- Вперед! - шепотом скомандовал Клод, и они поползли.
Каждый к своей цели. Калинов - к сторожевой вышке справа, Игорь к такой же вышке слева. Джина и Вика тянули мешок с зарядами, чтобы несколькими взрывами пробить проход в рядах колючей проволоки. За ними подтягивались арбалетчики, чтобы, когда грохнут взрывы и пулеметы будут нейтрализованы, рвануться в проход и успеть добежать до барака охраны прежде, чем гвардейцы придут в себя. И быстро и хладнокровно засыпать их стрелами...
А оставшихся в живых офицеров, думал Калинов, мы повесим в воротах лагеря, прямо под словами "Боже! Прости нам грехи наши!", и они будут болтаться в веревочных петлях, которые они приготовили для нас, жирные боровы в оранжевых мундирах, густо пахнущие заморским одеколоном, а мы с удовлетворением будем думать о том, что этим, по крайней мере, грешить уже не доведется... Вот только куда мы денем всю эту ораву освобожденных уродов в истлевших комбинезонах. Куда мы денем всех гниющих заживо, слепых от радиационных ожогов полутрупов, подумал он и тут же отбросил эту мысль, потому что это была не та мысль, с которой ходят на колючую проволоку.
Он подобрался к самому основанию вышки, осторожно встал, чтобы проще было бросать, и достал гранату из кармана. Осталось выдернуть чеку и, дождавшись сигнала, швырнуть гранату туда, наверх, в подарок Диего, сидевшему в испачканных штанах, и неведомому музыканту с грубым голосом. И тут кто-то сказал сзади вкрадчиво: "Салют, малыш!", и сквозь кольчугу Калинов почувствовал, как в спину ему уперлось что-то твердое. Раздался громкий смех, и опять вспыхнули прожекторы, заливая все вокруг ослепительным светом. Как на стадионе. И Калинов понял, что их действительно ждали. Он сжался, соображая, как бы подороже продать жизнь, но тут сзади закричала Джина, и столько муки было в ее голосе, что он на мгновение потерял голову.
А потом со стороны оврага, где сидели ребята из резерва, вдруг ударила молния, ударила прямо по вышке над ним, и вышка вспыхнула как порох, и в огне кто-то завыл и завизжал нечеловеческим голосом, а молния уже ударила по другой вышке, мимоходом срезала кусок проволочной изгороди вместе с железобетонным столбом, и теперь гасила - один за другим - прожекторы. И тут Калинов понял, что это луч лайтинга, и оглянулся, и увидел, что тот, кто сказал ему "Салют!", тоже смотрит в сторону оврага, на эту удивительную молнию. И тогда Калинов ударил его гранатой прямо в висок. Гвардеец удивленно хрюкнул и кулем упал ему под ноги. Конечности его судорожно задергались, он перевернулся на спину и замер, и Калинов увидел в свете последнего прожектора лицо белобрысого Вампира с широко открытыми мертвыми глазами. А к прожектору уже подбирался луч лайтинга, по дороге сваливший трубу крематория, и она, подрубленная под основание, неторопливо, как в замедленной съемке, рушилась вниз, рассыпаясь на куски. Наверху взвыли в последний раз и замолкли. И тогда, по-прежнему сжимая в правой руке гранату, а левой доставая из-за спины арбалет, Калинов бросился к проходу в колючей проволоке.
- А-а-а! - надсадно заорал он. - Грехи вам простить?!
Ослепительная молния ударила прямо в барак охраны, и на месте его вспух огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
- Я вам прощу грехи! - орал Калинов, летя вперед.
Ему показалось, что сердце его не выдержит натиска ненависти и взорвется, разлетится на куски, но сейчас это было совершенно неважно.
А потом они выстроили оставшихся в живых ошалелых гвардейцев в шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил вдоль шеренги, отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть в их глубине что-нибудь звериное. Но это были обычные человеческие глаза, только отупелые от страха. И тогда Калинову захотелось посмотреть на их сердца. Не может быть, чтобы сердца у них в груди бились человеческие...
- Ай, мамочка! - вскрикнула Вика.
И Калинов увидел черный зрачок пистолета, нацеленный ему в голову, и прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо на его переносицу: видимо, туда должна была попасть пуля. И хриплый голос произнес:
- Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул головой, как будто воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет, ничком упал на плац. А мимо, спотыкаясь, брели уроды в истлевших комбинезонах, имеющие глаза ненавидяще смотрели на гвардейцев, и слышался мерный стук деревянных колодок о бетон, а над всей этой бесконечной колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они плакали, и девчонки плакали вместе с ними, и оказалось, что это большое счастье - принести свободу истерзанным людям. А потом Джина взяла у кого-то лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас положит оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти, будет смотреть, как они издыхают. Над миром повиснет смрад, а Джина будет смотреть и смотреть, не имея сил оторваться, тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика...
- Стоп! - крикнул Клод.
И все исчезло: колючая проволока и бараки, гвардейцы и уроды. Остались грязь и пот, счастье и ненависть.
Джина с возмущением смотрела на Клода:
- Почему?
- Потому! - сказал Клод. - Потому что с лайтингом и дурак сможет... Безоружных положить или взглядом убить много ума не надо. А ты попробуй разоружи гада голыми руками да так, чтобы он не успел убить ни тебя, ни твоего товарища...
- Нет, Клод! - загомонили все. - Это ты, Клод, зря. Ведь интерес был... Был ведь?
- Был, - сказал Клод. - Но прежде всего надо оставаться людьми... - Он повернулся к Калинову. - А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем. Так, ребята?
- Так! - заорали все.
Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же они так играют... "Казаков-разбойников" устроили... Развлекаются, подлецы! И я тоже хорош, нечего сказать! Втянулся как мальчишка...
Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись, съездил ему по физиономии.
- За что? - жалобно спросил Клод.
- За все! - ответил Калинов и съездил еще раз. - Как так можно?! Ведь это... Ведь это... Это же как "казаки-разбойники" на братской могиле! Можешь врезать и мне!
Лицо Клода залила краска. Кажется, до него дошло.
- Фу, какая мерзость! - сказал он. - Кто придумал этот интерес?
- Я, - сказал Игорь Крылов. - Мой дед освобождал концлагерь.
- Не говори глупости, - сказала Джина. - Что я, не знаю, когда родился твой дед!
- Ну, не дед, а сколько-то там раз прадед, - согласился Игорь. Все равно мой предок.
- Тебе бы тоже надо отвесить, - сказал ему Клод. - Да ладно уж... Хватит на сегодня тумаков.
Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу.
- А ты ничего! - И засмеялся. - В который уж раз говорю это сегодня.
Калинов пожал плечами.
- Давайте еще какой-нибудь интерес, - попросила Вика.
- Нет, - сказал Клод. - Больше мне не хочется. Сегодня не надо... Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем на пляж, кто-то улегся на травке в тени деревьев.
- Вы остаетесь? - спросила Вика. - А я пойду, позагораю с ребятами.
И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан. Калинов проводил глазами ее хорошенькую фигурку. Джина фыркнула.
- Что? - Калинов повернулся к ней.
- Самая красивая девушка нашей группы, - сказала Джина, глядя вслед удаляющейся Вике. - Хороша, правда?.. Ты где живешь?
- В Ленинграде.
- И я в Ленинграде... Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой... - Она замолчала и отвернулась.
- В мире? - спросил Калинов. - В каком мире?
- В Мире. С большой буквы... Так мы называем настоящую жизнь. Землю...
Калинов снял с себя куртку и бросил ее на траву. Лег. Джина пристроилась рядом.
- В настоящей жизни... - проговорил Калинов. - А что же тогда здесь?
- Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримлэнд.
- А кто ее придумал?
- Не знаю... Наверное, мы все. Вместе. А почему ты все спрашиваешь?
- Потому что мне интересно.
- Странно, - сказала Джина. - Обычно те, кто сюда приходят, кое-что знают... Кто дал тебе номер?
Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, сказать, что номер дал Фараон.
- Никто, - сказал он. - Я сам подсмотрел.
- Правду сказал. - Джина вздохнула с облегчением.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
- Совсем?
- Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше здесь не появляются.
- Почему?
- Не знаю, - сказала Джина. - Не появляются - и все!
- Тогда я не буду лгать, - сказал Калинов. - Мне здесь нравится.
- А что тебе нравится? - спросила Джина.
- Ты.
- Дурак! - Она отвернулась, но Калинов понял, что ей очень приятно.
- Давай сбежим, - сказала она.
- Давай... Только Зяблик опять отыщет.
- Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
- Почему?
- Не знаю, - сказала Джина. - Не появляются - и все!
- Тогда я не буду лгать, - сказал Калинов. - Мне здесь нравится.
- А что тебе нравится? - спросила Джина.
- Ты.
- Дурак! - Она отвернулась, но Калинов понял, что ей очень приятно.
- Давай сбежим, - сказала она.
- Давай... Только Зяблик опять отыщет.
- Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
Вот чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто. Хочу - люблю, хочу - не люблю... Эх, если бы он был помоложе!
- Не смотри на меня так, - попросила Джина.
- Как?
- Как старый дедушка... Который все видел и все знает. - Она прикрыла ему глаза теплой ладошкой. - Побежали?
Калинов поморгал, и Джина отдернула руку.
- Щекотно, - пояснила она.
А что, подумал Калинов. Она бы, скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.
И мир пропал. Распахнулось вокруг изумрудное небо, запылали на нем два бледно-фиолетовых, призрачных солнца.
Калинов и Джина летели под солнцами, взявшись за руки. Далеко внизу ласково шевелился чернильный океан. Оба они знали, что лишь отсюда он кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в высоту сотни метров. Да если еще учесть, что это совсем не вода...
Калинов содрогнулся: а вдруг откажут двигатели?
И тут же рука Джины куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел, как девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила вниз. Крылья на ее спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял, что сейчас произойдет. Он притормозил и бросился вниз, чтобы уравнять скорости и подхватить уже падающую Джину. Это ему удалось с первой же попытки, словно он всю свою жизнь только и делал, что занимался спасением погибающих в чужих небесах. Правой рукой он подхватил Джину за тонкую талию, а левой стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже удалось, и он хотел уже было закричать от восторга, как вдруг понял, что его крыльям двоих не удержать. Джина принялась отдирать от своей талии его руку, но он подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.
Хорошо, что пояс узкий, подумал он. Не оторвет, сил у нее не хватит... Но как же мне теперь одной рукой умудриться снять с себя и надеть на нее крылья?
И тогда Джина повернула голову, и он увидел ее прищуренные глаза, равнодушные и чужие.
- Не надо, - сказала она зло. - Ерунда все это.
Калинов растерялся и чуть было не разжал пальцы.
А вокруг уже не было ни зеленого неба, ни фиолетовых солнц. Был серый теплый вечер. С далеких прерий остро пахло незнакомыми травами. Сзади доносилась веселая музыка. Там, у салуна, они оставили своих лошадей и шли теперь по узкой улице, протянувшейся между двумя рядами нахохлившихся домов. Ноги, обутые в мокасины, мягко ступали по непривычно ровному камню. К ночи должен был пойти дождь, и это было хорошо, потому что в дождь легко можно уйти от погони.
Калинов пробежал взглядом по окнам. Все окна были темны и безжизненны, только в одном, на противоположной стороне улицы, чуть-чуть дернулась занавеска. А может быть, ему показалось. До дома Виго оставалось еще метров двести. И тридцать минут до начала "мертвого часа", когда по городу разрешается передвигаться только бледнолицым. Идти приходилось медленно, потому что "зажигалки" Джина спрятала под юбкой, и они ей очень мешали. А дело надо было сделать не мешкая, ибо завтра должна была вернуться семья Виго - жена и пятеро ребятишек. Уж они-то ни в чем не виноваты.
Послышались шаги патрульных. Патруль топал к салуну, чтобы зарядиться очередной порцией виски.
- Что-то они сегодня рано, - сказал Калинов.
- Целуй меня, - прошептала Джина.
Он втиснул ее в угол между домами. Острая боль пронзила ногу. "Зажигалки", вспомнил Калинов, но делать что-либо было уже поздно: патруль находился совсем рядом. Джина обняла Калинова за шею, и он прижал ее всем телом к стене. Жаркое дыхание девушки обожгло ему губы, глаза ее широко раскрылись, он увидел в их глубине желание и страх. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно во всем городе. И тогда он вытащил из кармана стилет и спрятал его в рукав. Была еще, правда, надежда на то, что патруль слишком торопится в салун.
- Все хорошо, - тихо сказал Калинов.
Джина зажмурилась: их осветили сзади фонариком.
- Эй, краснокожий, помощь не требуется? - сказал кто-то. Раздался грубый смех, и тот же голос гнусно выругался. Калинова поощрительно похлопали по заду, снова заржали. Джина начала дрожать, и он еще сильнее прижал ее к замшелым камням. Боль в ноге стала почти нестерпимой. "Не сорвать бы чеку!" - подумал Калинов. И откуда здесь замшелые камни?.. Наконец фонарик погасили, и патруль, зубоскаля и топая тяжелыми сапогами, удалился. Калинов перевел дух, отпустил девушку и сунул стилет в карман.
- Ненавижу! - простонала Джина.
Они двинулись дальше. Свет нигде так и не зажегся, фонари висели на столбах мрачными темными пятнами, похожие на нахохлившихся замерзших птиц. Подошли к дому Виго. Калитка, как и условились, была не заперта. Калинов оглянулся по сторонам, вытащил стилет и осторожно открыл створку. Вошли. Во дворе почему-то было гораздо темнее, чем на улице, как будто кто-то накрыл дом Виго капюшоном, спрятав их от всего остального мира. Сзади чуть слышно щелкнул запор.
- Роже, - позвал Калинов. - Ты где?
- Да тут, Орлиное Перо, - послышался за спиной голос Виго.
Оглянуться Калинов не успел. Руку со стилетом дернули вверх с такой силой, что она, казалось, сейчас оторвется, и тут же что-то тяжелое ухнуло по затылку. Впрочем, упасть ему не дали, подхватили с обеих сторон, но сознание он, по-видимому, на несколько секунд потерял, потому что, когда пришел в себя, Джина стояла с поднятыми руками.
Двор был залит светом. Роже Виго выпростал из-под тигровой шкуры ручищи и, осклабившись, принялся обыскивать девушку.
- Хороша подруга у Орлиного Пера! - сказал Виго, тряся белым чубом.
Его руки скользнули вдоль тела Джины, слегка задержались на груди, Виго зацокал языком, и Калинов закусил губу.
- Не сейчас, - сказал офицер.
Виго грязно выругался, опустил руки ниже.
- Ого! - сказал он, наткнувшись на "зажигалки".
Офицер отодвинул его в сторону, достал нож и, сверкая белозубой улыбкой - сама приветливость! - начал разрезать на Джине юбку. Ткань легко разошлась, сквозь разрез стали видны белые трусики.
- Что-то новенькое, - сказал офицер, взвешивая "зажигалки" на руке. - Ты молодец, Виго!.. Девку оставим у тебя, а краснокожего мы возьмем с собой. Шериф давно хотел с ним встретиться!.. А девку приведешь утром.
По затылку Калинова текло липкое и теплое, перед глазами висела багровая занавеска, за руки держали крепко - не вырвешься! Он раскрыл глаза пошире, усилием воли отодвинул в сторону багровую занавеску и посмотрел на Джину.
Что же ты их не поубиваешь, девочка, подумал он. Не спасешь нас?.. Ведь тебе это так просто!
Его взгляд встретился со взглядом Джины, спокойным и пристальным. И в голове перестали бить колокола, и мускулы налились металлом, и Калинов понял, что может перевернуть мир. Как школьный глобус... А еще он понял, что Джина хочет, чтобы все сделал он сам. Рассчитался с Роже. Покончил с засадой... И ее чтобы спас. Как и положено кавалеру.
Только бы не отказало мое столетнее тело, подумал он. И рванулся.
Люди, державшие его за руки, так сильно столкнулись головами, что черепа их раскололись. Легким движением он перебросил оба тела через забор - так велико было упоение силой. За забором затрещало, словно там врезались друг в друга два дилижанса. Офицер, все еще улыбаясь, пытался достать правой рукой пистолет, в левой у него по-прежнему были "зажигалки". А Роже Виго уже стрелял. Лайтинг в его лапах выглядел как игрушка, и он спокойно выпустил в Калинова весь заряд. В упор. С двух метров. Но луч отразился и ушел куда-то в небо. Калинов сделал шаг вперед, аккуратно щелкнул Виго по лбу. Голова Роже мотнулась назад, он выронил лайтинг из рук, упал навзничь, дернулся и затих. Джина смотрела на Калинова с восторгом, и восторг этот добавлял новых сил.
Оставался еще офицер. Калинов повернулся к нему. Офицер уже не улыбался. И не пытался достать пистолет. Правой рукой он тянулся к чеке "зажигалки".
- Не трожь! - заорал Калинов. - Полгорода спалишь!
Было поздно. Послышались хлопок и шипение. И тогда Калинов схватил Джину подмышку и, задержав дыхание, прыгнул вверх, перелетел через забор, через улицу и опустился во дворе дома напротив. И снова прыгнул. В прыжке он оглянулся. Из двора Роже Виго, стремительно увеличиваясь в объеме, вставало багровое солнце. Было удивительно тихо, только стонала Джина. Сзади полыхнуло жаром, и пришлось прыгать и прыгать, все дальше и дальше, и уже не хватало сил на следующий прыжок, и тогда он растянулся у какого-то дома прямо на брусчатке и подмял под себя Джину, прикрыв ее телом.
И плотный, наваливающийся на него сверху жар пропал. Вокруг снова была трава, пели птицы и дул легкий ветерок.