– Кристаллы Магии – это благословение и проклятие Эвиала. Многие – я имею в виду из сил, действующих вне пределов нашего бедного мирка, – подозревали, что их появление – дело рук их противников. Однако это не так. Те, кто посвятил изучению Кристаллов целые века и счёл потом возможным поделиться со мной этим знанием, утверждают, что великие артефакты зародились здесь сами. Я подозреваю, что это не так, но… Во всяком случае, древние маги, великие маги, истинные маги – не чета нам с вами, дорогой Игнациус, увы! – сочли необходимым поставить надёжную стражу. Так появились Хранители. Девять драконов. Раньше их было больше, но постепенно даже лучшие заклятья, сотворённые лучшими чародеями, истаивают и подтачиваются. Именно из-за Кристаллов Эвиал сделался «закрытым миром». Новые владыки Упорядоченного не стали вмешиваться в существующий порядок вещей.
– Безумно интересно, keann Эвенгар, просто невероятно! Но, полагаю, подобные тезисы…
– Нуждаются в развёрнутой системе доказательств? Совершенно верно. К сожалению, я лишён удовольствия устроить здесь и сейчас настоящий диспут. Меня, – Салладорец оглянулся на заполненную призрачными пузырями пропасть, – призывают иные дела, кои я и без того слишком долго откладывал. Удовлетворитесь этими тезисами, любезный маг Игнациус. Не сомневаюсь, при должном старании и настойчивости вы найдёте необходимые доказательства. Мне, – ещё одна ядовитая усмешка, – требовалось лишь направить ваши размышления в правильное русло.
– Никогда не гнушался учиться у более сильного, – сдержанно поклонился Игнациус.
Всё идёт по плану, только не спугни его, мессир Архимаг, только не спугни…
– Значит, Кристаллы Магии возникли в Эвиале самопроизвольно? – самым мягким, располагающим и мирным голосом, каким только мог, осведомился Игнациус.
– Не совсем так. Здесь имелись условия для их зарождения. Но в формировании зародышей приняли участие совсем иные сущности. Какие именно – я выяснять уже не стал, для моих целей это было совершенно неважно. – Казалось, Салладорец стал утрачивать интерес к разговору. – Но я должен попросить прощения. Два великих врага, почтивших меня, ничтожного чародея из заштатного мирка, не могут и не должны столько ждать.
– Ну, отчего же так сразу – «врага»…
– Keann Игнациус, не оскверняйте уст своих ложью. Не огорчайте меня, ведь я испытываю перед вами такой пиетет. Конечно, вы мои враги. Явившиеся уничтожить меня, но справедливо решившие, что прямая атака может обойтись слишком дорого. – Салладорец поморщился. – Поэтому позвольте мне приступить к тому, ради чего я встал во главе сего гостеприимного острова. – Голос его неожиданно обернулся рёвом дикого зверя, отразился от низкого потолка, рухнул в бездну; беспокойно задвигались, зашевелились пленённые в прозрачных сферах существа. Один из пузырей поднялся над пропастью, опустился на груду каменных глыб, исписанных алыми рунами; внутри сферы билось, свиваясь в клубок и вновь распрямляясь, яростно бросаясь на стены, причудливое существо, полуженщина, полускорпион. Устрашающее жало на могучем хвосте разило направо и налево, но лишь бессильно отлетало от зачарованной преграды.
Салладорец лёгким прыжком, без малейшего усилия, оказался на верху каменного куба. Повторить подобное не смог бы никакой атлет.
– А теперь смотрите! – В руке Эвенгара оказался причудливо изогнутый нож чёрного обсидиана, эвиальский маг распахнул одежду, обнажив мускулистый торс, и бестрепетно провёл лезвием по левому предплечью. Полилась кровь, куда обильнее, чем у обычного человека; Салладорец, похоже, нанёс себе очень глубокую рану. Алые брызги долетели до ног Игнациуса, и тот осторожно, очень осторожно и неторопливо сделал маленький шажок назад.
Салладорец окропил собственной кровью каменный жертвенник, обильно смочил лезвие чёрного кинжала.
Сейчас, сейчас, Игнациус. Следует подождать совсем чуть-чуть, пока твои подозрения не превратятся в уверенность.
Эвенгар шагнул к прозрачной сфере, небрежно взмахнул клинком, словно вспарывая туго набитый мешок. Пузырь с треском лопнул, женщина-скорпион забилась на гладких камнях, пытаясь встать, достать мучителя жалом, однако Эвенгар оказался быстрее. С ловкостью, говорившей о немалом опыте, он вздёрнул голову жертве за подбородок и молниеносно перерезал ей горло.
Игнациусу потребовалась вся его выдержка, чтобы не отвернуться и остаться столь же спокойным.
Визг перешёл в сипение, сменившееся хлюпаньем и бульканьем. Салладорец с ледяным хладнокровием приподнял трепыхающуюся жертву, подставил собственную рассечённую руку под поток чего-то тёмного, живого, шевелящегося – словно состоящего из сонма живых и двигавшихся сами по себе частичек, – хлынувшего из горла жертвы.
– Это, конечно, лишь символизм, – прозвучал его голос, на сей раз – слегка стеснённый, с придыханием. – Знак, устанавливающий сродство, ничего больше. Хотя моей человеческой плоти это и не нравится…
Тёмная кровь жертвы не растекалась по камням, она вся, без остатка, втягивалась в рану Салладорца.
– Не так-то просто было затянуть сюда всех этих Древних, – продолжал чародей, небрежно сбрасывая прямо в пропасть обмякшее тело. – Требовалось выполнение стольких условий! Не могу не заметить, что мне очень помогли. Тот же некромант Неясыть, к примеру… Ах, как хорошо. Как хорошо… Если бы вы знали, враги мои, что я сейчас испытываю… – Голова Эвенгара запрокинулась, словно в экстазе. – Это не банальная сила, это нечто большее, чему я даже затрудняюсь с ходу подобрать определение. Так… теперь следующее…
Взлетел, ударился о камни и распался ещё один шар. Прекрасный обнажённый мужчина с длинными, до пят волосами, матово-блестящей кожей и внушительными мускулами; он казался одурманенным и даже не дёрнулся, когда чёрное лезвие прочертило кровавую линию у него под подбородком.
Салладорец, как и прежде, подставил рану под живой поток. Об Игнациусе и Динтре он словно бы забыл.
Старый лекарь, названный Эвенгаром «учеником одного из двух владык Упорядоченного», так же спокойно, как и Салладорец, шагнул вперёд, занося голубой клинок для удара. Игнациус позволил себе короткий смешок – про себя, разумеется, только про себя!
Ничего лучше и пожелать нельзя. Кажется, новый план, в спешке составленный на морском берегу невдалеке от Ордоса, начал работать.
Динтра не принимал выспренних поз, не творил заклятий – он просто шёл прямо на жертвенник Салладорца, где расставалась с жизнью уже третья жертва.
– О, не стоит беспокойства, keann, – издевательски проговорил Эвенгар, не поднимая век. – Я принял соответствующие меры. Вам не достать меня, достославные враги. Сойтись с вами на ристалище стало бы большой честью для меня… окажись я всё-таки неисправимым идиотом, верящим в «совесть», «честь», «достоинство» и прочие выдумки слабых, чей смысл – связать руки сильным, не дать им сбросить постылую человеческую личину. Нет нужды трудиться, уважаемый Динтра. Вам не пройти.
Мановение руки – и добрая дюжина прозрачных сфер вместе с заключёнными в них существами преградила Динтре дорогу, соприкоснувшись боками. Иные создания в шарах лежали без чувств, другие, выкатив обезумевшие глаза – или заменявшее их, – слепо бросались на несокрушимые стены.
Динтра даже не замедлил шага. Голубой меч взлетел и рухнул, по лицу старого целителя прошла судорога, его облик на миг размылся, словно окутавшись серой дымкой; однако шар-ловушка лопнул, закованный в тёмно-зелёную чешуйчатую броню многоногий спрут бесформенной грудой повалился на пол пещеры; Динтра перешагнул через недвижную тушу, поднимая клинок для нового удара.
Салладорец соизволил открыть глаза.
– Вот даже как, – протянул он, всё ещё позволяя себе игру в глумливое удивление. – Меня заставляют пожалеть о собственном милосердии? Что ж, не стану терять времени.
Быстрый жест, пальцы левой руки заплясали у Эвенгара перед грудью, и Игнациус тотчас ощутил, как эвиальский чародей высасывает из Динтры саму жизнь. Салладорец не разменивался на ерунду вроде молний и огненных шаров. Он просто убивал, как лучший из некромантов.
Динтра замер на месте, склонился, словно под сильным ветром. Меч задрожал в выставленной вперёд руке, острие нагнулось, словно ловя что-то; по клинку зазмеились алые струйки пламени, угасая на крестовине эфеса и стекая на камень жирными, уже не красными, но чёрными каплями.
Выпрямившись, с блестящим от пота лицом, Динтра вновь шагнул к Салладорцу. Нацеленного в него убийственного заклятья больше не существовало, оно просто сгинуло, распалось, обратившись в ничто.
Мысленно Игнациус зааплодировал целителю – на всякий случай отступив подальше.
Динтре, похоже, и в голову не пришло просить мессира Архимага о поддержке. Он словно напрочь забыл о самом существовании Игнациуса.
Теперь Салладорец уже не зажмуривался и не запрокидывал голову. Он засуетился, с лихорадочной быстротой пластая чёрным ножом беспомощные жертвы; маг вскинул руку, готовя ещё какое-то заклинание, но в этот миг Динтра прыгнул. Личина старого, одышливого толстяка Динтры исчезла, ошарашенный Игнациус увидел седого воина, поджарого и мускулистого, словно старый тигр, в короткой чёрной кольчуге, открывавшей мощные руки и шею.
Одним движением этот новый «Динтра» оказался на алтаре, вторым сбросил в пропасть только что повалившуюся на камни жертву, жуткого вида клыкастое чудовище с длинным хоботом и роговым гребнем вдоль всей спины; третьим же…
Третье движение должно было закончиться поворотом голубого меча, проткнувшего Эвенгара насквозь, однако эвиальский маг тоже не мешкал.
Острие клинка Динтры заскрежетало, окуталось искрами, с явным трудом пробивая незримую броню Салладорца. Эвенгар попытался ткнуть Динтру в лицо чёрным окровавленным кинжалом, тот уклонился, однако ж сдавленно застонал и отступил на два шага, к самому краю жертвенника. Салладорец со змеиной быстротой прикончил ещё одно существо, прежде чем Динтра успел ему помешать.
Игнациус мелкими шажками отступал, удивлённо вытянув губы трубочкой. Такого его план не предусматривал. То есть он, конечно, ожидал, что «целитель» раскроет себя, ожидал, что Салладорец нападёт; но чего он не ожидал – это пущенной в ход мощи. Пещере давно следовало бы рухнуть, сферам-ловушкам – полопаться, как мыльным пузырям; вместо этого всё оставалось как есть, а выпрямившийся Динтра чуть было не снёс Эвенгару голову стремительно-неуловимым движением голубого клинка.
«Кажется, мне пора», – подумал Игнациус, отступая к выходу. Что ж, план нуждался в срочной корректировке.
Читающего нигде не было видно. Небось сбежал, едва только запахло жареным.
…Над сражающимися взлетело сразу три шара, они столкнулись с грохотом и треском, осыпая всё вокруг длинными веерами пламенных искр; потолок затрясся, прямо под ногами Игнациуса раскололась каменная плита.
Салладорец оказался страшным противником. Похоже, схватись он с Динтрой один на один, «целитель» не продержался бы долго; его спасало лишь то, что Эвенгар пытался делать два дела одновременно: сражаться со спутником Игнациуса и приносить всё новые жертвы. И, надо сказать, ему это удавалось.
Мессир Архимаг осторожно пятился, не спуская глаз с поединка. Вновь взлетели шары, столкнулись, взорвались – Салладорец неудачно попал под взмах огненного клинка, завопил от боли, поперёк груди пролегла дымящаяся полоса; маг чуть было не сорвался в бездну, но именно – «чуть не». Ему вновь удалось выпрямиться, и теперь уже настала очередь Динтры отступать, отбивая голубым мечом невидимые для Игнациуса выпады Эвенгара.
Взрывы сотрясали пещеру, своды и пол ходили ходуном.
«Кажется, события, – подумал Игнациус, – приняли совершенно новый поворот. Что не может не радовать».
* * *Драконы замыкали первый круг, когда сотрясся весь остров, а из какой-то дыры возле самых скал на южной оконечности вырвался поток пламени. Утонувший Краб словно подбросило, заколебались утёсы, вспенилось море, словно получив удар исполинским незримым бичом. Изумрудная Вайесс, оказавшаяся ближе всех, закувыркалась, с трудом выровняв полёт; её настигли разом две молнии, броня драконицы задымилась, шея изогнулась в муке, из распахнувшейся пасти вырвался почти человеческий вопль боли пополам с кипящим пламенем.
Фесс ощутил, как содрогнулась Аэсоннэ, драконы, похоже, чувствовали страдания сородичей, словно свои. Некромант приготовился к худшему, однако в подземельях словно заработал огромный насос, извергавший к небу огненные фонтаны; и в такт ему на всё, изрыгающее в крылатых Хранителей боевые заклятья, словно набросили серое покрывало.
Наверное, так проносится коса над ничего не подозревающими травами. Опрокинутая пирамида точно подёрнулась тонкой серою пеленой, а нацеленный в драконов шквал обратился в ревущий хаос, бивший куда угодно, но только не по Хранителям.
Под скалами схватились могущественные и не уступающие друг другу противники. И – не выдержала тонкая настройка исполинского магического инструмента, опрокинутой пирамиды, конечно же, предназначенного не для того, чтобы швыряться сосульками в обнаглевших драконов.
Обгоняя Фесса и Аэсоннэ, рвался вниз торжествующий рёв крылатых Хранителей. Они побеждали.
Не то, не то, опять не то! – резануло некроманта. Они валились в очередную ловушку, казалось бы, совершенно явную, даже имевшую вид классической воронки, куда, как известно, очень легко попасть, но почти невозможно выбраться.
«Рысь, снижаемся. Надо сесть около тех орков».
«Поняла, папа!»
Юная драконица заложила крутой вираж, ловко лавируя меж хаотично рвущимися в небо огнешарами, и, прочертив когтями длинные борозды в камне, опустилась возле головы орочьего отряда, уменьшившегося в числе, но по-прежнему решительно наступавшего. Воинов в ало-зелёном частично смёл драконий огонь, частично – перебили сами орки, вернее, изрубили в кашу, потому что иначе справиться с этими зомби не получалось.
Следом за Аэсоннэ рядом неожиданно опустился Сфайрат, чёрный дракон поспешно, ещё не коснувшись земли, обернулся человеком.
Ба. Знакомые всё лица, подумал некромант, сам поразившись собственному спокойствию – перед ним, яростно сжимая кулаки, стояла сама Клара Хюммель, тонкие ноздри раздуваются, глаза мечут молнии – а он даже не сразу заметил висящие у неё на поясе Алмазный и Деревянный Мечи. Ну висят себе и висят…
Пустота внутри души заросла, а он даже и не заметил. Не запомнил того момента, когда окончательно освободился от магии закалённого в ненависти оружия.
Освободился от одного, чтобы попасть в зависимость от другого? – мелькнула мысль, когда пальцы сами собой нащупали твёрдые режущие грани чёрного шестигранника, зародыша Чёрной башни.
– Клара. – Он смотрел прямо ей в глаза и не верил – неужели когда-то главной его бедой были её визиты – с непременной многоюродной племянницей, «чудеснейшей, милейшей девушкой, которая тебе непременно понравится!»
– Кэр. – Она постаралась выдержать тон. – Какая встреча.
– Обыкновенная. – Он пожал плечами. – Тебе и твоему отряду лучше всего повернуть назад. Во всяком случае, отошли орков. Нам удался один проход, но только один. Сейчас эти лихие стрелки придут в себя, и…
– Он прав, Клариче, – шагнул к ней Сфайрат, глядя прямо в глаза. И – Фесс не поверил увиденному! – губы железной Клары вдруг жалко задрожали, она резко отвернулась, едва сдерживая рыдание. – Он прав, – настойчиво повторил Сфайрат.
Однако дракон отчего-то принял не свой обычный облик, как делал всегда, оборачиваясь человеком. Совсем другое лицо, фигура, походка… стойте, да это же не кто иной, как сам Аветус Стайн! Ну да, конечно, Фесс запомнил его портрет в гильдейском зале памяти; что он задумал, этот дракон, для чего показывается на глаза бедной Кларе в облике её давно пропавшего возлюбленного? Конечно, Сфайрат и сам какое-то время был этим возлюбленным, хотя Клара-то не сомневалась, что делит ложе с магом своей Гильдии, а отнюдь не с принявшим его облик драконом из совершенно иного мира.
– Вам надо уходить. Оставь Мечи некроманту, Клара, и… если хочешь, то уйдём вместе. Я всё тебе объясню.
– Ты… ты… – Чародейка дрожала, как в лихорадке. – Ты, оборотень… зачем тебе эти фокусы, я никогда… я не…
– Ты погубишь всех, кто идёт за тобой, – грустно покачал головой Сфайрат-Аветус. Сейчас у Хранителя Кристалла изменилось всё, даже голос. – Думаешь, я не почувствовал, кто подставил тебе плечо, когда ты держала щит, отражая всю сыпавшуюся на вас красоту?
– Я… не…
– Оставь в покое кирию! – не выдержала верная Райна. – У тебя облик Аветуса Стайна, дракон, и я не понимаю…
– А тебе и не положено! – рявкнул Сфайрат.
Валькирия пугливостью не отличалась:
– В бою со своими копья не преламывают. Но ради такого негодяя, как ты, я готова изменить и последнему закону чести!
– Довольно! – возвысил голос немолодой, совершено лысый, мощный телом мужчина из Клариного отряда – и все мигом повиновались. – Хватит спорить. Мне пора прощаться, я оставался с вами, сколько мог. Поддерживал щит, да, Клара, да. Понимаю, это неприятно слышать. Но иначе от всего нашего воинства остались бы одни угольки – ещё на самых верхних ступенях. Единое зовёт меня, и ослушаться я больше не в силах. Воспользуйтесь моментом, выбирайтесь отсюда. Что же до тебя, некромант… – Мужчина шагнул к Фессу, и тому пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отвести взгляда и не попятиться. – Ты прав. Твоя дорога – туда, в бездну. Не думаю, что ты вернёшься, не стану утешать лживыми словами. Не могу ничего советовать, Весы и без того опасно раскачиваются. Прощайте, храбрые драконы, прощай, Ниакрис, прощай, Бельт. Ты, смелая Райна, ты, доблестная Тави. Я ухожу. Зов Единого непереносим. – По морщинистому лицу прокатилась, словно горная лавина, гримаса боли. – Если вы победите… знайте, вы спасёте много большее, чем просто мир.