Но ему так и не удалось в тот вечер вылететь в Варшаву.
* * *— Месье Саундерс! Месье Джефф Саундерс! Пожалуйста, подойдите к справочному бюро. Вам очень срочный звонок. Месье Джефф Саундерс, пожалуйста, подойдите к справочному бюро. Спасибо.
Сначала Джефф не мог поверить своим ушам. Его имя и фамилию открытым текстом передали по радио на весь аэропорт! Салливан должно быть совсем сошел с ума, мысленно покачал он головой. Еще не прошло и сорока восьми часов, как Ричардс вешал ему на уши лапшу о конспирации и о том, что Париж битком набит китайцами… Или ребята из парижского отдела ЦРУ совсем спятили, или произошло что-то настолько важное, что они решили наплевать на все меры предосторожности.
Он подошел к справочному бюро.
— Я Джефф Саундерс.
— Месье Саундерс, вам срочный звонок. Пройдите, пожалуйста, в кабину номер 1. Она стоит в самом углу.
Джефф вошел в кабину и снял трубку.
— Джефф?
Он сразу узнал голос.
— Да, Крис, — после долгого молчания ответил американец.
— Джефф, тебе нечего делать в Польше!
Саундерс молчал, не зная, что сказать.
— Я с самого утра разыскиваю тебя. Обзвонила все авиакомпании. Я хотела предупредить тебя, что Сиранкевич не в Польше. Сиранкевич здесь, в Париже. Он нелегально эмигрировал во Францию в 1948 году.
— Почему ты рассказываешь мне это?
С каждой секундой в голосе Кристины де ля Малейн слышалось все больше и больше отчаяния.
— Хочу предотвратить очередное убийство. Пришло время остановить это безумное кровопролитие.
— Почему ты не скажешь об этом Люко вместо того, чтобы устраивать аварии и спать с его врагами?
— Я не хочу больше его видеть. Можешь передать ему, что я никогда не хочу его видеть.
— Ты не любишь его?
— Нет.
— О, Господи, — заорал он в трубку, — что же тогда происходит?
— Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь, — мрачно ответила Кристина де ля Малейн. — У тебя есть, на чем писать?
— Да.
— Тогда записывай. Йохан Сиранкевич живет по адресу: дом 75, улица Чаутемпс, это на Монмартре. Он живет один в двухэтажном доме.
— Ну и что дальше?
— Жан-Марк собирается убить Сиранкевича сегодня ночью. Ты можешь спасти его, если поспешишь.
— Ладно.
— Джефф?
— Да.
— Будь осторожен, я тебя умоляю. Он вооружен.
Саундерс повесил трубку.
* * *Джефф вышел из такси на перекрестке, примерно в сотне ярдов от дома 75 и посмотрел на часы. Водитель сдержал слово. Доехать от «Ля Бурже» до Монмартра за двадцать минут — настоящий подвиг.
Саундерс медленно двинулся по улице, стараясь держаться в тени домов. Сиранкевич жил в высоком узком доме из серого камня, который напомнил ему Амстердам с его старинными узкими домиками. Джефф в последний раз посмотрел по сторонам. Улица была темна и пустынна. Он внимательно оглядел дом и увидел слабый свет, пробивающийся из-за закрытых шторами окон на втором этаже.
Джефф Саундерс легко открыл отмычкой дверь и оказался в темной прихожей. Не дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте, медленно пошел вперед и чуть не врезался в стоящий у правой стены комод. Он обогнул препятствие и осторожно двинулся дальше. Наконец его рука коснулась перил лестницы. Джефф пошел на цыпочках наверх, умоляя Бога, чтобы старые деревянные ступеньки не заскрипели под его весом. На втором этаже остановился в темном коридоре и прислушался. Инстинкт подсказал, где находится дверь. Он медленно повернул ручку и, затаив дыхание, осторожно открыл. Джефф очутился в огромной спальне с незастеленной кроватью. Увидев, что в комнате никого нет, вернулся в коридор и закрыл за собой дверь.
Молча двинулся к следующей двери. Она была слегка приоткрыта, через щель пробивалась узкая полоска желтого света. Джефф Саундерс снова затаил дыхание и медленно толкнул дверь. Она бесшумно открылась на хорошо смазанных петлях, и его взору открылась удивительная картина.
Он стоял на пороге огромного кабинета, вдоль стен которого тянулись старинные шкафы со стеклянными дверцами. Из шкафов блестящими невидящими глазами смотрели сотни чучел животных, птиц и ящериц. Повсюду, до самого потолка, висели книжные полки. А над красивым мраморным камином между старинными испанскими пиками красовалась большая голова льва. Окна были закрыты кроваво-красными бархатными шторами.
Дальний конец комнаты был погружен в полумрак. На огромном секретере эпохи Людовика XVI из красного дерева горела медная лампа. Поверхность для письма закрывала тисненая черная кожа, прибитая блестящими медными гвоздями. Рядом с пепельницей в форме черепа на секретере лежала голова, плечи и две длинные белые руки. Из маленькой дырочки посреди широкого лба сочилась тоненькая струйка крови. Маленькая лужица крови уже засохла на черной коже рядом с лампой.
Скорее всего хозяина застрелили, когда он сидел за секретером. Наверное, пуля вошла в голову. Он дернулся вверх и упал на стол. Смерть наступила мгновенно. Джефф разглядел на трупе черное шелковое кимоно.
Саундерс осторожно вошел в комнату, сделал два шага и услышал тихий звук. Почувствовав за спиной движение, начал поворачиваться, но было уже поздно. Что-то твердое ударило его по затылку, и перед глазами вспыхнула ослепительная боль.
* * *Джеффа Саундерса разбудил звон далеких церковных колоколов, пробивших полночь. Он был привязан к старинному испанскому стулу с высокой спинкой. Тонкая нейлоновая веревка больно впилась в кожу. Джефф попытался пошевелиться, но у него ничего не получилось.
Раздался едва слышный звук. Краешком глаза Саундерс попытался увидеть, откуда он раздался. Перед ним, как и раньше, на секретере лежал мертвый человек.
За спиной послышались тихие шаги. Худощавый человек с опущенными плечами подошел к секретеру и повернулся. Перед Джеффом стоял Жан-Марк Люко с взлохмаченными волосами. Люко был во всем черном, на бледном лице темнела щетина. В вяло повисшей руке он держал «люгер».
— Вы знаете, кто я, — проговорил Люко едва слышным голосом, не обращая никакого внимания на труп Сиранкевича. — И я знаю, кто вы.
Саундерс молчал.
— Я не стал засовывать вам в рот кляп. Едва ли вы станете звать на помощь. Но даже если попытаетесь это сделать, ничего не изменится. Слишком поздно, все кончено.
Джефф Саундерс облизнул потрескавшиеся губы и хрипло спросил:
— Почему?
— Сиранкевич был последним. Я убил всех: Драгунского, Слободина, Талбота, Брадзинского… всех.
Саундерс молчал.
— Он был последний, — повторил Жан-Марк Люко, и его мертвые глаза победно сверкнули. — Пора опускать занавес. Охота окончена. Я отомстил. Теперь пришла моя очередь уйти. Надеюсь, наконец мне удастся отдохнуть. Мне и моему отцу. Эти люди сидели с ним в Дахау. Вы ведь знаете об этом? Они вместе сидели в 13-м бараке… Всего одну ночь. И они получили по заслугам. Я убил всех.
— Но почему? — очень тихо спросил Саундерс.
Люко посмотрел на него безжизненными глазами.
Потом сложил руки на груди и очень медленно ответил:
— Они убили моего отца. Разорвали на части и съели.
* * *Долгое молчание, последовавшее за этими страшными словами, нарушил Джефф Саундерс.
— Я не верю, что…
Жан-Марк Люко молча исчез из поля зрения американца. Через несколько секунд бесшумно, как привидение, подошел и положил на колени пленнику два листа бумаги, один рядом с другим. Прежде чем глаза Джеффа разглядели кривые рыжевато-коричневые строки, он догадался, что француз дал ему ключ к разгадке тайны — отсутствующие страницы из «Писем, написанных кровью».
Люко вновь исчез. Саундерс сидел, привязанный к стулу, в компании мертвого поляка и сотен чучел животных и птиц, которые не сводили с него блестящих глаз, и читал рассказ о страшной трагедии, разыгравшейся в 13-м бараке в Дахау почти тридцать лет назад и поставившей мир на грань третьей мировой войны.
«…страшный голод среди узников 13-го барака сломил их дух. Они близки к умопомешательству. Большинство заключенных русские и польские солдаты, но немцы бросили в барак и несколько человек других национальностей: французов, бельгийцев и голландцев. За последние шесть месяцев этот барак превратился в настоящий ад, в пристанище проклятых и забытых Богом людей. Нацисты систематически и целенаправленно морили их голодом. Вначале они просто уменьшили дневной рацион, потом стали кормить раз в день, еще через какое-то время через день, а сейчас — только раз в неделю. Никто не знает, делается это по приказу коменданта лагеря или это собственная инициатива штурмфюрера Иоакима Мюллера.
Когда немцы только начинали морить голодом русских и поляков, они прекрасно понимали, чем все это закончится — страшными убийствами из-за куска хлеба или ложки супа. Так оно и получилось. По крайней мере, так оно и было, пока у этих несчастных оставались силы драться. Русские и поляки ненавидят друг друга, а сейчас к этой ненависти примешался и инстинкт выживания. Никто не знает, сколько людей было покалечено, забито до смерти и затоптано во время раздач пищи! Сколько задушено под покровом ночи из-за куска хлеба! Но эти зверства продолжались недолго. Узники быстро слабели и скоро уже не могли драться. Они неподвижно лежали на досках и умирали один за другим. В последние недели в 13-м бараке умирало по десятку человек в день.
Когда немцы только начинали морить голодом русских и поляков, они прекрасно понимали, чем все это закончится — страшными убийствами из-за куска хлеба или ложки супа. Так оно и получилось. По крайней мере, так оно и было, пока у этих несчастных оставались силы драться. Русские и поляки ненавидят друг друга, а сейчас к этой ненависти примешался и инстинкт выживания. Никто не знает, сколько людей было покалечено, забито до смерти и затоптано во время раздач пищи! Сколько задушено под покровом ночи из-за куска хлеба! Но эти зверства продолжались недолго. Узники быстро слабели и скоро уже не могли драться. Они неподвижно лежали на досках и умирали один за другим. В последние недели в 13-м бараке умирало по десятку человек в день.
Сейчас там осталось только пятнадцать человек. Часть из них медленно умирает, часть превратилась в сумасшедших. Вчера вечером в барак привели двух новых заключенных: русского офицера, Льва Журбина, и француза по имени Роберт Люко. Люко высокий и сильный мужчина в расцвете лет. Днем, во время работы в карьере, на него упал огромный камень. Журбин протащил друга на спине восемь километров. Трудно сказать, почему нацисты не убили его? Ведь он уже не может работать. Они просто бросили его с Журбиным в 13-й барак.
Из узников 13-го барака в живых остались Иван Арнальский, Благомир Иохаз, Мишель Талбот, Марк Брадзинский, Ладислав Столкин, Тихомир Боярцев, Йохан Сиранкевич, Аркадий Разумов, Аркадий Слободин, Роберт Мишо, Хендрик ван Вельден, Антон Прихаз, молодой парень по имени Мишка, который так давно сошел с ума, что все забыли его фамилию, Степан Драгунский и Янек Спикальский.
Перед тем, как начать этот дневник, я поклялся правдиво описывать все, что видел и слышал в Дахау. Но у меня нет ни сил, ни смелости описывать то, что произошло в ту ночь в 13-м бараке. Поэтому я буду краток. В соседних бараках слышали ужасные крики из 13-го барака. Из рапорта Мюллера я узнал, что послужило причиной этих криков. В темноте пятнадцать полумертвых людей, живых скелетов, встали с нар и побрели туда, где лежал раненый француз. От голода у них, наверное, помутился рассудок. Они набросились на беззащитного Люко, разорвали несчастного на части и съели мясо. Эти люди съели такого же, как они, человека, сделанного Богом по их образу и подобию. О Господи, дай мне силы!»
Джефф Саундерс закрыл глаза. Он не замечал, что весь дрожит. Страницы рукописи соскользнули с коленей и упали на пол.
— Сейчас вы знаете правду, — сказал вернувшийся в комнату Жан-Марк Люко.
Он нагнулся, осторожно подобрал с пола страницы рукописи и положил на секретер. Потом посмотрел на Саундерса.
— Уверен, вам бы хотелось задать мне немало вопросов. Я вам все расскажу, потому что вы единственный человек, который выйдет живым из этого дома. Мне пришел конец. В этом доме я поставил точку.
Американец молча ждал.
— Долгие годы мне не давали покоя вопросы о судьбе моих родителей. Я не знал, как они умерли, какими были последние минуты их жизни. Правда, следы матери я нашел быстро, но об отце не осталось записей ни в одном архиве. Я знал только одно: эмигрировавший в Израиль Лев Журбин был его близким другом. Отец умер у него на руках, — Но Журбин никогда не рассказывал мне о смерти отца. Много лет меня мучили кошмары. В снах я тысячи раз видел, как он умирает, и всякий раз — новой смертью. Инстинкт подсказывал мне, что мой отец умер ужасной смертью даже по страшным меркам концентрационного лагеря. Но я ничего не знал конкретно.
— До тех пор, пока Серж Фонтеной не дал вам рукопись?
— Да, до тех пор, пока Фонтеной не дал мне рукопись «Письма, написанные кровью». Я думал, что сойду с ума. Первым, что мне захотелось сделать после того, как я прочитал эту рукопись, это — совершить самоубийство и покинуть этот безумный мир. Я ушел из издательства «Фонтеной». Честно говоря, я не знаю, что делал всю следующую неделю. Она будто стерлась из моей памяти. Я только знаю, что не трусость не позволила мне всадить пулю себе в голову. Я бы покончил жизнь самоубийством, если бы не… если бы не…
— Кристина?
— Да, Кристина. Она поддержала меня в трудную минуту и придала храбрости продолжить жить. Помогла преодолеть страшный кризис. Кристина поняла меня и согласилась со мной, когда я рассказал, что собираюсь делать: найти убийц моего отца и расправиться со всеми ними по очереди.
— Как вы познакомились с Кристиной де ля Малейн?
— Примерно, шесть месяцев назад она подошла ко мне как-то вечером после одной из моих лекций о Сопротивлении и сказала, что ее отец, Пьер де ля Малейн, тоже участвовал в Сопротивлении. Его группа действовала в районе Луары. За два месяца до ее рождения Малейна схватило и расстреляло гестапо. Поэтому она хотела узнать как можно больше о Сопротивлении. Мы начали довольно часто встречаться. Не буду скрывать, поначалу меня удивляло, что она могла во мне найти. Она красивая умная аристократка, а кто я? У нас начался роман, и все закончилось тем, что мы стали жить вместе.
— Она помогала вам?
— Кристина предана мне душой и телом. Она очень много сделала для меня. Придала мне храбрости, когда я был в отчаянии и хотел наложить на себя руки. Для того, чтобы финансировать операцию, продала большой дом, доставшийся ей в наследство от отца. Кристина сама ездила в «Централштелле» за дополнительной информацией. Каждый раз, когда я наносил удар, она была рядом со мной. Без нее я не смог бы ничего сделать.
Как только я принял решение отомстить убийцам отца, я отправился к Шнейдеру в Вену, потом в Людвигсбург, где нашел дополнительную информацию об этих людях. Когда я убил первого, Мишеля Талбота, Кристина была рядом со мной. Если хотите, можете называть меня садистом, но когда я увидел, как он умирает у моих ног, то впервые в жизни почувствовал дикое удовольствие. Я продолжил свою месть. В Южной Африке убил Брадзинского. Все было похоже на детскую игру. Потом мы полетели в Соединенные Штаты…
— Как вы узнали адрес Слободина?
— С помощью Кристины. Она ездила за ним в Людвигсбург. Организация Бывших Узников Лагерей из стран Восточной Европы прислала адрес Слободина в «Централштелле». Сначала мы отправились в Нью-Йорк, где какое-то время следили за Слободиным и изучали его привычки, потом полетели в Майами. Там я нашел Драгунского-Драгнера. Все оказалось очень просто. Очень легко совершить убийство, когда, кажется, ни у кого нет мотива. Узнав, что Драгнер регулярно ходит в пляжный домик, мы полетели в Монреаль и начали действовать.
— Я знаю, — кивнул Саундерс. — Вы позвонили в «Дофин», Майами Бич, и попросили забронировать три номера один над другим.
— Правильно. Мы забронировали номера и купили оружие. Драгунского убили очень легко. Нас никто даже не заподозрил. Мы не останавливались в «Дофине» и через пятнадцать минут после убийства уже отправились в Нью-Йорк. Винтовку отправили вперед себя по «воздушной почте».
— Неужели вы даже не прятались? — удивился Джефф Саундерс. — Вам было все равно, поймают вас или нет?
Люко посмотрел на американца лихорадочно блестящими глазами.
— Я не хотел прятаться. Сначала я, правда, вел себя осторожно, но только потому, что хотел отомстить всем им. Я хотел выполнить свой план до конца, но мне все равно не хотелось прятаться и заметать следы, чтобы дожить до глубокой старости. Наоборот, я хотел, чтобы о моей мести узнал весь мир. Хотел, чтобы все знали о том, что Жан-Марк Люко отомстил за смерть своего отца. Я боялся только одного: что мне не хватит времени. Время и успех — вот что было для меня важно. Я должен был не наделать ошибок и довести свой план до конца.
— И все же вы сделали одну ошибку. Я имею в виду Пономарева.
— Да, в Нью-Йорке мы допустили серьезную ошибку. Мы хотели убить Аркадия Слободина… и я по ошибке застрелил Пономарева. Но откуда мне было знать, что это не Слободин? Тем вечером в Нью-Йорке я издали видел, как Слободин вошел в «Плазу», вышел через несколько минут и уехал на машине. Естественно, мы поехали за ним. Ночью устроили засаду за городом. Когда он возвращался в Нью-Йорк, Кристина дала мне сигнал, и я спустил курок. И только на следующее утро мы узнали об ошибке.
— Вы сожалели о том, что убили невинного человека?
— Не буду скрывать, я испугался. Убийц Пономарева должна была искать вся американская полиция, и нас могли поймать в любую минуту. Мы решили возвращаться во Францию, но сначала нужно было довести дело до конца. Из-за этой спешки мне пришлось пойти на страшный риск, чтобы убить Слободина. Той ночью весь наш план оказался под угрозой срыва. — Люко замолчал на несколько секунд. — Слободин умер, да? Я не видел в газетах сообщения о его смерти.
— Да, — кивнул Саундерс. — Аркадий Слободин мертв.
— Винтовка, из которой мы стреляли в Драгнера, Пономарева и Слободина, лежит на дне Гудзона. Если хотите, я могу указать точное место. В Нью-Йорке мы взяли напрокат машину. Через два часа после убийства Слободина мы уже возвращались на самолете в Европу.