Оля и на этот раз вспомнила свой мир, секту «трясунов», которые когда-то таким способом во время богослужения приводили себя в исступленное состояние, после чего предавались оргиям.
Оля поморщилась: насколько выше была культура даже у найнов. Достаточно вспомнить исполненный чувства и грации «журавлиный» танец Мохнатика! Не говоря уже о сравнении с танцорами, которые пластическими движениями выражали глубочайшие человеческие переживания, а потом словно летали, иногда на мгновения застывая в воздухе. Она помнит, как они с Альсино любовались этим зрелищем в театре. А здесь… эти «битуны» и «трясуны»!…
На сей раз зрительница не сидела в ложе на концерте модного музыканта: со скрученными руками пристроилась на краешке варварской волокуши, привязанная к ней веревкой за шею.
Помогло ей словно подсказанное кем-то вдумчивое отношение ко всему происходящему, которое она наблюдает как исследователь, изучающий быт неимоверно далеких своих предков.
Для ее положения подобное временами казалось просто невероятным, но именно это придавало силу вынести все, что было уготовано для нее двуногими спрутами.
И по малейшим деталям она пыталась представить себе, как они тут живут, каков уклад их жизни.
Вероятно, чтобы все это постигнуть, ей пришлось бы прожить с ними какое-то время, возможно, поближе познакомиться с той же «Евой», проявившей о ней женскую заботу, узнать через нее все подробности их быта.
Но у Оли не было ни времени, ни надежды на такое общение с неандертальцами, а тем более на изучение их первобытного общества. Неизвестно, под чьим невидимым влиянием повела себя так эта хрупкая девушка. В ней сочетались и слабость ребенка, и смелость человека, идущего на контакт с неизвестным существом из другого мира, а теперь… Теперь, не зная своей судьбы, она оказалась способной наблюдать и делать выводы, которые немало удивили бы ее университетских профессоров. Вот если бы еще Альсино был с ней! Они бы думали вместе…
Есть ли у неандертальцев семья? Существует ли супружество?
Олины наблюдения подсказывали, что семьи как таковой у этого племени не существовало. Мужчины входили в толпу женщин и с любой из них, даже с несколькими, обращались так фривольно, что Оля иной раз даже краснела. К детям, дерущимся из-за куска брошенного мяса, ни одна женщина не сделала поползновения подойти, сделать замечание…
Может быть, именно такое отношение и являлось здесь основой воспитания? Как кто сумеет, выживет наиболее сильный и приспособленный, не знающий ни отца своего, ни матери?…
И чем больше Оля всматривалась в происходящее, тем глубже утверждалась в своем мнении.
То, что мужчины здесь охотники и основные добытчики, Оле стало ясно еще во время горького пути с веревкой на шее.
Женщины, очевидно, были хранительницами очага и огня.
Неандертальцы знали огонь, но умели ли его добывать?
И, конечно, мужчины ведут нескончаемые войны с соседями. Доказательством служили бородатые рабы, запряженные в волокушу. Да и такое оружие, как «пило-мечи», нужно было не столько для охоты, сколько для рукопашных схваток.
Но лук они изобрели и град стрел обрушили на Седого и Олю. Сердце найна их стрела пробила, но бронежилет не смогла.
Речь их, с помощью которой они общались между собой, была до крайности скупа, состояла из небольшого числа слов, подкрепляемых выразительными жестами. Оле запомнились лишь выкрики танцоров в такт «битунам»: «Крок!… Крок!… Крок!…» Очевидно, для подчеркивания ритма, но без смыслового значения.
После насыщения и танцев с музыкой «Крок-крок» дошла очередь и до пленницы.
За Олей пришли два размалеванных дикаря и, не снимая с ее шеи петли, повели на веревке к костру показать там свой охотничий трофей.
Олю поставили перед царьком. Сердце защемило у девушки при виде белоснежной шкуры своего пещерного друга.
И слезы навернулись на глаза у недавней исследовательницы первобытного общества.
К Оле проявили интерес многие дикари — подходили и мужчины, и женщины. Бесцеремонно ощупывали ее. Особенно их привлекал комбинезон, они явно удивлялись, зачем ей эта вторая кожа, если вполне достаточно узкой полоски из волокон трав. Царек подарил охотничий трофей — новую пленницу — двум своим сыновьям, дюжим неандертальцам со скошенными к затылку лбами.
Оля не могла понять, достанется ли она этим безобразным дикарям как рабыня или как еда? В усладу похоти или желудка?
Но, пусть даже дикари не знали семьи и права собственности на женщину, тем не менее из-за белокурой Оли у сыновей царька возник неожиданный спор.
Каждый хотел заполучить ее первым.
Они кричали друг на друга, и эта перепалка начинала приобретать злобный характер, а они оба без конца повторяли «Крок-крок».
Теперь это выражение звучало как ругательство. В какой-то момент дикари расступились, и началась приведшая всех соплеменников в восторг драка.
Уже второй раз в сказочном параллельном мире его обитатели вступали в бой за обладание Олей, а окружающая толпа вела себя точно так же, как зрители на трибунах знакомого стадиона.
Оба претендента были одинаково омерзительны. Один коренастый, широкоплечий, с тупым безбородым лицом.
Другой сухопарый, высокий, похожий на жердь, тоже безбородый, с маленькими, спрятанными в глубине впадин глазками.
Некоторое время они напряженно стояли друг против друга, набычив головы, держа согнутые руки на уровне плеч, готовые в любой момент ухватить противника. А иногда делали выпад, выкидывали вперед руки для удара или ногу для пинка в наиболее уязвимое место. Но цели не достигали. Оба успевали либо отскочить, либо уклониться.
Дикари улюлюкали, как футбольные болельщики, подбадривая бойцов.
Наконец братья яростно кинулись друг на друга, словно между ними исчезла вдруг невидимая перегородка.
Удары кулаками посыпались на размалеванные оранжевой краской тела, на которых скоро начали появляться синяки и кровоподтеки.
Коренастый первый нанес удачный удар ногой в живот брату.
Его противник согнулся пополам, но… оказывается, не от боли, а, сделав пируэт с вытянутой ногой, с размаху ударил ею по голове коренастого. Тот закачался, но устоял и снова пнул противника.
Удары руками и ногами посыпались один за другим.
Бойцы тяжело дышали и, казалось, не держались на ногах от усталости.
Но неожиданно, словно примирившись, оба бросились в объятия друг другу, но отнюдь не для того, чтобы проявить родственные чувства. Каждый вцепился другому в горло, стремясь задушить противника. И оба упали на землю, яростно катаясь по ней, оказываясь то вверху, то внизу.
Словно два спрута сцепились в мертвой схватке.
Родителю это явно не нравилось.
Только он один из всего племени имел право выбрать себе жен, и один знал своих детей, которым по наследству должен был передать власть.
Правитель не хотел лишаться наследников, и он приказал воинам разнять дерущихся. Соперников кое-как растащили.
Сыновья царька поднялись с земли разъяренные и измученные, сплевывая кровью.
Кочетков шел за едва видимым впереди найном, который все еще умудрялся не потерять в темноте след волокуши.
Внезапно Кочетков увидел вдали два огонька. Показалось, что это автомобильные фары. Но что это? Галлюцинация или точка соприкосновения параллельных миров?
«Фары» приближались, свет их становился все ярче.
Мысли одна другой невероятнее завладели Кочетковым.
Его мир так близко? Сделать всего несколько шагов в сторону и оказаться на современном шоссе, по которому мчатся машины? Попросить помощи?…
Но как это могло случиться? Ведь параллельные миры разделены высшими измерениями. Проникать через них можно лишь при обнулении масс…
Однако сколько существует необъяснимых современной науке явлений вторжения в наш мир чего-то странного! Хотя бы то же, столетиями наблюдаемое явление полтергейста, когда предметы сами собой обретают способность двигаться. Об этом писали и Пушкин и Гоголь. Современная наука, отмечая такой феномен, становилась перед ним в тупик, ибо то, что прежде объяснялось сверхъестественными силами, бесами и прочей нечистью, ученые с точки зрения физики объяснить никогда не могли. И допустили в конце концов влияние параллельного мира.
Значит, существуют точки соприкосновения с ним?
И как же? Вот он, Кочетков, неизвестный человек с автоматом, выйдет на шоссе, пытаясь остановить проезжающую машину? Да еще не так далеко от горячей точки, где идут военные действия. Недаром Альсино выбрал именно это место для перехода «летающей тарелки» в его иномир!
Что скажет, остановив машину, автоматчик, если та в страхе не промчится мимо вооруженного незнакомца? Станет уверять, что надо спасти от дикарей (какие тут дикари?) одну девушку. В лучшем случае его сочтут сумасшедшим или, приняв за бандита, помчатся прочь. Или, сочтя диверсантом, арестуют?…
Пока так размышлял Кочетков, будя воображение, огоньки приблизились и вовсе не оказались одинокими. Зажглась еще пара, потом еще и еще. Целая стая обладателей светящихся глаз приближалась к путникам.
Лесные хищники не рисковали подходить к отряду охотников с волокушей. Но сейчас при виде двух одиноких путников, хотя один из них и был могучим найном, дерзко напали на них.
Кочетков не мог понять, что это за существа, слыша лишь рычание и лязг зубов, потом вскинул автомат и дал очередь по огонькам, похожим на автомобильные фары. Несколько пар огоньков погасло. Но на их месте тотчас появились другие. Множество других, целые созвездия…
Кочетков вышел вперед, очередями автомата расчищая путь.
Но движение их с найном замедлилось.
Если учитывать, что бегущие неандертальцы передвигались куда быстрее осторожно идущих вперед Кочеткова и найна, то можно предположить, насколько они запаздывали к разыгравшейся на берегу моря трагедии.
Лесные хищники, отступив было, а может быть пожирая «убитых», хотя те были лишь усыплены, появились снова.
И опять пришлось отбиваться от них, расходуя невосполнимые боеприпасы.
Только с рассветом атаки хищников прекратились.
Можно было идти скорее. Но найн все же не опережал своего спутника.
К поселению неандертальцев на берегу моря они вышли, когда драка там между двумя озверевшими противниками завершалась и оба упали на землю, душа друг друга в смертельных объятиях.
Толпа ревела от восторга.
Кочетков с замиранием сердца увидел Олю с веревкой на шее и связанными руками…
Высокий неандерталец в накинутой на мускулистое тело белой шкуре, приказав разнять дерущихся, подошел к Оле и провел ребром ладони по ее поясу.
Потом жестом подозвал к себе еще не отдышавшихся драчунов и передал им тяжелую «меч-пилу» — крепкую палку с вделанными в нее каменными зубьями.
Еще одним, подкрепляющим слова жестом, с ужасом понятым Кочетковым, царек велел сыновьям перепилить пополам виновницу их ссоры.
Верхнюю половину Оли он предназначил высокому, а нижнюю — крепышу.
Царек не мог знать легенду о царе Соломоне и задачу с яблоком раздора решил по-своему, хотя таким яблоком было живое существо, несчастная пленница…
Человек явно превзошел головоногого!
Кочетков понял, что медлить больше ни минуты нельзя.
Оглянулся на найна… но его нигде не было! Он исчез…
Глава 6 ЯБЛОКО РАЗДОРА
Мрачные тучи, как дым из адской печи, поглотили едва взошедшее солнце.
Порывистый ветер яростно гнал их над морщинистым морем, словно разгневанным тем, что творилось на берегу.
Ночная тишина сменилась негодующим ревом прибоя.
Волны посланцами вспенившегося моря злобно ударялись в обрывистые скалы, под которыми в глубине затаился спрут. Яростно стучались они в неприступные гранитные ворота берега, а он, огрызаясь, злобно рычал, изрыгая клубы пены и фонтаны брызг, как при взрывах подводных мин.
Море как бы предостерегало всех обитателей суши от неминуемых бед, грозящих им за клокочущее в них Зло.
Но не подозревала возмущенная своими детьми Природа, что потомки их, не менее жестокие и бездумные, поднимут руку и на нее: лишат тени берега, отравят себе же во вред ручейки и реки, загрязнят даже океаны…
Но пока до тех времен было далеко. Люди здесь лишь резвились, празднуя удачную охоту. Насытившись мясом, они жаждали зрелища и живой крови.
И в усладу им готовилась кровавая расправа над беззащитной, захваченной в стане «лохматых» странной дичью, с которой можно было делать все, что заблагорассудится.
К тому же эта дичь послужила причиной вражды между наследниками царька, и по изуверской воле того, как и всякий съедобный плод, из-за которого возникает спор, спорщики теперь разделят его пополам…
Двое их добровольных пособников, размалеванных и дурно пахнущих от грязи дикарей, связали Оле, кроме рук, еще и ноги, повалили наземь, повернули на бок, а потом уселись один на ее плечо, другой на связанные ноги, чтобы не вертелась и не дергалась…
Оля догадалась о том, что ей уготовано, лишь увидев недавних драчунов, несших к ней огромную «меч-пилу». Если взяться за ее концы двоим, можно распилить даже гигантские деревья в лесу.
Царек не хотел отказать себе в удовольствии насладиться воплями пленницы, помня, как щекочуще звонко крикнула она, когда он дернул ее за волосы.
Вот почему он и велел распилить ее живой.
Было отчего возмутиться даже морю, и, негодуя, ощерилось оно пенными гребнями волн.
Олю било в ознобе, и мысленно она взывала о помощи к далекому Альсино, только он один мог услышать этот немой сигнал бедствия. Для всех остальных она была безмолвная, замершая в отчаянии душа.
Лучше бы спрут утащил ее в море. Все было бы быстрее и не так унизительно…
Наследники царька взялись с двух концов за свою первобытную поперечную пилу. Стали по обе стороны валявшегося на земле «живого чурбана».
Оба предвкушали, как брызнет кровь после первых надрезов и как заверещит это странное существо, похожее на людей, но покрытое снаружи кожей лунного цвета.
Однако первое же движение их «меч-пилы» смутило истязателей.
Заостренные каменные зубья, разорвав бок комбинезона, никак не вгрызались в живое тело, а скользили по чему-то неподатливому, гладкому.
Кровожадные «пильщики» старательно нажимали на свое орудие, и каменные зубья, вделанные в него, один за другим выкрошились, упав на землю.
Понять этого явления никто не мог, и наследники царька тупо переглядывались между собой.
Ни крови, ни стонов!… Колдовство! Надо звать шамана.
Толстяк, переваливаясь с ноги на ногу, уже спешил на зов царька, сетуя, видно, на то, что такое дело начали без него.
Увидев разорванный комбинезон и рискнув засунуть в дыру руку, он единственный из всех понял, отчего сломалась пила. Но свою догадку не высказал, а начал причудливое камлание[7], чтобы внушить всем страх и уважение.
Он долго водил над жертвой руками, приседал, подпрыгивал, кружился волчком…
Наконец, отдышался после своего многотрудного шаманства и объяснил ждавшим его «откровения» дикарям, что у этой попавшейся в стаю «лохматых зверей» твари на ее белесое тело натянуты еще две кожи: «жесткая», которая «меч-пиле» не по зубам, и снаружи еще лунная. Она мягкая и не рвется. Поэтому две кожи надо сперва снять, а потом уже пилить, как положено.
Оля по жестам толстого жреца поняла, что он сказал, и все это казалось ей кошмарным сном, поэтому она силилась проснуться, чтобы все разом наконец исчезло. И не будет никаких неандертальцев, которые хотят разделаться с ней, ни леса с чудовищными деревьями-великанами, ни разбушевавшегося моря со сверкающими вдали молниями.
Но проснуться ей так и не удалось.
Выслушав совет шамана, посовещавшегося с засевшим в глубине под обрывом «божеством», сыновья царька попробовали содрать со своей жертвы мешающие им слои кожи.
Комбинезон сорвать им не удалось, но обнажился бронежилет, поставивший их в тупик.
Понять, как он напялен на девушку и что такое застежки, они были не в состоянии.
Не мог разгадать этого и шаман, тщетно морща свой низкий лоб.
После мучительного раздумья он сказал, что надо сразу содрать и жесткую кожу, и находящуюся под ней белесую, безволосую.
Но как стащить эту двойную кожу с тела?
Чтобы разрешить задачу, шаман тяжело подпрыгнул, неуклюже повертелся и с просветленным лицом объявил, что «божество» хочет, чтобы распиливали не по поясу, а ниже, где кончается жесткая кожа и не помешает зубьям.
Но пильщики запротестовали: если не пополам, то одному достанется большая часть, другому меньшая.
И порешили обе кожи сдирать сразу. Не понимали, что бронежилет не вывернуть и не разорвать, чтобы пилить без помех.
Крепыш вооружился остро отточенным каменным ножом и потянулся к тонкой девичьей шее, чтобы сделать надрез.
Внезапный шум, грохот, женские вопли и детский плач отвлекли его, и он застыл в недоумении с пилой в руках.
А шаман с поразительной для него быстротой уже мчался к лесу. Навстречу ему приближалось чудовище, размахивающее вырванным с корнем деревом и крушащее перед собой все подряд.
Рушились утлые хижины, валились их стены, падали крыши, в панике выбегали наружу люди, страшась исполинской дубины.
Собравшись на кровавое зрелище мужчины пустились вслед за шаманом.
Гигант, судя по всему, не интересовался никем, цель у него была иная: он направлялся прямо к застывшим в нерешительности фигурам царька и его сыновей и лежавшей на земле связанной девушке.
Два расположившиеся на ней дикаря, готовясь к кровавому действу, тотчас трусливо сбежали.