Со свойственной ей прямолинейностью Сибил Эджертон объявила мне:
— Роберт Дэнвер любит вас.
Я ничего не ответила, и она продолжала:
— Он хороший человек, и вы не сможете найти никого, кто бы так подходил вам.
— Я знаю его всю жизнь, — ответила я.
— Тем лучше. Он — полная противоположность своей сестре.
— Я знаю.
— Я уверена, что он сделал бы вас счастливой.
Для женщины самое лучшее — это состоять в браке… при условии, что он удачен.
Положение замужней женщины принесло ей полное удовлетворение, и Сибил чувствовала себя достаточно подготовленной в этом вопросе, чтобы помочь другим достичь счастья.
Она смотрела на меня с умудренной улыбкой, всем своим видом показывая, что если я нуждаюсь в каком-нибудь совете, то должна обратиться к ней.
Мама тоже говорила со мной о Роберте:
— Не принято желать кому-то, чтобы он выздоравливал помедленнее, но я так надеюсь, что Роберт еще немного задержится у нас. Несомненно, эта проклятая война скоро кончится. Знаешь ли, Роберт действительно любит тебя.
— Сибил говорила о нем.
— О да, она сказала мне, как была бы рада видеть тебя устроенной в жизни. Мне кажется, тебе очень нравится Роберт.
— Да. Он… он сделал мне предложение.
— Ты не сказала «нет».
— Я не уверена…
— Я вижу. Он хороший человек, Люсинда. Один из лучших. Он похож на своего отца. Кто, кроме сэра Роберта, выдержал бы Белинду все эти годы?
— Меня нельзя торопить в таком серьезном деле.
— Ты думаешь до сих пор о…
Так у меня с ней было всегда. Каждая из нас настолько хорошо понимала другую, что мы читали мысли друг друга, не облеченные в слова.
— Моя милая Люсинда, — сказала матушка, — то, что это закончилось подобным образом, к лучшему. Я не считаю, что ты была бы счастлива с Маркусом. Он очень привлекателен, он кладезь добродетели… но в нем есть что-то поверхностное… что-то слишком суетное. Тебя ждало бы разочарование. Ты совсем другая. Ты правдива и искренна. Он воспитывался в другой атмосфере.
Со временем это могло бы привести к размолвкам.
— А Роберта я знаю всю свою жизнь.
— В этом нет ничего плохого.
— Меня не ждут никакие неожиданности, — сказала я. — Все так предсказуемо.
— Маркус вошел в твою жизнь при драматических обстоятельствах. Все выглядело довольно романтично, скорее даже не тогда, когда это происходило, а задним числом. Так очень часто бывает в жизни. События, которые мы с таким волнением предвкушали и которые с таким удовольствием вспоминаем, часто не доставляли нам никакой радости в тот момент, когда они происходили. Итак, майор Мерривэл появился на сцене, он обо всем позаботился, он вызволил тебя из опасного положения.
Конечно, он казался романтичной фигурой. Одно время я думала, что вы с ним… я пыталась уговорить себя, но на самом деле мне это не нравилось, потому что я чувствовала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Маркус обаятелен, но он льстец.
Я знаю подобных людей. Он лезет из кожи вон, чтобы доставить удовольствие, но мне почему-то кажется, что он вряд ли способен на глубокие чувства… если ты меня понимаешь. Казалось, что он очень интересуется тобой… пока снова не появилась Аннабелинда. Я знаю, что она вешалась ему на шею, но она ведь не могла заставить его сделать ей предложение, правда? Он сам хотел этого… Иногда, моя любимая Люсинда, в жизни происходят события, причиняющие тебе боль, но потом, когда они уходят в прошлое, ты оглядываешься на них и видишь, что все к лучшему.
Я кивнула, и матушка подошла и поцеловала меня.
— Война должна скоро кончиться, — сказала она. — Тогда, я знаю, все сложится хорошо для всех нас. Мы станем смотреть на вещи по-другому, более нормально, более естественно.
Я надеялась, что она права.
Я много размышляла над словами моей матери.
Роберт скоро уедет. Возможно, я никогда больше его не увижу. Возможно, мама и Сибил правы.
Возможно, я должна выйти за него замуж. Он хотел этого. Временами мне казалось, что я хочу того же.
Почему я колебалась? Почему я все еще думала о Маркусе?
Мысли о нем вызывали у меня острые приступы тоски, и я часто спрашивала себя, как сложились его отношения с Аннабелиндой.
Я искала одиночества. Хотела обдумать случившееся. Возможно, во время войны, когда смерть и разлука постоянно рядом с тобой, ты видишь все не так отчетливо, чем в спокойной обстановке мирных дней. Тогда ты можешь быть более или менее уверен, что произойдет дальше. Во время войны никто никогда не знает, когда ждать плохих вестей, когда разразится катастрофа.
Я любила сидеть в лесу на стволе поваленного дерева, которое лежало здесь с тех пор, как я себя помню. В этом месте было тихо и мирно, деревья густо обступали его, образуя укромный уголок.
Я постоянно спрашивала себя, почему я не могу решиться принять предложение Роберта.
«Прими его, говорил мне здравый смысл. Когда-то ты ведь должна выйти замуж. Ты хочешь иметь детей. Вспомни свои чувства к Эдварду». Как утверждала мама, я видела Маркуса в романтическом свете… он спас меня от опасности и походил на , 'некоего героя из старинной легенды. Но он оказался не таким, как я думала. Он заставил меня влюбиться в него, а потом быстро переметнулся к Аннабелинде. Позже я узнала о его тайной жизни.
Про Роберта все всегда было известно. Роберт всегда поступал честно и открыто.
Однажды, когда я сидела на поваленном дереве, предаваясь невеселым размышлениям, я поняла, что слышу стук копыт. Кто-то проезжал на лошади неподалеку. Я услышала голоса Андрэ и Эдварда.
Я решила удивить их. Я прошла между деревьями туда, где находилась маленькая полянка, с которой и доносились голоса.
Я вышла из-за деревьев, они уже находились там. Эдвард сидел на своем пони, Андрэ держала лошадь под уздцы, и с ними был какой-то мужчина.
Я сразу же вспомнила свой разговор с Эдвардом, когда он рассказал мне о человеке, с которым они встречались в лесу.
— Привет! — закричала я.
Наступило молчание, прерванное возгласом Эдварда: «Люсинда!»
Я пошла вперед и ясно увидела мужчину, с которым разговаривала Андрэ. Несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга.
Андрэ сказала:
— О, привет!
Мужчина снял шляпу и поклонился.
— До свидания, — сказал он и, обращаясь к Андрэ, прибавил:
— Благодарю.
Потом он исчез среди деревьев.
Мне казалось, что я сплю. Когда он снял шляпу, у меня не осталось сомнений. Это был Карл Циммерман.
Я была ошеломлена. Потом мне подумалось, не ошиблась ли я. В самом деле, я видела его всего три раза и всегда при необычных обстоятельствах: когда-то давно около «укромного местечка», в парке «Соснового Бора»и теперь здесь, в лесу, беседующим с Андрэ. Что это могло означать?
Я спросила:
— Кто это был?
— Незнакомец спрашивал дорогу, — ответила Андрэ.
— Я… я подумала, что знаю его.
— В самом деле?
— Ты нашла нас, Люсинда, — сказал Эдвард.
— Да, я нашла вас.
— Похоже на прятки. Мы можем сыграть в прятки, когда доберемся домой? — Думаю, можем, — пообещала Андрэ.
Мне хотелось порасспросить ее о мужчине, которого я считала Карлом Циммерманом, но у меня было ощущение, что этого не следует делать в присутствии Эдварда. Никогда нельзя знать наверняка, насколько дети понимают происходящее. Часто кажется, что они не слушают, в то время как они все впитывают в себя.
Я подумала о том, что если это Карл Циммерман, то он впервые увидел своего сына. Он, конечно, не узнает об этом, но простая случайная встреча в лесу приобретала драматическую окраску.
«Секреты, подумала я. Повсюду секреты».
Я воспользовалась первой же возможностью поговорить с Андрэ.
Я сказала:
— Этот человек, с которым вы были…
Она с озадаченным видом нахмурила брови.
— Тот мужчина, с которым вы разговаривали, когда я подошла к вам в лесу…
— Вы имеете в виду того, кто спрашивал дорогу?
— Да. Просто меня заинтересовало, встречали ли вы его раньше?
— Нет. Почему вы так подумали?
— Просто Эдвард что-то говорил о мужчине, с которым вы встречались в лесу.
— Эдвард?
— Да, он сказал, что видел какого-то человека.
Андрэ слегка покраснела:
— О, должно быть, он имел в виду Тома Гилроя.
— Это один из санитаров?
— Да. Высокий и здоровый.
— Знаю.
— Ну, мы подружились и один или два раза встречались.
— Понимаю.
Я улыбнулась. Естественно, что у такой девушки, как Андрэ, есть поклонник. Но я все еще находилась под сильнейшим впечатлением от случайной встречи с Карлом Циммерманом. Потом я подумала, что могла ошибиться.
Незнакомец, спросивший у Андрэ дорогу, возможно, просто похож на него. В конце концов, встреча длилась всего пару минут.
1917 год подходил к концу. Это был памятный год. В России произошла революция, и перемирие между этой страной и Германией освободило часть немецких войск для переброски во Францию.
Что касается наших домашних дел, то Роберта вызвали в Лондон на медицинскую комиссию и признали годным к военной службе. Мы были очень подавлены этой новостью, хотя Роберт отнесся к ней философски.
— Не смог продержаться дольше. — сказал он с гримасой.
— О, Роберт! — закричала я и прижалась к нему.
Я чуть не сказала, что мы должны обручиться.
Если бы он проявил больше настойчивости, я согласилась бы выйти за него замуж. Я твердила себе, что люблю его. Он был куда проницательнее, чем прикидывался, и, я думаю, не хотел заставлять меня принимать решение, пока я не буду абсолютно уверена в нем.
Сразу после Рождества он приехал в Марчлэндз и сообщил нам, что будет заниматься на курсах подготовки в Сэлисбери Плэйн в течение шести недель.
Мы ликовали.
— Шесть недель! — сказала мама. — И курсы не начнутся раньше середины января. Это отсрочка.
— Ты очень любишь Роберта, да? — спросила я.
— Моя милая Люсинда, как можно не любить Роберта? Он такой хороший человек.
Я чувствовала, что меня мягко подталкивают к Роберту, и это заставляло меня сопротивляться. Я видела свое будущее. Поместье Дэнверов станет моим домом, тетя Белинда — моей свекровью, Аннабелинда — сестрой.
Конечно, я останусь близка со своей семьей. Я часто буду видеться с Маркусом. Но, возможно, они с Аннабелиндой отправятся куда-нибудь за границу: в Бомбей, Мадрид, Колумбию. Моя же замужняя жизнь будет мало чем отличаться от теперешней.
Обычно мой отец приезжал на конец недели в Марчлэндз.
— Он выглядит немного утомленным, — говорила мама. — Как мне жаль, что он остается в Лондоне один почти на всю неделю.
Отец с мамой совершали прогулки по лесу. Думаю, он мало что держал в секрете от нее, и я чувствовала, что они оба чем-то расстроены.
Стоял январь. Роберт уже уехал из Марчлэндза на курсы.
Мама сказала:
— Без него все стало другим. Он всегда такой веселый, такой чуткий. Думаю, тебе очень не хватает его, Люсинда.
— Да.
— У меня появилась идея. Почему бы тебе не уехать ненадолго из Марчлэндза? Почему не пожить в Лондоне вместе с отцом? Я беспокоюсь за него, когда он там совсем один. Ты составишь ему компанию.
Это казалось хорошей идеей, ведь я так скучала по Роберту.
Я начинала тревожиться. Война не кончалась, и, окончив курсы, Роберт должен будет отправиться навстречу опасности.
Я решила, что жизнь в Лондоне отвлечет меня от мыслей о Роберте.
— Согласна. Но я буду скучать по Эдварду. И, мне кажется, он немного нуждается во мне, — сказала я.
— Может быть, он и Андрэ смогли бы поехать с вами, — ответила мама.
— Неизвестно, так ли уж это понравится Андрэ.
— Вроде бы она очень любит поездки в Лондон.
— Да. Но теперь, по-моему, она подружилась с Томом Гилроем.
— В самом деле? Том приятный человек.
— Я тоже так думаю, и, видимо, Андрэ разделяет наше мнение.
— Как ты узнала об этом?
— Ее выдал Эдвард.
— Эдвард?
— Он сообщил мне, что она встречается в лесу с мужчиной. А Андрэ сказала, что это Том Гилрой.
— О, я рада.
— Почему люди, счастливые в браке, стремятся пристроить всех вокруг?
— Просто потому, что они желают всем испытать семейное счастье.
Мы рассмеялись.
— Сообщи Андрэ, — сказала мама. — Посмотрим, что она скажет. Ей не обязательно находиться в Лондоне все время, если ей так хочется встречаться с Томом.
Я сказала Андрэ. Ее реакция поразила меня. У нее разгорелись глаза.
— О да, мне бы хотелось поехать в Лондон на некоторое время, — сказала она.
— Я думала, что вы можете не захотеть… сейчас…
— Это было бы здорово, если ненадолго.
— Как вы считаете, Эдварду это понравится?
— Ему понравится, если мы будет с ним, хотя могут возникнуть некоторые переживания по поводу разлуки с его новым пони.
— Мы будем почти всегда возвращаться сюда на конец недели.
— Тогда его будет ждать встреча с пони. Его это устроит.
Вечером за обедом мама сказала отцу:
— Люсинда едет на некоторое время в Лондон приглядывать за тобой. Она считает, что ты плохо выглядишь.
Отец улыбнулся:
— Спасибо, Люсинда. Давай завтра утром совершим прогулку и побеседуем Я чувствовала в этих словах какой-то скрытый смысл. Существовала некая веская причина, по которой мои родители желали моего присутствия в Лондоне, не говоря уже об их мнении, что смена обстановки помешает моим грустным размышлениям об отправке Роберта на фронт.
На следующее утро в лесу я узнала, что была права.
День идеально подходил для прогулки. Стояла бодрящая морочная погода, но среди облаков виднелось зимнее солнце, а деревья защищали от ветра.
Лес был просто создан для прогулок. Он давал чувство безопасности. Здесь мы могли беседовать, не боясь быть услышанными.
Отец взял меня за руку и сказал:
— Люсинда, я хочу серьезно поговорить с тобой. Я обсудил это с твоей мамой, и мы оба решили, что, может быть, тебе удастся помочь нам.
— Мне?
— Да, послушай. Мы очень встревожены.
— Встревожены? Кто?
— Я… и мои друзья. Ты ведь знаешь, что я занимаюсь определенной деятельностью?
— Я знаю, что это секретно… и не связано с твоей работой в парламенте.
Отец кивнул.
— Нет нужды предупреждать тебя, что наш разговор сугубо конфиденциален.
— Я это понимаю. — — От твоего умения хранить секреты зависит многое. Неосторожное слово… ты знаешь, как это бывает. Помнишь, что произошло в Мильтон Прайори?
Я кивнула.
— Это был саботаж. Из-за утечки информации.
И это не единственный случай. В лондонском доме у меня хранятся определенные бумаги. Видишь ли, мое участие во всем этом в некотором смысле неофициальное.
— Я подумала нечто в этом роде, слушая мамин рассказ о том времени, когда ты находился в Африке и тебя объявили пропавшим без вести…
— Даже ей неизвестны все подробности. Но хочу, чтобы ты поехала в Лондон, потому что считаю, что ты сможешь мне помочь.
— Каким образом?
— Ничего особенного делать не надо, только наблюдать.
— Ты имеешь в виду, в доме?
Отец кивнул:
— Некоторые мои документы просмотрели, сняли с них копии и передали противнику.
— Ты хочешь сказать, что в доме побывал шпион?
— Как тебе сказать… Похоже, что это кто-то из домашних.
— Один из слуг?
— Возможно. Или кто-то из их знакомых. Приятель… гость… рабочий…
— Просматривающий документы и передающий их противнику! Я не могу в это поверить.
— Большую часть дня меня не бывает дома. Не исключено, что кого-то впускали в дом… он входил в мою комнату.
— Какой ужас! Кто-то в доме… предатель! Думаю, в твою комнату должен входить тот, кто ее убирает?
— Я уже говорил миссис Черри о своем нежелании, чтобы кто-то другой касался моих бумаг, и просил ее по этой причине убирать комнату самой.
У нее на это отведен специальный день, и последние несколько недель я следил, чтобы в этот день в комнате не находилось никаких важных документов.
— Понимаю. Важные бумаги обычно заперты в твоем бюро.
— Да, я слежу за этим.
— И ключ от бюро у тебя?
— Конечно, я не расстаюсь с ним. Раньше я хранил в ящике стола запасной ключ. Но уже, несколько месяцев оба ключа постоянно у меня.
Мой кабинет будет заперт снаружи. Ключ есть только у меня и у миссис Черри. В мое отсутствие в доме будешь находиться ты. Не оставляй без внимания ничего, что сочтешь подозрительным.
— Звучит весьма мелодраматично.
— Мы живем в драматическое время.
— Я надеюсь быть тебе полезной.
— Твоя мать уверена в этом. Я расскажу тебе больше позднее… когда мы приедем в столицу.
Я готовилась к поездке в Лондон с большим волнением.
ДОМ НА ПЛОЩАДИ
Из Марчлендза в Лондон я уехала вместе с отцом. На следующий же день, туда должны были прибыть Андрэ с Эдвардом. Когда я подъехала к дому, в котором жила всю жизнь, мне почудилось в нем что-то зловещее. Там укрывался шпион.
Я сразу направилась в свою комнату. Все казалось таким знакомым, и, однако… Но, конечно, ничего не изменилось. Вот перила, через которые я наблюдала за прибытием гостей на приемах, вот лестница, на верхней площадке которой их встречали мои родители, вот милое «укромное местечко», где мы секретничали с Аннабелиндой, а Чарльз пытался нас подслушать. Но что-то неуловимо изменилось в старых знакомых комнатах. Дом служил убежищем для шпиона.
Немецкого шпиона, думала я ломая себе голову, как он мог выглядеть.
Но отец не считал, что враг живет в доме. Это казалось невероятным. Число слуг теперь сократилось.
— Во время войны все иначе, — говорила мама. — Мы нуждаемся только в необходимом минимуме прислуги.
Я перебрала всех. У нас жили супруги Черри, лакей и экономка, которые в действительности превратились в хранителей дома, поддерживающих в нем порядок и заботящихся о моем отце, когда он бывал здесь. Они работали у нас много лет. Ни при каких обстоятельствах я не могла представить их превращение в шпионов. Миссис Черри была рьяной патриоткой и схватила бы любого, осмелившегося сказать хоть слово против нашей древней страны.