И мальчик ушел.
- А на самом деле, что такое тайна? - спросил он у дедушки.
- Тайна - это то, что от всех таят, прячут. У тебя должно быть что-то такое, чего никто не знает, - ответил старый гном.
- А... ну, хорошо...
И гномик ушел от деда. "Как видно, мне надо рассказать про тот необыкновенный желудь, который я нашел и от всех спрятал. Я думал, что построю из него плавучий дом, и тогда все увидят. А до тех пор никто. А теперь придется рассказать про это коту и лешему, потому что это моя тайна". И он пошел к коту и лешему.
- У меня есть тайна, я вам доверю ее, доверьте мне свою, - сказал он.
- Ну, говори.
Мальчик все рассказал.
Леший щелкнул пальцами так, что посыпались красные искры и засмеялся.
- Это тайна? Нет, милый, это не тайна, это секрет, обыкновенный секрет. Ты же совсем не знаешь, что такое тайна. Когда узнаешь, тогда приходи.
Совсем загрустил мальчик-гном. Что же такое тайна? И как ему ее найти?
Прошло целых шесть минут, а по-нашему шесть лет. Мальчик превратился в юношу с пушком на подбородке. Гномы никогда не бреются, и потому этот пушок превращается у них к старости в длинную бороду. И вот, когда у мальчика появился пушок, он увидел девочку, у которой был очень маленький носик и губки бантиком, таким розовым бантиком. Девочка ему очень понравилась, и он поцеловал ее прямо в розовый бантик.
"Ну вот, теперь у меня есть настоящая тайна, тайна моего сердца", решил он и пошел разыскивать кота и лешего.
- У меня есть тайна, - сказал он, едва завидел три огня, - мне нравится девочка, я уже целовался с ней!
Но леший опять щелкнул пальцами и засмеялся. "Ну почему он смеется!.. Кот хоть молчит и только лапой по морде проводит..."
- Это опять не тайна по-вашему? - спросил гном.
- Это дымок, который даже и не коснулся тайны. И юноша-гном побрел домой. Ему ничего не оставалось делать, как засесть за уроки поприлежней. Видно, ему никогда не узнать тайны кота и лешего. Он обыкновенный гном, который не знает даже, что такое тайна. И что-то самое прекрасное в жизни, самое таинственное, самое сказочное пройдет мимо него. Это для каких-то необыкновенных существ, а он - самый обыкновенный гном. Так думал он. И девочка ему вскоре разонравилась, целоваться больше не захотелось. Она оказалась глупенькой-глупенькой... И совсем не понимала ничего про тайну, про кота и лешего...
Сколько деревьев в лесу? Тысяча, и еще раз тысяча, и еще тысячу раз тысяча, а может быть и больше. И после биллиона остается столько же недосчитанного, как и после ста. И нечего думать, что ты намного больше гномика, потому что над твоей головой остается еще столько же неба, сколько над головой гномика... Пожалуйста, не думай, что такая большая разница! Всем одинаково светят таинственные огни ночью, и у всех замирает сердце, всем становится страшно и сладко от песни старого гнома:
В густом лесу лохматый зверь живет:
Хрустит под лапой лист сухой и хрупкий...
О чем молчит зеленоглазый кот
И старый леший, закуривший трубку?
... Гномику было уже целых двадцать минут, и все его так и прозвали грустным гномом. Он строил теперь желудевые дома и очень любил делать на них украшения и сажать рядом ночные фиалки. Когда их запах становился особенно сильным, он почему-то плакал. И никто не понимал, почему. А однажды он построил плавучий дом на листе и поплыл один по лесному озеру. Озеро было такое огромное, и гном такой маленький! Но ведь небо было одинаково высоко над ними, и потому они сами были почти одинаковыми и могли легко понимать друг друга.
И вот гном увидел, что озеро протягивает куда-то свои длинные серебряные руки. Он замер и вдруг различил то, чего еще никогда не видел: озеро было красавицей с зелеными волосами, со звездными глазами и с длинными тонкими серебряными руками, которые тянутся неизвестно к кому...
- Как ты хороша, - прошептал он - и как это я раньше не понимал этого! Но к кому ты протягиваешь свои руки и почему ты плачешь? Ответь мне.
Из озера вытекал и терялся в траве тонкий ручеек слез... И озеро
ответило:
- Я плачу потому, что руки мои устали. Я столько лет держу их протянутыми. Я так устала ждать...
- Кому же ты их протягиваешь?
- Кому-нибудь. Я протягиваю счастье, но никто не берет. Мне так тяжело жить со счастьем на руках, со счастьем, которое никто не берет...
- Не плачь, я возьму, - сказал гном, - но оно такое тяжелое, что мне одному не поднять. Я пойду и расскажу всем. Никто не видел твоих протянутых рук, а теперь я всем покажу, и все возьмут у тебя счастье.
Гном причалил свои домик и побежал к другим гномам. Всем, всем, всем надо было рассказать ему о счастье, которое протягивает красавица-озеро... Он стал рассказывать, но странное дело - все ему говорили, что он бредит. Гномы ничего не поняли. И тогда грустный гном тоже заплакал, как озеро... И вдруг он ясно почувствовал, что у него есть тайна. Он хотел ее всем рассказать, но ее нельзя рассказать... И если бы все знали то, что знает он, то все равно это была бы тайна, у всех была бы тайна. Она передается не простым рассказом, а каким-то волшебным прикосновением из сердца в сердце.
Так вот о чем говорили ему в детстве кот с зажигающимися глазами и леший с красным огоньком! Вот что такое тайна!..
Но теперь он нигде не мог найти ни кота, ни лешего...
Он жил одиноко, этот грустный гном, и почти все время молчал. Когда он был один, молчание его заполнялось тайной, и ему было хорошо. Но вот часто, когда рядом бывали гномы, ему становилось и вправду грустно. Доверить им тайну он уже не пытался, он теперь хорошо знал, что тайну можно доверить только тем, у кого есть своя тайна, и он молчал. Когда молчание становилось очень тягостным, его заполняли пустые мертвые слова, и все это было очень грустно. А как ему хотелось доверить кому-нибудь свою тайну! Это так тяжело - жить с протянутыми руками... Куда же это пропали кот и леший?
- А зачем вам кот и леший?
Это сказала девушка, такой же гном, как и, он, но девушка, которая была рядом, а он ее не заметил. Оказывается, последнюю фразу он произнес вслух, и она услышала.
- А зачем вам кот и леший? - спросила она.
- А? Что вы спросили? Зачем мне кот и леший?... - и вдруг ему неудержимо захотелось рассказать про кота и лешего, рассказать про огни его детства, про то, что так долго лежит у него на душе. Может быть, она даже знает, как найти кота и лешего? А если нет, все равно он выскажется и уйдет. Его же ничто не связывает с этой девушкой.
Нет, она не знала, где найти кота и лешего. Он уже все рассказал, и они сидели и молчали. Но молчание совсем не нужно было заполнять пустыми словами, оно заполнялось само небом и деревьями. И деревья заговорили:
- У нас есть тайна, поэтому кот и леший доверили нам свою тайну. Мы идем от того, что глубже нас, к тому, что выше нас. Вот наша тайна.
Как ясно прозвучал голос деревьев в молчании. Они так отчетливо услышали его - и грустный гном, и девушка. Они вместе прикоснулись к тайне деревьев, и эта тайна связала их так, что они никак не могли разнять рук. "Если деревья доверили ей свою тайну, значит, и я могу доверить свою", подумал грустный гном. И он доверил ей свою тайну, про озеро.
А она сказала тихо-тихо:
- Так пойдем и возьмем то, что протягивает озеро... И небо, и деревья тоже протягивают к нам руки... Я это знаю, это моя тайна...
И тогда вдруг зажглись три огня - один рубиновый и два зеленых. Да, конечно, это были кот и леший, они появились наконец. Знаешь, оказывается, ни одна свадьба в лесу не обходится без них. Только они могут разрешить или не разрешить жениться. Они проверяют, есть ли тайны у жениха и невесты. Если есть, если те действительно обменялись тайнами, то кот и леший еще открывают им свою и устраивают необыкновенную свадьбу с огнями. Но бывает так, что двое хотят жениться, а тайны у них нет, или у одного есть, а у другого нет. Тогда леший начинает щелкать, пальцами и смеяться, а кот молчит и гасит глаза. Они хорошо знают, что из такой женитьбы ничего не выйдет и что такая любовь погаснет. У людей часто бывают неудачные женитьбы, потому что их женят не кот с лешим, а кто-то другой...
Больше уже леший не смеялся над нашим гномом. И наконец-то они с котом открыли свою тайну.
- Наша тайна - вечный огонь. За ночью приходит рассвет. Это пора цветенья огня, а когда цветок огня закрывается, он оставляет свои семена в ночи. Мы - хранители этих семян.
Молчи, как ночь, как тишина, молчи,
Как тишина, повисшая над ними.
Мы асе живем в одной глухой ночи,
Мы входим в ночь с зажженными глазами.
В лесу молчащем, где-нибудь у пня,
В овраге темном, на замшелых склонах
Мы зажигаем молча три огня
Один рубиновый и два зеленых.
Они видны в другом конце земли,
Три огонька в огромных темных кронах
Глухую ночь, слепую ночь прожгли
Один рубиновый и два зеленых.
В каком-то сердце пламя занялось,
Бредет сквозь ночь мерцающее пламя,
И ночь дрожит, прожженная насквозь,
Бредет сквозь ночь мерцающее пламя,
И ночь дрожит, прожженная насквозь,
Ночь прожжена горящими глазами.
ЛЕГКОНОЖКА
Было это на берегу моря. Это был город, в котором жило море. Оно дышало и разговаривало. И если очень захотеть, всегда можно было заставить город помолчать, сесть, поджав под себя ноги или обхватив коленки руками, и слушать, что говорило море. Долго? Море большое, и ему очень много надо сказать, поэтому слушать можно было очень долго. И смотреть, хотя ничего на море не было - одно только море. А разве нужно что-то еще?
Ей казалось, что больше ничего не нужно. Она была девочка, выросшая на море, и очень счастливая оттого, что она никогда не расставалась с морем, просто оттого, что солнце встает очень рано, а спускается в море очень медленно и по дороге разливает столько разноцветных огней, что можно весь день следить за ними. И вообще, когда море рядом, такое огромное, то счастье ровно такого размера, и только непонятно, как оно умещается в груди.
Как ее звали? В городе ее называли Легконожкой. Она очень подолгу неподвижно сидела у моря, но когда потом поднималась, то и вправду казалось, что кто-то приделал крылышки к ее ногам, так быстро и легко они порхали. Сидит-сидит, кажется, все дела оставила, и вдруг в какой-то миг они у нее как-то сами собой все сделались, и опять сидит она на берегу моря, точно ей ничего не нужно и никаких дел никогда не бывало.
Где бы она ни появлялась в городе, сразу все становилось легко и просто, и всем начинало казаться, что все трудное это выдумка какая-то. Даже неловко становилось. Ну что трудного было в их жизни? А когда Легконожка убегала, опять в души людей натекала тяжесть, руки и ноги поднимались с трудом, в голосах накапливалось раздражение... Прибежит она - и снова небывало всего этого.
Такая это была девочка. В общем-то самая обыкновенная девочка. Она, конечно, знала сказки про принцесс и знала, что уж это-то совершенно необыкновенные существа. А она была только обыкновенная девочка, у которой, как водится, и платья-то настоящего не было... А хорошо бы платье, такое же красивое, как море вечером или ранним утром, или как небо над морем. Вот из этого всего - платье. Но вот это-то и бывает только у самых настоящих принцесс, и "хорошо, что никто не знает, что иногда она об этом думает. Впрочем, не так уж много.
А в их городе жил настоящий принц. В настоящем дворце. Легконожка иногда заглядывалась на этот дворец и думала, что вот там-то люди ходят в переливчатых воздушных платьях, с драгоценными камнями, как маленькие моря, и все люди там такие же прекрасные, как море. Что поделать, так она думала. Она думала, что попасть в этот дворец - это все равно, что попасть в морское царство: то есть все, что море говорит ей без слов, все, что звучит в плеске волн, там оживает. Встало из волн, отделилось - и живет.
Так она думала, глядя на дворец. А принц из окна своего дворца глядел на нее. Она его очень занимала. Какая-то удивительная девушка. То сидит, как вкопанная, и глаз не сводит с дворца, то вдруг срывается и прямо взлетает. И что бы она ни делала, стоит ли, летит ли, похоже, что ей никогда не бывает скучно... Это было для принца самое необыкновенное. Если бы она тут же, на глазах взлетела на шпиль колокольни, как птица, это было бы для него не так удивительно, как то, что она никогда не скучает. Ведь принц-то скучал постоянно. Все драгоценные камни и картины, и книжки ему надоедали так же быстро, как детские игрушки. Сколько у него было камней, картин и детских игрушек! Дело в том, что он ничего не любил выбрасывать. И все комнаты дворца были заставлены вещами, которые никому не были нужны, но бережно хранились. В том числе и все детские игрушки принца, хотя он уже давно не был ребенком и никогда в них не играл.
Иногда ему доставляло удовольствие показывать, сколько у него было богатств. Он очень гордился, когда люди удивлялись и охали, и приказывал еще бережнее все хранить, хотя все это ему было совершенно не нужно.
И вот однажды он подумал, как бы удивилась эта девушка, если бы увидела все его богатства. Какое бы у нее было лицо, и как бы это его развлекло! Легконожка как раз стояла под окнами дворца, не подозревая, что принц смотрит на нее. Вдруг она заметила, что он машет ей рукой. Сначала она подумала, что он спутал ее с кем-нибудь, а потом, когда поняла, что это именно ее он зовет, встала, как вкопанная, а еще через минуту уже взлетела наверх во дворец. Как сияли ее глаза! Тут уж принц встал, как вкопанный! Такого сияния он, пожалуй, еще никогда не видел ни в одном драгоценном камне. И вдруг ему показалось, что вот этого-то драгоценного камня и не хватает ему в его сокровищнице, и если бы такой камень у него был, он, может быть, даже перестал бы скучать.
Принц подумал это и взял Легконожку за руки, и руки ее стали дрожать, как листья на ветру. - Тебе холодно? - спросил принц. Она ничего не ответила, но лицо ее загорелось, как заря на море.
- Тебе жарко?
- Нет, нет, сейчас пройдет, - сказала Легконожка и улыбнулась своей счастливой улыбкой, и тут уж принцу стало сначала холодно, а потом жарко. Во всяком случае, не скучно! Нет, эту девушку он отпускать не хотел!
И он повел ее по дворцу. И глаза ее так разгорелись при виде всей этой красоты, что принцу показалось, что наконец-то наступил самый настоящий праздник. А когда они пришли в комнату детских игрушек, Легконожка заплакала от счастья.
- И это все твое?
- Конечно, - ответил принц.
- И ты с этим делаешь вес, что хочешь?
- Конечно, - сказал он опять, а про себя подумал, что он, собственно, ничего не хочет с этим делать, и даже смотрит на это только тогда, когда показывает кому-нибудь.
- Ну да, - сказала Легконожка, - настоящий принц это тот, кому это все принадлежит.
- Конечно, - кивнул принц, тут уже вполне искренне. Но вот тут-то, пожалуй, и началось это странное: то, что оба они говорят одно и то же, а подразумевают совсем разное. Легконожка думала, что настоящий принц - это что-то вроде волшебника, который вынимает все необыкновенное и прекрасное прямо из карманов, что оно словно растет на нем, как яблоки на дереве! Сам прекрасный, потому вокруг все прекрасное.
Ну, а принц думал точно то, что было сказано: настоящий принц тот, кому все это принадлежит.
Поэтому Легконожку от слов "настоящий принц" бросало в жар и в холод, а принца... Принц просто приосанивался и довольно улыбался. Вообще-то, когда он был один, эти слова - "настоящий принц" - не значили ровно ничего, кроме скуки, но зато произнесенные при других людях, они значили очень много. И поэтому принц терпеть не мог оставаться один. Ему надо было, чтобы вес время рядом были люди, и притом почти все время новые, которые в первый раз слышат, что он настоящий принц. Ему это было надо, чтобы самому почаще удостоверяться в том, что он настоящий принц.
Никто никогда не оспаривал его звания, но почему-то ему все время надо было удостоверяться в этом. Может быть, чтобы чуть меньше скучать, или просто чуть чаще забывать, что он смертельно скучает. Особенно он любил общество новых девушек. Было таким наслаждением смотреть, как они трепещут и замирают при словах "настоящий принц". А потом, когда они привыкали к этим словам, с ними случалось то же, что со всеми игрушками и картинами и драгоценными камнями, - он на них больше не смотрел.
- Ты настоящий принц, значит тебе надо настоящую принцессу, - сказала Легконожка, - а я простая девушка... Я пойду... - ив глазах ее повисли две капельки.
Тогда принц чуть наклонился, поцеловал ее сначала в одну капельку, потом в другую и сказал:
- Мне совсем не обязательна настоящая принцесса. Вполне достаточно того, что я настоящий принц. И тебе совсем незачем уходить.
Что случилось с ногами Легконожки? Почему они вдруг так отяжелели? Или это счастье так придавило их своей тяжестью, что они совершенно перестали ей подчиняться?
- Там, на берегу моря, мой дом, и меня там ждут, - сказала она, вернее, это сказали только ее губы, а ноги не сделали ни шагу. - Там, на берегу моря, сейчас закат, - сказало ее сердце, а ноги опять не сделали ни шагу.
- Мы скоро пойдем с тобой вместе туда, на берег моря, - сказала она принцу и больше уже не спорила со своими ногами, которые не могли сделать ни шагу. - Скоро, скоро... .
- Да, да, - сказал принц. - Да, да.
Так это началось.
Она стала жить во дворце. И день, и другой, и еще, и еще. Она проходила по прекрасным залам, от которых вздрагивало сердце и широко раскрывались руки, но мимо, мимо, в зал, где были игрушки. Здесь она останавливалась. Надолго. Очень надолго. Ей казалось, что она видит то, что слышала от моря; ей казалось, что море лепит одну за другой сказки, и надо только угадать, из какой сказки эта игрушка, и из какой - та. И если угадать, то сказки составлялись сами собой, одна сказка за другой, и вот тогда-то она и взлетала и летала по залам, и сверкала, как все драгоценные камни, и кружилась. И принц летал и сверкал вместе с ней. И день, и другой, и еще, и еще... Но... все-таки, сколько же можно? Не без конца же?