Он пристроился к веренице машин, замерших в пробке, выключил двигатель. Некоторые водители покинули салоны и обсуждали причину затора, жестоко поливая грязью властные структуры.
А Чернакову и не хотелось никуда ехать. Особенно в «Планету», где его с нетерпением ждали, чтобы учинить расправу и поплясать на старых радикулитных костях. Хотелось спрятаться в машине, словно в раковине.
Позвонила дочь. «Папа, это правда? Я сейчас слышала по радио. Какие еще неприязненные отношения?»
– Я перезвоню позже, Наташа, сейчас очень занят…
Ирина не перезванивала. Наверно, еще не в курсе случившегося.
«Подозреваемый вину отрицает…» Интересно, а как на самом деле? Впрочем, какая разница? Правильно «брат» заметил: улик там на десятерых хватит. «Покушение на убийство…» До пятнадцати лет, кажется…
И еще одну вещь «брат» верно подметил. Теперь дорога к счастью открыта. Дорогой ценой, но открыта. На ближайшее десятилетие проблем, связанных с мужем, у Юли не будет. А то и больше.
А это не так и плохо.
И виновным в таком положении дел Чернаков себя не считал. Никто не заставлял Диму партизанить. Сам дурак. Можно все было решить за столом переговоров. В конце концов, жены многих бросают, но это не дает право мужьям взрывать магазины.
А в самых потаенных уголках души и вовсе вздыхал с облегчением. Не сказать, что со злорадством, но с облегчением… Теперь и с Ириной разговор получится. Не такой нервный.
Он приободрился, завел двигатель. Кто-то пробил пробку, машины тронулись.
Глухарев, разумеется, узнал расклад не из выпуска новостей. Встретив Чернакова, вернувшегося из Большого дома, он не размахивал руками и не обвинял его в распутстве и раздолбайстве, как предполагал Вячеслав Андреевич. Лучше бы обвинял. Почему-то, когда орут, чувствуешь себя не таким виноватым.
– Что там у тебя с этой Юлей? Серьезно или так – «надлюбить» и бросить?
– Серьезно.
– Ну, это твои личные заморочки. А отсюда придется уйти, Слава…
– Догадываюсь…
– Нам, наверное, тоже. Я разговаривал с Тагировым. Хозяева уже все знают. Дело хреново. Не вовремя ты загулял со своей продавщицей, ох как не вовремя… Хоть бы на полгодика раньше или позже.
– Здесь не подгадаешь.
– Да еще из дознания Аршанскому звонили.
– И что?
– Там возбудили дело. Превышение полномочий… В отношении тебя и этого… Дуралея, как его…
– Лемешева… Быстро они.
Последняя новость Чернакова как-то даже и не огорчила. Для полного удовольствия оставалось свалиться на машине с моста и уйти под лед.
– Аршанский уже новую контору для охраны подыскивает. Надежную, – Василий Степанович усмехнулся, – где все будут заниматься на работе исключительно служебными делами. И смогут перекрыть каждый сантиметр вверенной площади. – У нас есть шансы?
– Думаю, нет… Ты такого Лутошина знаешь?
– Конечно. Мой бывший подчиненный. Он приезжал на осмотр. А что?
– Он будет курировать дело от убойного отдела. Хотя… Теперь без разницы, кто там что курирует.
Они находились в кабинете Чернакова. Генерал кивнул на стол.
– Напиши заявление… По собственному.
– Задним числом?
– Да какая разница? Перед кем обставляться?
Он сел, по привычке написал сверху листа «Рапорт», потом скомкал, взял другой лист и вывел гражданское «Заявление». «Прошу уволить меня по собственному желанию…»
Надписывая свою резолюцию, Глухарев посмотрел на Чернакова.
– Слава, ты скоро шестой десяток разменяешь, двадцать лет опером отпахал… Неужели с этим сопляком поговорить не мог?
– Приезжал даже. Бухой он был.
– Захотел бы поговорить – поговорил.
Генерал сказал что-то еще, но Чернаков не расслышал. Он понял, что не давало ему покоя с момента первого посещения Большого дома.
Конечно же! Вот где нестыковка! Причем настолько очевидная, что, в силу этого, незаметная. На кассету помещается двадцать четыре часа записи. Банка с краской рванула в семь вечера. Значит, человек, попавший в объектив, положил ее туда не раньше семи вечера предыдущего дня… В кадре мелькнули продавцы, но не пострадавшие от взрыва, а те, что работали накануне… Выходит…
Выходит, Дима не мог быть на пленке. Потому что в тот день после семи вечера он валялся пьяный в дупель на полу в своей комнате… И вряд ли бы за два часа протрезвел, приехал в «Планету» и заложил «машинку» с часовым механизмом… Это из области новогодних чудес.
На кассете, к сожалению, отсутствовал «тайм-код», видимо, техники забыли выставить. Но и так ясно, что в кадре был не Дима.
Найденная банка из-под краски и провода? Дверь в квартиру была открыта… Тот, кто подсунул улики, просто не смог запереть дверь, поэтому просто поджал ригель. Открыть-то Юлину дверь и морковкой можно.
Кстати, и с краской нестыковка. Зачем покупать дорогущую финскую «Тиккурилу» вместо дешевой отечественной? Безработный Дима не настолько богат, чтобы выложить почти тысячу за две банки. Да и не было у него этой тысячи.
И главное – его неожиданное появление в мотеле. Да у парня мозгов не хватит слежку устроить за женой. Пропиты мозги. Стало быть, шепнул кто-то. Где жена и с кем. Оставалось только завести свою рыжую «копейку» и прокатиться по нужному адресу.
Кто шепнул? Тот, кто все это замутил. Зачем замутил – понятно. Подставить под удар Чернакова, чтобы затем показать возмущенной общественности виновника трагедии. И удар автоматически рикошетит по «Заботе». Если уж начальник службы безопасности такой подонок, то что взять с его подчиненных? Гнать их поганой электрометлой из «Планеты»!..
Других вариантов при таком раскладе быть не может.
Кто знал про его роман с Юлей? Никто. Уверен? Нет, не уверен. Сам-то он языком не трепал. А Юля? Могла шепнуть, например, напарнице. Или мексиканской подружке за рюмочкой текилы.
Нет-нет, здесь не рассчитывали на случайность, все разыграно как по нотам. Значит, за мной наблюдали. Кто-то из своих. Присматривали. До последней секунды наблюдали. Даже как они с Юлей на коньках катались, белочек кормили и Диме головушку красненьким окропили. И очень умело ситуацией воспользовались.
Поэтому и взрыв бутафорский, беспонтовый, как Лутошин говорит. Не захотели грех на душу брать, людей калечить. А часовой механизм так, для проформы. На самом деле кнопочку нажали. Нажали, когда никого, кроме продавцов, в отделе не было. И баночку отдельно поставили, чтобы цепная реакция не началась…
Гуманисты. Душелюбы.
Кто они? Очевидно, те, кто метит на место «Заботы». «Планета» расширяется, и ради такого объекта можно немножко подсуетиться. И спектакль разыграть, и человека, со спины похожего на Диму, найти (с такими же рогами). И даже куртку с «Пумой», и рыжую «копейку» с картонными номерами.
Единственное, что они не просчитали – визит Чернакова к сопернику накануне взрыва.
Спокойно, спокойно… Это все замечательно, но что дальше? Сделать Диме алиби? Продлят ли контракт с «Заботой» – еще большой вопрос, а дорога к счастью опять окажется закрытой. И все начнется по новой. А оно надо?
Пусть лучше сидит… Может, от пьянства вылечится. Потом еще и спасибо скажет.
Никто не знает, что Чернаков был у Юли дома. Дегустатор Ерофеев? Так он никаких дедуктивных выводов делать не будет, умом не вышел. В конце концов, Чернаков мог и не заезжать в тот вечер к Юле.
– Что с тобой?
Чернаков вздрогнул. Генерал пристально смотрел на него.
– Ничего… Устал здорово. Спать хочу.
– Езжай домой… Завтра будь. Надо передать дела. Кого, кстати, исполняющим сделать?
– Доценко, думаю. Он мужик грамотный. И семьянин хороший.
– Согласен.
Чернаков встал из-за стола, подошел к вешалке.
– Ты к кому сейчас? Домой или?..
– Или…
На самом деле Вячеслав Андреевич планировал сначала заехать домой. Поговорить с Ириной. Наверняка она уже все знает, поэтому можно обойтись без подготовки.
Он надел пальто, еще раз виновато посмотрел на Глухарева и покинул кабинет.
Ирина наряжала елку. Впервые купила сама, ведь елки за все время их совместной жизни покупал только Чернаков. Сам выбирал, сам ставил, полагая, что только хозяин дома может выбрать достойный символ любимого праздника. Ему очень нравился этот процесс. Походить по елочным «загонам», покопаться в колючих ветках, вдохнуть такой редкий в городе аромат свежей хвои. Своего рода маленький ритуал. Бзик. Привет из детства. Твердая убежденность, что, какая будет елка, таков и Новый год. Пока сбывалось. Искусственную елку не покупал принципиально.
Видимо, Ирина поняла, что в этом году он нарушит многолетнюю традицию. Поперек большой комнаты уже висели искрящиеся гирлянды из разноцветной фольги. Жена очень любила Новый год и, наверное, до сих пор верила в Деда Мороза. Что дедушка положит под елочку на этот раз?..
Ничего… Свидетельство о разводе.
– Ты уже слышала?
– Да, Слава… Я не буду тебя держать… Только скажи, чего тебе не хватало?
Чернаков не ответил. Достал пузатый пластиковый чемодан, купленный на турецком курорте, кинул туда пару рубашек, две смены белья, свитер, мыльно-рыльные принадлежности… Остальное заберет позже. Позже обсудит и условия расторжения брачного контракта. Достал спрятанную в Уголовном кодексе небольшую заначку.
Чернаков не ответил. Достал пузатый пластиковый чемодан, купленный на турецком курорте, кинул туда пару рубашек, две смены белья, свитер, мыльно-рыльные принадлежности… Остальное заберет позже. Позже обсудит и условия расторжения брачного контракта. Достал спрятанную в Уголовном кодексе небольшую заначку.
– Пока… Извини… Наташе я сам объясню.
Закрывая ключом дверь, он услышал звон разбившейся елочной игрушки.
Дверь Юлиной квартиры не опечатали. Значит, она застала комитетчиков.
Чернаков позвонил. Юля была в спортивном костюме и больших резиновых перчатках. Занималась уборкой. Он снял ботинки, обулся в брошенные возле вешалки сношенные шлепанцы. Димины шлепанцы.
– Тебе помочь?
– Не надо, я почти прибралась…
– Ничего не пропало?
– Только бабушкина брошь. Серебряная. Димка, наверное, на водку выменял.
Чернаков снял пиджак, опустился в кресло, закрыл глаза.
«Здравствуй, новая жизнь. Здравствуй, новый дом… Разве ты не об этом мечтал?
Как было бы здорово, если б эта женщина всегда находилась рядом. Все – она рядом. Радуйся».
Открыл глаза. Поднялся, заглянул за шкаф. А фотографию с Димой Юля не убрала. Стоят в обнимку у фонтана, улыбаются…
Он прошел на маленькую кухню. Юля домывала посуду. Обнял ее сзади за плечи, прижал к себе.
– Я поговорил с Ириной.
– И что?
– Она умная женщина…
– Мне звонила Димина мать… Она ничего не знает… Я сказала, что Дима уехал на дачу к приятелю… Кататься на лыжах.
– Надо было рассказать правду.
– Не смогла… Господи…
Она заплакала. Чернаков обнял ее еще крепче и принялся гладить по волосам.
– Ничего… Самое плохое позади… Главное, мы теперь вместе. Завтра я сниму квартиру, и мы переедем.
– Ты останешься в «Планете»?
– Нет. Я написал заявление.
Юля сильнее прижалась к Чернакову.
– Мне тоже уйти?
– Как хочешь.
– А ты? Куда теперь?
Чернаков пока не знал. Суммы в кошельке, даже с заначкой, едва хватит на оплату месяца проживания в однокомнатной квартире. Можно, конечно, занять у друзей. Хорошо бы снять бесплатный угол хотя бы недели на две, пока не найдет работу.
Найти работу. Легко сказать. Снова податься в охранные структуры? Да только кто рискнет его взять? Вдруг опять в кого-нибудь влюбится… На стадионе, где он играл в хоккей, была вакансия вахтера. Достойное место для отставного подполковника милиции и бывшего начальника СБ крупного супермаркета.
– Есть один вариант, – уклончиво ответил он, – не пропадем.
– Надо к Диме съездить… К нему пускают?
– В ИВС можно отвезти вещи, продукты, но поговорить не дадут.
– Дурачок… Что он натворил… Как там Игорь с Колей, не знаешь?
Речь шла о раненых продавцах.
– Нормально, – соврал Вячеслав Андреевич, – ожоги не глубокие.
– Слава Богу… Что ему будет?
– От восьми до двадцати… Покушение на убийство.
– Он меня хотел убить, да? Он ведь предупреждал…
– Вот за это и получит. Можно всегда договориться по-людски. Не переживай, малыш. Ты ни в чем не виновата. Сотни людей разводятся… Думаешь, лучше мучиться всю жизнь? Только потому, что есть штамп в паспорте и чувство жалости к номинальному супругу?..
– Наверное, нет. – Юля сняла перчатки, выключила воду. – Надо все равно к нему съездить.
– Съезди…
– И адвоката найти.
«Хоть трех, – подумал про себя Чернаков, – адвокат ему теперь нужен только передачки носить».Около полуночи на мобильник позвонила Ирина. Голос был спокоен.
– У вас есть где жить?
– Нет… Пока нет.
– Завтра Вера улетает в Египет. На три недели. Новый год встречать. Просит присмотреть за квартирой.
Вера была лучшей подругой чернаковской жены.
– Можете пока пожить у нее. Я договорюсь.
– Спасибо… Я прикину.
Чернаков лег на диване, Юля на кровати за шкафом. Так предложил он. Она не возражала. На другой квартире они, конечно же, легли бы вместе.
Но заснуть, несмотря на свинцовую усталость, он опять не смог. «И чем ты лучше того мужика, зарезавшего мужа своей любовницы?
Глупости! Ты никого не убивал и не резал, никого не трогал. Ты не строил интриг и козней. Как вышло, так вышло…
И что теперь, все сломать? Освободить муженька, который возьмет и на самом деле взорвет Юлю. Или застрелит. Или еще что-нибудь придумает… Нет уж, пусть лучше сидит. От греха подальше.
Но…
Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Дима никого не взрывал, и ты знаешь об этом. Только ты знаешь. Диме никто не поверит. Тебе – могут.
Но это же бред! Вытаскивать из ямы своего соперника, вместо того чтобы добить или спокойно подождать, пока добьют другие. Просто не вмешиваться. И никто, никто тебя не осудит.
Но…
Банально, но факт – на чужом горе счастья не построишь. Если, конечно, ты нормальный человек… А не только считаешь себя таковым.
А как Юля отреагирует, если Диму выпустят? Женщины в большинстве своем непредсказуемы. Вон та же Ирина. Хоть бы ради приличия истерику закатила. Или на худой конец упрекнула. А она жилье предлагает. (Хотя, с другой стороны – для меня это еще больнее. Истерику пережить легче.) Так и Юля. Увидит супруга на свободе, и опять жалость взыграет. Снова раздумья начнутся. „Извини, Слава, я тебя люблю, но Диму не брошу“. Фотографию-то со стены не убрала. И портрет карандашный… А ему обратной дороги нет, он уже чемоданчик забрал. И с чем в итоге останется?..
Да, в жизни есть не только треугольники, но развилки. Налево пойти не можешь, а направо – страшно. Вот и выбирай. (Помощь зала, звонок другу, пятьдесят на пятьдесят. Не прокатит. Здесь игра не на деньги, хотя от миллиона не отказался бы.)».Чернаков поднялся с дивана, сходил в прихожую, достал из пальто сигареты. Сел на кухне, закурил.
За стенкой ругались соседи. Видимо, муж с женой. Видимо, научные работники. Кажется, речь шла о теории Дарвина («Сам ты обезьяна!»). Никто не хотел уступать. В ход пошли мат и посуда. Угрозы уйти к маме… Хорошо им.
Что, что делать?..
Может, для начала напиться? А когда полегчает – принять единственно правильное решение.* * *Честный семьянин Лутошин рожал на компьютере секретный план оперативно-розыскных мероприятий по очередному разбойному нападению на владелицу машины. Вернее, он просто вставлял в старый план новую фамилию потерпевшей. Компьютерные технологии позволяли сделать это быстро и грамотно, что заметно облегчало работу.
Когда-то сотрудники использовали технический процесс не по назначению, иногда целыми днями убивая монстров на экране или раскладывая пасьянсы. Бдительному руководству пришлось ввести должность инженера, в чью обязанность входило еженедельно стирать все игры со служебных компьютеров. Но инженеру ставили пузырь и спокойно рубились дальше. Правда, вскоре игрушки приелись.
Чернаков прервал Романа Романовича на начальственном слове «СОГЛАСЕН». В Главк он прошел без пропуска, постовой на вахте узнал его в лицо и пропустил, не спрашивая документов.
– Ба! Гражданин начальник! – Лутошин по привычке свернул картинку на мониторе. – Проходи! Ждем с нетерпением.
Чернаков снял пальто и пристроил на рогатую стойку. Час назад он позвонил бывшему коллеге и пообещал привезти спонсорскую помощь и рассказать о новогодних скидках.
– Завсегда готовы принять, – ответил Роман Романович, – приезжайте.
Чернаков достал из пакета пару бутылок армянского коньяка, пакет сока, лимончик и несколько крупных мандаринов. В ответ Лутошин поставил на стол две мензурки с изображением стриптиза. В комплекте было шесть мензурок, на первой – девушка в шубке, на последней – в чем мамка родила. На остальных – промежуточные стадии обнажения. Бесплатное пип-шоу в довесок к алкоголю. Очень удобно. Made in China.
– А народ где?
– Народ в полях! Страда. Одному мне не до страданий.
Распечатали коньяк, разлили, сдвинули.
– Ну, с наступающим!
Выпили, подышали, закусили лимончиком.
– Короче. – Чернаков поставил мензурку. – Говорят, ты по нашему взрыву трудишься.
– Не хотел, но подсунули… Да, не повезло тебе, Слава, с любовницей. Не мог, что ли, со спокойным мужем найти?
– Какой был. Как он, в «расколе»?
– Пока нет. Но с ним я еще не работал. А комитетчики, сам знаешь, в шпионских играх сильны, а «колоть» не мастера… Ничего, к вечеру «поплывет». Постараюсь.
– Ты не очень старайся…
– Почему?
Чернаков объяснил почему. По возможности доходчиво.
– Давай, наливай, – чуть помолчав, предложил Лутошин.
– Мне хватит. Я сока. За рулем.
Роман Романович поднял «девушку без шубки».
– Ну, за взаимопонимание…
Выпив и закусив мандарином, еще немного помолчал, потом посмотрел в глаза бывшему начальнику:
– То есть ты хочешь сказать, что это «глухарь»?
– Пока «глухарь».
– Не сова, не утка, а именно «глухарь», да? Ха-ха-ха!.. «Глухари на токовище бьются клювом до крови!»
Коньяк уже начал оказывать свое тлетворное влияние на мозг старшего оперуполномоченного.