Она тогда занималась сетевым маркетингом, распространяла среди знакомых какие-то пилюли от всех болезней. Конечно, для человека с высшим образованием это не самый престижный вариант, но где в двадцать пять лет найти что-то достойное без связей или покровителей?.. Пилюли продавались плохо, народ уже разбирался – качественное ли дерьмо ему впаривают или не очень. На плаву некоторое время помогала держаться профессия – химику-технологу втюхивать сомнительные лекарства удавалось несколько лучше других. Но все равно прибыль не ахти, хорошо если удавалось заработать долларов двести в месяц, которые полностью уходили на еду и оплату бытовых услуг. Даже мобильный телефон не могла себе позволить. Родители не помогали, им в родных Сланцах тоже не особо сладко, а от Димки, кроме пустых бутылок, никаких дивидендов. Жили они в однокомнатной квартире мужа, доставшейся ему от бабки. Два года назад Юля забеременела, но ребенок родился мертвым. Рисковать второй раз она не захотела.
Перейти в «Планету» ей предложила подруга, работавшая здесь старшим продавцом. Она же замолвила словечко в отделе кадров. Юля особо не раздумывала, ничего лучшего все равно не найти. Окончила месячные курсы, получила форму, бейдж и девять тысяч оклада. Работа, правда, тяжелая, целый день на ногах, зато график скользящий, можно по магазинам успеть – закуску мужу сварганить, чтобы не скопытился от своей водки. К праздникам премии подкидывают. Через пару месяцев смогла накопить на мобильник, который, по правде говоря, ей был не особо и нужен. Но это лучше, чем отдать деньги Димке. Он по-прежнему валял дурака, считая, что настоящий боевой офицер не должен пачкать руки гражданской работой.
Во время очередного визита в отдел красок Чернаков пригласил ее… в кино. Вечером, после смены. Наверное, солидный и деловой ухажер пригласил бы в ресторан, затем – в «номера», но Вячеслав Андреевич, как человек, испорченный романтикой и поэзией, предпочитал старомодный «киношно-цветочный» путь. (Хорошо хоть – в кино, а не на хоккей!) Юля удивилась, но приглашение приняла. (В кино тоже буфет есть, но водка там наверняка паленая. Шутка. Настоящая.) На всякий случай Вячеслав Андреевич попросил ее выйти не к парадному, а служебному выходу, из чего она сделала вывод, что афишировать их отношения он не стремится. В общем-то понятно – неизвестно, что там у него с личной жизнью. Да и служебные романы в «Планете» не поощрялись. Они отвлекали работников, и руководство, узнав об интрижке, безжалостно разбивало пары, увольняя одного из любовников. Поэтому Юля поддержала конспирацию, ничего никому не рассказывая. Если напарница интересовалась, отвечала, не пряча глаз, – да, начальник охраны уточняет, не пропало ли еще чего…
Вячеслав Андреевич встретил ее с большим букетом, который долго и придирчиво выбирал в фирменном цветочном магазине. Выбирал с теплым, почти забытым чувством. «Белые тюльпа-а-а-ны, вестники горячки…» Юля с таким же забытым чувством приняла цветы. Они объездили три кинотеатра, Чернаков хотел найти фильм про любовь. Но везде шел новый «Кинг-Конг». Тоже, в общем-то, кино про любовь, даже слезу у блондинок выжимает, когда обезьянка с крыши падает. Взяли места для поцелуев. («А вы бы, Юлечка, по мне плакали, если б я с крыши свалился?» – «А вы бы полезли за мной на крышу, Вячеслав Андреевич?..») Из кинотеатра он повез ее домой. К ней домой, естественно. Фильм вдохновил на откровенность – Юля рассказала про мужа. Он – про жену, тещу и дочь. Потом «прекрасные семьянины» страстно целовались, сидя в машине под аккомпанемент «Машины времени». «Он был старше ее, она была хороша, в ее маленьком теле гостила душа…» Потом она позвонила Диме и сообщила, что заночует у подруги. Не может больше видеть его опухший ветеранский лик. Муж не сумел привести контраргументов, ибо действительно в тот день поминал пацанов и был крив, как турецкая сабля.
«Киношно-цветочная» стадия закончилась, не успев толком начаться. Видимо, своими беседами с Юлей в отделе Чернаков подготовил хороший плацдарм. Они отправились к нему. Жена, как упоминалось, отдыхала в Кисловодске, и супружеское ложе пустовало. И все равно Вячеслав Андреевич чувствовал себя крайне неуверенно. Все-таки непросто на пятом десятке впервые привести домой постороннюю женщину. (Стыдно, стыдно, товарищ пенсионер!) Но бутылка чилийского вина нормализовала давление, и согрешил он на высшем уровне. Даже радикулит не помешал и лопоухие уши. (Не Кинг-Конг, конечно, но реветь умею не хуже.)
Досадная мелочь, правда, чуть не подпортила любовный праздник. Разные носки на чернаковских ногах. Сказалось отсутствие супруги. Грязное белье уже не помещалось в корзину, а включить стиральную машину у временного холостяка руки не доходили. Проще использовать внутренние резервы шкафа. Но, как выяснилось, основные запасы подошли к концу, а утром, опаздывая, чернаков не заметил, что выудил из остатков белья носочки не совсем одинаковой цветовой гаммы. Хорошо, не дырявые. Юля вроде бы ничего не заметила. На самом деле заметила. Просто чисто по-женски приняла этот факт на свой счет – настолько голову от меня потерял, решила она, что носки разные надел и не заметил. Сработала дамская привычка всему искать объяснение и оправдание. В результате разные носки (один серый в черную полоску, другой темно-синий без полосок), из-за которых переживал Чернаков, сыграли на его стороне, вызвав у любовницы прилив незапланированной нежности. А он и не подозревал, что Юлину пылкость в некоторой степени спровоцировали разноцветные носки…
Утомленные, но не пресыщенные, они лежали рядом на раскладном диване, прижавшись друг к другу и шептали разные глупости под аккомпанемент каркающих за окном ворон (залечь на супружескую постель у Чернакова нога не поднялась, если можно так сказать).
– Когда ты впервые меня заметил?
– Когда ты плакала.
– ???
– У меня в кабинете. Из-за сумочки, – добавил он, поймав удивленный Юлин взгляд.
– А-а-а… То есть ты меня из жалости. Пожалел всю такую несчастную. Спасибо.
– Нет, не только… – смутился Чернаков. – Честно говоря, я не ожидал, что ты ответишь на мои грязные домогательства.
– Почему?
– Да вроде староват уже…
– Глубокоуважаемый Вячеслав Андреевич! – Юля прижала пальчик к его губам. – Никогда так не говорите. Вы совсем не старый. Вы в самом расцвете сил. И у вас еще все впереди!
– Серьезно?.. – Пришел его черед удивляться.
– Да ты просто кокетничаешь…
– Спасибо, что сказала правду в глаза.
На следующий день Чернаков разорился и обновил гардероб. Купил себе две новые рубашки, брюки, джемпер, пять пар носков и новую стильную оправу для очков. Принес в кабинет эспандер и гимнастический коврик, чтобы качать пресс и избавляться от живота. Любовь мало завоевать, как олимпийскую медаль. Ее надо постоянно доказывать. Даже в мелочах. Особенно когда есть соперник. В общем, трудно быть мачо.
Второй раз они грешили на конспиративной однокомнатной квартире районного управления милиции. Того самого управления, в котором еще совсем недавно служил начальник охраны «Планеты». Естественно, Вячеслав Андреевич не сообщил любовнице, что это конспиративная квартира, где оперативные уполномоченные встречаются со своим спецаппаратом (государственная тайна, блин!). «Приятель мой там живет. Хороший мужик, уехал в отпуск, попросил цветочки полить». Ключ он выклянчил у шефа районной криминальной милиции, с которым поддерживал приятельские отношения. Мол, надо встретиться с важным человеком в совершенно секретных условиях по острой служебной необходимости. Шеф, конечно, «поверил», но ключ дал. Сегодня я выручу, завтра меня.
«Приятель» не только не поливал цветы, которых в квартире просто-напросто не было, но и ленился убирать объедки со стола, выносить с кухни пустые бутылки и собирать с пола использованные оперативные презервативы. Видимо, информация от спецаппарата оказалась настолько серьезной, что нельзя было терять ни секунды. Уборкой в срочном порядке пришлось заняться Вячеславу Андреевичу, пока Юля дожидалась в машине.
– Слава, твой приятель живет без вещей? – поинтересовалась она, поднявшись в квартиру и окинув взглядом комнату, где, кроме облезлого стола и провалившейся тахты, ничего не наблюдалось.
– Он спартанец-бессребреник. Ему ничего не надо.
– Даже постельного белья?
– Он спит на гвоздях. Как индийский йог.
Белье предусмотрительный любовник захватил с собой. Купил в «Планете» со скидкой. Захватил и закуску. Не в города же играть приехали.
Но «кукушка» [9] выручала любовников всего три раза. Потом вышел конфуз. Юля решила проявить инициативу и переставила с окна картину «Три богатыря», которую Чернаков все время туда зачем-то ставил. Она и так на солнце выгорела. Вячеслав Андреевич, находившийся в ванной, не заметил этого неосмотрительного поступка. В итоге в разгар любовных утех, когда тахта грозила превратиться в коврик, в квартире возникла еще одна пара.
«Кто ж знал?.. „Богатырей“ на окне нет – хата свободна, – шепотом доложил молодой опер. – А ключ у меня свой есть, дубликат сделал на экстренный случай, вот пришел на конспиративную встречу с источником… Вячеслав Андреевич, простынку, если не жалко, оставьте, а?..»
– Спартанец-подлец вернулся, не предупредив… – пробубнил Юле Чернаков, натягивая брюки, словно новобранец при команде «подъем».
После этого «встречаться» приходилось в случайных местах. В служебном кабинете устраивать рандеву Чернаков не рисковал, даже будучи уверенным в отсутствии камер слежения. Конспирацию он соблюдал не столько из-за себя, сколько из-за Юли. Муж и начальство могли отнестись к их адюльтеру без должного понимания.
Юля не разочаровала его как человек. Любовь с первого взгляда – это прекрасно, но ведь потом дамочка может оказаться той еще гадиной – это, если, кроме корысти или похоти, ничего за душой нет (похоть-то еще ладно, а вот корысть…). Либо дурой круглой – среднюю школу со справкой закончила вместо аттестата, и поговорить-то не о чем, кроме скандалов в «Доме-2» или на «Фабрике звезд».
Но Юля разбиралась не только в красках и растворителях. Да и жизнь у нее оказалось искореженной, как машина после «краш-теста»… Началось все задолго до замужества. Юля неплохо рисовала и мечтала стать художницей. Но мечта ограничилась четырьмя годами ДХШ (детской художественной школы). Она собиралась пойти учиться дальше, но родители объявили мечту блажью, а всю когорту художников – безумцами и пройдохами. Она попыталась возражать, но аргументов не хватило, и отстоять свою мечту послушная дочка не смогла. Да и что ей оставалось делать – в Сланцах соответствующих высших учебных заведений нет, а родители заявили, что если она пойдет поперек их воли и поступит в вожделенную «Репинку» [10] или чуть менее желанную «Муху» [11] , то поддержки ей не видать как своих ушей. Пусть живет как хочет – хоть на стипендию, хоть дворником подрабатывает. При этом пугали жуткой перспективой – мол, все художники развратники и пьяницы, пойдешь по рукам и по салонам-притонам. И Юлька, домашняя девочка, дрогнула… Из трех предложенных родителями вузов выбрала тот, который, на ее взгляд, был чуть ближе к мечте. Она часто представляла себе, как изобретет суперкраски и сможет создать выдающуюся картину. Потом еще одну, и еще… Как станет знаменитой художницей…
Не изобрела и не стала. Жизнь рассудила по-своему. У Бога для каждого свой план, говорил ее одногруппник, на третьем курсе с головой ушедший в американскую христианскую церковь. «Видно, в планы Бога не входило, чтобы я стала художницей, – сделала грустный вывод Юлька. – Но тогда какой же, черт возьми, у него для меня план?..»
Училась она ровно, успехами не блистала, но и в отстающих не числилась. Но чем дольше училась, тем больше зрел в ней какой-то внутренний протест. К пятому курсу этот протест вызрел, как фурункул, разбух до такой степени, что либо прорвался бы наружу, либо отравил ее изнутри. Инстинкт самосохранения выбрал первый вариант: она решила бросить институт и пойти на подготовительные курсы Мухинского училища. А на следующий день встретила Диму. Подтянутый, сильный, красивый. Фронтовой офицер, гусар! Мужчина ее мечты. А как ухаживал! Круче героя Ричарда Гира из «Красотки». Стихи, клятвы, подвиги! Корзины цветов перед дверью комнаты в общаге! Заказы песен в прямом эфире! Она отдалась ему за полгода до свадьбы, а за месяц до этого знаменательного события ее любимый впервые напился до чертиков на люстре. Но рвать с ним отношения она не стала, он поклялся, что подобного больше не повторится: нелепая, дескать, ошибка.
Это был ее выбор. Первый серьезный выбор в жизни. И здесь никто не мог ей приказать: не делай этого. Только в плане дружеского участия. Но участия в тот момент как раз никто не проявил. Да она и не нуждалась. Осталась в институте, благополучно защитила диплом. Дима уехал в последнюю чеченскую командировку.
Говорят, своего первого мужчину женщина не забывает никогда. Но это только так говорят. Все зависит от женщины и от мужчины. И те и другие бывают такими, что хочется забыть, как страшный сон, все, что с ними связано, и побыстрее.
Находясь рядом с Чернаковым, Юля на время забывала. Забывала о том, как ее «любимый муж», нарезавшись до поросячьего визга в день ее рождения, перепутал кухню с туалетом. Как заснул в луже собственной блевотины, и она переворачивала его на бок, чтоб не захлебнулся. Как впервые ударил ее по лицу. Как, протрезвев, валялся в ногах, размазывая по опухшей морде слезы и сопли, – только не бросай меня, любимая, единственная, без тебя пропаду, аки собака подзаборная!..
Почему ее внутренний протест так по́шло материализовался в жизнь с Димой, она не понимала, точнее, не отдавала себе отчета. Но, возможно, Дима был дорог ей как олицетворение собственного выбора и мифической свободы.
Иногда ей казалось, что она свернула со своей дороги, такой широкой и светлой, и обреченно бредет сквозь бурелом, продираясь сквозь колючие заросли, царапая до крови лицо и руки, бредет неизвестно куда – движение ради движения. Послушно и смиренно. «Такой у Бога для меня план? – думала она. – Но почему? Что я такого сделала? Почему я должна тащить эту ношу? Эту неподъемную тяжесть? Только потому, что я женщина?» Но бросить мужа, как когда-то живопись, она не решалась. Хватит с меня одного предательства. В общем, какой-то порочный круг.
И даже родив мертвого ребенка, она не ушла. Хотя, как сказали врачи, несчастье произошло по вине пьяницы-супруга.
Чернаков стал для нее своеобразной отдушиной. Ухаживание, подарки, романтика. Кому ж не понравится?.. В общем, роман набирал обороты, и до последнего квартала текущего года скорость вращения не ослабла.
Что касается Ирины, законной спутницы Вячеслава Андреевича, то она, похоже, догадалась обо всем, вернувшись из санатория. Глаза у Чернакова блестели, словно бока у машины, сошедшей с конвейера. Но никакого дознания супруга проводить не стала. Возможно, не решалась. Ей, несмотря на остывшие отношения, тоже хотелось стабильности. А «разговор по душам» – прямой путь к разрыву. Главное, чтобы личная жизнь супруга не зашла слишком далеко и не мешала семейной. Он, кстати, ее тоже про санаторий не расспрашивает, а что такое санаторий МВД – знает прекрасно, сам отдыхал.
Каких-то глобальных планов Вячеслав Андреевич пока не строил. Точнее, боялся строить. «Не велит Господь загадывать». Да и не так-то просто взять и начать новую жизнь, вычеркнув из памяти старую. Для разминки чисто бытовой вопрос – а где жить? Не в машине же. И не «двушку» же им с женой разменивать. А купить даже комнату в коммуналке на его двадцать тысяч месячного дохода нереально. Даже с премиальными. К тому же разница в возрасте… Прогулки под луной одно, а совместное проживание, даже без штампа в паспорте, это немножко другое. Чернаков представил себе картинку: вот он, уставший после работы, добрался до любимого дивана, до газеты, до хоккея по телевизору, а молодая жена тащит его в ночной клуб, как там дочка говорит, – колбаситься… Или еще куда. А утром после этой колбасни – снова на службу, вареный, как колбаса. Или карась.
А с другой стороны, через месяц или полгода Юля может справедливо заявить: ша! хватит! хочу стабильности, хочу свой угол, хочу ребеночка сопливого, наконец (люди на воле не размножаются!). Если не сможешь мне этого дать – до свидания. Либо наоборот – ну, поблудили и баста! У меня новый мачо образовался… Помоложе и пошикарней. Краску у нас для загородного коттеджа покупал…
Пока, слава Богу, она подобных разговоров не заводила, но нужно быть готовым. Рано или поздно заведет. Сколько ж можно с оглядкой жить…
Юля еще не призналась, что любит его. Он-то, конечно, любил, только тоже не спешил писать явку с повинной по этому поводу. «Расколоться» никогда не поздно, как говорят воры. Пусть все идет как идет. А там видно будет. Вдруг само рассосется…
Не рассосется… Но терять ее он не желал. Как поет великая дочь украинского народа Вера Данилко – wam lubov ne trali-vali… И терять семью (читай: стабильность) тоже не хотелось, все-таки двадцать лет вместе прожили. Оставалось третье – совмещать. Пока совмещалось.
К слову, один его бывший коллега совмещал уже шестой год, живя на два фронта. Причем совершенно легально. День проводит в законной семье – с женой и двумя детьми, второй у незаконной, но любимой зазнобы. И никак не может решиться причалить к какому-то берегу. И детишек не хочет бросать, и зазнобу. И ухитрился даже обвенчаться с последней, «нагрузив» батюшку, что это – оперативная милицейская комбинация по глубокому внедрению в банду. Батюшка, видимо, не понаслышке знавший, что такое оперативная работа и давший в свое время не одну подписку о негласном сотрудничестве органам безопасности, обвенчал пару без лишних вопросов.
– Ну и сколько ты так собираешься жить? – поинтересовался как-то у двоеженца Чернаков.