Но когда в месяце мунихионе (апреле) начинался свежий бриз, и море переставало штормить, мореходов никакими силами не удержать на берегу. Меньше двух месяцев всего до скирофориона (июня) плавание становилось хоть чуть безопасней, и все торопились использовать это время. Хотя все равно нужно было держать ухо востро и вглядываться в небо внимательно из-за постоянных шквалов и ливней, неожиданно налетавших южных ветров у Родоса и Крита, сильных ветров с гор…
А потом три месяца господствовали летние ветры, дувшие с северо-запада или северо-востока. Эти ветры оставляли для плавания первую половину дня, они начинались обычно к полудню и к вечеру утихали. Много ли можно проплыть за полдня без риска разбиться о скалы крутых берегов маленьких островов? И снова моряков ждали нудные три месяца сидения на берегу. Только два месяца от осеннего равноденствия в боэдромионе (сентябре) до праздника первого вина в мемакгерионе (ноябре) оставляла им погода на плавание.
Но мужчин, хоть однажды испытавших чувство беспредельности мира и победы над стихией во время бури, не удержать дома даже в не слишком подходящую погоду. Потому и гибли суда в волнах или на скалах Эгейского моря. И все равно, ахейцы, как и их предки, а потом и потомки, упорно осваивали все новые и новые острова, а от островов двигались и дальше в Азию…
Недаром скифский мудрец Анахарсис, живший некоторое время в Афинах, говорил, что существует три типа людей – живые, мертвые и те, кто уходит в море.
И чудесным образом их корабли, такие громадные и тяжелые на суше, превращались в легкие скорлупки на морских волнах, но одновременно такие ненадежные, казались самым надежным, что может быть у человека, кроме товарищей, гребущих рядом. Любые мореплаватели знают, что можно надеяться только на крепость корабля и своих товарищей.
Эгейское море ахейцы и те, с кем они торговали и воевали, часто называли Зеленым морем или Великой Зеленью.
Критские моряки во множестве добывали раковины пурпурницы, моллюсков, крошечные капельки белесой жидкости которых собирались, смешивались с солью и уксусом и давали ту самую краску для роскошных тканей, кости и дорогих пород дерева. Дважды в год в октябре и апреле сбор этих раковин сопровождался настоящими боями из-за соперничества с финикийцами.
Но плавание по Великой Зелени опасно не только из-за ветров и скал, но и из-за пиратов. Если есть те, кто возит по морю товары, то всегда найдутся и те, кто желает эти товары отобрать. Пираты – проклятие Зеленого моря. С ними боролись, объявляли вне закона, грозили смертью, но пиратов не становилось меньше. Они грабили не только корабли, но и побережье Мизии, Лидии, Милета, до самого Родоса и Кипра… Гораздо реже пираты совались в воды рядом с Троадой и еще реже в Дарданы. Троаду просто побаивались, а Дарданы защищал очень узкий пролив, пограбив, можно было и не выйти обратно.
И все же даже саму Трою ахейцы разоряли, для Геракла не было ничего невозможного! Наверное, узнав о смерти героя, троянцы вздохнули с облегчением, и уже много лет Троя стояла нерушимо, наращивая силу и богатство. Южные соседи – Мизия и Лидия, как и Дарданы, были союзниками Троады, а сама она союзницей хеттов. Каждый в этом мире искал кого-то посильнее, чтобы прислониться. Мощи троянского флота хватало, чтобы пираты не совались к ее берегам.
Зато вокруг остальных островов раздолье. Если честно, то, собравшись вместе, ахейские цари могли бы уничтожить пиратский флот, но почему-то этого не делали. Недаром ходили упорные слухи, что именно на деньги, например, микенского царя Агамемнона снаряжаются пиратские корабли, а он взамен имеет десятую часть во всем награбленном. Это хороший доход, хотя и всего третью часть года…
Но Агамемнону всего мало. Не единожды он стоял на берегу, вглядываясь в даль, словно пытаясь через расстояние что-то увидеть, а потом шел к прорицателю с вопросами. Так поступал и его отец Атрей. Атрею прорицатель, видно, говорил что-то не слишком хорошее, потому что царь Микен в море не слишком стремился.
Что же не давало покоя грозному правителю далеких Микен?
Именно Троя, вернее, Троада и соседние земли. Богатая, куда богаче златообильных Микен, Троя манила словно долгожданный приз, и Агамемнон точно знал, что придет время и он поплывет к ее берегам, чтобы взять себе этот лакомый кусок! Конечно, сил одних Микен для этого маловато, он не мог посадить всех мужчин своего царства на корабли и увезти туда воевать, само царство немедленно бы захватили другие, но он придумает, обязательно придумает что-нибудь, чтобы мысль захватить Трою овладела всеми ахейцами.
Если честно, то Троя не давала покоя Агамемнону еще по одной причине. Он не забыл рассказы отца о деде и прадеде. Конечно, едва ли стоило гордиться прадедом Танталом, который убил своего сына Пелопса и подал на блюде богам, за что был Зевсом низвергнут в Тартар на веки вечные. Пелопса боги восстановили, и он правил в Танталиде в городе Сипил. Агамемнон деда никогда не видел, но бесконечные рассказы отца о богатейших землях Лидии, о рудниках электрума возле города, о несметных богатствах гор вокруг Сипила врезались в его память навсегда.
И кто же лишил всего этого Пелопса? Основатель Трои царь Ил, дед нынешнего правителя Приама!
Разве можно было простить такое?! Там, южнее Троады, располагались наследственные земли Агамемнона, и он желал туда вернуться! Конечно, сил справиться с Троадой у него не было, но он готовился, отправлял одного за другим смелых людей в Трою, чтобы там оседали, приживались и узнавали, что нужно. Агамемнон для себя решил, что его сын обязательно будет править землями Сипила! И кто родит этого сына, тоже знал. Нет, не Клитемнестра, жена ему уже надоела, а Елена! Стоит только предложить ей власть и золото, как Менелай будет немедленно забыт. Но пока о Елене особо не думалось, может, это будет и не она, мало ли красавиц в Элладе?
Агамемнон высматривал корабль, который тайно отправлял в сторону побережья Лидии, пора разведать, как там родовые земли…
Он никому не рассказывал о своей мечте – вернуться на земли предков, но не забывал о ней ни на минуту.
Корабль прибыл на третий день ожидания. Он не привез ничего особенного, но Агамемнон и не ждал, важнее были сведения. Царь доверял прибывшему Аристеру, понимая, что тот не станет говорить красиво, только чтобы ему понравилось. Агамемнон был очень умен и прекрасно знал, что, если хочешь победить противника, нужно хорошо его знать, даже если это тебе неприятно.
Микенский царь тепло приветствовал старого ахейца и позвал к себе в шатер.
– Мы сегодня же поедем в Микены…
– Нет, царь, если позволишь, я расскажу тебе все, что знаю, и отправлюсь к себе в Пилос.
– Зачем?
Аристеру очень не понравился блеск в глазах Агамемнона, но он покачал головой:
– Мне сообщили, что мой отец болен, отправившись сначала с тобой в Микены, я могу не успеть застать его в живых. Ты можешь не бояться, царь, я ни с кем в Пилосе встречаться не буду и никому ничего не расскажу, мои знания предназначены только для тебя.
– Хорошо, говори.
Внешне Агамемнон не изменился, и в его глазах больше не было жестокого блеска, но Аристер понял, что подписал сам себе приговор. Тот, кто много знает, не должен задерживаться на этом свете, и все же он на что-то надеялся…
Но что бы там себе ни думал бедолага, он час за часом подробно рассказывал царю Микен о Трое.
Царь слушал и слушал, он не переспрашивал, не возражал, только запоминал. Аристер назвал всех, кто готов помогать Агамемнону в Трое, назвал самых разумных людей, тех, с кем возможно договориться, назвал и самых упрямых, опасных, рассказал все, что удалось выяснить о союзниках Приама, об отношениях с ними. И наконец сказал о предстоящей свадьбе наследника Приама Гектора с дочерью дарданского царя Ээтиона.
Агамемнон усмехнулся: хорошее средство для укрепления своих тылов.
– Так поступают все. Одна дочь Приама замужем за царем Мизии Телефом, другая за Энеем, который держит земли соседней горы Иды. У Приама много детей, на всю округу хватит.
Наконец, щедро одарив Аристера за собранную информацию, Агамемнон дал знать, что тот может идти.
– Ты отпускаешь меня в Пилос?
– Ты же обещал, что ни слова никому не скажешь?
– Да, это так.
Почему-то Аристер не поверил в добрые намерения микенского царя, слишком хорошо его знал. И все же он отправился в Пилос, нужно было попытаться успеть застать отца в живых.
Аристер не ошибся в своих подозрениях, он не успел далеко уйти от берегов Арголиды, даже до Кифера не доплыл… Бедолага ждал нападения пиратов, чего угодно, а оказалось все куда проще. К нему подошел лоцман, бывший на корабле от самой Троады, как-то криво усмехнулся, берясь за оружие.
Аристер изумился:
– Именно тебе приказано убить меня?
– Убить? – удивился тот. – Нет, нам приказано только лишить тебя языка, оставив жизнь.
Аристер изумился:
– Именно тебе приказано убить меня?
– Убить? – удивился тот. – Нет, нам приказано только лишить тебя языка, оставив жизнь.
Ах, вот что ты придумал, Агамемнон, вот какова твоя благодарность за долгий труд! Нет, не всем в жизни ты можешь распоряжаться, грозный царь! Не успели наемники приблизиться, как Аристер выхватил припрятанный нож и всадил его себе в грудь. Лучше умереть по собственной воле, чем жить изуродованным по воле микенского царя!
А Агамемнон долго размышлял над тем, что услышал от Аристера. Конечно, он не полагался на сведения одного человека, в Троаде и вокруг давным-давно множество людей разведывали, вынюхивали, высматривали, чтобы царь Микен все знал о царе Трои.
Троада и сама Троя очень богаты, они давно спорят с златообильными Микенами. Но могущество Микен весьма непрочно, оно во многом держится разбоем на побережье. Все ахейские цари пираты, и им становится все теснее в Эгейском море. Пора двигаться дальше. Троя могла бы стать ценным призом в этой гонке.
Город исключительно удобно расположен, совсем недавно разграбленный Гераклом, он быстро восстановился именно из-за того, что запирает вход в Гелеспонт и имеет долю со всех провозимых товаров. При таком расположении никакого пиратства не нужно. Но после очередного разорения Троя не просто восстанавливалась, она укрепляла свои стены и свою армию. У царя Троады Приама сильный флот и сильная конница, но еще крепче стены города. Говорят, они построены богами Посейдоном и Аполлоном. Агамемнон не слишком верил в то, что боги стали бы марать руки ради спокойствия какого-то города, он прекрасно понимал другое: у Троады много пленников, в том числе и из Айгюптоса, а там давным-давно строят огромнейшие каменные сооружения. Не Посейдон с Аполлоном, а именно пленники из этой страны строили стены Трои.
Если все рассказанное разведчиками верно, то это не тот город, который можно взять и разграбить за несколько дней или даже месяцев. Окружить полностью его невозможно, для этого нужна армия во много раз больше, чем есть у него, а если останется свободный доступ хоть с одной стороны, оттуда будут поступать продовольствие и наемники от союзников Приама.
Но не это пугало Агамемнона, в конце концов наемников можно нанять сколько угодно и самому. Только эту ораву тоже придется кормить, а значит, бесполезно опустошить всю округу. А союзники будут теребить его войско со всех сторон, нанося ущерб. И что получить в результате? Лишенный возможности пополнять казну за счет новых поступлений, Приам начнет тратить то, что есть. Пробиваться за мощные стены города, чтобы после громадных усилий обрести пустую казну разоренной Трои?
Мало того, к самой Трое еще надо попасть. Ни флот Приама, ни его конница не станут ждать, пока войско любого чужака высадится на побережье и окружит их город. Даже если удастся преодолеть сопротивление сильного флота Троады, теряя людей, то справиться со знаменитой конницей Гектора, о которой ходят легенды…
Может поэтому Приам так самоуверен? Он не боится новых нападений, потому что больше не существует героев вроде Геракла, а простым смертным Троя не подвластна?
Но чем больше Агамемнон слышал о недоступности Трои, тем сильнее в нем разгоралось желание сокрушить эту мощь! Он нутром чувствовал, что должен придумать что-то, перехитрив, обманув Приама, если уж не удастся взять его в лоб. Теперь победа над Троей стала для Агамемнона смыслом жизни, хотя царь никому, даже брату Менелаю не стал об этом говорить.
Аристер принес важное сообщение: Приам решил женить своего старшего из оставшихся в живых законных наследников Гектора. На такие свадьбы приглашают многих царей. Обычно это просто вежливое сообщение о предстоящем мероприятии с пониманием, что большинство пришлет послов с поздравлениями и подарками, но не больше. Так сделают и остальные ахейские цари, приезжают только союзники, но Агамемнон решил плыть, если, конечно, позовут. Нужно посмотреть на месте и своими глазами.
А еще позвать с собой Одиссея, тому куда бы ни плыть, лишь бы подальше от дома. Нет, рыжебородый крепыш очень любил свою Итаку, Пенелопу и дом, но сидеть на месте больше недели просто неспособен. А тут такая возможность… К чему микенскому царю Одиссей? Во-первых, у царя Итаки повсюду множество друзей, во-вторых, он очень хитер и сообразителен, в-третьих, четыре глаза всегда лучше, чем два.
Агамемнон не ошибся в своих расчетах, ахейских царей действительно пригласили на свадьбу Гектора в Трою, большинство отказалось сразу, вознамерившись отправить послов, и очень удивилось решению микенского царя плыть лично, и Одиссей с удовольствием согласился отправиться к берегам Гелеспонта.
Аид, решивший проверить, не до конца ли замучили приятелей эринии, отправился ко входу в свое царство. Но вместо обычных воплей бедолаг и их перебранки с фуриями вдруг с удивлением услышал… нечто напоминающее рев Минотавра! Критское чудовище у него в Царстве мертвых?! Этого еще не хватало! Мало ему Тесея с Пирифоем?
Следом раздались возгласы эриний, причем старухи явно не спасались от Минотавра и не нападали на приятелей. Что там происходит?!
Перед самым выходом Аид замер, прислушиваясь, и едва сдержал смех: Тесей рассказывал эриниям о своей победе над Минотавром! Осторожно выглянув, бог Подземного мира действительно увидел занятную картину. Эринии сидели вокруг камня Тесея, раскрыв свои зубастые рты, и с восхищением глядели на размахивающего руками героя. А тот в лучших традициях знаменитых рассказчиков так и сыпал красивыми фразами, перемежая их с крепкими ругательствами, от которых старухи смущались, но тут же вытягивали шеи, чтобы не пропустить хоть слово из повествования. Даже змеи на их головах тоже приподнялись и все обратились во внимание.
– Я ему протянул кусок хлеба, который мне дала Ариадна вместе с клубком и мечом…
– Взял?! – ахнули эринии.
– Взял!
– И то, любой скотине доброе обращение приятно, – согласилась Мегера.
– Вот-вот! А вы нас мучаете! – это уже Пирифой.
Старухи вздохнули:
– Служба такая…
– Которую вы не исполняете! – загремел Аид, показываясь из своего убежища. Эринии бросились за плетями, лежавшими в стороне, но царь Подземного мира остановил их: – Погодите. Я с этими двумя поговорить хочу.
– Ага, ага, – засуетились старухи.
– Пшли вон!
Эринии исчезли, словно их и не было. Все же опасно не выполнять приказы Аида, как бы не разжаловал из эриний в простых смертных.
– Сказки рассказываешь? – поинтересовался бог, присаживаясь на соседний камень. Тесей внимательно присмотрелся, не приклеится ли и Аид тоже. Тот усмехнулся: – У меня только ваши два клейкие.
– А раньше сказать не мог? – проворчал Тесей. – Это не сказки, а быль!
– Про твоего Минотавра я знаю, ты лучше про Прокруста расскажи.
– А что Прокруст?
– Как он всех под свое ложе подгонял.
– Ну, подгонял…
– Так не пойдет! Мне тоже хлыст в руки брать или крапиву, чтоб ты разговорчивей был?
Тесей обиженно отвернулся, но тут же повернулся обратно, потому что услышал от Аида нечто необычное:
– Вина хочешь?
– Хочу, а что за вино?
– Какая-то тень пьяницы умудрилась протащить с собой здоровенный бурдюк пойла. Воняет, как… неужели это можно пить?
Приятели вытаращили на Аида глаза и потребовали:
– Неси сюда, разберемся!
Немного погодя, Аид действительно приволок здоровенный бурдюк, полный отменного вина, количества которого, как прикинул Тесей, им хватит на пару месяцев. Жизнь начинала ему нравиться. Только открыв бурдюк, Тесей блаженно закатил глаза:
– Хиосское… Слышь, Пирифой, он называет неразбавленное хиосское пойлом.
Аид брезгливо усомнился:
– Это можно пить?
– Нужно! Это не ваш нектар у Зевса. Давай чаши!
Пока разливали вино по трем чашам, Аид все также брезгливо морщился от запаха. Заметив его страдания, Пирифой посоветовал:
– А ты не нюхай в первый раз. Потом само пойдет.
– Ты думаешь?
– Нос заткни, чтоб не чувствовать, и пей.
– Аид! – поднял чашу Тесей. – Хоть ты и вредный бог, но… желаю тебе здоровья!
Соскучившиеся по вину Тесей с Пирифоем с удовольствием опрокинули в себя по целой чаше, не разбавляя. Тесей даже закрыл глаза от удовольствия, причмокнул. Аид недоверчиво проследил за приятелями, потом решительно зажал нос и поднес к губам свою чашу.
– Ну? – поинтересовался у бога Пирифой, когда тот наполнил рот вином. – Ты глотай, глотай, не держи!
Глаза у Аида расширились, он с усилием протолкнул вино внутрь, задышал открытым ртом, замахал перед ним рукой, потом помотал головой и с отчаянным видом опрокинул в рот остатки.
Когда к берегу Стикса подошел очередной смертный, перевозчик Харон изумленно вытаращился на него:
– И чего вам всем там нужно?! Смертные в царство Аида стали ходить, как к своей жене в спальню!