— Не знаю, как ему, — глухо прозвучал чей-то голос, — но мне ты снишься постоянно.
Тенака вскочил на ноги, и его меч сверкнул в воздухе. Перед ним стоял гигант в черной маске.
— Я пришел убить тебя, — произнес нежданный гость и обнажил длинный меч.
Тенака попятился от костра, не сводя глаз с противника. В голове у него прояснилось, тело вновь обрело уверенную плавность движений.
Гигант взмахнул мечом и широко раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Тенака моргнул — он узнал этого человека.
— Ананаис?
Меч просвистел в воздухе, целя ему в шею, но Тенака отбил удар и отскочил назад.
— Ананаис, это ты?
Человек в черном молча замер на месте.
— Да, — сказал он наконец. — Это я. А теперь защищайся!
Вложив меч в ножны, Тенака шагнул к нему.
— Я не стану драться с тобой. И мне непонятно, почему ты хочешь моей смерти.
Ананаис прыгнул к Тенаке, огрел его кулаком по голове и повалил в снег.
— Непонятно тебе? Почему, спрашиваешь? Ну так посмотри на меня!
Он сорвал с себя маску, и в мерцающем свете костра Тенака увидел перед собой оживший кошмар. Вместо лица под маской было бесформенное месиво. Ни носа, ни верхней губы — сплошные красно-белые рубцы. От прежнего Ананаиса остались только голубые глаза да густые светлые кудри.
— Благие боги света! — прошептал Тенака. — Но ведь это не я... я даже не знал об этом.
Ананаис медленно подошел и приставил острие меча к шее Тенаки.
— Ты — тот камушек, который вызвал лавину, — сказал он. — И не притворяйся, будто не понимаешь меня.
Тенака отвел от себя меч.
— Придется тебе рассказать все с самого начала, друг мой, — сказал он, садясь.
— Будь ты проклят! — Бросив меч, гигант рывком поднял Тенаку на ноги и притянул к себе, лицом к лицу. — Смотри на меня — смотри!
Тенака посмотрел в голубые льдистые глаза и увидел мерцающее там безумие. Его жизнь висела на волоске.
— Расскажи мне, что с тобой случилось, — попросил он. — Я никуда не убегу. Хочешь убить меня — убей. Только сначала расскажи.
Ананаис отпустил его и, повернувшись спиной, стал искать свою маску.
— А я вот не могу убить тебя, — с горечью проговорил Тенака.
Гигант обернулся, в глазах его стояли слезы.
— Ох, Тани, — надломившимся голосом сказал он, — видишь, что со мной сделали?
Он упал на колени, закрыв изувеченное лицо руками, а Тенака опустился на снег с ним рядом и обнял его. Ананаис плакал навзрыд, грудь его тяжело вздымалась. Тенака гладил его по спине, как ребенка, и чувствовал боль друга, как свою.
Ананаис пришел не убить его. Он пришел умереть от его руки. И Тенака знал, за что друг винит его. В тот день, когда был получен приказ о роспуске «Дракона», Ананаис собрал охотников, чтобы идти на Дренан и свергнуть Цеску. Тенака и ган «Дракона» Барис уняли страсти, напомнив воинам, что армия всегда боролась за право народа выбирать себе вождей — и мятеж закончился, не успев начаться.
Ну что ж... теперь «Дракон» истреблен, в стране разруха, и дренаи живут под властью ужаса.
Ананаис был прав.
Рения молча ждала, пока не стихли рыдания, а потом она подбросила в догорающий костер хвороста и подошла к мужчинам. Ананаис судорожно схватился за маску.
Рения стала рядом с ним на колени, взяла за руки, прижавшие маску к лицу, и отвела их, глядя не на лицо, а только в глаза.
Ананаис закрыл глаза и склонил голову. И тогда Рения нагнулась и поцеловала его в лоб, в изрытую шрамами щеку.
Он открыл глаза и прошептал:
— Что ты!
— Мы все ходим в рубцах, — сказала она. — И еще хорошо, когда они снаружи. — Она встала и вернулась на свою еловую постель.
— Кто она? — спросил Ананаис.
— Беглянка, преследуемая Цеской.
— Как и все мы. — Гигант снова надел маску.
— Ничего, скоро мы его удивим.
— Хорошо бы.
— Доверься мне — я хочу его сместить.
— Один?
— Разве я по-прежнему один? — усмехнулся Тенака.
— Нет! У тебя есть какой-то план?
— Пока нет.
— Ясно. Как видно, мы с тобой возьмем в клещи Дренан ?
— Может статься, что и возьмем. Сколько наших еще осталось в живых ?
— Очень мало. Большинство откликнулись на призыв. Я тоже откликнулся бы, если бы весть дошла до меня вовремя. Декадо жив.
— Это хорошая новость.
— Не совсем. Он стал монахом.
— Декадо? Монахом? Он же жил ради того, чтобы убивать.
— Теперь он нашел иной смысл жизни. Ты что, хочешь собрать армию?
— Нет — против полулюдов армия все равно не устоит. Они слишком сильны, слишком скоры — куда нам с ними тягаться.
— А все-таки их можно побить.
— Людям это не под силу.
— Я побил одного.
— Ты?
— Да. После роспуска я попробовал крестьянствовать, но не преуспел и влез в долги — а тут Цеска начал устраивать бои на аренах, вот я и пошел в гладиаторы. Думал, проведу три боя и заработаю на покрытие своих долгов. А потом увлекся. Я дрался под чужим именем, но Цеска узнал, кто я. Так я по крайней мере думаю. Я должен был сразиться с человеком по имени Треус, а против меня выпустили полулюда. Боги, в нем было футов восемь росту! И все-таки я побил его. Клянусь всеми демонами ада — побил!
— Но как?
— Подпустил совсем близко — он уже думал, что победил. А я вспорол ему брюхо своим ножом.
— Ты сильно рисковал.
— Верно.
— И все окончилось благополучно?
— Не совсем. Он сорвал с меня лицо.
— А ведь я всерьез намеревался убить тебя, — сказал Ананаис, когда они сидели вместе у огня. — Я верил, что смогу это сделать. Я ненавидел тебя. Видя страдания народа, я каждый раз вспоминал о тебе. Я чувствовал себя обманутым — точно разом рухнуло все, ради чего я жил. А потом, когда тот полулюд меня изувечил, я и вовсе лишился всего — и мужества, и рассудка.
Тенака слушал его молча, с тяжелым сердцем. Ананаис в свое время был тщеславен, но умел и посмеяться над собой — это сглаживало его тщеславие. Притом он был красавец, и женщины обожали его. Тенака не прерывал друга — ему казалось, что Ананаис уже давным-давно ни с кем не разговаривал. Речь его текла без перерыва, и снова и снова он вспоминал о ненависти, которую питал к надирскому княжичу.
— Я знал, что это безрассудство, но не мог противиться — а когда увидел трупы у казарм и понял, что это твоя работа, ярость ослепила меня. Потом я увидел, как ты сидишь здесь, и тогда... тогда...
— Тогда ты решил, что дашь мне убить себя, — мягко подсказал Тенака.
— Да. Мне показалось... что так будет лучше.
— Я рад, что мы нашли друг друга. Вот бы еще и других отыскать.
Настало ясное, свежее утро, и близкая весна коснулась поцелуем леса, согрев сердца путников.
Рения смотрела на Тенаку новыми глазами, и дело тут было не только в той любви и понимании, которые он проявлял к своему несчастному другу, но и в тех словах, что он сказал ей перед приходом Ананаиса: «Верь мне».
И она верила.
Более того. Его слова проникли ей в сердце и облегчили душевную боль.
Он разгадал ее тайну — и не покинул ее. Рения не знала, что такое любовь, — в жизни ее любил только Олен, старый книжник. Но с Тенакой все иначе — он вовсе не стар.
Совсем не стар!
Она не останется без него в Сузе. Она нигде без него не останется. Куда пойдет Тенака-хан, туда пойдет и она. Он еще не знает об этом, но скоро узнает.
Днем Тенака выследил молодого оленя и убил его, метнув кинжал с двадцати шагов. Путники наелись досыта и легли спать пораньше — ведь прошлую ночь они почти не спали. На следующее утро на юго-востоке показались шпили Сузы.
— Тебе лучше остаться здесь, — сказал Тенаке Ананаис. — Мне думается, твои приметы уже разосланы по всему Дренаю. Какого черта ты отправил это свое письмо? Где это слыхано — оповещать жертву о намерениях убийцы?
— То-то и оно, друг мой. Страх будет глодать Цеску, и он не сможет мыслить ясно. И с каждым днем, пока Цеска не получает обо мне никаких известий, его страх растет. А вместе со страхом растет и растерянность императора.
— Это ты так думаешь. Как бы там ни было, Рению в город провожу я.
— Хорошо. Я подожду тебя здесь.
— А мнения самой Рении никто так и не спросит? — вкрадчиво осведомилась девушка.
— Не вижу, почему ты можешь быть против, — невозмутимо ответил Тенака.
— Ну а я против! — вспылила она. — Я не твоя собственность и иду, куда сама захочу. — Она уселась на поваленном дереве и, скрестив руки на груди, устремила взгляд в гущу леса.
— Я думал, ты хочешь в Сузу.
— Не хочу. Это Олен хотел, а не я.
— Куда же, в таком случае?
— Пока не знаю. Придет время — скажу.
Тенака покачал головой и развел руками. Ананаис пожал плечами:
— Так или иначе, я все равно схожу в город. Нам нужна пища, да и обстановку поразведать не мешает.
— Смотри, поосторожнее там.
— Не беспокойся, я не стану лезть на глаза. Найду сборище высоких детин в черных масках и буду держаться при них.
— Ты ведь понимаешь, о чем я.
— Конечно. Не беспокойся! Я не собираюсь ради разведочной вылазки рисковать половиной нашей армии.
Тенака проводил его взглядом и, смахнув снег со ствола, сел рядом с девушкой.
— Почему ты не пошла с ним ?
— А тебе хотелось бы? — спросила она, заглянув в его лиловые глаза.
— Мне? О чем это ты?
Она прижалась к нему. Он уловил мускусный запах ее кожи и снова заметил, как стройна ее шея и как красивы темные глаза.
— Я хочу остаться с тобой, — прошептала она.
Он закрыл глаза, спасаясь от ее красоты, — но от ее запаха он отгородиться не мог.
— Это безумие, — проговорил он, поднявшись на ноги.
— Почему?
— Да потому, что я долго не проживу. Разве ты не понимаешь? Убийство Цески — дело нешуточное. Один шанс из тысячи, что я после этого останусь жив.
— То, что ты задумал, — глупая игра. Только мужчины на такое способны. Зачем тебе убивать Цеску и брать на себя бремя дренаев?
— Все так — но у меня с ним свои счеты. Я доведу дело до конца, и Ананаис тоже.
— Тогда и я с вами. У меня не меньше причин ненавидеть Цеску, чем у вас обоих. Он затравил Олена.
— Но ты женщина, — беспомощно сказал Тенака. Она рассмеялась веселым переливчатым смехом.
— Ох, Тенака, как же я ждала, когда ты наконец скажешь глупость. Ты у нас такой умный и всегда прав. Женщина, скажите на милость! Ну да, я женщина. Но не только. Если б я захотела, то сама убила бы тех четырех солдат. Я не слабее тебя, а то и сильнее, и двигаюсь так же быстро. Ты же знаешь — я полулюдица! Олен увидел меня в Дренане — я была горбуньей и хромоножкой. Он сжалился надо мной, отвез меня в Гравен и использовал тамошние машины по их истинному назначению. Он исцелил меня, соединив с одним из ручных зверей Цески, — знаешь, с кем?
— Нет, — шепотом ответил Тенака.
Она взвилась со ствола, вскинула руки, и Тенака повалился в снег, не в силах дохнуть. Она пригвоздила его к земле, и он, как ни старался, не мог шевельнуться. Крепко держа его за руки, она навалилась на него всей тяжестью, почти касаясь лицом его лица.
— С пантерой, вот с кем.
— Я бы и так тебе поверил — не обязательно было показывать.
— Для кого как. Ведь теперь ты полностью в моей власти.
Он усмехнулся и выгнул спину. Рения, изумленно вскрикнув, отлетела влево. Тенака извернулся и упал на нее, придавив ее руки.
— Мной не так-то просто овладеть, девушка.
— Ну и что же дальше? — спросила она, выгнув бровь. Он покраснел и ничего не ответил — но и не отпустил ее.
Он чувствовал ее тепло, ее запах.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Люблю по-настоящему.
— Нет, нельзя. У меня нет будущего.
— У меня тоже. Что может быть впереди у полулюдицы ? Поцелуй меня.
— Нет.
— Пожалуйста!
Он ничего не ответил, да и не смог бы, ибо губы их слились.
4
Муха стоял в толпе и смотрел на девушку, которую привязывали к столбу. Она не сопротивлялась, не кричала, и в глазах ее светилось презрение. Высокая и светловолосая, она притягивала к себе взгляды, хотя и не была красавицей. Стражники, укладывавшие хворост вокруг ее ног, старались не смотреть на нее, и Муха чувствовал, что им стыдно.
Так же, как и ему.
Офицер, взобравшись на деревянный помост рядом с девушкой, оглядел толпу. Он ощущал молчаливый гнев собравшихся и наслаждался им — ведь гнев этот был бессилен.
Офицера звали Малиф, Он оправил свой багряный плащ, снял шлем и пристроил его на согнутую в локте руку. Солнце светило ярко, и день обещал быть хорошим — просто превосходным.
Малиф прочистил горло.
— Эта женщина, обвиненная в колдовстве, подстрекательстве к мятежу, отравительстве и воровстве, приговорена по всем перечисленным статьям к справедливой казни. Но если кто-то хочет сказать слово в ее защиту, пусть сделает это сейчас.
Его взгляд устремился влево, где в толпе возникло какое-то движение. Старик хотел выйти вперед, но молодой его удерживал. Нет, тут ничего не светит.
Малиф указал рукой направо, на полулюда, одетого в красную с бронзой ливрею Силиуса-магистра.
— Сему служителю закона поручено защищать решение суда. Если кто-то желает сразиться за женщину, именуемую Валтайя, пусть посмотрит сперва на своего противника.
Муха вцепился в руку Белдера.
— Не будь дураком! Тебя убьют. Я не допущу этого.
— Лучше уж умереть, чем смотреть на это, — проворчал старый солдат, однако перестал вырываться, вздохнул и пошел прочь, расталкивая толпу.
Муха глянул на девушку. Она смотрела прямо на него своими серыми глазами и улыбалась без тени насмешки.
— Прости, — одними губами произнес Муха, но она уже отвернулась.
— Можно мне сказать? — сильным и звонким голосом спросила она.
— Закон дает тебе это право, — ответил Малиф, — однако помни, что в твоих словах не должно содержаться никакого подстрекательства, иначе я прикажу заткнуть тебе рот.
— Друзья, — заговорила она, — мне жаль видеть вас здесь сегодня. Смерть — ничто по сравнению с безрадостной жизнью. Большинство из вас я знаю. И всех вас люблю. Пожалуйста, уходите и вспоминайте меня такой, какой знали. Подумайте о чем-нибудь веселом и забудьте об этом печальном событии.
— Им не о чем будет забывать, госпожа! — крикнул кто-то. Толпа раздалась, и высокий человек в черном вышел на открытое место около костра.
Валтайя взглянула сверху в его ярко-голубые глаза. Его лицо скрывала маска из блестящей черной кожи.
Неужто человек с такими красивыми глазами может быть палачом?
— Кто ты? — спросил Малиф.
Человек скинул с себя кожаный плащ и небрежно швырнул в толпу.
— Ты вызывал бойца, так или нет?
Малиф улыбнулся. Незнакомец был крепко сложен, но рядом с полулюдом даже он казался недомерком. Нет, день определенно хорош!
— Сними маску, чтобы мы могли видеть тебя! — потребовал Малиф.
— В этом нет нужды, да и закон этого не предусматривает.
— Что ж, хорошо. Спор решит рукопашная схватка без применения оружия.
— Нет! — крикнула Валтайя. — Опомнитесь, сударь, это безумие. Если мне суждено умереть, пусть я умру одна. Я уже смирилась со своей участью, а из-за вас мне будет еще тяжелее.
Не слушая, неизвестный достал из-за широкого черного пояса пару кожаных перчаток.
— Дозволено ли мне надеть их? — спросил он.
Малиф кивнул, и полулюд вышел вперед. Семи футов росту, с длинной лисьей мордой, с кривыми когтями на руках. Он глухо зарычал и вздернул губу, обнажив блестящие клыки.
— Существуют ли правила для такого боя? — спросил незнакомец.
— Нет, не существуют, — ответил Малиф.
— Прекрасно! — И человек в маске со всего размаху треснул зверя в челюсть.
Один клык сломался, из пасти хлынула кровь. Прыгнув вперед, человек в маске обрушил град ударов на голову полулюда.
Но противник был не из слабых — оправившись от замешательства, он взревел и кинулся на обидчика. Один взмах когтистой лапы — и человек отскочил назад. Камзол его был разодран, на груди проступила кровь. Противники начали описывать круги. Полулюд атаковал — человек взвился в воздух и ударил сапогами ему в морду. Полулюд упал, и человек подбежал к нему, намереваясь его пнуть. Еще один взмах когтистой лапы — и человек повалился навзничь. Полулюд встал в полный рост и вдруг пошатнулся — глаза закатились, язык вывалился из пасти. И тогда человек бросился на него и что было сил принялся молотить по голове. Еще немного — и полулюд рухнул в грязь посреди рыночной площади. Человек постоял над ним, тяжело дыша, и обернулся к ошеломленному Малифу.
— Освободите девушку! Бой окончен.
— Это колдовство! — вскричал Малиф. — Ты колдун. Тебя сожгут вместе с нею. Взять его!
Толпа гневно взревела и подалась вперед.
Ананаис с усмешкой вскочил на помост, Малиф попятился, схватившись за меч. Удар — и Малиф слетел с эшафота. Стража бросилась бежать, а Муха, взобравшись к столбу, перерезал кинжалом веревки.
— Бежим! — прокричал он, схватив Валтайю за руку. — Надо убираться отсюда. Они сейчас вернутся.
— Где мой плащ? — проревел Ананаис.
— У меня, генерал, — крикнул бородач, старый солдат по виду.
Ананаис накинул плащ на плечи, застегнул и вскинул руки, призывая к молчанию.
— Когда вас спросят, кто освободил девушку, отвечайте: бойцы Тенаки-хана. Скажите им, что «Дракон» вернулся.
— Сюда, скорее! — завопил Муха, увлекая Валтайю в узкий переулок.
Ананаис легко спрыгнул с помоста и последовал за ними, оглянувшись еще раз на безжизненное тело Малифа с ненатурально свернутой шеей. Должно быть, упал неудачно. Но если б он не убился, его бы прикончил яд. Ананаис осторожно снял перчатки, нажал на потайную пружину, и отравленные шипы на костяшках ушли внутрь. Он сунул перчатки за пояс и устремился за двумя беглецами.
С булыжной мостовой они нырнули в боковую дверь какого-то дома и оказались в полутемной харчевне; ставни были закрыты, стулья поставлены на столы. Муха с девушкой подошли к стойке, и трактирщик, низенький, лысеющий толстяк, налил им вина в глиняные кружки. Тут из мрака выступил Ананаис, и кувшин выпал из дрожащих пальцев хозяина. Муха испуганно обернулся.