По прошествии нескольких недель юноша собрался с духом и спросил, не хочет ли она поехать вместе с ним в город. Но она знала, что случается с русалками в Венеции, и ответила «нет». Он обещал взять ее в жены и поселить в своем доме, где она станет жить, как все люди. «Посмотри на меня, — сказала она. — Я никогда не буду такой, как все люди». Оба они были безутешны, молодой человек понял, что его благие намерения — всего лишь прекрасная мечта.
На следующую ночь русалка вдруг вспомнила о сказании про одну могущественную морскую ведьму, которая живет в подводной пещере далеко в Адриатическом море. И русалка поплыла в море, туда, куда не доплывала ни одна из ее подруг. Она нашла эту морскую ведьму, которая сидела на скале среди моря и высматривала утопленников. Ибо морские ведьмы, как тебе следует знать, очень любят мертвечину, особенно если им попадается мясо подгнившее и разбухшее. Русалка по дороге наткнулась на затонувшую рыбачью лодку и решила порадовать ведьму любимой снедью и задобрить ее желанным подношением. Старуха приветливо встретила русалку, выслушала ее историю и решила — наверное, насытившись отменной мертвечиной — ей помочь. Она произнесла слова заклинания и велела русалке вернуться в Лагуну, выбраться на берег в городе и спать там до рассвета. Тогда, по обещанию ведьмы, у нее вместо хвоста появятся ноги. «Но твой рот, — добавила старуха, — я не могу сделать красивым. Иначе ты навсегда останешься немой».
Русалка не стыдилась своего рта, ведь он — всего лишь часть лица, в которое влюбился сын торговца. И она сделала все, что ей велела морская ведьма.
Наутро следующего дня она проснулась возле какой-то пристани. И вправду, вместо чешуйчатого хвоста у нее теперь были ноги. Но люди, которым она встретилась, осеняли себя крестным знамением, называли ее бесовским отродьем и били, потому что, глядя на ее страшную зубастую пасть, они поняли, кто она есть на самом деле. Мужчины были убеждены, что русалки нашли способ становиться людьми, и боялись, что вскоре они заполонят Венецию, убьют горожан и завладеют их богатствами.
Какая глупость! Будто русалкам нужно людское богатство!
Когда мужчины ее били и оскорбляли, русалка не переставала шептать имя возлюбленного, и наконец за ним послали. Он явился, но в сопровождении своего отца, который считал, что его дом и семья находятся во власти злых чар. Юношу и русалку поставили лицом к лицу, и они долго и проникновенно глядели друг другу в глаза. Молодой человек плакал, по лицу русалки тоже катились слезы, которые на щеках смешивались с кровью. Но ее возлюбленный отрекся от нее: он был малодушным человеком и боялся гнева отца. «Я ее не знаю, — солгал он. — Мне с этой уродиной делать нечего».
Русалка молчала и ничего не говорила даже тогда, когда ее безжалостно избивали; не проронила она ни слова и тогда, когда торговец со своим сыном били ее по лицу и по ребрам башмаками. Потом ее бросили в воду, как мертвую рыбу. Все ее таковой и сочли — умершей.
Унка замолчала, вцепившись в неподвижное весло руками, не опуская его в воду. В мерцающем свете факела у нее на щеке блеснула слеза. Она рассказывала не просто историю какой-то русалки, а историю собственной жизни.
— Русалку нашел маленький мальчик, ученик из зеркальной мастерской, которого мастер-зеркальщик взял из сиротского дома. Он стал заботиться о ней, нашел для нее убежище, приносил пищу и воду и очень просил ее жить дальше, когда она хотела положить своей жизни конец. Имя этого мальчика — Арчимбольдо. Русалка поклялась, что из благодарности она посвятит ему всю свою жизнь. Русалки живут намного дольше, чем люди, и поэтому тот мальчик уже стал стариком, а русалка все еще остается юной. Она будет молодой даже после его смерти, но тогда снова останется одна, одинокое создание между двумя мирами — и не русалка, и не женщина.
Когда Мерле подняла на нее глаза, на щеках Унки уже не было слез. Снова казалось, будто она рассказывает просто интересную историю, говорит о чьей-то совсем чужой судьбе. Мерле хотелось вскочить и крепко ее обнять, но она чувствовала, что Унка не ждет и, наверное, не любит подобных нежностей.
— Вот такая история, — прошептала русалка. — Можно верить, можно не верить, но эта история из тех, которых нам лучше бы не знать.
— Нет, я рада, что вы мне ее рассказали.
Унка едва заметно кивнула, посмотрела вперед и взмахнула рукой.
— Посмотри, — сказала она, — мы почти у цели.
Свет факела словно побледнел, хотя пакля пылала как прежде. Мерле вдруг поняла, что своды туннеля остались позади. Гондола бесшумно выскользнула в какое-то обширное подземелье или пещеру.
Перед ними в темноте вырисовывалось нечто вроде горы. Из воды поднимался пологий склон, чем-то покрытый, но Мерле не могла различить — чем. Вроде бы какие-то растения. Бледные перекрученные стебли. Но какие же стебли такой толщины могут расти здесь без света?
Когда они пересекали темное озеро, образовавшееся на дне этой огромной пещеры, ей показалось, что в воде что-то движется. Она успокаивала себя, стараясь думать, что это рыбы. Очень большие рыбы.
— В Венеции нет гор, — вслух размышляла она. — Откуда тут такая пещера?
Судя по спокойной поверхности воды, они находятся не под морем. А это огромное помещение, скорее всего, расположено где-то среди роскошных дворцов и богатых домов и сделано руками человека.
— Кто это построил? — спросила она.
— Друг русалок. — Унка явно не хотела вдаваться в объяснения.
Такое сооружение посреди города! Если оно в самом деле возведено на земле, то у него должны быть стены. Как же оно выглядит снаружи? Как заброшенный замок какого-нибудь угасшего старинного рода? Или как громадный склад? У этой пещеры нет окон, выходящих наружу, а в темноте ни крыши, ни стен не разглядеть.
Тем временем они подплывали все ближе и ближе к странному склону. Теперь Мерле видела, что она не зря недоумевала: там не было никаких растений. Гора была сложена из каких-то причудливых белых сучьев.
У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что это такое.
Это были кости. Останки сотен русалок. Кости громоздились одни над другими, были перемешаны, сплетены и спрессованы смертью. Затаив дыхание, смотрела Мерле на скелеты, в своей верхней части похожие на человеческие, а там, где у русалок чешуйчатый хвост, — точь-в-точь как обглоданные хвосты огромных рыб. Это было невообразимо страшное зрелище.
— Они все сами сюда приплывают, чтобы умереть?
— Да. По доброй воле, — ответила Унка и повернула гондолу налево, так чтобы гора из останков была хорошо видна за кормой.
Колеблющийся свет факела заставлял фантастическое костяное сооружение шевелиться, подобно живому. Острые тени метались и дрожали, бегали туда-сюда, как паучьи ножки, оторвавшиеся от паука и шныряющие сами по себе.
— Русалочье кладбище, — прошептала Мерле.
Все знают старое поверье. До сих пор считают, что это кладбище находится далеко за городом, где-то на берегу Лагуны или даже в открытом море. Искатели сокровищ и охотники приключений не раз пытались его найти, потому что русалочья кость ценится выше слоновой, она очень крепка и в древние времена использовалась в рукопашных сражениях как оружие. Трудно себе представить, что кладбище находится в самой Венеции, под боком у горожан. Да к тому же что устроить его помог человек. Что побудило его так сделать? Кто он?
— Я хотела, чтобы ты увидела это место. — Унка склонила голову. Мерле взглянула на нее и замерла в ожидании. — Тайна за тайну. Молчание навеки. Такова клятва Освященных прикосновением.
— Мне надо дать клятву?
Унка кивнула.
Мерле толком не знала, как дают клятву, но подняла руку и торжественно проговорила:
— Клянусь жизнью, что никому не скажу о кладбище русалок.
— Произнеси клятву Освященной прикосновением, — потребовала Унка.
— Я, Мерле, к которой прикоснулась Королева Флюирия, даю эту клятву.
Унка кивнула с довольным видом, а Мерле вздохнула с облегчением.
Днище лодки заскрежетало, зацепив что-то лежащее на дне.
— Тут везде кости, — объяснила Унка. — Их здесь полным-полно.
Она развернула гондолу и направила ее ко входу в туннель.
— Унка!
— Да?
— Вы вправду верите, что я какая-то особенная?
Русалка загадочно улыбнулась.
— Конечно верю. Ты — совсем особенная.
* * *Позже, в темноте, в своей постели Мерле сунула руку под одеяло в водяное зеркало, почувствовала приятное тепло и попыталась нащупать чью-то руку там, в Зазеркалье. Прошла минута, другая, и вот кто-то прикоснулся — очень нежно, очень ласково — к ее пальцам. Мерле тихо вздохнула и забылась в беспокойной дремоте.
За окном сияла на небе Вечерняя звезда. Ее свечение отражалось в раскрытых зеркальных глазах Юнипы, в холодных кусочках стекла, пронизывающих комнатную тьму.
Позже, в темноте, в своей постели Мерле сунула руку под одеяло в водяное зеркало, почувствовала приятное тепло и попыталась нащупать чью-то руку там, в Зазеркалье. Прошла минута, другая, и вот кто-то прикоснулся — очень нежно, очень ласково — к ее пальцам. Мерле тихо вздохнула и забылась в беспокойной дремоте.
За окном сияла на небе Вечерняя звезда. Ее свечение отражалось в раскрытых зеркальных глазах Юнипы, в холодных кусочках стекла, пронизывающих комнатную тьму.
Предательство
— Ты когда-нибудь туда заглядывала? — спросила утром Юнипа, когда девочек разбудили удары гонга на крыльце.
Мерле изо всей силы терла глаза кулачками, борясь со сном.
— Куда?
— В твое водяное зеркало.
— Конечно. Все время гляжу.
Юнипа свесила ноги с кровати и посмотрела на Мерле. Зеркальца в ее глазах сверкали, отражая лучи солнца, поднимавшегося над крышами.
— Нет, я не про то. Я хочу сказать, заглядывала не просто так, а…
— А как? Совсем внутрь?
Юнипа кивнула:
— Да, в самую глубину.
— Два или три раза, — сказала Мерле. — Я погружала лицо в воду, хотя рамка узковатая. Но мне удалось открыть глаза под водой.
— Ну и что?
— Ничего. Сплошная темнота.
— И ты совсем ничего не увидела?
— Я же сказала — ничего.
Юнипа задумчиво пригладила рукой волосы.
— Если хочешь, я тоже могу попробовать.
Мерле, собравшаяся было зевнуть, закрыла рот.
— Ты?
— Своими зеркальными глазами я хорошо вижу в темноте.
Мерле подняла брови.
— Ты мне об этом не говорила. — И тут же стала вспоминать, не совершала ли она ночью чего-нибудь недозволенного.
— Я стала видеть ночью всего три дня назад. А теперь вижу еще лучше. Почти как днем. Иногда не могу заснуть: свет бьет в глаза, даже когда веки закрыты. Все вижу в ярко-красном цвете, как будто смотрю на солнце, хотя глаза не открываю.
— Ты должна сказать об этом Арчимбольдо.
Юнипа помрачнела:
— А вдруг он отберет у меня глаза?
— Нет, не отберет.
Мерле попыталась себе представить, как это бывает, когда и днем и ночью вокруг светло. Можно ли такое вытерпеть? Сможет ли Юнипа теперь спать?
— Ну ладно. — Юнипа быстро сменила тему разговора. — Ты мне дашь заглянуть в твое зеркало?
Мерле вынула зеркало из-под одеяла, покачала его на руке и пожала плечами.
— Почему бы и нет?
Юнипа взобралась к Мерле на кровать. Они сидели друг против друга, поджав ноги, обе растрепанные, в длинных ночных рубашках, прикрывавших колени.
— Дай-ка я сначала сама еще раз попробую, — сказала Мерле.
Юнипа видела, как Мерле поднесла зеркало к лицу. Затем осторожно сунула туда кончик носа — все глубже и глубже, и вот в зеркало уже погрузились щеки. Скулы коснулись рамки. Дальше лицо не входило.
Под водой Мерле открыла глаза. Она знала, что ее там ожидает, и не испытала ни малейшего разочарования: все было как всегда. Тьма — и больше ничего.
Она вынула лицо из зеркала. В овальной рамке блестела спокойная поверхность воды. Нос и щеки были абсолютно сухими.
— Ну, что там? — взволнованно спросила Юнипа.
— Ничего нет. — Мерле протянула ей зеркало. — Все то же самое.
Юнипа сжала ручку зеркала тоненькими пальцами и стала внимательно рассматривать в нем свои глаза.
— Как ты их находишь? Они красивые? — спросила она напрямик.
Мерле не знала, что сказать.
— Они какие-то чудные.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Ты извини… — Мерле не хотелось говорить Юнипе правду, — но иногда у меня мурашки по спине бегают, когда я на тебя смотрю. Нет, твои глаза не страшные, — быстро добавила она. — Только они такие… такие…
— Холодные, как ледяные, — тихо сказала Юнипа, словно в раздумье. — Порой мне самой становится холодно, даже когда светит солнце.
Свет — во мраке, холод — при жаре.
— Ты будешь смотреть в зеркало или нет? — спросила Мерле.
— В общем-то, теперь я не очень хочу, — сказала Юнипа. — По если ты предлагаешь, я посмотрю для тебя. — Она взглянула на Мерле. — Или тебе не хочется узнать, что там внутри, там, где рука появляется?
Мерле только молча кивнула.
Юнипа приблизила лицо к зеркалу и погрузила в него нос. Голова у нее была меньше, чем у Мерле, — да и вся Юнипа была более тонкой и хрупкой, — и потому ее лицо сразу оказалось в воде по самый лоб.
Мерле терпеливо ждала. Она смотрела на худенькую фигурку Юнипы в не по размеру длинной ночной рубашке, на которой так резко обозначились острые плечи, а у краев выреза так сильно выпирали костлявые ключицы, что казалось, будто и рубашки-то на ней нет.
Смотреть, как кто-то другой пользуется ее зеркалом, было для Мерле непривычно, даже странно. Ведь все самые невероятные действия представляются вполне естественными, когда их производишь сам; но если это делает кто-то другой, так и хочется фыркнуть, повернуться и уйти.
Однако Мерле продолжала смотреть и думала: что там сейчас может видеть Юнипа? Наконец не выдержала и спросила:
— Юнипа, ты меня слышишь?
Наверняка она слышит. Ведь ее уши даже не задевают поверхность зеркальной воды. Однако ответа не последовало.
— Юнипа!
Мерле забеспокоилась, но не двинулась с места. Ей вдруг стали видеться жуткие картины, представилось, как страшные чудища обгладывают в Зазеркалье лицо ее подруги: когда та вытащит оттуда голову, то на шее у нее окажется только голый череп, как те большие скорлупы на шестах, что обнаружил профессор Барбридж во время своей экспедиции в Ад.
— Юнипа! — окликнула ее Мерле погромче и схватила за руку. Рука была теплая. Пульс нормальный.
Юнипа возвращалась. Именно возвращалась. Лицо у нее было такое чужое, будто она приехала из каких-то дальних неведомых стран, которые находятся, наверное, с другой стороны глобуса или, скорее всего, существуют только в ее воображении.
— Что там было? — взволнованно спросила Мерле. — Что ты видела?
Она многое бы дала, чтобы в этот момент у Юнипы были обычные человеческие глаза, по которым можно читать. Иногда бывают вещи, о которых лучше не знать, но кое-что понять все-таки следует.
Однако глаза Юнипы, блестящие и твердые, ничего не выражали.
«Вдруг она сейчас заплачет?» — невольно подумалось Мерле, и эта мысль на мгновение вытеснила все остальные.
Но Юнипа не плакала. Только уголки рта подрагивали. Однако ей, как видно, было не до смеха.
Мерле пригнулась к ней, взяла у нее из рук зеркало, положила его на пол и нежно обняла подругу за плечи.
— Что там было?
Юнипа помолчала, а потом подняла на Мерле свои отливавшие металлом глаза.
— Там было темно.
«Я сама знаю», — чуть не выпалила Мерле, но тут ее осенило, что Юнипа говорит о какой-то другой темноте, не о той, которую обычно можно видеть в зеркале.
— Расскажи мне обо всем, — потребовала Мерле.
Юнипа покачала головой.
— Нет. Даже не проси.
— Что? — вырвалось у Мерле.
Юнипа отодвинулась от нее и встала с постели.
— Никогда не спрашивай меня о том, что я там видела, — глухо произнесла она. — Никогда.
— Но, Юнипа…
— Прошу тебя.
— Там не может быть ничего плохого! — вскричала Мерле, в ней боролись упрямство и отчаяние. — Я же дотрагивалась до руки. До руки, Юнипа!
За окном на утреннее солнце набежало облако, и зеркальные глаза Юнипы тоже потемнели.
— Брось свои затеи, Мерле. Забудь про руку. Не трогай зеркало. Так будет лучше.
С этими словами она повернулась, открыла дверь и вышла из спальни в коридор.
Мерле замерла на кровати; она не могла ни шевельнуться, ни собраться с мыслями. Словно окаменела. Вскоре она услышала, как где-то захлопнулась дверь, и почувствовала себя страшно одинокой.
* * *В этот же день Арчимбольдо отрядил обеих своих учениц на ловлю зеркальных призраков.
— Сегодня я хочу показать вам кое-что интересное, — сказал он в полдень.
Мерле краем глаза увидела, как Дарио и двое других ребят переглянулись и заулыбались.
Мастер-зеркальщик показал на дверь в мастерской, за которой находился склад.
— Вы там еще не бывали, — сказал он. — Но так было нужно.
Мерле подумала, что он боится за хранящиеся там волшебные зеркала.
— Зеркала, которые я изготавливаю, небезопасны в обращении. — Арчимбольдо оперся обеими руками о верстак за своей спиной. — Время от времени их надо очищать… — он запнулся, — от некоторых вещей.
Трое мальчишек опять осклабились, а Мерле вспыхнула и нахмурилась. Почему это Дарио должен знать больше, чем она?
— Дарио и остальные отправятся в мастерскую, — сказал Арчимбольдо. — Юнипа и Мерле пойдут со мной.
Он повернулся и пошел к двери в складское помещение. Мерле и Юнипа, переглянувшись, последовали за ним.