. Их ни при каких обстоятельствах не рассматривали как ударную армию и использовали в основном для поддержки и усиления частей наемников, без которых решительно невозможно было обойтись, но в итоге рекруты сыграли важную роль во взятии города, отрезав пути снабжения Пизы продовольствием в зимнее время, когда наемники, как правило, были «на отдыхе». Пиза пала 8 июня 1509 г., но Макиавелли с неменьшим рвением продолжил рекрутский набор. В Вальдарно и Валь-ди-Кьяне он провел набор в легкую кавалерию, что нашло отражение в указе 1511 г. «О наборе кавалеристов» (Ordinanza de’cavalli),[70] и продолжил укреплять пехоту.
«Причины призыва на военную службу»
Как следует из самого названия сочинения «Причины призыва на военную службу» (La Cagione dell’Ordinanza), он исключительно важен для понимания того, как развивалась мысль Макиавелли в период детальной разработки и осуществления одной из своих центральных политических идей. Тем паче что он, невзирая на уважение, которое ему всегда оказывали флорентийские власти, был всего лишь исполнителем (хотя и высокопоставленным).
Принцип набора рекрутов в ополчение не был нов: он был известен еще во времена Древнего Рима, о чем хорошо знали во Флоренции, по крайней мере в образованных кругах, где фигура консула-диктатора Цинцинната, который, вернувшись с войны, возвращался к труду пахаря, была знакома по сочинениям Тита Ливия, Аврелия Виктора и многих других. При жизни Макиавелли гуманист, епископ Франческо Патрици, приближенный богослова-эрудита папы Пия II Пикколомини, предлагал в 1470 г. в своем сочинении «Об устроении государства» (De institutione rei publicae), чтобы повсеместно молодые люди (flor iuventutis, «цвет молодежи», от двадцати до тридцати лет) проходили военную подготовку, поскольку государство неизмеримо лучше защищают собственные граждане, чем наемники.[71] Да и в самой Флоренции государственный деятель, посол Маттео Пальмьери (1406–1475), восхищался римским идеалом вооруженного гражданина, civis armatus, в известной «Книге о гражданской жизни» (Libro della vita civile), изданной во Флоренции в 1529 г. крупным издательским домом Giunta и имевшей большой успех во Франции под названием «Гражданская жизнь» господина Матье Пальмье, в переводе Клода Де Розье» (La Vie civile de Maistre Mathieu Palmier, traduite par Claude Des Rosiers) (Paris, Jean Longis, 1557). Немногим раньше сторонник и близкий друг Савонаролы Доменико Чекки предложил похожую военную реформу, а именно формирование армии по приходам на основе рекрутского набора в Флоренции и контадо. Он видел в этом род воспитания в духе гражданственности, при котором общее благо ставится выше частных интересов. Чекки не слишком углублялся в этом чисто теоретическом сочинении в практические детали, в частности, не касался стоимости содержания на военной службе ополченцев, разом лишавшихся средств к существованию. А возлагать все расходы по содержанию ополчения на город, как предлагал Чекки, было абсолютно нереально. Кроме того, Чекки ничего не предлагал относительно системы командования, хотя подобное предприятие не могло обойтись без участия военного специалиста. Но какой бы нереалистичной ни была «Реформа» (Riforma) Чекки, достоинство этого сочинения состояло в том, что в нем обосновывалась необходимость ради блага Флоренции привлекать к ее защите население контадо, что открывало путь нововведениям Макиавелли. Не везде в мире подобные проекты оставались на чисто теоретической стадии, опыт набора ополчения был опробован в других странах, в частности в 1448 г. во Франции, когда Карл VII объявил о рекрутском наборе для своей армии «вольных стрелков», освобождавшихся от налогов.[72] При этом французский король следовал, по всей видимости, более раннему примеру герцогов Бретонских, с 1425 г. набиравших лучников поочередно во всех приходах.
Таким образом, к тому моменту, когда Макиавелли приступил к реализации своего проекта призыва на военную службу, он опирался на основательную теоретическую базу и, как он подчеркивал в трактате «Причины призыва на военную службу», с самого начала ориентировался на «Институции» (Institutiones) императора Юстиниана, ставшие в Средние века образцом в том, что касалось определения границ imperatoria potestas (лат. «границ императорской власти»), и вслед за «Институциями» не разделял военное дело и правосудие: «Я оставлю в стороне вопрос о том, хорошо или плохо будет поставить ваше государство под ружье: каждый знает, что, говоря «империя, королевство, княжество, республика» или называя того, кто повелевает, будь то правитель самого высокого ранга или капитан маленькой шхуны, мы тем самым говорим «правосудие и оружие». Правосудия у вас немного, а оружия и вовсе нет [non punto]». Таким образом, принцип был обозначен: не бывает правосудия без армии; к этому принципу он вернулся в «Государе» (не бывает хороших законов без мощного оружия). Но Макиавелли не был кабинетным ученым, и ту связь, которую он испытывал на прочность на протяжении всей своей дипломатической карьеры, надлежало теперь использовать – в конкретных целях – в ходе набора флорентийского ополчения. Нигде в La Cagione он не обращается к прецедентам и примерам из философских и литературных текстов: ему приходилось быть конкретным и точным, чтобы добиться одобрения. И потому он берет для подтверждения своего тезиса только современные образцы: «milizia e ordine de’Tedeschi» (ит. «ополчение и регулярную армию у германцев»), иначе говоря, швейцарскую модель – и сразу подчеркивает прагматичный характер предприятия (необходимо взять Пизу и обороняться от натиска чужеземцев), ссылаясь на недавние бедствия: набеги на флорентийскую землю герцога Валентино, Вителлоццо Вителли и, совсем недавно, кондотьера Бартоломео д’Авьяно. И коль скоро следует связывать, по примеру Юстиниана, военную силу и право, то исходя из этого принципа крестьяне контадо станут с тем большей охотой записываться в ополчение, чем больше будут признаваться их личные права. Отсюда и общее заключение: логика подсказывает, что целью является приобщение всего флорентийского населения, сельского и городского, к доктрине рекрутского набора, основанной на доверии граждан к институциям власти. Из этого вытекает необходимость пересмотреть распределение властных полномочий во Флоренции, начав с создания Совета, независимого от optimates, городской олигархии, вызывавшей вполне справедливое подозрение у жителей контадо и нередко обеспечивавшей себе большинство в традиционных Советах, таких как Совет десяти, уже становившийся объектом ожесточенной критики.