Вряд ли у кого из представителей весьма, надо сказать, богатой и разнообразной фауны Туэньи могла родиться идея напасть на человека. В первую очередь, потому что по всем параметрам человек должен казаться местным хищникам чем-то совершенно несъедобным. А раз так, то что толку на него охотиться?
Однако!
Некоторые представители туэньской фауны, такие, к примеру, как бараволги или трималаи, обладали немалыми размерами. И хотя, подобно всем прочим обитателям мокрых туэньских джунглей, были лишены скелета, легко могли раздавить человека. Просто по неосторожности. Или в испуге шарахнувшись не в ту сторону. Одним словом, представляли собой определенный фактор риска.
Но куда более опасными были другие, более мелкие существа, как растопяты или шаробоки. Эти для зашиты от хищников обзавелись стрекательными клетками. Трудно сказать, какую гамму ощущений испытывали плотоядные твари, пытавшиеся проглотить ра-стопята или шаробока, но на открытых участках кожи после контакта с ними возникало стойкое жжение и появлялись волдыри, как при химическом ожоге или сильной аллергической реакции. В этом Семён, увы, имел возможность удостовериться на собственном опыте.
Шпагофоры – те так просто плевались кислотой в любого потенциального агрессора. Дихиноциды готовы были ошарашить противника электрическим разрядом. Псевдоплавы имели крайне нехорошую привычку растягиваться в блин толщиной в полмиллиметра и прилипать к тому, кто его напугал, да так, что не отодрать. Семён довольно быстро понял, чем опасны псевдоплавы, но три комбинезона ему таки пришлось выкинуть.
А что делать?
Еше были пыжички, замойчи, васадивандры, пелепелы, вордо-глоты и, наконец, маленькие зелененькие комочки, каждый из которых гордо именовался панонтикус вельдерус экстеркорпус белый. Почему белый? Этого Мясников не знал. Да, честно говоря, ему было без разницы: белый, зеленый или синий. Семёна беспокоило лишь то, что в процессе эволюции каждая из этих туэньских тварей выработала свой, зачастую весьма оригинальный способ борьбы за существование. И, как ни крути, с этим приходилось считаться.
Самыми безобидными обитателями джунглей Туэньи казались сликолы. Внешне они были похожи на бесформенные мучнистые комочки, размером примерно с два кулака. Даже странно, как это им удавалось выживать в лесной чаше, кишмя кишащей скользкими, ползающими, прыгающими и летающими тварями, только и думающими о том, как бы сожрать друг друга. Мясникову приходил в голову единственный возможный ответ на эту загадку инопланетной природы – сликолы на вкус были омерзительны. И все, кто хотя бы раз попробовал сликолов, больше не желал разнообразить ими свое меню.
А что, есть другие варианты?
Справедливо решив, что со сликолами никаких проблем не возникнет, Семён оставил их напоследок.
Да, тут, наверное, стоит сказать, чем занимался Семён Мясников. Если, конечно, вы сами еше не догадались.
Семён Мясников был экзозвероловом. Так официально именовалась его специальность в «Межпланетном реестре профессий, разрешенных, допустимых и одобренных». Сам же он предпочитал называть себя специалистом по отлову и доставке экзотических инопланетных животных. Именно это было написано на его визитке, украшенной голографическим изображением скалящейся муртази-анской гривастой кошки. В уголок карточки был вклеен микрочип, управляющий голограммой, и, если во время переговоров звучало слово «нет», которое Семён крайне не любил, хищная кошка внезапно взрыкивала и кусала за палец того, в чьих руках находилась визитка. Человек, с которым вел переговоры Мясников, испуганно вскрикивал: «Черт!». Ну, или что-нибудь вроде того. При этом он непременно ронял карточку. Готовый к такому повороту событий, Семён первым поднимал визитку, а то и ловил ее на лету, и с тонкой, деликатной улыбкой вновь протягивал несговорчивому клиенту. Как правило, этот прием срабатывал – теперь Мясников слышал только «да» в ответ на любое свое предложение, не сильно выходящее за рамки разумного.
Бизнес, которым занимался Семён, был на сто десять процентов легален. Мясников поставлял животных не частным коллекционерам и даже не зоопаркам, а научным учреждениям, имеющим государственную лицензию. За последним Мясников следил особенно тщательно – проблемы ему были ни к чему. А между тем самые серьезные проблемы легко могли возникнуть у любого, кто не желал принимать во внимание существование многочисленных организаций и общественных объединений, строго и неусыпно следящих за соблюдением прав инопланетных животных.
Нет, Мясников тоже любил зверей. Без этого разве стал бы он заниматься своей работой? Но у него вызывал недоумение тот факт, что, чем безобразнее и опаснее для человека животное, с тем большим рвением бросались защищать его друзья дикой природы. Никогда не обращали внимания? Факт!
Мясников и сам готов был почесать за ушком маленького пушистого котенка. Но вот приласкать шейтарского саблезубого заурофаза у него желания почему-то не возникало.
Короче говоря, благодаря далеко не тщетным стараниям истовых любителей природы и блюстителей ее прав, экзобиологи оказались поставлены в жесточайшие, можно даже сказать, почти невыносимые условия. Зато Семён Мясников получил постоянную, хорошо оплачиваемую работу.
Как все это было увязано? Да очень просто!
Представьте себе ситуацию: открыта новая планета, на которой существует жизнь, но разум еще не зародился. А может быть, и вовсе не собирается зарождаться. Но в принципе – может. Собственно, почему бы и нет? Поэтому защитники всего и вся тут же заявляют о недопустимости какого-либо вмешательства в эволюционный процесс на дикой планете. В то время как ученые, понятное дело, горят желанием заняться ее изучением.
Как поступить в такой ситуации?
Самое простое и очевидное решение конфликта – исследование планеты с помощью спутников и дистанционно управляемых зондов. Поначалу это срабатывает. Но в какой-то момент ученые начинают испытывать неодолимое, как зуд под лопаткой, желание потрогать все собственными руками. Вот тут-то и появлялся Мясников со своей визиткой.
Семён имел статус дипломированного зверолова. Что подразумевало умение извлекать биологические особи из среды их обитания, не причиняя ущерба ни первым, ни последней. Экзобиологи могли получить лицензию на отлов необходимых им животных в строго научных целях. И более того, они имели возможность оплатить услуги профессионала.
Мясников получал список требуемых животных с приложенными к нему фотографиями. Остальное было делом техники. В принципе, Семён мог поймать и доставить в нужное место – при наличии всех соответствующих документов, разумеется, – любое животное. Правда, с некоторыми приходилось помаяться. Проблемы, как правило, возникали со слишком большими или слишком маленькими особями. Первых непросто затащить на корабль, вторых легко потерять. Особенно запомнился Мясникову случай с динейским псевдоминотавром…
Впрочем, сейчас речь идет о туэньских сликолах.
Эту скользкую мелочь Семён ловил обыкновенным сачком для бабочек. Мясников'нашел место, покрытое густыми травянистыми растениями, напоминающими хвощ и папоротник, неподалеку от которого, по всей видимости, находилось гнездо, или нора, сликолов. Достаточно было затаиться на несколько минут, чтобы один, а то и сразу два сликола начали шуркать в траве. Работа не простая, но нудная. При всей своей внешней неуклюжести сликолы были на удивление проворными. Стоило раз промахнуться, пытаясь накрыть прыгающий мучнистый комок сачком, как он тотчас же исчезал. Будто в землю зарывался. Или становился невидимым. Несколько раз Семён был абсолютно уверен в том, что поймал сликола. Так нет же, сачок оказывался пуст!
На то, чтобы отловить две дюжины сликолов – именно столько было заказано, – ушло четыре с половиной часа. Музыкальное сопровождение не мешало, поскольку для такой охоты требовались лишь острое зрение и быстрая реакция.
Отправив наконец в контейнер двадцать четвертого сликола, Мясников положил музмеморик на заросший густым мхом ствол упавшего дерева – для того, чтобы как следует закрыть контейнер и включить систему долговременного стазиса, нужны две руки – да, видно, там и оставил. Больше негде.
Так оно и оказалось.
Поляну, где он ловил сликолов, Семён отыскал без труда. Музмеморик лежал во мху. Сдув налетевший с деревьев мелкий мусор, довольный Семён сунул в карман любимую коллекцию блюзов и повернул назад.
Однако по возвращении Мясникова ожидал неприятный сюрприз. Посадочного модуля на месте не оказалось. Представляете?
Посадочный антиграв – это не музмеморик. И просто так потеряться в траве он не способен. Даже если трава вокруг очень густая и высокая. Для того, чтобы посадочный модуль переместился в другое место, им должен кто-то управлять. У него ведь даже автопилота нет. Но на всей Туэнье, если верить отправившим его сюда знатокам, не было иного разумного существа, кроме самого Мясникова.
В растерянности Семён прошелся по поляне. Следы посадочных опор – на месте. А значит, можно исключить и без того чисто гипотетическую вероятность, что Семён ошибся местом.
Мясников посмотрел по сторонам. Потом глянул наверх. Никаких следов, указывающих на то, куда мог подеваться антиграв, обнаружить не удалось. Семён отошел к краю поляны, присел на корточки и задумался.
После не очень продолжительных раздумий Семён Мясников пришел к выводу: размышлять о том, куда мог деться посадочный модуль – все равно что пытаться представить, какой была Вселенная до Большого Взрыва, когда еше вообще ничего не было.
И тут на поляне появился сликол. Зверек, похожий на теннисный мяч-переросток, выскочил прямо перед ним и растерянно запрыгал на месте, подскакивая сантиметров на семьдесят вверх.
Маленькому зверьку, если он не сидит в своей норке, ни в коем случае нельзя терять бдительность. Сликол, видно, забыл это золотое правило. А может, зверек в самом раннем детстве лишился родителей, и некому было объяснить ему, как нужно себя вести, чтобы не попасть на обед хищнику. Или же он не слушал старших и всегда поступал наперекор. Словом, как бы там ни было, но выплывший на полянку следом за беспечным сликолом бараволг прихлопнул маленького зверька краем своей волочащейся по траве мантии.
Вот оно как в жизни бывает, подумал наблюдавший за этой короткой аллегорической сценкой Мясников. Прыгаешь, резвишься, воображаешь, что весь мир лежит у твоих ног. И вдруг – бац! – ничего понять не успел, а тебя уже сожрали.
Бараволг не стал долго задерживаться на месте злодеяния. Подобрав края мантии, хищник, негромко посапывая, удалился восвояси, оставив Семёна все в том же задумчивом, полумедитативном состоянии.
А, собственно, что еще оставалось Мясникову?
Без посадочного модуля у него не было ни малейшего шанса добраться до зависшего на орбите корабля. Еды он не захватил. А отправившие Семёна на Туэнью специалисты снабдили его самой полной информацией о представителях местной фауны, забыв указать лишь одно – насколько они съедобны. Хотя, наверное, это не имело никакого смысла. Местные зверушки одним своим внешним видом могли лишить желания попробовать их на вкус даже умирающего от голода дикаря. Однако без еды здоровый человек может протянуть довольно долго. Месяц, или около того. Воды же вокруг было предостаточно. Если выйти на открытую местность и там начать бегать по кругу и размахивать руками, то рано или поздно обязательно попадешь в поле зрения одного из орбитальных спутников. Информацию отправят в центр наблюдения, где, вполне возможно, ее не оставят без внимания. Если штатным психологам центра удастся верно истолковать странное поведение Мясникова, на Туэнью снарядят спасательную экспедицию. И быть может, спасатели найдут Семёна еще подаюшим слабые признаки жизни. Если, конечно, поторопятся и не станут пить кофе на каждой пересадочной станции.
Интересно, как долго можно протянуть, питаясь корнями папоротника? Корни земного папоротника весьма питательны и даже неплохи на вкус. Так, может быть, и местный…
Мысль о преимуществах и недостатках папоротниковой диеты оборвалась, как прогнившая зубная нить, когда в нескольких шагах от Мясникова из травы выпрыгнул сликол. Семён не мог поклясться, что это был тот же самый сликол, которого на его глазах сожрал бараволг. Но он не сомневался – появился сликол точно в том самом месте, где исчез его предшественник. Семён все это время смотрел перед собой. Сликолы не могли перемешаться иначе как прыжками. Если бы это был другой сликол, Мясников непременно заметил бы его появление гораздо раньше.
Еще не понимая до конца, что происходит, движимый лишь инстинктом, подсказывающим, как нужно действовать, Мясников сорвал с головы шляпу и, прыгнув вперед, прихлопнул ею сликола. На этот раз он не мог ошибиться – шляпа точно накрыла зверька. Ладонью, прижимавшей тулью шляпы, Семён почувствовал толчок, когда пытавшийся вырваться сликол подпрыгнул в очередной раз.
И – все.
Семён надавил ладонью на мягкую тулью. Сначала осторожно, затем сильнее. Примяв ее до самой земли, Семён поднял шляпу. Сликола под ней не оказалось.
Как ни странно, это почти не удивило Мясникова. Видимо, подспудно он ожидал чего-то подобного. Отряхнув шляпу, Семён положил ее на колено, сел поудобнее, посмотрел на часы и приготовился ждать. Торопиться ему было некуда.
В лесу никогда не бывает тихо. В джунглях – тем более. Со всех сторон доносятся звуки, похожие на стоны, вздохи, влажные, приглушенные хлопки. Лишенные голосового аппарата беспозвоночные обитатели Туэньи издают звуки с помощью различных частей тела. Вот стон корнет-горна, попавшего в руки варвара. Это похожий на сухопутного кальмара гиллепиус дисси гоняет воздух через свернутый трубкой внешний край мантии. Если он сделает это резко, то переместится, скользя по траве, на несколько метров вперед. Но тогда звук будет другой, более короткий и пронзительный. Сейчас же гиллепиус просто пел. Может быть, искал партнера для спаривания. А может, выражал таким образом свое отношение к окружающему миру. Помимо звуков, издаваемых животными, из джунглей постоянно доносилось громкое потрескивание и поскрипывание, временами переходящее в тяжелый, протяжный охающий звук. Это деревья стонали и кряхтели под тяжестью облепивших их паразитов, теряли обломившиеся ветки, а то и падали, не выдержав непосильной тяжести. Помимо всего прочего, сырые, промокшие насквозь джунгли были наполнены звуками текущей и капающей воды, чавкающей и чмокающей жидкой грязи и влажно шлепающей листвы.
Мясников сидел неподвижно, прислушиваясь к звукам леса, и неотрывно следил взглядом за тем местом, гае таинственным образом пропал сликол. Настоящий профессионал знает, что на охоте главное не умение быстро и точно стрелять. Не физическая выносливость. И даже не знание повадок зверя, которого ты выслеживаешь. Умение ждать – вот без чего охотнику не обойтись. Для того чтобы добыть редкого зверя, порой приходится часами сидеть неподвижно, не моргая и даже почти не дыша. Нужно научиться становиться частью окружающего ландшафта. Превращаться в камень, вросший в землю. В полузасохший колючий куст. Птица должна садиться тебе на плечо, как на сук. Полевая мышь – без страха взбегать на колено, чтобы осмотреться и убедиться, что поблизости нет врагов.
Умение Семена ждать было почти совершенным. И вскоре его терпение было вознаграждено. Точно в том месте, где исчез накрытый шляпой сликол, из травы выскочил другой.
Или тот же самый?
Долго не раздумывая, Семён и этого прихлопнул шляпой. Пытаясь вырваться, сликол три-четыре раза дернулся под тульей. И исчез.
Семён посмотрел на часы. С момента первого исчезновения прошло чуть больше десяти минут.
Теперь Мясников был готов к тому, что должно произойти. И когда, спустя десять минут, сликол выпрыгнул из травы, Семён вновь накрыл его шляпой.
Как и следовало ожидать, убедившись в том, что выскочить из-под шляпы не удастся, сликол исчез.
Семён довольно улыбнулся, отряхнул шляпу и надел ее. Продолжать ловить сликола он не собирался. Ему и без того уже была ясна суть происходящего.
Прошло десять минут. Сликол показался из травы. Попрыгал на месте, словно дразня Семёна. И, убедившись в том, что Мясников не желает продолжать заведомо проигрышную игру, разочарованно поскакал прочь. Должно быть, искать нового партнера для игр.
А Семён остался сидеть на краю поляны.
Он уже в который раз получил наглядный урок того, что природа неистощима на выдумки. Более того, порой она оказывается феноменально непредсказуемой. Она готова идти на любые хитрости для того, чтобы помочь выжить порожденным ею существам. Замечательные туэньские сликолы – маленькие, безобидные зверьки, питающиеся комочками мучнистой слизи, скапливающейся в основании черенков широких листьев деревьев с округлыми, бочкообразными стволами, – изобрели свой, весьма оригинальный способ противостоять вездесущим хищникам, пусть беспозвоночным, но от этого не менее опасным, чем любой другой голодный зверь. А заодно и прочим жизненным невзгодам. В случае опасности, когда ни спрятаться, ни убежать невозможно, сликолы совершают прыжок во времени. Всего на десять минут вперед. Но этого достаточно, чтобы сохранить себе жизнь. И кто знает, быть может, благодаря своему уникальному умению, когда-нибудь сликолы станут на Туэнье доминирующим видом.
Конечно, пока это была всего лишь гипотеза, призванная объяснить исчезновение посадочного антиграва. Но объяснение, надо сказать, получалось весьма красивым и в целом непротиворечивым.
Семён встал, чтобы уступить дорогу ползущему по своим делам садукаму, похожему на гигантского слизня, обросшего зеленоватой бахромой. Садукам был сухопутным китом туэньских джунглей. Он не спеша, можно даже сказать, лениво, с чувством собственного достоинства переползал с места на место, собирая всяческую мелкую живность, копошащуюся в травяной подстилке. Благодаря огромным размерам садукам не имел естественных врагов. Он полз вперед, не обращая внимания на препятствия, которые оказывались у него на пути. Слишком большие он обтекал, как морская волна оглаживает во время прилива прибрежные скалы; те, что поменьше, подминал под себя. Поэтому самое разумное – уйти с его пути. Так поступали все местные твари. Так поступил и Мясников. Глядя вслед неспешно удаляющемуся исполину, Семён только порадовался, что работодатели не заказали садукама. А может быть, выделенных на экспедицию денег не хватило. Как бы там ни было, Мясников облегченно вздыхал всякий раз, когда видел ползущего сквозь джунгли гиганта.