Отважная Кайса и другие дети (сборник) - Линдгрен Астрид 4 стр.


– А вот и не слабо! – откликнулся белокурый и вызывающе плюнул через забор. – А вот и не слабо! Мелочь пузатая!!!

По всему селению пронеслось, словно лесной пожар: Альбин и Стиг принялись за старое! И несколько мгновений спустя все окрестные мальчишки уже стояли в тягостном ожидании на дороге.

Да, Альбин и Стиг опять взялись за своё. Это случалось каждый вечер. Каждый вечер с давних пор. С тех самых пор, когда лежали в колыбельках. Они соперничали. Соперничали почти целых девять лет.

– Подумать только, у Стига уже вырос первый зуб, – гордо сказала мама Стига маме Альбина, когда мальчикам было по шесть месяцев.

После чего мама Альбина пошла домой и сунула указательный палец в ротик Альбина. Но нащупала лишь мягкую, беззубую десну.

– Подумать только, Стиг уже может стоять, если только есть за что держаться, – сказала несколько месяцев спустя мама Стига маме Альбина.

Мама Альбина пошла домой, вытащила сына из колыбели и поставила возле дивана на кухне. Но маленькие кривые ножки Альбина подогнулись, и он с криком рухнул на пол.

– Подумать только, Стиг ходит уже так хорошо, что впору маршировать, – ещё несколько месяцев спустя сказала мама Стига.

Тогда мама Альбина ринулась со своим мальчиком к доктору, чтобы узнать, не болен ли крошка Альбин.

Конечно же он ничем не был болен.

– Все дети начинают ходить в разное время, – успокоил её доктор.

Но вот настал праздник и на улице мамы Альбина.

– Подумать только, Альбин произнёс «прогноз погоды», хотя ему нет и двух лет, – сказала мама Альбина маме Стига.

– Скажи «прогноз погоды», – решительно велела сыну мама Стига.

– Де-де, – только и смог промолвить Стиг.

Это означало «дедушка» и было совсем не то же самое, что «прогноз погоды».

Мало-помалу Альбин и Стиг выросли, и вот пришло время идти в школу. В школе они сидели за одной партой, и, собственно говоря, почему бы им не стать лучшими друзьями?! Но о какой дружбе может идти речь, если они непрестанно состязались друг с другом. И оба во что бы то ни стало старались переплюнуть друг друга – так уж повелось с тех самых пор, когда они были совсем маленькими. До чего же трудно им жилось! Если учительница ставила Альбину «хорошо» по арифметике, то Стиг свирепствовал, точно лев. Он дни напролёт сидел дома и считал, считал до тех пор, пока глаза на лоб не вылезли. А если Стиг отличался в гимнастике, пройдя на руках вокруг школьного двора, то Альбин потом полдня надрывался за скотным двором, чтобы повторить этот трюк.

То, что Альбин сидел теперь на дереве и кричал Стигу: «Мелочь пузатая!», было вызвано тем, что Стиг в тот же самый день во время состязания, устроенного окрестными мальчишками на лугу у церкви, прыгнул на пять сантиметров выше Альбина. Это раздосадовало Альбина и задело до глубины души; и меньшее, что он мог сделать, это крикнуть: «Мелочь пузатая!»

Стиг гневно взглянул вверх на вяз и сказал:

– Тебе бы лучше потренироваться в прыжках в высоту, чем сидеть на дереве и обзывать старших.

Старшим был не кто иной, как Стиг. Он родился на два дня раньше Альбина.

– Плевать мне на прыжки в высоту, – сказал Альбин. – По крайней мере, прыжки в высоту снизу вверх. Но держу пари, что переплюну тебя в прыжках сверху вниз. Я не побоюсь спрыгнуть вниз с этой ветки, а тебе слабо!

И Альбин спрыгнул.

Стиг тотчас перелез через забор, взобрался на вяз и повторил подвиг Альбина.

Мальчишки, стоявшие на дороге, с интересом наблюдали за ходом событий. Одни болели за Альбина, другие – за Стига.

– Давай, давай, Альбин! – кричал кто-то из альбинистов.

– Эй, Стиг! – подбадривал болельщик Стига.

Тогда Альбин влез на крышу отхожего места.

– Я и отсюда не побоюсь спрыгнуть! – закричал он Стигу.

И спрыгнул.

Стиг презрительно фыркнул. С крыши отхожего места он бы мог спрыгнуть и в двухлетнем возрасте, заверил он и, подначивая, добавил:

– А я не побоюсь спрыгнуть с самого высокого штабеля досок, наверху, у лесопилки.

И мальчишки гурьбой повалили к лесопилке и восторженно смотрели, как Стиг прыгает вниз с досок, уложенных штабелями.

Альбин размышлял. Что бы ещё придумать?

– А я не побоюсь спрыгнуть с моста, – сказал он, но голос его звучал уже не так уверенно.

– Браво, Альбин! – закричали альбинисты. И вся орава устремилась к мосту, чтобы посмотреть, как будет прыгать Альбин.

– Давай, Стиг! – приободряли болельщики Стига.

Стиг судорожно глотнул воздух. Прыгать с моста было жутко высоко. Но что бы такое придумать почище Альбина?

– А я не побоюсь спрыгнуть с крыши самого высокого дровяного сарая, – сказал он под конец.

– Нас так просто не возьмёшь! – горланили его болельщики.

Стиг достал лестницу и влез на крышу сарая. Он посмотрел вниз. От высоты кружилась голова.

– Ха-ха, слабо тебе, трус несчастный! – заревел Альбин.

Но Стиг прыгнул.

После прыжка он полежал некоторое время, чтобы в животе всё снова успокоилось.

Альбин совсем растерялся. В чём-то он должен был переплюнуть Стига, того, кто побил его рекорд, прыгнув выше на пять сантиметров.

В полдень пошёл дождь. И тут, стоя у дровяного сарая, Альбин увидел, как маленький дождевой червь, привлечённый сыростью, вылез из щели.

Альбина осенило.

– Я не побоюсь съесть дождевого червяка, – сказал он. – А тебе слабо!

И раз – он проглотил червяка.

– Браво, Альбин! – закричали альбинисты.

– Стиг тоже может сожрать червяка! – завопили болельщики Стига и с готовностью ринулись искать для него червяка.

Стиг побледнел. По-видимому, червяк не был его излюбленным лакомством. Но болельщики не заставили себя ждать и вскоре появились с дождевым червяком, которого нашли под камнем.

– Слабо тебе, трус! – кричал Альбин.

Тогда Стиг взял и съел червяка. И тут же скрылся за деревом. Потом всё же появился. Но вид у него был немного смущённый.

– Сожрать червяка может любая мелочь, – сказал он. – А я спрыгнул с крыши дровяного сарая. А тебе слабо!

– Мне слабо?! – возмутился Альбин.

– Ему не слабо! – орали альбинисты.

– Ясное дело, слабо! – кричали болельщики Стига.

– А я не побоюсь спрыгнуть с крыши хлева, – заявил Альбин. Но ему стало не по себе, когда он произнёс эти слова.

– Браво, Альбин! – орали альбинисты.

– Да куда там! Слабо ему! – говорили болельщики Стига.

К хлеву подтащили лестницу. Из соображений безопасности её поставили у той стены, которая не просматривалась из дома. Могло ведь случиться и так, что мамам Стига и Альбина не пришлось бы по вкусу такое состязание.

У Альбина дрожали ноги, когда он взбирался по лестнице. И вот он уже на крыше хлева. Он смотрит вниз, в бездну. Какими маленькими кажутся там, внизу, мальчишки! Сейчас-сейчас он прыгнет! Нет, это просто ужасно! Он переводит дух и молит Бога, чтобы ноги не подвели. Но ноги его не слушаются.

– Он боится! – торжествующе воскликнул Стиг.

– Покажи ему, как это делается! – заорали болельщики Стига. – Спрыгни сам с крыши хлева, пусть он лопнет от стыда!

М-да, это было не совсем то, о чём мечтал Стиг. Он ведь уже спрыгнул с крыши сарая, может, хватит с него.

– Спичке, точно, слабо! – кричали альбинисты. – Подумаешь, крыша сарая, это раз плюнуть: Альбин спрыгнул бы с неё тысячу раз, правда, Альбин?

– Ну да! – закричал с крыши хлева Альбин. Хотя в душе понимал, что никогда больше не захочет прыгать ниоткуда, даже с крыльца.

Тут Стиг тоже полез на крышу.

– Мелочь пузатая, – ласково сказал ему Альбин.

– Сам ты мелочь пузатая, – огрызнулся Стиг.

Потом он глянул вниз и лишился дара речи.

– Прыгай, Альбин! – орали альбинисты.

– Прыгай, Спичка! – кричали болельщики Стига.

– Стиг непременно себе что-нибудь сломает! – горланили альбинисты.

– И не стыдно тебе, крошка Альбин?! – вопили болельщики Стига.

Стиг и Альбин закрыли глаза и разом шагнули в пустоту.

– Как это, собственно, случилось? – недоумённо спросил доктор, наложив шину Стигу на правую, а Альбину на левую ногу. – Две сломанные ноги в один и тот же день!

Стиг и Альбин пристыженно поглядели на него.

– Мы соревновались, кто прыгнет выше, – пробормотал Стиг.

Потом они лежали рядом, каждый на своей больничной койке, и упрямо смотрели каждый в свою сторону.

Но как бы там ни было, они вдруг стали коситься друг на дружку и хихикать, несмотря на свои сломанные ноги. Сначала они просто хихикали, но потом их всё сильнее и сильнее разбирал смех. И вдруг они расхохотались, да так громко. На всю больницу. И тогда Альбин спросил:

– Ну и что в этом, собственно говоря, было хорошего – прыгать с крыши хлева?

А Стиг, едва сдерживая смех, произнёс:

А Стиг, едва сдерживая смех, произнёс:

– Знаешь, Альбин! И зачем мы только слопали тех дождевых червяков?

Старшая сестра и младший брат Перевод Л. Брауде

– Ну, – сказала старшая сестра младшему брату, – теперь я расскажу тебе сказку. Может, хоть ненадолго перестанешь проказничать.

Малыш сунул указательный пальчик в часы, желая взглянуть, остановятся ли они. И они остановились. А потом сказал:

– Ладно, рассказывай!

– Понимаешь, – начала старшая сестра, – жил-был король. И сидел он на троне с короной на голове…

– Вот чудак! Держать деньги на голове! – перебил её малыш. – Я всегда кладу свои кроны[5] в копилку.

– Фу, какой ты глупый, – сказала сестра. – Не с кроной, а с короной.

– А-а… – протянул малыш, взял графин с водой и плеснул воды на пол.

– …У короля был маленький сын, и однажды король сказал принцу, что он, верно, тяжко болен и ему очень худо.

– А откуда королю знать, что принцу очень худо? – спросил малыш и полез на стол.

– Так это же королю было худо, – нетерпеливо заметила старшая сестра.

– Так бы и сказала. А ему дали касторку?

– Кому? Королю?

– Ясное дело, королю, – сказал малыш. – Если и в самом деле худо было ему, зачем же давать касторку принцу?

– Не болтай глупости, – рассердилась старшая сестра. – В сказках касторки не бывает.

– Да ну? – удивился малыш и стал дико раскачивать лампу над столом. – Это нечестно. Я-то принимаю касторку всегда, когда болею.

– …Раз королю было так худо, он и сказал принцу, что пусть он отправляется в дальние страны и привезёт оттуда яблоко…

– Разве можно собирать яблоки, когда тебе так худо? – удивился малыш.

– С ума сойти! – ответила сестра. – Ведь это принц должен был отправиться в дальние страны и привезти яблоко.

– Так и говори, – продолжал малыш, чуть сильнее раскачивая лампу. – Только зачем ему отправляться в дальние страны? Неужели поближе не нашлось какого-нибудь сада, где можно стянуть несколько яблок?

– Ты что, не понимаешь? Яблоко то было не простое, а волшебное. И если кто заболеет, стоит ему только понюхать это яблоко, и он уже здоров!

– А по мне, хватило бы и касторки. И не надо было бы швырять деньги на дорогие билеты, чтобы попасть в дальние страны, – сказал малыш и сунул палец в дырку чулка, от чего она стала чуточку больше.

– Принц не поехал поездом, – объяснила старшая сестра.

– Да? Ну а пароходом плыть ничуть не дешевле.

– Он не ехал поездом и не плыл пароходом. Он летел.

Наконец младший брат чуточку заинтересовался.

– На ДЦ-6А? – спросил он, на какой-то миг прекратив ковырять дырку в чулке.

– Он не летел на ДЦ-6А, – раздражённо ответила сестра. – Он летел на ковре.

– Ещё чего выдумала! По-твоему, ты можешь вдалбливать мне всё, что хочешь, всякую чушь?!

– Но это так и было, – заверила брата старшая сестра. – Он уселся на ковёр и сказал: «Лети, лети в дальние страны!» И ковёр полетел по воздуху и над морем.

– И ты в это веришь? – снисходительно спросил малыш. – Я тебе докажу: там и капельки правды нет!

Спрыгнув со стола, он уселся на маленький коврик из лоскутков, лежавший перед открытой дверцей печки.

– Лети, лети в дальние страны! – велел он.

Но коврик по-прежнему лежал на месте.

– Ну что, так я и знал, – обрадовался малыш. – На ковре и полпути до Сёдертелье не пролетишь, не говоря уж о дальних странах.

– Раз ты такой глупый, я не стану рассказывать тебе сказки, – оскорбилась сестра. – Ты что, не понимаешь? Это же был не такой коврик, как наш! Это был волшебный ковёр, сотканный индийским магом.

– А какая разница, соткан ковёр тощим индийцем[6] или толстым шведом? – удивился малыш.

– Хватит болтать глупости, – рассердилась сестра. – Маг – это всё равно что волшебник. Принц летел на ковре – и всё тут. Он летел, и летел, и летел…

– Ты рассказываешь так подробно, что король сто раз успеет помереть, прежде чем принц доберётся домой с яблоком, – сказал малыш. – Вообще-то я думаю, что принц сам сгрыз яблоко на обратном пути.

– Конечно нет, – объяснила старшая сестра. – Это был добрый принц и вовсе не такой глупый, как ты. Сперва ему пришлось победить могущественного волшебника в тех дальних странах! Волшебник сказал принцу: «Сейчас здесь прольётся христианская кровь!»

– Крестьянская кровь? – спросил малыш. – А что это такое? – Верно, он думал: «Кровь из носа». – Будь я на месте принца, я бы как дал ему по носу! Он бы сразу крестьянскую кровь увидел!

– До чего неинтересно рассказывать тебе сказки! – рассердилась сестра.

– Это жутко весёлая сказка, – признал малыш.

– Понимаешь, когда принцу наконец удалось убить волшебника, он прижал яблоко к груди…

– Как мог волшебник прижать яблоко к груди? – спросил малыш. – Ведь он же был мёртвый?

– О! – воскликнула сестра. – Это же принц прижал яблоко…

– Принц прижал яблоко к груди волшебника? А зачем? Лучше бы он взял его и смылся.

– С ума сойти! – закричала старшая сестра. – Принц прижал волшебника, нет, что я говорю, я хочу сказать, яблоко прижало… Фу, ты совсем запутал меня своей глупой болтовнёй, противный мальчишка!

– Вот я расскажу тебе, как всё было на самом деле, – сказал малыш. – Сначала принц прижал яблоко к лицу волшебника, и тогда волшебник взял ковёр, прижал его к лицу принца и сказал: «Лети, лети в дальние страны!» И тогда принц уселся на яблоко и полетел в Сёдертелье, а потом ковёр примчался верхом на волшебнике, который был такой тощий маг, что сразу выздоровеешь от одного его запаха, а король, который уже умер от твоей болтовни, прижал волшебника к груди принца, и тогда ковёр съел яблоко, и все они жили долго и счастливо.

– Никогда больше не стану рассказывать тебе сказки, – пообещала старшая сестра.

– Вот и хорошо, – обрадовался младший брат.

Пелле переезжает в сортир Перевод Н. Беляковой

Пелле рассердился. До того рассердился, что решил уйти из дома. Как можно жить в доме, где к тебе так плохо относятся?

Это случилось сегодня утром, когда папа собирался в контору и не мог найти своё «вечное перо».

– Пелле, ты опять взял мою ручку? – сказал он и больно схватил сына за руку.

Пелле часто брал папину ручку, но только не сегодня. Сегодня папина ручка была в кармане папиного костюма, висевшего в шкафу. А Пелле тут был ни при чём. А папа так больно схватил его за руку! А мама? Мама, конечно, была на стороне папы. Нет, этому надо положить конец! Надо переезжать отсюда. Но куда?

Он может сесть на корабль и уплыть в море, где большие волны, и умереть там. Тогда они его пожалеют! Поедет в Африку, где ходят дикие львы. Подумать только, папа придёт домой из конторы и, как всегда, спросит: «Где мой маленький Пелле?»

А мама заплачет и ответит: «Его съел лев».

Так им и надо, раз они такие несправедливые!

Но Африка очень далеко. Пелле решил переехать куда-нибудь поближе, чтобы увидеть, как мама с папой будут о нём плакать. Пелле надумал переехать в сортир – это маленькая красная пристройка во дворе, на двери у неё нарисовано сердце. Туда он и переедет. Он тут же начал собираться, складывать свои вещи: мячик, губную гармошку и ещё свечку, ведь через два дня Рождество, и Пелле собирался встречать его в сортире. Он зажжёт свечку и будет играть на губной гармошке «И снова Рождество». Песенка будет звучать печально, и папа с мамой услышат её.

Пелле надевает своё красивое голубое пальтишко, меховую шапку и рукавицы. Потом берёт в одну руку бумажный мешок с мячиком, губной гармошкой и свечой, а в другую – книжку и нарочно идёт через кухню, чтобы мама его видела.

– Пелле, что это ты так рано собрался гулять? – спрашивает мама.

Пелле не отвечает, только пренебрежительно фыркает носом. Гулять! Ха-ха! Ничего, после узнает.

Мама замечает, что Пелле наморщил лоб и что глаза у него потемнели.

– Что с тобой, милый Пелле? Куда это ты собрался?

– Переезжаю.

– А куда же?

– В сортир, – отвечает Пелле.

– Да что ты, сынок! И долго ты там собираешься жить?

– Всегда, – говорит Пелле и кладёт пальцы на ручку двери. – Пусть папа винит кого-нибудь другого, когда не может найти своё «вечное перо».

– Милый, дорогой Пелле, – говорит мама, обнимая его. – Оставайся лучше у нас. Мы бываем иногда несправедливыми, но мы крепко, очень крепко любим тебя.

Пелле колеблется, но только одну секунду. Потом он решительно отталкивает мамину руку, бросает на неё последний укоризненный взгляд и спускается с лестницы.

Назад Дальше