«Наверное, я все же застрелюсь! Невзирая на предостережения Игоря, – выплюнув окурок на асфальт, мрачно подумал Петр. – Тетешка-то осталась от прежней жизни. Лежит себе в укромном месте! Е-мое! До чего же паршиво на сердце!.. Или... малость обождать? Напиться вусмерть, а там видно будет?! Да, пожалуй, именно так и поступим!» Вынув из кармана бумажник, он пересчитал заработанные с начала смены деньги. Не особенно много, но на выпивку хватит с лихвой! Агафонов потянулся к мобильнику (позвонить диспетчеру и соврать, что заболел), как вдруг в боковую дверцу деликатно постучали. На тротуаре стояла стройная девушка в полупрозрачной блузке без лифчика, в мини-юбке, с ярко накрашенным ртом и рыжими волосами до плеч.
– К Ярославскому вокзалу, – состроив глазки, мурлыкнула она. – На поезд опаздываю!
– Да неужели? – недоверчиво проворчал Петр. – И где же твои вещи?!
– За чемоданом надо заскочить домой, на Лобачевское шоссе, – просто ответила девушка. – Мы успеем. Если поторопиться! Поезд отходит в половине первого.
Агафонов замялся в нерешительности. С одной стороны, исходя из расстояния и срочности, заказ довольно заманчивый. Ради такого можно отложить пьянку на пару часов. Но с другой – чем, интересно, красотка собирается рассчитываться?! Видок у нее, прямо скажем, не внушает доверия. Вылитая потаскушка с дискотеки! Причем – дешевая! Подобные девицы либо норовят проскочить на халяву, либо предлагают расплатиться «натурой», в машине, по-быстрому...
– Даю тысячу! – словно прочитав его мысли, улыбнулась рыжеволосая. – Половину авансом, остальные – по приезде. Вот, возьмите! – в руке девушки появилась розовая пятисотрублевая купюра.
– Ну хорошо, – сдался Петр. – Садись!
Пассажирка немедля устроилась на переднем сиденье. Куцая юбчонка задралась выше трусов. В салоне заблагоухало изысканными французскими духами.
– С вашего позволения! – вновь улыбнулась она, доставая из кожаной сумочки пачку «Парламента» и золотую зажигалку с витиеватой монограммой из латинских букв. «Не такая уж и дешевка! – подумал Агафонов, поворачивая ключ зажигания. – Если шлюха, то высокого полета!» Заурчав мотором, машина сорвалась с места. За окнами замелькали малолюдные ночные улицы. Спустя пять с половиной минут «девятка» выехала из Долговодска на Лобачевское шоссе и еще более увеличила скорость.
– Стоп! – вдруг звонко скомандовала девушка.
Петр машинально нажал тормоз.
– Нам нужно зайти сюда, – рыжеволосая указала пальчиком на приземистый, ветхий домишко, одиноко притулившийся на краю заброшенного деревенского кладбища.
– На-а-ам?! – удивился Агафонов.
– Конечно! Чемодан очень тяжелый! Разве вы не поможете донести? – юное личико сморщилось в обиженной гримаске.
– Вообще-то я не носильщик, – насупился Петр. – И не джентльмен! Давай-ка без меня, потихонечку, волоком...
– Но тогда мы обязательно опоздаем! – эмоционально воскликнула девушка.
Агафонов посмотрел на часы: «Половина двенадцатого. Действительно, время поджимает!»
– Ладно уж, пошли! – со вздохом согласился он.
К крыльцу вела неровная, заросшая тропинка. Судя по внешнему виду, ею пользовались крайне редко. Да и сам дом выглядел явно не жилым: подслеповатые темные окна, покосившиеся ставни, прохудившаяся крыша с вороньим гнездом на вершине трубы...
Однако ни то ни другое Петра почему-то не насторожило. Шагнув вслед за рыжеволосой в неосвещенные сени, он зацепился штаниной за что-то торчащее, досадливо ругнулся и... потерял сознание...
* * *Первыми ощущениями были: ломящая боль в затылке, озноб, тошнота, головокружение. Затем Агафонов услышал негромкие голоса.
– Пора начинать, – произнес один.
– Верно! – подтвердил второй. – Ночи сейчас короткие.
– Давайте свяжем ему конечности! – озабоченно предложил третий, смутно знакомый. – Бычара здоровущий. Способен дров наломать!
– Не боись! – рассмеялся второй. – Хмырь не скоро очухается. Я его утюгом с размаху огрел! Вон кровища до сих пор не утихнет!
– Того, вчерашнего, ты тоже конкретно «приложил», да не помогло! – возразил «смутно знакомый». – Гаденыш очнулся слишком быстро. Невзирая на вспоротое брюхо, ухитрился вырваться, удрать и вдобавок ушко Анюте повредил!
Петр осторожно открыл глаза. Раздетый догола, он лежал на холодной каменной плите лицом вверх. Далеко в небе тускло светила луна.
По сторонам от него виднелись неухоженные могильные холмики, а прямо напротив стояли четверо: трое мужчин в остроконечных, скрывающих лица капюшонах и давешняя рыжеволосая пассажирка, укутанная в белый саван до пят. Мужчины держали в руках длинные ножи. Девица – железную кочергу. У их ног валялись перепачканные свежей глиной лопаты, а ближайшая из могил была разрыта. «Для моего трупа предназначена!» – подумал Агафонов, стискивая кулаки. Заметив его движение, кто-то из присутствующих изумленно ойкнул. Остальные угрожающе придвинулись. Поняв, что тянуть дальше нельзя, Петр скатился с плиты, схватил подвернувшийся под руку камень, швырнул в ближайшего из убийц и, преодолевая слабость, поднялся. Его шатало как пьяного, в глазах рябило. Окружающие предметы раскачивались, норовили раздвоиться. Тем не менее Агафонов не собирался сдаваться без боя. Сделав обманный финт левой рукой, он поворотом корпуса ушел от нацеленного в грудь ножа, шагнул вперед и хлестнул хуком[8] справа по первому «капюшону». Сдавленно хрюкнув, тот упал на четвереньки. «А силенки уже не те, – мысленно отметил Петр. – Ублюдку полагалось наглухо отрубиться!» В следующий миг острое как бритва лезвие глубоко вспороло левое плечо, которым Агафонов в последний миг успел прикрыть шею. Нанесший удар убийца с хохотом отпрыгнул назад и демонстративно слизал с ножа кровь.
– Перекройте дорогу! Не дайте «мясу» уйти! – гиеной взвыла рыжеволосая, перехватывая кочергу обеими руками. Зловещий саван свалился на землю. В настоящий момент она, как две капли воды, походила на вырвавшуюся из ада фурию. Пухлые губы уродливо перекосились. В глазах пылало агрессивное безумие. Рыжие волосы развевались по ветру.
– Й-й-я! – девица произвела стремительный выпад, целя концом кочерги Петру в висок.
Агафонов инстинктивно заслонился левым предплечьем. Противно хрустнула сломанная кость.
– Й-я-я-я!!! – высоко подпрыгнув, дьявольская красотка нанесла ему страшный удар в грудь обеими ногами. Петр отлетел назад, стукнувшись спиной о надгробный памятник. «Капюшоны» издевательски загоготали и дружно отсалютовали ножами своей подельнице.
– Ну чо, крутой, попался? – пролаял смутно знакомый голос. – Отольются кошке мышкины слезы!
– И-й-я! – подбежавшая девица попыталась всадить другой конец кочерги в нижние ребра Агафонова, однако он успел вовремя отпрянуть в сторону. Железо гадко проскрежетало по могильной плите. Рыча как раненый зверь, Петр вцепился здоровой рукой в середину кочерги, резким движением вырвал, отбросил подальше, пнул чертову фурию босой ногой в живот и яростно ухватил ее за волосы. Та отскочила с матерной бранью. В ладони у Петра остался лохматый рыжик парик.
– Получай, ведьма! – рявкнул он, нанеся новый удар – пяткой, с подскоком в грудь. Мерзкая девка с хрипом рухнула в заросли засохшего, прошлогоднего кустарника. Загораживавшие дорогу «капюшоны» растерянно зашептались.
– Ух, твари ряженые, загрызу!!! – заорал Агафонов, бросаясь на них.
Убийцы шарахнулись в стороны. Проход освободился. Не искушая больше судьбу, Петр собрал остатки сил и ринулся наутек. Дальнейшие события запомнились смутно, будто в тумане. Каким-то чудом он выбрал правильное направление, на одном дыхании миновал кладбище и, опередив сквернословящих позади преследователей, выбежал прямиком к своей машине, стоящей все там же, на обочине шоссе. Каким-то чудом сумел самостоятельно доехать до больницы. Последним ярким впечатлением были расширенные в ужасе глаза сторожа у ворот...
* * *Реанимационное отделение
Долговодской городской больницы.
Последний предрассветный час.
– Обалдеть как человеку досталось! – стоя у койки жертвы «капюшонов», сказал дежурный врач Курочкин сопровождающей его девятнадцатилетней медсестре. – Эк изуродовали, злодеи! Воистину – времена нынче дикие. Новое средневековье!
– Жаль! – сочувственно вздохнула девушка. – Видный был мужчина!
– Ну почему же был?!– усмехнулся в густую бороду врач. – Ты судишь эмоционально, поверхностно. Я же, напротив, хладнокровно, с сугубо медицинской точки зрения! Операция прошла успешно, основные показатели в норме, сердце работает почти как у здорового, головной мозг не поврежден. Правда, у него огромная потеря крови, но... если до сих пор не умер, значит, выкарабкается! Крепкий мужик. Спортсмен небось! В ближайшие день-два, думаю, восстановится сознание, и он сможет внятно общаться с окружающими! То-то оперативникам радости будет!
Долговодской городской больницы.
Последний предрассветный час.
– Обалдеть как человеку досталось! – стоя у койки жертвы «капюшонов», сказал дежурный врач Курочкин сопровождающей его девятнадцатилетней медсестре. – Эк изуродовали, злодеи! Воистину – времена нынче дикие. Новое средневековье!
– Жаль! – сочувственно вздохнула девушка. – Видный был мужчина!
– Ну почему же был?!– усмехнулся в густую бороду врач. – Ты судишь эмоционально, поверхностно. Я же, напротив, хладнокровно, с сугубо медицинской точки зрения! Операция прошла успешно, основные показатели в норме, сердце работает почти как у здорового, головной мозг не поврежден. Правда, у него огромная потеря крови, но... если до сих пор не умер, значит, выкарабкается! Крепкий мужик. Спортсмен небось! В ближайшие день-два, думаю, восстановится сознание, и он сможет внятно общаться с окружающими! То-то оперативникам радости будет!
– Вы уверены, Пал Палыч? – недоверчиво приподняла бровки медсестра.
– Процентов на девяносто! – твердо заявил Курочкин и, немного помолчав, поправился: – Ну, может, на семьдесят пять!.. Ладно, с ним вроде порядок! Идем проведаем остальных пациентов...
Когда плановый обход[9] завершился, Пал Палыч отправился в комнату отдыха, с наслаждением улегся обратно на кожаный диванчик и спустя короткий промежуток времени басовито захрапел.
Тогда молоденькая медсестра осторожно вернулась к кровати потерпевшего. Мужчина ровно дышал во сне. Подсоединенная к мускулистой руке капельница исправно перекачивала в вены назначенные докторами препараты. Никаких угрожающих жизни симптомов действительно не наблюдалось. «И впрямь выкарабкается, бугай!» Миловидное девичье личико внезапно превратилось в отвратительную злобную маску.
– Ну не-е-ет! – щерясь, прошипела она. – Ошибается, наш уважаемый эскулап! Не будешь ты, голубок, «внятно общаться с окружающими»! Не станешь радовать ментов откровениями!
Медсестра вынула из кармана халатика пять ампул клофелина, по очереди вскрыла и аккуратно влила их содержимое в капельницу. Больной тревожно забормотал во сне. Девушка ехидно усмехнулась: «Ага! Чувствуешь угрозу, но сделать-то ни черта не способен! Ути-пуси. Ну сдыхай, сдыхай, спортсменчик!!!»...
Клофелин начал действовать примерно через десять минут. Лицо прикованного к койке человека стало постепенно бледнеть, а спустя полчаса сделалось уже белее подушной наволочки. Все это время стоящая рядом медсестра наблюдала за несчастным с сатанинским злорадством.
– Прощай, красавчик! – в конце концов шепнула она и бесшумно удалилась...
При следующем обходе заспанный Пал Палыч с удивлением констатировал смерть «крепкого мужика» от острой сердечно-сосудистой недостаточности. «Н-да уж! – растерянно подумал Курочкин. – Не стоило мне давеча выпендриваться со скоропалительными прогнозами! Натурально опозорился перед девчонкой, олух самоуверенный!.. А вообще-то, если честно, человеческий организм – штука на редкость непредсказуемая!!!»
Глава V
Вторник 27 мая.
11 часов утра.
– Сотрясение мозга, рассеченный затылок, смещенный перелом левого предплечья, трещина грудной клетки, резаная рана левого плеча, значительная потеря крови. Плюс разнообразные ссадины да ушибы. По сравнению с предшественником тебе, можно сказать, повезло!
– С каким еще предшественником? – страдальчески прохрипел Агафонов. Он лежал на койке, в палате интенсивной терапии хирургического отделения. Облаченный в стерильный халат Белогорцев примостился на стульчике рядом с капельницей. В воздухе пахло лекарствами.
– Чего ты мелешь, мент? – болезненно морщась, продолжал Петр. – С утра похмелиться забыл?!
– Я говорю о мужике, которого те выродки изловили сутками раньше, – с готовностью пояснил оперативник. – Умер в реанимации сегодня на рассвете не приходя в сознание. Удивительно, что хоть столько протянул! Его, бедолагу, выпотрошили конкретно. Аж вспоминать не хочется! Ты же отделался сравнительно дешево. Недаром говорят, «дуракам счастье»!..
Агафонов с Белогорцевым были знакомы давно, с детских лет. Вместе учились в средней школе, вместе тренировались в боксерской секции, вместе ухлестывали за девчонками после армии. Этим и объяснялся фамильярный тон их общения...
В палату без стука зашел Верстаков, сухо кивнул Дмитрию, придвинул к постели больного свободный стул и без приглашения уселся.
– Как ты узнал? – не поворачивая головы, спросил Петр.
– Твоя жена позвонила. Плачет, переживает...
– Боится, что «рабочая лошадь» отбросит копыта и ей придется самостоятельно зарабатывать на хлеб! – криво усмехнулся Агафонов.
– Да ладно, не перебарщивай. Валька, конечно, стерва, но не до такой же степени! – без особой уверенности сказал Игорь.
– Гм! Это тебе так кажется!!!
– Ребята, отложите семейную тему на потом, – настойчиво попросил Белогорцев. – Я здесь по служебной необходимости. Разыскиваю банду маньяков-убийц. Петя – их вторая, известная следствию жертва и, к счастью, способная давать показания!
– Разыщешь ты, как же! – недобро глянул на майора Верстаков. – Знаем мы вашу шарашкину контору! Только взятки хапать умеете да из невинных людей «чистосердечные» вышибать! Единственного порядочного коллегу Гену Сечкина сожрали с потрохами: подвергли всеобщему шельмованию внутри Отделения, выперли с работы, состряпали фиктивное дело «О превышении служебных полномочий», полгода в СИЗО проморили... Потом, под давлением телепередачи «Русский витязь», правда, выпустили, но мужик и по сей день по судам таскается! – слова Игоря буквально сочились презрением.
Дмитрий вздрогнул, как от пощечины, непроизвольно втянул голову в плечи и пунцово покраснел.
– Капитан Сечкин был моим лучшим другом! – глухо, с расстановкой произнес он. – Я не принимал участия в его травле!
– Ага, не принимал, но и помочь не пытался! Просто умыл руки, как Понтий Пилат. Решил в сторонке отсидеться, задницу свою драгоценную поберечь!
Опер из пунцового сделался густо-багровым. Голубые глаза загорелись.
– Еще хоть слово, и я тебя... – с придыханием начал он.
– Хватит вам собачиться! – неожиданно вмешался Агафонов. – Ты, Дима, вовсе не святая невинность, а ты, Игорь, не Вселенский Судья. Поэтому заткнитесь оба!.. Кстати, диктофон есть?
Белогорцев молча кивнул.
– Включай! Сначала расскажу все по порядку. Потом распишусь под протоколом. Итак, пассажирка попросилась ко мне в машину примерно в двадцать три двадцать (плюс-минус пять минут), на улице Красноармейская, у пункта обмена валюты. Молоденькая. На вид – около восемнадцати лет. Рост средний, полные бедра, длинные ноги, довольно широкие (для женщины) плечи. На голове – рыжий парик...
* * *Четыре часа спустя.
На месте названного Агафоновым дома у Лобачевского шоссе вяло дымились обугленные развалины. Очевидно, преступники, заметая следы, собственноручно подпалили заброшенное строение. Велев двум молодым лейтенантам, Лобову и Алехину, осмотреть территорию кладбища, Белогорцев присел на замшелую от старости лавчонку у ограды, закурил сигарету и погрузился в тягостные размышления. Дело «капюшонов» и «чертовой ведьмы» нежданно-негаданно оказалось «палкой о двух концах». С одной стороны, поиск развивался достаточно успешно. Выдвинутая им вчера версия обрела реальную плоть, обросла ценными подробностями. Всего убийц четверо. Мужчины действительно скрывают лица остроконечными капюшонами, а баба-приманка в процессе изуверского ритуала обряжается в белый саван до пят. Видимо, изображает из себя Смерть! На вооружении у преступников длинные ножи и железная кочерга. Потерпевший Агафонов точно указал место совершения второго преступления, описал приметы «чертовой ведьмы», назвал предполагаемое имя – Анюта. К сожалению, на вопрос о порванном ухе Петр не мог ответить с определенностью. «Сначала она была в парике до плеч, а потом, если честно, я не присматривался. Темень вокруг, да и обстановка, сам понимаешь! Я не о ее ушах в тот момент думал. Хотел собственные ноги поскорее унести!» Зато Агафонов сообщил Белогорцеву, что голос одного из нападавших показался ему смутно знакомым, и обещал постараться вспомнить владельца. Вроде бы все ништяк! Да?!
Но с другой стороны – следы преступников вели в заведение господина Иудушкина, связываться с которым чревато!!! В милиции сумели установить личность первого потерпевшего, скончавшегося в реанимации рано утром. Им оказался житель Долговодска Валерий Удальцов 1979 года рождения. Профессия – танцор мужского стриптиза в ночном клубе «Содом». Сценический псевдоним Жак. По словам родственников, в ночь с 25 на 26 мая Удальцов работал. То бишь извивался у шеста в «Содоме» примерно до трех утра. (В начале четвертого стриптиз обычно заканчивался.) А около пяти Жак явился в растерзанном виде на пост ГАИ. Личного автотранспорта покойный не имел. Очевидно, он уехал навстречу своей судьбе прямо из клуба, на машине убийц, в сопровождении «ведьмы» – Анюты, которая либо относится к числу завсегдатаев, либо каким-то образом тесно связана с «Содомом»! В пользу данного предположения говорят целых три обстоятельства. Первое – Удальцова «сняли» однозначно в клубе (иначе по времени не получается!). Второе – по словам Агафонова, девка явно не из бедных (золотая зажигалка с монограммой, дорогие духи, нестесненность в карманных расходах...). Как раз такая публика и развлекается в этом чертовом гадюшнике! И, наконец, третье – в машину Петра она уселась около пункта обмена валюты, принадлежащего опять-таки Иудушкину и удаленному от «Содома» всего на тридцать– сорок метров. Слишком уж много привязок! Следовательно, хочешь не хочешь, а придется искать в клубе, но... вот тут-то и возникает море проблем! Начальник Отделения полковник Отстоев и его заместитель по оперативно-следственной части подполковник Сулейманов крайне трепетно относятся к сему гнездилищу порока, пресекают на корню малейшую попытку потревожить покой влиятельного господина Иудушкина. Именно так погорел в свое время несчастный капитан Сечкин. Влетел капитально, по полной программе! Теперь если и сумеет от тюряги отмазаться, то обратный путь в Органы ему заказан. Как, помнится, прессовали Гену некоторые «друзья»-сослуживцы, еще недавно пившие с ним водку!!! Как поносили, клеймили, проклинали!!! «А ты решил в сторонке отсидеться! Умыл руки, как Понтий Пилат!» – внезапно прозвучал в ушах презрительный голос Верстакова. Белогорцев вздрогнул всем телом и машинально огляделся по сторонам. Никого! Просто почудилось! Однако неприятно.