— Поехали, — согласилась я, нарушая сестрицыны директивы, при этом ничего полезного узнать не ожидая. С какой стати подруге Юдиной с нами откровенничать? У Берсеньева, судя по всему, никаких сомнений на этот счет не возникло. То ли рассчитывал на свое несокрушимое обаяние, то ли уверенность подкреплялась иными соображениями, которыми делиться со мной он не спешил.
Салон располагался на втором этаже бизнес-центра. Внушительная дверь с вывеской, рядом звонок. Покосившись на Берсеньева, который со скучающим видом замер рядом, я позвонила, дверь открылась, и мы оказались в довольно тесном помещении.
За стойкой замерла девушка лет двадцати пяти, кукольное личико и аккуратная прическа. Рядом с ней женщина средних лет в ярко-малиновом платье стояла, склонившись к монитору компьютера, но при нашем появлении вскинула голову, и я узнала ту самую Ольгу, с которой разговаривала на похоронах Юдиной.
В первый момент она не обратила на меня внимания, всецело сосредоточившись на Берсеньеве.
— Сергей Львович, — сказала скорее с удивлением. — Рада вас видеть.
— Взаимно, — ответил он, оглядываясь с таким видом, точно гадал, как мог оказаться в подобном месте.
Тут хозяйка перевела взгляд на меня и едва заметно нахмурилась.
— Мы ведь знакомы?
— Да, — кивнула я, заподозрив, что моему появлению совсем не рады.
— Это моя девушка, — заявил Берсеньев. — У нее возникло непреодолимое желание заглянуть в ваш салон. Не могу сказать, что время самое подходящее, но женским слабостям надо потакать.
Ольга, смеясь, вышла из-за стойки.
— Вашей девушке повезло. Немногие мужчины думают так же. У нас большой выбор процедур, — продолжила она. — Пока Наташа все расскажет вашей подруге, я угощу вас кофе.
Берсеньев сказал мне:
— Не увлекайся, милая. — И отправился вслед за ней.
Наташа тут же взяла меня в оборот, но ее монолог, хоть и поучительный, длился недолго.
— На самом деле понимания в нем кот наплакал, — не очень вежливо перебила я. — А терпения и вовсе нет. Запишите меня к косметологу, я приду одна и избавлю себя от необходимости слушать его ворчание.
Наташа согласно кивнула, улыбнулась, сделала запись в журнале, а потом проводила меня до кабинета хозяйки.
Развалившись в кресле, Сергей Львович пил кофе. Ольга сидела напротив, обворожительно улыбаясь, а я задалась вопросом, что такого особенного женщины в нем находят.
— Милая, ты меня поражаешь, — сказал Берсеньев. — Неужели все? Я-то думал, что ждать придется часа три-четыре.
— Я прекрасно знаю, что больше чем на полчаса тебя не хватит, — ответила я не без ехидства и попросила, обращаясь к Ольге: — Можно и мне кофе?
Кофе я, конечно, получила.
— Как себя чувствует Максим Игоревич? — спросил Берсеньев, убрав с лица улыбку и изобразив на физиономии что-то скорбно-сочувственное. Ольга пожала плечами.
— Звонила ему сегодня. По-моему, он до конца не осознал…
— Поговаривают, он не прочь продать газету. И покупатель уже есть.
— Своими планами он со мной не делился, — ответила Ольга.
— Без Натальи Петровны газета будет уже не та, — покивал Берсеньев.
— Вы не были на похоронах, — укоризненно заявила хозяйка, Берсеньев вновь кивнул.
— Не мог отменить важную встречу.
— Понимаю, — вздохнула Ольга и добавила задумчиво: — Знаете, мне кажется, Наташа была в вас немного влюблена.
— Мне тоже так казалось, — мило улыбнулся он. — Скажу откровенно, и с моей стороны возник определенный интерес. Вот я и поспешил прекратить все это. Не в моих правилах вносить раздор в семью, тем более такую крепкую. Я бы даже сказал, образцовую.
— Редкий брак бывает совершенно безоблачным, — заметила Ольга.
— По-моему, Наташа не из тех женщин, для которых влюбленность — обычное дело.
— Тут как раз дело не в Наташе. Она слишком много времени уделяла своей работе. Мужчины этого не любят.
— Мне казалось, Максим Игоревич полностью разделяет взгляды супруги. Газета для обоих стала смыслом жизни. Разве нет?
— Для Наташи именно так, но Максим… мужчины эгоистичны, не в обиду вам будет сказано. Максим не исключение. Он бы предпочел, чтобы Наташа куда больше времени уделяла ему. Хозяйкой она была никудышной, о чем сама не раз говорила…
— Зато человек, безусловно, неординарный.
— Конечно. Но мужчины зачастую не ценят то, что имеют.
— Вы меня заинтриговали. — Берсеньев выпрямился в кресле, а потом перегнулся поближе к хозяйке. — Только не говорите, что увлечения были у Максима Игоревича. Ни за что не поверю.
— Напрасно. Он заставил Наташу страдать. Теперь, когда ее уже нет, он наверняка горько об этом сожалеет.
— Вот уж действительно внешность обманчива, — вздохнул Берсеньев. — Максим Игоревич — и вдруг похождения на стороне.
— Он вовсе не был ловеласом, — поторопилась внести ясность Ольга. — Но… год назад серьезно увлекся одной девушкой. Наташа рассказывала, что та несколько раз приходила в редакцию, давала рекламу через газету. В редакции они с Максимом, как видно, и познакомились. Наташа ни о чем не догадывалась, связь эта продолжалась несколько месяцев.
— Но в конце концов кто-то ей сообщил?
— Максим Игоревич. Для Наташи это был гром среди ясного неба.
— Честность не всегда похвальна, — удрученно заметил Берсеньев.
— Он хотел с ней развестись, — добавила Ольга, а Берсеньев поднял брови:
— Не может быть.
— Очень даже может. Он решил развестись с Наташей и жениться на этой девице. Она моложе его лет на двадцать, обычная пустышка, но молода и красива. Наташа пробовала его вразумить, но он был глух к ее доводам. Девица его точно околдовала. Он хотел развода и требовал своей доли имущества, ведь молодую жену надо содержать, девица не из тех, кто предпочитает зарабатывать деньги своим трудом.
— А газета кому из супругов принадлежала? — невинно поинтересовался Берсеньев.
— Формально — Наташе. Максим вел переговоры о продаже… Наташа, конечно, не могла этого допустить и заняла очень жесткую позицию. Девица, сообразив, что вместо денег ее ожидает долгое судебное разбирательство с неясным исходом, попросту его бросила. Максим раскаялся, умолял жену его простить. Наташа, конечно, простила. Но ее женское самолюбие было уязвлено.
— Еще бы. Променять ее на красивую дурочку, — поддакнул Берсеньев. — То-то она мне намекала, что их отношения с Максимом Игоревичем давно себя изжили. Но как им удалось сохранить эти события в тайне? Представляю, как бы радовались злопыхатели.
— Вот именно. Наташа доверилась только мне, мы давние подруги, у Максима, слава богу, хватило ума вести себя прилично. Некоторое время после примирения их отношения были натянутыми, но долгие годы совместной жизни многое значат… Максим чувствовал себя виноватым, а тут еще эти бесконечные угрозы… Все это вновь сблизило их, Максим так трогательно о ней заботился, так старался поддержать… и вдруг все рухнуло… Теперь он казнит себя… этот последний год мог быть совсем другим, понимаете?
— Да, ему не позавидуешь, — кивнул Берсеньев, а я впервые подала голос:
— Вы рассказали следователю об увлечении Максима Игоревича?
— Конечно, нет. — Женщина посмотрела на меня с недоумением и добавила: — Не знаю, с какой стати я вам все это рассказала. Наташа взяла с меня слово, что я буду молчать. Не хотела, чтобы кто-то узнал. Она ведь очень самолюбивый человек… была.
— А ее муж в курсе, что она с вами откровенничала?
— Не думаю, Наташа все свои проблемы решала сама и в сочувствии не нуждалась. Даже со мной редко что обсуждала. Тогда был особый случай. И я ни разу не дала ему понять, что знаю об этой истории.
— Рассказать о ней следователю все-таки стоило, — не удержалась я.
— Не вижу смысла. Она не имеет отношения к гибели Наташи. А давать повод для всяких сплетен я не хочу. — Она перевела взгляд с меня на Берсеньева, должно быть досадуя на свою откровенность. Но кое-какие мысли у нее, скорее всего, появились, может, фантастические с ее точки зрения и все же беспокоящие. Женщина уставилась на свои руки и повторила упрямо: — Я дала слово Наташе.
— Вообще-то, вы его уже нарушили, — напомнила я и удостоилась ее гневного взгляда. Берсеньев посмотрел на меня укоризненно.
— Не беспокойтесь, о нашем разговоре никто не узнает, — поспешно заверил он Ольгу. Ему она, может, и поверила, но на меня смотрела враждебно, видимо, я не производила впечатления человека, свято хранящего чужие тайны. Принимать это близко к сердцу я не стала.
— Если хотите, чтобы убийцу нашли, наплюйте на свое обещание и будьте откровенны, — посоветовала я, хоть меня никто и не спрашивал.
— И тогда, — усмехнулась Ольга, — они начнут трепать нервы Юдину, которому и без того нелегко. А убийца так и останется безнаказанным.
— И тогда, — усмехнулась Ольга, — они начнут трепать нервы Юдину, которому и без того нелегко. А убийца так и останется безнаказанным.
К беседе хозяйка заметно охладела, и мы поспешили ее покинуть.
— Я же говорил, ищи бабло, — самодовольно заметил Берсеньев уже в машине.
— Юдин в роли убийцы? — нахмурилась я, перед глазами тут же возникла сцена в похоронном доме. Раздавленный горем муж у гроба жены. — Тебя не было на похоронах, а я была. И видела… такое не сыграешь.
— Я не утверждаю, что он гениальный актер. Может, трясло мужика вовсе не от горя, а от страха? Придушил супружницу, а потом запаниковал, что до истории с девицей быстро докопаются.
— Ольге наверняка известно имя девушки. Какого черта ты не спросил? — Злилась я напрасно, с тем же успехом подобный вопрос мне мог задать Берсеньев.
— Сделай я это в начале нашего разговора, ее бы это насторожило, а в конце… тем более. Чего ты сунулась с болтовней о следователе? Сидела бы себе тихо…
— Ты их гипнотизируешь, — брякнула я.
— Кого их?
— Баб.
— Может, мне тебя стоило загипнотизировать? Короче, впредь рот открываешь только по команде. Девку найдем, не так уж это трудно. Если Юдин супружницу на тот свет спровадил из-за нее, долго не продержится, побежит к даме сердца. Мы за ним присмотрим. Чего молчишь?
— Команды говорить не было, — огрызнулась я, посидела немного истуканом и продолжила: — Допустим, у Юдина был повод, но это еще ничего не значит. Интеллигентный дядька и вдруг удавка…
— Эти интеллигенты на многое способны, когда жареный петух клюнет в одно место. Внешность, знаешь ли, весьма обманчива.
— С этим не поспоришь, — хмыкнула я. — Взять хотя бы тебя, к примеру.
— Меня мы брать не будем. Но зададимся вопросом: кто, как не муж, отлично знает привычки жены? О своих намерениях задержаться на работе она ему сама сообщила… Кстати, не худо бы взглянуть на дачу, где в роковой вечер отсиживался муженек. Алиби у него так себе, стоит проверить, мог он незаметно выбраться в город или нет.
— Давай проверять, — кивнула я.
И мы отправились в ту самую деревню, где у Юдиных был дом. По дороге Берсеньев все больше помалкивал, а я к нему приглядывалась. Добрых чувств он у меня по понятным причинам не вызывал, а лихость, с которой он взялся за дело, откровенно настораживала. Крепла убежденность, что симпатия к Агатке далеко не единственная причина, по которой Берсеньев включился в расследование. С моей стороны тоже был корыстный расчет. В прошлый раз он оставил меня в дураках. Доказать, что он убийца, возможным не представлялось, и теперь я надеялась, что если какое-то время он будет у меня на глазах, при известном везении я смогу кое-что о нем узнать, кое-что, позволяющее, зацепившись за ниточку, размотать весь клубок. Довольно самонадеянно, но излишней скромностью я никогда не страдала и верила, что одержать победу в затянувшемся поединке вполне способна.
О чем думал Берсеньев, мне неведомо, но вид имел деятельный и даже озорной, точно происходящее доставляло ему удовольствие.
Деревня показалась из-за поворота. Два десятка домов вытянулись вдоль дороги, я насчитала еще три улицы, расходившиеся от нее в стороны. Не деревня, а скорее довольно большой поселок. Выяснить, где находится дом Юдиных, труда не составило. Продуктовый магазин возле дороги работал круглосуточно, и, заглянув туда на пару минут, Берсеньев разжился необходимыми сведениями. Юдина здесь хорошо знали. Первомайская улица начиналась прямо за магазином и шла в направлении леса. Тридцать восьмой дом стоял чуть в стороне и фактически уже в лесу. Забор из красного кирпича выглядел внушительно. В окнах двухэтажного дома из крашеного бруса свет не горел. Асфальтовая дорога, довольно приличная, огибала дом и шла в лес, метрах в тридцати асфальт заканчивался. Дальше была хорошо укатанная, но песчаная дорога. Берсеньев уверенно направил по ней машину, включив навигатор. Примерно через пять километров мы вновь выехали на шоссе и смогли убедиться: чтобы попасть в дом или его покинуть, заезжать в деревню необязательно. Если верить карте, была еще дорога в город, вскоре мы смогли ее обнаружить. Назвать ее дорогой язык не поворачивался, но проехать можно даже на «Мерседесе» Берсеньева и даже в такую погоду. Юдин же ездил на «Шеви-Ниве», которая на бездорожье даст сто очков вперед любому «Мерседесу». При скорости пятьдесят километров в час (быстрее здесь вряд ли проедешь), Юдин имел возможность оказаться в городе максимум за пятнадцать минут. По словам бывшего, Юдин, после того как узнал о гибели жены, прибыл на место преступления в рекордное время. Разумеется, все это еще ничего не значило.
Достигнув городской окраины, Берсеньев затормозил и, выйдя из машины, совершил небольшую прогулку. Мне ничего не объяснил, а я не стала спрашивать. Однако, вновь устроившись в водительском кресле, весело мне подмигнул.
— Движение здесь особо оживленным не назовешь. Возможно, кто-то обратил внимание на машину Юдина.
Я согласно кивнула. За время его прогулки ни одной машины не появилось. Вряд ли найдется много охотников использовать эту дорогу, когда есть куда более удобная, асфальтовая.
Я-то думала, что осмотр на этом и закончится, но Берсеньев, развернувшись, поехал к поселку. Я на всякий случай засекла время.
Через двенадцать минут в просвете между деревьев увидела свет фонаря, а вслед за этим впереди возникла развилка, мы свернули налево и выехали прямо к забору юдинской дачи, только с другой стороны. Здесь тоже были ворота и металлическая калитка, в первый момент оставшиеся без внимания, потому что вплотную к забору стояла машина. И вовсе не «Шеви-Нива», а новенький серебристый «Мицубиси Лансер».
— Кто-то решил навестить вдовца, — разглядывая его, заметил Берсеньев. — И свой визит предпочел не афишировать, иначе оставил бы ее с той стороны.
Возразить тут было нечего. Вопрос, что нам теперь делать? Отогнать нашу машину в сторонку и дождаться, когда гость или гостья появятся? Оказалось, что у Берсеньева есть на этот счет свои соображения. Машину он все-таки отогнал, укрыв ее за ближайшими деревьями, и бодрым шагом вернулся к дому, я в это время продолжала топтаться возле «Мицубиси».
— Давай посмотрим, чем люди заняты, — сказал Сергей Львович.
— А как мы объясним… — начала я, но он меня перебил:
— Посмотреть — это не значит нанести официальный визит. Вполне сгодится неофициальный.
— Через забор полезем? — съязвила я, надеясь, что подобный вариант он не рассматривал.
— Ты что, по заборам никогда не лазила? — с серьезной миной спросил он.
— Последние пятнадцать лет не приходилось.
— Ну, так вспомни детство. — Трезво оценив свои возможности, я скривилась, а Берсеньев весело продолжил: — Давай, давай, если твое пальто пострадает, так и быть, куплю тебе новое. — И, не дожидаясь, что я на это отвечу, сцепил руки замком, кивком предлагая воспользоваться своей добротой. Бормоча под нос ругательства, я, держась за забор, поставила ногу на его сцепленные руки. Берсеньев легко, точно я ничего не весила, меня поднял, и через мгновение я уже сидела на заборе, мысленно отметив прекрасную физическую подготовку компаньона: на забор он взлетел ласточкой, так же легко спрыгнул и помог спуститься мне.
Мы оказались в небольшом саду, слева дорожка, выложенная плитами, вела она к гаражу, пристроенному к дому. Справа деревья, посаженные ровными рядами, деревянная беседка и площадка для барбекю. Чуть в стороне переносные качели, которые убрать на зиму не удосужились. Они чуть поскрипывали на холодном ветру, и от этого скрипа мне вдруг стало не по себе. Заглядывать в дом сразу расхотелось, я, бог знает почему, подумала, что там нас может ждать еще один труп. За последний год я их видела слишком часто и радости от этого не испытывала. Но Берсеньев, ухватив меня за руку, тянул за собой, а я продолжала оглядываться.
В сад выходила просторная застекленная веранда, хозяева, скорее всего, и зимой ее использовали, по крайней мере я видела плетеную мебель и цветы в горшках. В двух окнах первого этажа горел свет. Жаль, плотные шторы не позволяли видеть, что происходит в комнате. Берсеньев, все еще держа меня за руку, обошел гараж, мы свернули к крыльцу с металлическими перилами, Сергей Львович решительно поднялся на ступеньки.
— Ты ведь не собираешься взламывать дверь, — зашипела я.
— Чего ее взламывать, если она не заперта, — ответил он. И в самом деле, дверь запереть хозяин не потрудился, то ли нравы в здешних краях царили патриархальные, то ли была иная причина.
Берсеньев приложил палец к губам, призывая меня к молчанию, и первым вошел в узкую прихожую, тонувшую в полумраке. Следуя за ним, я едва не споткнулась о стоявшую рядом вешалку. Справа приоткрытая дверь в котельную, следующая дверь вела, скорее всего, в туалет, прямо двойные двери с матовым стеклом, оттуда пробивался свет и слышались голоса.