— Да. Я имею такие полномочия. Вы позволите? Геннадий Михайлович, разрешите…
Из потёртого обшарпанного портфеля Бурлаков достал бланк и стал быстро заполнять его, изредка поглядывая на расставленные на столе вещи и занося их в перечень.
— Геннадий Михайлович, вы подпишите от администрации?
— Да, разумеется.
— Вот и всё. Если вы выставите эти вещи на продажу, то акт снимет … возможные трудности.
— Благодарю, — Джонатан бережно принял акт.
— Игорь Александрович, — улыбнулся Старцев, — может, вы нам расскажете об этом, — он показал на бокалы. — Чьи это гербы.
— Охотно, — кивнул Бурлаков. — Гербы подлинные. Это немецкие княжества четырёхсотлетней давности примерно. Династии угасли где-то двести пятьдесят, двести лет назад. Но для более детальной атрибуции и сертификата обратитесь в соответствующие структуры.
— Ну, понятно, — кивнул Фредди.
Он помог Джонатану убрать вещи в сейф. Акт Джонатан положил в папку с документами на имение. Теперь бар на место, и Джонатан взялся за бутылки.
— Ну, теперь-то вы от коктейля не откажетесь, — он улыбнулся, протягивая Бурлакову и Старцеву по высокому стакану.
— Не откажусь, — ответно улыбнулся Бурлаков. — Так что же вас всё-таки смущало?
— В кресте? — Старцев неловко потоптался, пожал плечами. — Ну, размеры, пожалуй. Я принял его за наперсный крест, — последние слова он произнёс по-русски, но тут же перевёл сам себя на английский, — нагрудный крест священника.
— Меня тоже это… смутило, — кивнул Джонатан. — Я никогда не видел раньше такого.
— У православного священника крест украшен иконками, — улыбнулся Бурлаков. — Зайдёте когда-нибудь в церковь, обратите внимание. И немного другие пропорции. Нет, не беспокойтесь. Вещей русского происхождения здесь нет. Немецкая и французская работа, шкатулка с венецианской мозаикой… музейных вещей нет, а если они были чьей-то собственностью, личной, то… — он пожал плечами, — через суд, гражданским иском. Я так полагаю.
Старцев кивнул.
— Ну, это совсем другая проблема, — хмыкнул Фредди.
И сразу столкнулся с внимательным внутренне напряжённым взглядом профессора.
— Идёмте, я вам покажу имение, — предложил Джонатан. — А потом пообедаем.
— Согласен, — кивнул Бурлаков. — Мне уже рассказывали, как вы на пустом месте из ничего сделали что-то.
— Ну, место было не совсем пустое, — честно ответил Джонатан, гордо улыбаясь. — Кое-что было.
— Например, развалины Большого Дома, — улыбнулся Старцев.
— Развалины тоже могут пригодиться, — рассмеялся Джонатан, увлекая гостей к выходу.
Когда они вышли, Фредди быстро убрал в баре и на столе, принёс из кладовки облюбованные ими банки. Так, первый раунд они выиграли, но только первый. У профессора что-то заготовлено. И второй раунд будет за обедом. Ну-ну, посмотрим. Но зоркий старик, с ним надо внимательно. Ну вот, теперь на кухню, предупредить Мамми. Джонни их наверняка к Монти повёл, а оттуда по всем службам.
У Мамми было уже всё готово. Отлично. Теперь присоединимся к экскурсии.
Джонатана и гостей Фредди нашёл в Большом Доме. Джонатан показывал место, где был тайник, а в окне торчали мордашки Тома и Джерри. Фредди незаметно подошёл сбоку к Джонатану. И опять быстрый внимательный взгляд профессора.
Когда пришли обратно в домик, обед был уже накрыт на столе. Старцев улыбнулся, увидев уже знакомый набор простых блюд и деликатесных консервов. Джонатан заметил эту улыбку и комично развёл руками.
Сели за стол. Все проголодались и первое время занимались только едой. Но постепенно завязался общий разговор.
— Значит, Мамми готовит для всех?
— Разумеется, профессор. Держать двух кухарок мне не по средствам, — улыбнулся Джонатан. — Да и незачем.
— Что ж, это разумно, — кивнул Бурлаков. — Я, правда, не специалист в этих проблемах, так что прошу прощения за дилетантские вопросы.
— На вопросы дилетанта очень приятно отвечать, — улыбнулся Старцев. — Ощущаешь себя этаким мудрым знатоком, не так ли?
— И это, — охотно засмеялся Джонатан.
Обед проходил в лёгкой необременительной болтовне. Фредди чувствовал, что готовится серьёзный разговор, но не понимал, почему профессор тянет с началом. Хотя… нужно ему, значит, пускай он и думает.
Бурлаков медлил. Начало должно быть беспроигрышным. Чтобы разговор не оборвался на первой же фразе. С этим тандемом можно играть в открытую. А нужно? Нужно. Похоже, другого варианта нет. Подходы и переходы не годятся. Что ж, на столе уже кофе. Пора.
— Скажите, Джонатан, могу я вас попросить об одной услуге?
— Разумеется, профессор. Всё, что в моих силах. И что вам нужно?
— Информация.
Фредди при этом слове мгновенно и довольно заметно напрягся. Бурлаков, бросив на него короткий взгляд, продолжал, глядя на Джонатана.
— Я понимаю, что информация важна, важнее и дороже всего, но иного источника у меня нет.
— И что же вас интересует? — внешне безмятежно спросил Джонатан.
— Ну что ж. Давайте так. Сначала что, а затем почему. Согласны? — улыбнулся Бурлаков.
— Согласен, — кивнул Джонатан. — Я вас внимательно слушаю.
— Летом у вас работали два пастуха. Белый и индеец, не так ли? — Фредди настороженно кивнул, у Джонатана еле заметно напряглись глаза. — Они получили расчёт и уехали. Вернее, вы их отвезли. Я хотел бы знать, куда.
— Сожалею, профессор, но у нас нет этой информации, — спокойно ответил Джонатан. — Мы не знаем, где они.
— Это вполне вероятно, — согласился Бурлаков. — Но я прошу вас назвать город, куда вы их отвезли, или где вы их наняли. А где они сейчас… я попробую найти их самостоятельно.
Фредди прикусил изнутри губу. Здорово их поймали. Они не могут не знать, куда отвезли и откуда привезли парней. Все в имении подтвердят: привезли и увезли. Назвать другой город? А если парни говорили об этом на кухне, и всплывёт на опросе… Чёрт, этого они с Джонни не предусмотрели.
Бурлакова их спокойные лица не обманули. Знают. Но говорить не хотят. Нужно объяснять.
— Я ищу их по двум причинам. Вернее, одного из них. Белого. По некоторым данным можно предположить, что он лагерник, вернее, был в лагере и каким-то образом сумел спастись во время массовых расстрелов.
— Это только предположение, — разжал губы Фредди.
— Да, разумеется. Но, — Бурлаков смотрел теперь на него, — я считаю это предположение обоснованным. "За" много, а "против" только два.
— Если можно, подробнее, — мягко попросил Джонатан.
— Пожалуйста.
Внешне все, включая Бурлакова, сохраняли полное спокойствие, но Старцев чувствовал общее напряжение и сам заражался им.
— Лагерные песни — начал перечислять Бурлаков. — Сигнальные свисты, ругань, сформированное долгим заключением поведение, седина у двадцатилетнего парня…
— Доказательством лагерного прошлого может быть только номер, — перебил его Фредди.
Джонатан чуть не выругался вслух от досады: Фредди изменила выдержка! Он же заведётся сейчас. И…
— Вы правы, — кивнул Бурлаков. — Но нежелание ни при каких обстоятельствах снять рубашку или закатать рукава, я думаю, можно отнести к косвенным доказательствам. Далее. Он, белый, был постоянно вместе с цветными. Приговорённые к лагерю теряли расу. Ещё одно доказательство, не так ли?
Фредди заставил себя промолчать.
— А что же против? — пришёл ему на помощь Джонатан, переключая внимание на себя.
— Против два обстоятельства. Первое. Это нормальная психика. Все отмечают адекватность поведения. А другие выжившие не сохранили этого. Второе. Дружба со спальником. Спальники и лагерники — смертельные враги. И вражда эта, как они сами утверждают, сохраняется при любых обстоятельствах. Бывший лагерник и бывший спальник остаются, должны оставаться врагами, — Бурлаков сделал паузу, но Джонатан и Фредди молчали, и он продолжил: — Я считаю оба контраргумента несостоятельными. Дружба и вражда — это эмоциональные личностные связи, где социальные и прочие предрассудки уже не важны. А сохранённая в нечеловеческих условиях психика… У каждого человека свой запас прочности. Как и свой болевой порог.
— Хорошо. Допустим, — Джонатан улыбнулся в ответ на бешеный взгляд Фредди и продолжил: — Но это только допущение. Продолжим. Допустим, повторяю, это так. Но зачем он вам?
— Хорошо. Примем как допущение и продолжим. Причин две. Первая. Существует Комитет, объединяющий бывших политических узников и участников Сопротивления. Мы называем себя Комитетом защиты узников и жертв Империи.
— Понятно, — Джонатан кивнул с улыбкой. — Союз ветеранов. Взаимопомощь и так далее.
— Если хотите, так, — Бурлаков не сорвался, как ожидал Старцев, а может, и хотел Джонатан. — Это достаточно точно отражает суть нашей деятельности. Но не исчерпывающе. Я вхожу в руководство Комитета, и этим объясняется мой интерес к уцелевшему лагернику.
— Допустим, — Джонатан продолжал благодушно улыбаться. — А вторая причина?
— Тринадцать лет назад, в сто девятом, я перешёл на нелегальное положение. Через три года, в сто одиннадцатом, моя семья была арестована. Жена и обе дочери погибли во время допросов. А сына отправили в специальный приют. Для перевоспитания. И уже оттуда через два года как неисправимый он был отправлен в лагерь.
Голос Бурлакова очень спокоен, академически ровен.
— Я ищу сына, джентльмены, — закончил Бурлаков, — и полагаю это веской причиной.
Последние слова, вернее, интонация заставила Старцева нахмуриться: неужели старик сорвался?!
— Разумеется, — сразу ответил Джонатан, — иной взгляд просто невозможен. И, поверьте, мы понимаем ваше… горе и сочувствуем ему, но… мы только допускаем, что он бывший лагерник, а это… уже второе допущение.
— Что он мой сын? Конечно, я понимаю. Восемь лет лагеря… это больше пожизненного срока. Разумеется, такое совпадение невозможно. Но возможно другое. Они могли… он может что-то знать… — Бурлаков оборвал себя, заставил замолчать.
Старцев посмотрел на окаменевшее лицо Фредди, таким тот не был даже в "Приме". У Джонатана застывшая вежливая улыбка. Да, у них положение… непростое. Сказать "нет", отказать человеку, ищущему сыну, и после того, что он для них сделал, подписав акт… Но и "да"… нет, они не скажут.
— Но почему вы думаете, что… этот парень знал вашего сына? — спросил Фредди.
— Он русский, — просто ответил Бурлаков. — И я не думаю, а предполагаю.
— А что он русский с какого ветра надуло? — Фредди вдруг перешёл на ковбойский говор.
— Знает русский язык и любит чай, — быстро сказал Бурлаков.
— Ну, это фуфло. И я чай хлебаю и по-лагерному могу завернуть и послать. Я что, тоже русский и лагерник?
Джонатан удивлённо посмотрел на разгорячившегося Фредди, но остановить его не успел. Это сделал Бурлаков.
— Вы видели его номер?
Фредди застыл и с видимым напряжением заставил себя разжать лежащие на столе кулаки. Бурлаков молча в упор смотрел на него. "Нашла коса на камень", — подумал Старцев.
— Генни, а вы? — Джонатан явно хотел снизить накал. — Вы тоже так считаете?
Ну, вот и его черёд. Играем в открытую.
— Я согласен с тем, что косвенные данные подтверждают эту версию.
— Вы говорите как следователь, Генни, — усмехнулся Джонатан.
Усмешка была злой, но Старцев не отступил.
— Исследователь, Джонатан. Если хотите, заменим версию на гипотезу. Но сути это не изменит.
— Да, — сказал Фредди, — сути это не меняет, — он уже взял себя в руки и заговорил на правильном английском. — Вам нужен лагерник. Хорошо. Допустим, это он. Допустим, вы найдёте его. Что дальше?
— Закономерный вопрос, — кивнул Бурлаков. — Ему ничего не грозит.
— Это слова, профессор. Угроза угрозе рознь. Я говорю об аресте и допросах.
— Я о том же. Его не за что арестовывать.
— А допросы?
— Для вас любая беседа — допрос? — улыбнулся Бурлаков.
— Для меня — нет, — ответно улыбнулся Фредди. — А для него… не знаю. Если принять ваше допущение, что он лагерник, а вы утверждаете, что сохранение адекватного поведения для лагерника редкость, почти чудо, то любое напоминание о лагере, о пережитом, а допрос есть допрос, в любой форме, нарушит его психику.
Джонатан перевёл дыхание. Да-а, умеет Фредди загнуть, когда надо, похлеще любого адвоката. И аргумент очень крепкий. Трудно опровергнуть.
Но Бурлаков не стал опровергать.
— Что ж, это вполне возможно. Похоже, вы правы. Вы не доверяете мне, и это закономерно. Нет оснований предполагать, что парень будет мне доверять. А это сделает любой разговор бессмысленным. Согласен. Но я надеюсь, что сумею убедить его.
— Убедить? — переспросил Фредди. — За вами стоят… другие. То, что вы нам сказали… один человек не может собрать столько и такой информации. За парнем следили. Я верю, что вы будете тактичны и деликатны, но те, за вами… выйдя на парня, вы выведете на него и их. А у них один метод. Летом один из них тоже… побеседовал с одним из наших пастухов. Мы парней коньяком потом отпаивали, чтобы в чувство привести. Один раз крыша удержалась, во второй раз может и поехать.
— Как я понимаю, вы отказываете не мне, а тем, кто может прийти следом за мной, — улыбнулся Бурлаков.
— За вами государство, — мягко сказал Джонатан. — Человек против государства заведомо в проигрыше. Если он один.
— Если он один, — повторил Бурлаков. — Да, вы правы, Джонатан, но…
— Слишком многие охотятся за парнем, — вмешался Фредди.
— Поэтому вы оборвали связь, чтобы не навести на него, — не спросил, а сделал вывод Бурлаков.
— Да, — Фредди и Джонатан одновременно кивнули, и Фредди продолжал: — Когда мы заметили охоту, то решили, что иначе прикрыть не сможем.
Бурлаков кивнул, повертел в руках чашку с кофе.
— Кофе остыл, — встал Джонатан. — Давайте крепкого, — и пошёл к бару.
— Я за рулём, — сказал ему в спину Старцев.
— Я учту, Генни, — ответил, не оборачиваясь, Джонатан, перебирая бутылки.
Фредди достал сигареты, жестом предложил Бурлакову и Старцеву. Те молча кивнули и взяли по сигарете. Джонатан поставил на стол стаканы с пузырящимся разноцветным напитком, сел и тоже закурил.
— Что ж, я согласен с вами, — сказал наконец Бурлаков. — Мой опыт подполья говорит о том же. Мы тоже спасали, обрывая связи. Правда, моей семье это не помогло. Но кого-то и выручило. И всё-таки… разговор с этим парнем — мой последний шанс узнать хоть что-то о сыне. Может, вы всё-таки найдёте возможность встретиться с ним и передадите ему.
— Трудно сказать, — пожал плечами Джонатан. — Мы действительно не знаем, где он сейчас.
— Да-да, конечно, — Бурлаков встал и взял свой портфель, стоявший возле дивана, порылся в нём и вернулся к столу с пачкой машинописных листов. — Вот. Это информация о Комитете и его деятельности. В конце координаты комитета и мои лично. Пожалуйста. Когда встретитесь, передайте эту информацию парню. А дальше… пусть он решает сам.
— Что ж, — Фредди внимательно смотрел на профессора. — Это можно попробовать. Но мы должны быть уверены, что никого не потащим на хвосте.
— Если сами не проколетесь, то и хвоста не будет, — резко ответил Бурлаков.
— Резонно, — усмехнулся Джонатан, беря листы и подравнивая ладонью пачку.
— Я понимаю, что оговаривать сроки бессмысленно, но мне бы хотелось решить эту проблему до Рождества, — твёрдо сказал Бурлаков.
Фредди и Джонатан переглянулись.
— Что ж, — улыбнулся Фредди. — Ничего не гарантирую, но может и успеем.
— Хорошо, — кивнул Бурлаков. — Я буду ждать.
— А в Комитете вы предупредите?
— Кого? Женщин, чьи мужья и дети остались там же? И о чём? Что к парню надо отнестись чутко и внимательно?
— Да, конечно, — согласился Джонатан. — Можно ещё вопрос?
— Пожалуйста.
— Насколько ваш Комитет курируется… администрацией?
Бурлаков улыбнулся.
— Мы работаем самостоятельно. Но сотрудничаем в интересах дела.
— Какого дела?
— Хотя бы наказания военных преступников.
— Что ж, хорошее дело, — хмыкнул Джонатан.
— Скажите, профессор, вы говорили, что есть ещё уцелевшие, — начал Фредди.
— Да, — сразу ответил Бурлаков. — Двое. Но они оба в тяжелейшем состоянии. Сейчас они в Центральном военном городе в Спрингфилде. Врачи делают, что могут.
"И никто ничего не знает?! — удивился про себя Старцев, — вот это конспирация, с ума сойти!". А вслух спросил:
— Вы видели их?
— Да. Видел, пытался разговаривать. Но… они оба уверены, что находятся в лагерном лазарете.
Фредди присвистнул.
— И давно они… так?
— Их нашли ещё в декабре. Один лежал на краю рва с трупами. Сумел зацепиться за край, наполовину выполз и потерял сознание. Почти замёрз. Его заметили с дороги. А второго… там рядом как раз работали сапёры с собаками, — Фредди понимающе кивнул. — Одна из собак стала тянуть в сторону рва, визжать. Кто-то вспомнил, что до этого собака была санитарной, то есть обучена поиску раненых, и отпустили её. Она побежала ко рву, стала лапами раскапывать трупы. Ей помогли. Разобрали трупы и вытащили. Оба были ранены, пулевые и… Вы наверное слышали, что потом добивали штырями. У одного прошло по рёбрам, у другого хуже, но жизненно важные уцелели, — все трое молча слушали оборванные не слишком внятные фразы, произносимые ровным до безжизненности голосом. — Их перевязали, отправили в госпиталь, и вот с того времени… Их лечат, поддерживают жизнь, но сознание…
— Но если они увидят своих близких, — вдруг сказал Старцев, — кого-то, кто дорог и не связан с лагерем…
— Точно, — сразу кивнул Фредди.
— Мы думали об этом. Но для этого надо их опознать. Как мы будем искать их близких, семьи?