Мужики выползали из-под возов, тревожно озирались.
— Какие всадники? Где? — Ярема едва разул очи, но уже успел ухватить рогатину.
Вавила встряхнулся, мотнул головой, отгоняя остатки сна, взялся за саблю. Аким и Гордей, спавшие в одних портах, спешно одевались.
Проснулась и Дашка, учуяв неладное, молвила:
— Сперва бы лошадей сюда собрать.
— Молодец, девка! — отозвался Аким. — Давайте с дедком и соберите лошадок. Федор и Ярема запрягут. А мы пока глянем, что там и как.
Аким, Гордей и Вавила поспешили на бугор. Саженях в пяти от камня, где лежал Демка, пригнулись и почти на четвереньках двинулись дальше: не выказаться бы раньше времени. Встречь им сполз Демка.
— Аким Иваныч, что делать будем?
— Сколь их там?
— Двадцать две души. Все на конях, оружные.
— На кого ж похожи-то?
— Далеконько еще, не разглядеть.
— А ну пропусти, сам посмотрю.
Подобравшись к камню, Аким смахнул шапку и осторожно высунулся. Солнце било в спину. На открытом месте хорошо была видна ватага конных: они ехали гурьбой, кони ступали вяло, видно, притомились от дальней дороги.
Аким попятился и зыркнул вниз, на стоянку. Ярема с Федькой уже запрягали двух лошадей, Трофим заводил меж оглобель третью. Остальных Дашка держала за уздечки. Вавила, Димка и Гордей вопросительно смотрели на Акима, ждали решения.
— Демка с Вавилой, оставайтесь здесь, за ватагой приглядите. Хоть они и не спешат, но с дороги, наверно, не своротят… Пойдем, Гордей, пособим лошадей снарядить да в кусты их, вон туда.
— А ежели прямиком к переезду да на ту сторону? — предложил Гордей.
— Тут мы скрыты бугром, да и речка не очень глубока, — ответил Аким. — Ежели что, дак здесь и переберемся.
Они пошли вниз, Аким на ходу досказал:
— Там, у переезда, за речкой, место пустое, открытое. Мы тут переждем. Вона, скоро уж и к сумеркам близко. — И с тревогой: — Лишь бы ихние кони не заржали, а то ведь наши и откликнуться могут.
— Упрежу мужиков, сдержим, — сказал Гордей.
Аким посмотрел на брата внимательно. Лицо Гордея было спокойным и жестким. Он двигался уверенно, говорил даже вроде с насмешкой на опасность. Куда и улыбка делась. Почуял Аким, что окреп брат духом, стал бодрее, хотя, верно, до смертного часа не забудет гибель своей семьи. И ежели прежде оглядывался Аким на Гордея как на брата младшего, желая ободрить его, то теперь сам нашел в его взгляде поддержку. Разумная деловитость и спокойствие брата вселили в него уверенность.
Быстро управились с лошадьми и отвели их в кусты. Оставили подле них Дашку и Трофима, а сами, прихватив огневой припас и оружие, снова пошли на бугор.
Тут и Федьке пришлось взять в руки пищаль. Таща на плече свою пушчонку-волконею, Ярема обсказывал Федьке, как держать приклад да как целиться. Федьке раньше не приходилось иметь дела с огненным боем, пугал он его, да и за припасом глаз да глаз нужен. То ли дело дубина и кинжал, а уж лучше самострела и оружия нет. Ежели с ним наловчиться, то пистоля и задарма не надо: бьет тихо да лихо, любого ворога без шума пришибить можно.
Залегли неподалеку от камня. Аким, перебравшись к Вавиле, смотрел на приближающуюся ватагу. До неизвестных воев осталось менее ста саженей.
Вавила рек:
— Ежели они углядели следы на дороге, то нам через то прямая опаска.
— Возможно. — Аким нахмурился.
Вавила понизил голос:
— Не Томила это с ребятами?
— Нет, — ответил Аким, — они к нам завтра должны пристать.
— А ежели у них что случилось, дак они и…
— Они в другой стороне. — Аким помолчал недолго. — Не навел ли кто на нас сыщиков?
— Да вроде люди-то не государевы. — Вавила присмотрелся к ватаге: всадники растянулись цепочкой, только впереди пятеро продолжали ехать кучно.
— Я и не говорю, что государевы, — продолжил Аким. — Мало ли нынче воевод всяких объявилось. И у каждого свои сыщики найдутся.
— Глянь! — Вавила сготовился привстать.
— Лежи! — Аким дернул Вавилу за полу кафтана.
— Остановились они, — зашептал Вавила.
Ватага спешилась у кустов. Переезд и часть дороги ла другом берегу скрывались за началом бугра. От ватаги отделились трое и направились к речке.
— Не без дела они встали, — молвил Вавила и прикинул про себя, что нужно будет сделать в первую очередь в случае опасности.
Трое скрылись за бугром.
— Ярема! Гордей! — Аким поманил мужиков — те подползли. Федька остался на месте. — Значит, так порешим: Ярема останется здесь со мной. Тебе, Гордей, с Федором к возам, идти. Вона у канавы встаньте. А ты, Вавила, с Демкой тихохонько подберитесь к переезду и послушайте, о чем там ватажники брусят.
Демка с Вавилой скатились с бугра и, прижимаясь к зарослям у реки, пошли к переезду. Гордей с Федькой спустились к возам.
Ярема, оглядевшись, устроил за камнем волконею, прикрыл ствол оставленной Демкой шапкой из листьев и приготовил фитиль.
Аким пожмурился на солнце: край поблекшего светила уж цеплялся за дальнюю синеву горбатого холма.
— Уж скорее бы, — прошептал он.
— Чаво? — обернулся Ярема.
— Да вот сумерек жду. Глядишь, потемки-то нас укроют. Ищи тогда по следам ночью-то.
— Можа, пронесет. — Ярема присыпал к западу пороху.
— Дай-то бог… Но чую, по нашу душу прибыла ватага.
— Встретим, — спокойно сказал Ярема.
Аким беззлобно ругнулся про себя: вот бес толстокожий, все-то ему нипочем… И спросил:
— Батарею нашу проверил?
— Все восемь стволов дробом заряжены.
— А станок не расшатался ли?
— Крепок ишшо. Втулку-то новую ставили.
Замолчали, прислушиваясь к тому, что делается у переезда: до ватаги было чуть более полусотни саженей. Шумела ватага, спорили там или так, без дела языки чесали — не поймешь. Солнце скрылось за треть, протянув от кустов по земле длинные, что столбы, тени. Аким ждал-ждал да и заерзал, заозирался.
— Аль зазяб, Аким Иваныч?
— Чтой-то мужики долго не возвращаются. Да и те трое, как сьехали к реке, так и пропали там. Чего ищут?
— Можа, разговор какой особливый завели, вот и не торопятся. А наши тот разговор слушают.
— Ты, Ярема, вот что, будь тут безотлучно и поглядывай. Ежели что — свистнешь Гордею несильно. Я пойду к переезду, наших встречу.
— Я б погодил еще.
— А на что?
— Дак там, у реки-то, всего трое, а тут без малого двадцать душ. У Вавилы с Демкой по два пистоля, справятся, ежели что. А мы услышим и сготовимся.
— Твоя правда, пождем еще немного, — согласился Аким.
А солнце словно нарочно не торопилось на ночной покой: едва наполовину спряталось.
— Все-таки пойду, — решил Аким. — Поглядывай тут. — Сполз от камня пониже, встал в полный рост и направился к брату.
Притаившись у самого берега, в канаве, Гордей с Федькой поглядывали то на бугор, то на полянку. Подошел Аким и сказал Федьке:
— Ты давай-ка, пока не стемнело, пройди вдоль берега да и найди место, где без лишних трудов можно на ту сторону переправиться. Кабы в потемках-то в ямину не сверзиться.
Федька встал, повернулся было идти.
— Оставь пищаль-то да лапти скинь, — посоветовал Аким, — дно опробуешь.
— Сладим, Аким Иваныч.
Аким упредил брата, чтоб тот ждал сигнала от Яремы, и, покосившись на закат, пошел к переезду.
От солнца осталась округлая горбушка, перерезанная пополам синей бугристой полосой низко плывущего облака. Небо отпивало багрово-фиолетовым, словно отблеск далекого пожара. Акиму подумалось, что завтра будет ветрено…
Он побрел меж кустов вдоль воды по крепкому глинистому берегу к переезду, шел неспешно, с оглядкой. Саженей за двадцать до переезда остановился и прислушался. А где ж Демка с Вавилой? Ага! Вон следок на глине: тут, стало быть, мужики крались. Знать, и обратно по этому следу вернутся. Аким присел, стал ждать.
От возов Федька протопал шагов с двадцать и услышал журчание воды. Подобрался ближе к берегу, раздвинул кусты — открылся речной перекат. И на глаз было видно, что место для переезда удобное, пологое, невязкое. Даже в потемках можно без страху перебираться на тот берег. Все же Федька добросовестно протопал до другого берега, в густеющих сумерках руками пощупал землю и, только убедившись, что и тот берег крепок, вернулся к возам.
Дашка поспешила навстречу, испуганно глянула Федьке в лицо.
— Демка-то где? Аль случилось что?
Рядом в ожидании новостей, раскрыв рот, застыл дед Трофим.
— Успокойся, Дарья. — Федька сел на траву и стал обуваться. — Послал его Аким вместе с Вавилой послушать, о чем чужие у переезда говорят. Скоро и вернутся. — Федька закрутил онучи, встал. — Лошадей-то вон к тому бережку сведите. Через малое время и уйдем отсель.
— Слава богу! — Дед перекрестился.
— Скорее бы, — прошептала Дашка.
— Скорее бы, — прошептала Дашка.
Федька шагнул было мимо нее, она поймала его за рукав и, как бы испугавшись, отпустила. Прошептала еще тише прежнего:
— Поостерегись, Федор, и за Демкой пригляди.
— Ништо, Дарья. Прошлой ночью не сплоховали. А отсель и так уйдем… Все живы будем. — И пошел к канаве.
Тени наглухо закрыли поляну. Солнце наконец-то зашло, но еще бросало в небо последние горсти света. Под кустами расползался сизый ознобистый сумрак.
Где-то рядом треснул сучок — Аким вздрогнул. Из-за кустов прямо на него вышли Демка и Вавила.
— Ну что выведали? — заторопил Аким. — Чьи там люди?
— Никитка-стервец наслал, — тихо ответил Вавила.
— С разных оне мест, — добавил Демка, — ругаются меж собой.
Аким повернул к стоянке.
— Пойдемте отсюда, там доскажете.
Пробираясь кустами, вышли к канаве. Навстречу поднялся Гордей, за ним Федька.
— Вот теперь сказывайте.
Начал Вавила:
— Они там вот что задумали. Подстеречь нас на открытом месте или где на стоянке. Барахлишко пограбить, а ежели не найдут того, что Никитка наобещал, то тебя с братом пытать. Нас, значит, посечь, а девку ему, Никитке, доставить. Он где-то что-то подслушал или кто-то ему проболтался…
— И чего же они искать собрались?
— Об этом речи не вели. Мы ихний разговор, почитай, весь подслушали. Разве что вначале поупустили.
Крепко задумался Аким, не заметил, как произнес вслух:
— Говорил же Томиле, чтоб с нами ехал…
— Аким! — окликнул Гордей.
— А? — Аким понял, что рек лишнее, чего другим пока знать не следует. Махнул рукой. — Ну, да ладно… Теперь все одно… — Вспомнив, о чем шел разговор, спросил: — Чего они сейчас-то собираются делать?
— Вот они об том и лаялись, — продолжал Завила. — Один кричал, что Никитка их обманул и, дескать, пора назад возвращаться. Другой бурчал, что Никитка не врет, а догнать нас и завтра успеют. Третьему не терпелось за нами вдогон удариться.
С бугра сбежал Ярема, оповестил:
— Лихие костер запалили!
— Знать, ночевать здесь будут, — рассудил Аким. — Оно, пожалуй, и к лучшему. И получается… — обернулся к Вавиле, — выходит, следов наших у переезда они не заметили?
— Об том не рекли.
Аким обратился к Федьке:
— Место проверил?
— Ага.
— И где?
— Вон за той поляной, шагов поболе тридцати. Руками оба берега пощупал, место ладное.
— Тогда с богом! — сказал Аким.
Все вместе пошли к возам.
Без лишнего шума переехали речку и удачно выбрались на другой, более крутой, берег. Тут и разобрались, кому и где быть. Вавила с Демкой пошли вперед смотреть дорогу, сколь сможется. За ними шел Трофим, ведя за уздечку лошадь с первым возом. Со вторым возом шел Федька, на его телеге сидела Дашка. Потом, тоже ведя лошадь за уздечку, осторожно ступал Гордей. К его телеге привязали стрелецких коней. В хвосте были Аким и Ярема.
Двигались неторопко. Идущие впереди то и дело приседали, щупали землю: не пошла ли путь-дороженька неведомая под уклон, не случилось бы камню под колесо попасть или ямине, и не дай бог колесу сломаться — в потемках-то начинишься. Огонь не высечешь, костер не запалишь.
Шли по ночной тьме — шагов не считали. Но Аким, ко многим дорогам привыкший, нутром чуял: прошли версты четыре, много — пять. И еще приметил: вожаки — Демка с Вавилой — шли напрямую, вроде на заход солнца, а ноги-то ихние чуть вправо забирали… Эдак-то и кругаля можно дать… Немного погодя Аким сообразил, что если и забирают чуть вправо, то самую малость. Дорога-то рядом, а ее не переезжали. «Знать, идем вдоль нее и рядом… А не лучше ли прямо на дорогу повернуть? Ведь по дороге-то и легче будет. Кто сейчас там? Да никого. Лихие у реки ночуют. Ежели и сообразят поутру следы искать, дак те следы в сторону уведут. Пока-то поймут, что к чему, мы далеко укатим…»
Дед Трофим приноровился шагать по черной, пугающей своей невидимостью, земле. Вспомнил жизнь свою некудышную, скитания сызмальства по чужим углам: и скоморохом был, и рыбу ловил, и скотину чужую пас, и кожи мял, и с нищими пол-Руси исходил — все искал, где лучше люди живут, где слаще едят да работа в радость, но… не нашлось той земли. И бывалые люди сказывали, что нету такой земли на белом свете, разве во сне приснится да в сказке об ней расскажется, да и то не всякий ладно ту сказку скажет… Промелькнули перед глазами куклы да медведи, скоморошьи колпаки, длинный невод, полный рыбы, поляны да овраги, луга да пыльные бесконечные дороги…
И тут над ухом деда всхрапнула лошадь и… упала на бок. Трофим чертыхнулся. Лошадь длинно и жалобно заржала.
— Ой, господи! — Дед присел, ища в потемках лошадиную морду.
Остановились другие лошади, замерли люди.
Первым к деду подошел Вавила.
— Что такое? — Наклонился, зашарил по земле.
Лошадь дернулась и снова заржала. Приблизились остальные…
— Огонь запалить? — предложил Демка.
— Не сметь! — отрубил Аким.
— Ноги ейные пощупай, — подсказал Федька.
— Да вот и гляжу… Тьфу, черт! Не видать. — Вавила наконец ухватил лошадиное копыто. — Ага, так и есть.
— Ямину прозевали? — спросил Аким.
— И ямина есть. Вота… Только нету тут нашей вины. Крот землю прокопал или мышь полевая. А у кобылы-то, кажись, нога сломана.
Как бы подтверждая Вавилины слова, лошадь опять заржала.
— Режь ей горло! — тихо сказал Аким. А слова его отдались в ушах Вавилы криком.
— Да, — хрипло согласился Вавила, — больше нечего… — И достал засапожник.
Аким распорядился быстро и строго:
— Ярема, давай твоего коня!
Ярема с Вавилой принялись запрягать стрелецкого коня, остальные, чтоб не мешать, отошли в сторону.
Долго возились мужики в потемках, пытаясь надеть на коня хомут и завести его меж оглобель. Пыхтели, чертыхались, но все напрасно. Пытались запрячь и второго, и третьего. И не вышло…
— И не выйдет у нас ничего, — бросив хомут на воз, сказал Вавила. — Эти вороные иначе как под седлом и не хаживали, к хомуту не приучены. — И вроде похвалил: — Настоящие кони! — И прибавил: — Придется бросать телегу-то, Аким.
Аким решился быстро.
— Федор, кладь с этой телеги на свою переложи. Гордей, кожаную сумку к себе возьми… Ну, ловчее, некогда мешкать!
Сообща опростали телегу, забрали холстину, веревки.
— А телегу-то куды? — растерянно молвил дед, приняв вину за гибель лошади на себя. — Ведь новая почти…
— Не тебя ли в нее запрячь? — зло бросил Аким.
Дед всхлипнул:
— Лошадка-то добрая была, по-ослушная…
— Во заладил! Сядь поди к Дарье и не ной! Она девка, а с понятием. Сидит и помалкивает. А ты — старик, нюни paспустил!
— Да я… — Недосказав, дед пошел на Федькину телегу.
Дашка молча подвинулась и сказала:
— Ложись-ко, дедушка, подремли.
— Спасибо, ласковая душа. — Дед прилег на мешки. — Эк меня с лошадью-то угораздило…
Аким прошел к последнему возу и уже оттуда негромко крикнул;
— Пошли!
Обоз покатил дальше.
Теперь Вавила стал вдвойне осторожнее. Он шел впереди Демки, ставя ногу с притопом, и попихивал в землю древком рогатины. Обе ручницы нес Демка.
Так прошли еще версты три. Перевалили невысокую горку, вовремя догадались свернуть, а то катанулись бы в овраг. Далее какое-то время пришлось сдерживать лошадей: возы катились, чуть завалившись на левый бок.
Саженей через сто выбрались к началу оврага, который был здесь с неширокую канавку. Тут через поломанный мосток и дорога шла. Невелика была канавка, а пришлось распрягать лошадей, переводить их по высохшим горбылинам настила, потом вручную перекатывать телеги.
Пока напрягали, небо на восходе потихоньку наливалось светлой широкой синевой. Скоро стало видно ближнюю окрестность, когда поехали, взгляд охватывал на версту, а потом вовсе рассвело, хотя солнце еще не торопилось выбираться на простор.
Впереди на многие версты растеклась степь, лишь кое-где меж пологих холмов виднелись низкие гряды кустов.
Остывшая за ночь земля торопилась отдать небу неласковую предрассветную прохладу.
Вавила, Демка и Ярема снова сели на коней. Остальные — на тепеги. Обоз покатил быстрее.
Сидя рядом с братом, Аким оглядывал местность, ища на случай опасности хоть какое-нибудь убежище. Знал он, что где-то впереди есть небольшое степное сельцо: там намечалась встреча с Томилой и людьми, которых ему удастся собрать на волжских берегах, чтоб идти в одну сторону и сообща. На открытом месте любая задержка грозила гибелью. И может, два десятка лихих поднялись до свету и теперь уже скачут по дороге, высматривая добычу.
Солнце палило вовсю. Воздух нагрелся, сделался сухим и жестким и, казалось, омертвел, как и выгоревшие до серой желтизны травы.
Овраг открылся неожиданно.