Он пятнами пошел, за сердце схватился... Форточка открылась. Говорю:
– Коля Двуногий, ну ты не сукин сын – обижаться на всякую ерунду? Совсем, что ли, ты без юмора? Завтра принесу тебе пять тысяч.
Понимаешь?!.. Думаю одно, говорю другое.
У него губы задрожали. Обнялись с ним. Он говорит:
– Ты теперь мой лучший друг, я тебя люблю и уважаю. И зря, – говорит, – ты возле форточки встал, простудишься.
Я ему:
– Ничего, дорогой мой, ничего, не беспокойся.
Он:
– Нет, я закрою.
Я:
– Не надо.
Он:
– Надо!
И закрыл. Я говорю:
– Руку свою поганую убери с моего плеча. Мне работать надо идти.
Он постарел прямо на глазах, щетина сразу полезла, сгорбился, пошел к себе.
Я ему:
– Иди, иди, не оборачивайся.
Он ушел, а запах от него остался. Я форточку открыл, весна в обе ноздри как даст, и я потерял память!.. Представляешь?.. Выборочно что-то помню: когда зарплата, сколько получаю, а что хотел работать – забыл напрочь.
Весной, говорят, вообще надо быть настороже... Всем! Даже зверью. У зверей гон начинается. Представляешь?.. У самцов. Зимой ничего, а весной гон вдруг и у всех зверей одно на уме. И никуда не денешься – закон космоса, сопротивляться бесполезно! У меня весной то же самое, что у животных, – одно на уме... не работать. Зимой, летом не работаю через силу, весной – легко.
Короче, я вообще забыл о работе, настроение такое... не гон, конечно, но хорошее. Подхожу к Двуногому, говорю:
– Брат, если что-то не так, прости.
Он ни слова!.. Дай ему кто-нибудь нож, он пырнул бы. Но через минуту простил, говорит:
– Больше так никогда не делай.
Я говорю:
– Коля, я клянусь тебе! Просто ты ничего не знаешь, это всё, Коля, была страшная порча.
Поклялись с ним в вечной дружбе, обнялись. У всех слезы из глаз, люди стоят плачут, не стесняясь, улыбаются сквозь слезы. Кто-то форточку закрыл. Я думаю: «Ну космос, ну гон, но не пять же тысяч первому встречному!» И оттолкнул его. А он такой сильный оказался, поднял меня и кинул к окну. Я пока летел, успел крикнуть:
– Двуногий, гаденыш, считай, что ты покойник!
И тут спиной о раму ка-ак дамся, и форточка открылась.
Я что хотел сказать?.. Не помню!.. Что-то про детектив, про форточку... Не помню!.. Извините. Забыл.
Но если кому-то пять тысяч позарез, сразу после концерта ко мне. Договорились?
Чудо
Я себе как-то тут говорю:
– Перестань брать взятки, сволочь, тварь продажная, реформы же кругом, гадина... тварь продажная.
«Тварь» говорил уже?..
– Мерзавец! Не бери, ты же демократ теперь.
И произошло чудо – перестал брать. Внутри сразу пошел процесс перерождения – свет стал разливаться. Попозже внешне начало сказываться: кожа чистая стала, по большому в один и тот же час, перхоть не гнидообразная.
И недавно секретарша говорит:
– Знаете, только вы перестали взятки брать, от вас запах пошел целебный... Если по-новому жить...
Я говорю:
– Только по-новому!
Она:
– Если по-новому жить, то за запах деньги брать можно.
А это такая женщина, она зря не обманет.
Теперь народ приходит – мы дела решаем бесплатно. Но если у кого недуг неизлечимый и вдруг ни с того ни с сего проходит, то деньги берем.
На днях старичок пришел, участник войны, у него колена нет, нога не сгибается с 41-го года. Он насчет пенсии. Пять минут побыл в кабинете, говорит:
– Чего-то мне легче стало! Нога сгибается в обе стороны.
Я деньги, конечно, взял.
Кавказец один приходил – с трех лет!.. страдал отвращением к коньяку. Насчет прописки приходил. Минуты не просидел, говорит:
– Тянет выпить – нету сил!
Я ему прописку, он мне – за лечение. Многим помог. Прямо люди молиться на меня стали.
Уникальный случай был – женщине одной гараж помог поставить... посреди сквера – бесплатно. А у нее на нервной почве хроническое бесплодие. Я еще сказал себе:
– Если ты, сволочь, гаденыш гунявый, маньяк сексуальный, не попробуешь помочь такой несчастной... красивой женщине – пожалеешь.
И мы с ней попробовали. И произошло чудо! Так я деньги взял только через девять месяцев. То есть преобразился уже до конца.
Вот что значит твердо сказать себе: «Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная».
И это под силу любому! Я знаю, еще один брал взятки каждый день, но он сказал себе: «Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная». И перестал!
Тут же потливость исчезла, пучить перестало, обжорство вошло в норму. Потом чудо произошло. Он кого похлопает по плечу, тому легче становится.
Лечит от плоскостопия. От кариеса – просто лучшее средство. Морщины у глаз убирает, белье отбеливает. У одной женщины девочка к выпускному балу готовилась, испортила платье. Он похлопал – даже не по плечу! другую совсем женщину! – а у той всё очистилось.
Я ко всем обращаюсь: перестаньте брать взятки! Перестаньте. У вас сразу восстановится обмен веществ, кислотно-щелочной баланс, и может даже наладиться гнилостный процесс. И с коррупцией покончим, и при деньгах будем! Это – чудо! И возможно оно только у нас.
Жизнь и смерть
Всё у нас как-то через эту... пень-колоду. К врачу пришел, к невропатологу, говорю:
– Доктор, соседи так шумят, что у меня ноги стали дергаться в самом основании.
Он спрашивает:
– Что вам еще не нравится на Родине?
Я говорю:
– Еще мне не нравится, что, когда я иду... по Родине и смотрю кругом, цены не наши, не русские.
Доктор говорит:
– Лекарства от вашей болезни очень дорогие. Вы станете здоровым, но нищим. Причем нищим наверняка, а здоровым как бог пошлет. Но можно и без лекарств. Просто больше положительных эмоций: кругосветные путешествия, скачки на страусах, вообще всякие зрелища.
Я говорю:
– О! Зрелища! У меня телевизор есть.
Он говорит:
– О! И попробуйте – включите.
Я включил. Посмотрел про вампиров, как они из людей кровь сосут, про мертвецов, как они ночью из могил выползают, и попозже «Дорожный патруль» – о тех, кто разбился вдребезги.
Короче, как-то я насчет жизни успокоился, пошел поинтересоваться насчет гробов.
Гробы дороже любых лекарств! Но у меня удачно получилось – попал на распродажу, цены на тридцать процентов ниже обычных. Наверное, сезон закончился, не знаю. Купил крышку... на гроб целиком не хватило.
Принес домой, поставил у входа в квартиру – месяц уже никого из соседей не вижу, не слышу.
Вот так у нас – жизнь ведет к смерти, а смерть – к жизни. Всё через... пень-колоду.
Я еще две крышки купил. Одну поставил на работе, чтобы не мешал никто. Со второй мотаюсь везде. Очень удобно.
В автобус всегда сядешь. Место уступают. Неприятно же – сидишь, а над тобой крышка от гроба.
Дорогу переходишь на любой свет. Вчера иду по улице – без конца несутся машины с мигалками. Или бандиты, или руководство. А какая разница – дорогу-то не перейти. Я – раз! – с крышкой на проезжую часть, за мной народ. Перешли. Эти только ахать, я – раз! – в обратную сторону. Полчаса ходил.
Легче стало жить с крышкой от гроба. Как-то тут иду мимо банка – стрельба! Ограбление. Я – хоп! – в гроб, руки сложил, лежу. Грабители бегут мимо, их настигают, они – деньги в гроб, сами уселись вокруг как родственники. Милиция со специально обученными собаками мимо промчалась, эти – к деньгам. Я говорю: «РУКИ!.. за спину». Они в обморок.
Деньги, конечно, потом сдал... почти все.
Легче, легче стало. Чиновники за секунду всё решают. Я, правда, еще на крышке написал: «Холера».
Город спас от наркоманов. Они на кладбище собирались. Накурились – думали, я видение. Пошли с кладбища – я за ними. Все сразу выздоровели.
На рынке торговаться удобнее:
– Сколько с меня?
– Десять тысяч.
– У меня только тысяча. Гробом не возьмете?
Передохнуть где-нибудь остановишься, положишь крышку – в нее подавать начинают. Рэкет пробовал наехать. Подошли амбалы, развернули крышку, а у меня там табличка: «Это для вас».
По мелочам там чего-нибудь тоже выручает: взаймы все дают, от дождя всегда укроешься. Да мало ли чего.
Я всем советую: купите крышку от гроба – легче станет жить.
Горе-то какое!
За гаражами под рябиной у столика доминошников стоят двое: один – высокий и толстый, другой – маленький и корявый. На столе бутылка водки, куски хлеба и колбасы – всё готово к пиршеству.
Большой разливает, чокаются. Маленький пьет, кривится, передергивается, крякает. Большой как стоял с полным стаканом, так и стоит.
– Чего ты? – спрашивает маленький.
– Мне нельзя, – отвечает большой.
– Как нельзя?
– Врач запретил.
Мысль о том, что пить нельзя, не помещается у маленького в голове, и он тупо смотрит на большого.
– Водку нельзя?
– Водку.
– Та-ак, – растерянно тянет маленький. – Ничего себе... Горе-то какое... Угораздило тебя... А чуть-чуть если?
Большой мотает головой:
– Совсем нельзя, ни капли. Иначе смерть.
При слове «смерть» маленький опять тупо смотрит на большого:
– Двести граммов нельзя?!
– Нельзя. Смерть.
– А закусить хорошо?
– Не успею. Мгновенная смерть.
– Может, успеешь.
Большой мотает головой, на глазах у него слезы. Маленький сопереживает:
– Ну надо же! Вот это да!.. Где же ты такую заразу подцепил?
– После аварии. Печень пострадала.
– Понятно. – Маленький отступает на шаг. – Ты это, – говорит он, – дыши в сторону на всякий случай. Может, заразно.
– Да нет! Какое заразно? Не заразно.
– Не известно. – Маленький наливает себе немного, полощет рот... и проглатывает водку. – Не известно, что заразно, что не заразно. Кукуй в том году ногу сломал, его Витёк навестил – через день сам ногу сломал. Витька Игорёк навестил. Через день дорогу стал перебегать. Перебегал, перебегал... перебегал, перебегал... Перебежал. А ему с балкона на голову горшок с редким цветком.
– Ну и при чем здесь? – спрашивает большой.
– А чего хорошего-то? – спрашивает маленький. Он наливает себе с полстакана, печально оглядывает приятеля: – Может, ничего немного-то?
– Ну как ничего? Врач сказал: смерть.
– Врачи тоже люди... ошибаются. У соседа жену прихватило, он «скорую» вызвал. Те: «Отравление»! Часа два промывали ее, он продукты все из холодильника выбросил. Короче, у нее давление поднялось, они скорее уколы делать, не то вкололи, что ей можно, – у нее сыпь на руках выступила, температура сорок! Короче, она никого не узнаёт и заговорила вдруг по-немецки. «Ахтунг! Ахтунг!» И у соседа сыпь... по всему телу... и у врачей. Короче, у нее не отравление оказалось, а беременность.
Большой безнадежно машет рукой:
– Анализы показали – смерть!
– Ну и что? «Анализы». Могли перепутать. Знакомые в том месяце сына женили. Он с невестой за руку взялся, и не расстаются и день, и ночь. Молодые еще – дурь одна. Пошли с ней в поликлинику за справкой какой-то, а ей в карточку записали чужие анализы: склероз, грыжа, экзема. Малый заикаться стал. Потом разобрались, а он все равно чего-то заикается.
Большой безнадежно машет рукой:
– Рентген показал – смерть! Скелет-то мой.
– Ну и что? «Рентген». Рентген – он и есть рентген. А сколько случаев было: похоронят человека, через год откроют гроб – он животом вниз лежит. Вертелся, значит, – живого закопали.
Большого это не убеждает. Он не пьет.
– Ты Колю Горкина знаешь? – спрашивает маленький.
– Горкина?
– Да. Горкина Колю.
– Нет, не знаю.
– Ну вот! А чего же ты тогда? Тоже врачи ему: «Нельзя! Смерть!» Как-то стоим с ним... – Маленький вдруг обрывает речь, изумленно оглядывается. – Да тут же и стояли-то... И Горкин Коля говорит: «Двум смертям не бывать, одной не миновать». Налил себе двести граммов и принял.
Большой в сильном сомнении.
– Другой случай, – говорит он.
– Нет! – кричит маленький. – И совсем не другой! Тоже после аварии. Здесь же стояли! Говорит: «Не пить – для чего жить?» И двести граммов... для начала.
Большой боится поверить:
– Правда, что ли?
– Клянусь! – Маленький строг и серьезен. – Вот здесь же стояли! Буквально. Сказал: «Не пить – для чего жить».
Большой раздумывает. Маленький быстро доливает себе, чокается с ним, но не пьет, ждет, когда выпьет приятель.
Большой как заклинание произносит:
– Двум смертям не бывать, одной не миновать. – Выпивает и падает.
Маленький тупо смотрит на лежащего, говорит:
– Ни хрена себе!
И дальше не разобрать. Не то «горе-то какое», не то «вот и Горкин так же».
Этюды
Тайна
– Ну что, русский, загадочная твоя душа, не выпьешь ведро водки?
– Ведро и лошадь не выпьет.
– Лошадь не выпьет, а ты-то – русский!
– Ну и зачем мне?.. Ни с того ни с сего... Смысл какой?
– Смысла никакого нет.
– Домой приду как свинья, посуда вдребезги. Кому я чего докажу?
– Никому ничего не докажешь.
– Если бы ради какого-то большого дела...
– Именно что ни для какого дела. Просто так.
– Получается – всё против того, чтобы мне пить.
– Получается, что так. Ну, тогда извини.
– Стой! Вот когда всё против тебя, обязательно надо выпить. Давай ведро.
– Загадочный народ! Зато теперь никаких забот тебе.
– Самая теперь забота нам.
– Какая?
– Это тайна.
– Скажи.
– Это – русская тайна!
– Скажи, я никому. Какая тайна?
– Где достать второе ведро.
– Зачем?
– А вот этого даже мы не знаем.
В поликлинике
Окошко регистратуры.
– Хочу сходить в Кремль.
– Сходить?
– Да.
– В Кремль?
– Да.
– Это вам к ортопеду.
– Нет. Я хочу крикнуть там: «Надо бы и нам жить получше!»
– Крикнуть?
– Да.
– Громко?
– Да.
– Это вам к ухо-горло-носу.
– Я мечтаю, что тогда всё повернется к лучшему.
– Мечтаете?
– Да.
– Что к лучшему?
– Да.
– Так вам к психиатру.
– Спасибо.
Мелочь
◊ ◊ ◊Все хотят слушать рассказы про миллионеров, и никто про нищих. И про жуликов интереснее слушать, чем про порядочных людей.
Почему?
Ведь в жизни все предпочитают иметь дело с людьми честными, и в глубине души всегда приятнее, когда поможешь нищему, чем когда тебе подаст миллионер.
А все-таки слушать интереснее про жуликов.
◊ ◊ ◊Застрельщик перестройки – это тот, кто ее начал, или тот, кто прикончил?.. Или это одно и то же лицо?
◊ ◊ ◊Каждое время прибавляет к понятию «святое» что-то свое. Наше к понятиям «честь», «Родина», «мать» прибавило сразу два – «бизнес» и «валюта».
◊ ◊ ◊Политическая борьба. У нас она понимается именно как борьба – с приемами болевыми, удушающими, обманами, захватами, зацепами, подножками.
А «политическая» значит, что приемы есть, но правил нету. Никаких.
◊ ◊ ◊У нас плохо быть богатым и жадным. И просто богатым у нас плохо быть... А хуже всего у нас быть бедным.