История Российской прокуратуры. 1722–2012 - Звягинцев Александр Григорьевич 3 стр.

Вышеозначенного его Салтыкова человека Михайла Архипова, буде он в Санкт-Петербурге, взяв немедленно в Юстиц-коллегию, послать в Московский надворный суд за караулом на ямских подводах на коште его, г. Салтыкова. А буде того человека в Санкт-Петербурге нет, то взять у него, г. Салтыкова, в Юстиц-коллегии сказку, чтоб он того человека поставил в Москве в надворном суде на поверстный срок по указу, объявя ему, буде он на тот срок не поставит, тогда взят и держан будет сам в Сенате.

Как видно из приведенного протокола, Правительствующий сенат полностью согласился с мнением прокурора Московского надворного суда и даже пригрозил карой всесильному вельможе Салтыкову, если он не выполнит его требований.

При преемниках Петра I прокуратура переживала не лучшие свои времена. В 1726 году П. И. Ягужинский, оставаясь формально в должности генерал-прокурора, отправился с дипломатической миссией в Польшу. Его место в Сенате занял обер-прокурор Бибиков, а последнего сменил Воейков. Фактически прокуратура, как надзорный орган, пришла почти в полное забвение. В 1730 году императрица Анна Иоанновна предприняла попытку восстановить прокуратуру в прежней силе. Она издала для этого специальный указ.

Анна Иоанновна

Ныне небезызвестно нам есть, что в коллегиях и канцеляриях в государственных делах слабое чинится управление и челобитчики по делам своим справедливого и скорого решения получить не могут и бедные от сильных утесняемы, обиды и разорения претерпевают… Для отвращения всего этого был учрежден чин генерал-прокурора и ему помощника обер-прокурора при Сенате, а в коллегиях — прокуроров…

Быть при Сенате генерал и обер-прокурорам, а при коллегиях и в других судебных местах — прокурорам и действовать по данной им Должности.

И для того ныне в Сенат, покамест особливый от нас генерал-прокурор определен будет, иметь в должности его надзирание из членов сенатских генералу Ягужинскому, а в его дирекции в должность обер-прокурора быть статскому советнику Маслову, а прокуроры ж в коллегии и канцелярии, в которые надлежит, определяются немедленно.

Прошел год, и П. И. Ягужинский после острой схватки с любимцем императрицы Бироном, по свидетельству современников, «с радостью воспринял весть о назначении его послом в Берлин вместо ссылки в Сибирь». Прокуратурой стал управлять Анисим Маслов, человек своеобразный. С одной стороны, он старался не конфликтовать с Правительствующим сенатом, а с другой — иногда проявлял такую твердость, что приводил сенаторов в трепет. Он направил несколько рапортов императрице, в которых гневно обличал недобросовестность и бездельничество некоторых высших сановников и сенаторов. Потом вдруг написал рапорт о бедственном положении крепостных крестьян и внес предложение ограничить власть помещиков, сославшись при этом на волю Петра I. Он нашел в архивах проект указа, который предписывал Сенату обсудить способ «неотяготительного сбора подушной подати и установить меру крестьянских оброков и работ на господ». Сенаторы переполошились, не зная, как им поступить. Идти открыто против проекта, составленного по поручению Петра Великого, они не могли, а согласиться с указом — не хотели. Однако в 1735 году Маслов умер, и Сенат, как писал Ключевский, «вздохнул свободно». На проекте, найденном Масловым, секретарь императрицы, по ее поручению, начертал: «Обождать». Ждать русским крестьянам пришлось долго.

На посту обер-прокурора оказался Ф. Соймонов. Это был довольно решительный и активный прокурор, но он не имел по существу никакого влияния при Высочайшем дворе, а поэтому и роль прокуратуры в государственных делах оказалась незначительной.

28 апреля 1740 года новым генерал-прокурором Сената был назначен князь Никита Юрьевич Трубецкой, однако в полную силу он стал работать на этой должности только после восшествия на престол Елизаветы Петровны.

Трубецкой Никита Юрьевич, князь (1699–1767), генерал-фельдмаршал

Учился за границей, «в немецких землях», где получил блестящее образование. Свободно говорил по-немецки, был умен, деятелен, начитан. Службу начал в 1719 «при дворе волонтиром», но вскоре занял место денщика императора. Через три года получил чин сержанта Преображенского полка, а в 1727 — прапорщика. К 1730 г. он уже был генерал-майором и подпоручиком Кавалергардского полка.

В молодости Н. Ю. Трубецкой входил в члены так называемой «ученой дружины», объединявшейся вокруг Ф. Прокоповича. Дружил с русским поэтом и дипломатом А. Д. Кантемиром и, по отзыву последнего, «сам не худые стихи составлял».

Князь Трубецкой участвовал в военных кампаниях против Польши и Турции, выполняя обязанности генерала-кригскомиссара, т. е. заведовал денежным и вещевым снабжением войск. 28 апреля 1740 Никита Юрьевич Трубецкой назначается генерал-прокурором Правительствующего сената. В этой должности оставался в течение 20 лет. По словам самого Трубецкого, при вступлении в должность, он нашел прокуратуру в запустении. Преодолевая большие трудности, генерал-прокурор стал подбирать себе «добрых и надежных помощников». Через некоторое время Трубецкой получил все прежние «прерогативы верховной власти», что позволило ему значительно возвыситься.

По поручению императрицы Трубецкой иногда выступал и в роли высшего судьи в государстве. Он председательствовал в комиссиях, судивших Б. К. Миниха, А. И. Остермана, М. Г. Головкина и А. П. Бестужева-Рюмина.

Н. Ю. Трубецкой был награжден многими российскими орденами. 5 сентября 1756 произведен в генерал-фельдмаршалы. В 1760 г. он покинул свой прокурорский пост и был назначен президентом военной коллегии, а спустя два года вышел в отставку «с полным пенсионом».

Князь Н. Ю. Трубецкой скончался 16 октября 1767; погребен в Архангельской церкви Чудова монастыря.

О том, в каком положении находились органы прокуратуры, когда их возглавил Н. Ю. Трубецкой, наглядно свидетельствует следующий доклад генерал-прокурора:

В 1740 году апреля 28 дня Ея ж Имп. Вел. имен. указом определен ген. — прокурором из нас всепоследнейших д. т. с. кн. Никита Трубецкой. И понеже ныне в сенатской конторе и во многих коллегиях и в прочих судебных местах и губерниях прокуроров почти никого нет, а в некоторых, малых, хотя и есть, токмо люди уже зело престарелые и к тому неспособные; и для того, дабы ген. — прокурор, имея себе во всех местах добрых и надежных помощников, по званию его подлежащие взыскания и к скорейшему дел произвождению понуждении чинить и во всех местах правосудие наблюдать мог, назнача во все подлежащия места вновь достойных людей, октября 31 дня того ж 1740 г. с показанием, в некоторых местах прежде каких рангов были и ныне необходимо быть подлежит, и в которых местах не были, и в которых ж, буде хотя и определены не будут, впредь до рассмотрения великой нужды не признавается, — представлен был реестр, который ноября 3 дня того ж 1740 г. в правление бывшего герцога Курляндскаго был и апробирован; а потом, в том же 1740-м году декабря 15 числа в правление принцессы Брауншвейг-Люнебургской (происком графов Остермана и Миниха, дабы их в адмиралтейской и военной коллегиях, которые в их ведении тогда состояли, дел видеть было не можно) оная апробация до рассмотрения впредь оставлена; и некоторые потом из оных представленных определены в другие чины, а ген. — прокурор отправлен в Ригу. По возвращении же генерала-прокурора от порученной ему комиссии из Риги, хотя по представлению его сентября 17 дня сего года в Правит. Сенат обер-прокурором действительный камергер Брылкин и определен, однако в прочие места прокуроров по двукратным представлениям и поныне еще не определено.

Князь радел за государственные дела и при необходимости смело опротестовывал решения Правительствующего сената. Генерал-прокурор елизаветинского времени исполнял те же надзорные и контрольные функции, что и его предшественник. От подчиненных ему прокуроров требовал, чтобы они с «наиприлежнейшим трудом крепкое и неослабное смотрение и старание имели» за всеми делами, решения «чинили по указам» и «безволокитно», а на все нарушения и отступления от закона делали вначале устный, а если «не возымеет действие», то и письменный протест.

Князь радел за государственные дела и при необходимости смело опротестовывал решения Правительствующего сената. Генерал-прокурор елизаветинского времени исполнял те же надзорные и контрольные функции, что и его предшественник. От подчиненных ему прокуроров требовал, чтобы они с «наиприлежнейшим трудом крепкое и неослабное смотрение и старание имели» за всеми делами, решения «чинили по указам» и «безволокитно», а на все нарушения и отступления от закона делали вначале устный, а если «не возымеет действие», то и письменный протест.

Однако он утратил то глубокое проникновение в государственные дела, которое имел Ягужинский, стоявший близко к трону. Чтобы располагать необходимыми сведениями о состоянии законности в стране, надо было хорошо отладить работу подчиненных прокуроров, направить ее в нужное русло. С этой целью Трубецкой направил прокурорам несколько обширных инструкций и наставлений.

…С наиприлежнейшим Вашим трудом крепкое и неослабное смотрение и старание иметь;

1. дабы в Пр. Сенат доношения и доклады подаваны были с крепким смотрением о таких делах, кои уже необходимо к решению Пр. Сенату принадлежат, и самой той коллегии решить будет неможно и на что точных указов нет, и во оных все обстоятельства и основательное мнение подписывать так, как указы повелевают; а о непринадлежащем к сенатскому решению, и на что точные указы есть, отнюдь ни о чем не представлять; 2. по интересным, яко то по указам и по присылаемым из губерний и провинций доношениям, и по челобитчиковым делам рассмотрений и решений чинить по указом без всякого продолжения в указанные сроки по регламенту и указом, а особливо челобитчиком волокиты не чинить; и коллегии о том наивсегда предлагать и накрепко смотреть, дабы в решении челобитчиковых дел никому сверх указанного времени продолжения и волокиты отнюдь чинено не было, и колодники б долговременно отнюдь держаны не были, и имеющиеся об них дела без всякого продолжения исследованы и решены были по указом; и в том во всем наиприлежнейше неусыпно по Вашей должности старание иметь. И для такого без упущения дел исправления коллегии надлежащим пристойным образом предлагать, чтоб заседание иметь изволили неотменно во все дни, и приезжать в указанные часы по регламенту; буде ж таковых запущениев умножится, то и после обеда приезжать, как о том прежними указами подтверждено, ибо за неисправление и за несмотрение Ваше всего вышеписанного поступлено будет с Вами по силе инструкции без всякого послабления. И для того и паки чрез сие вам наикрепчайше все вышеписанное в непременное исполнение рекомендуется.

Много внимания генерал-прокурор Н. Ю. Трубецкой уделял «доношениям» своих подчиненных. Когда нужно — поддерживал их в Правительствующем сенате, при необходимости давал прокурорам разъяснения и поручения. Ни одно обращение он не оставлял без внимания.

Елизавета Петровна

Конечно, основная обязанность Н. Ю. Трубецкого, как генерал-прокурора, была сидеть в Сенате и смотреть, чтобы Сенат «свою должность хранил и во всех делах, которые к сенатскому рассмотрению и решению подлежат, истинно, ревностно и порядочно, без потеряния времени по регламентам и указам отправлял». Однако сенаторы часто отступали от этого требования. Нередко там не только допускалась волокита по делам, но не сохранялась даже государственная и военная тайна, что особенно беспокоило императрицу Елизавету Петровну. Она вынуждена была специально обратить на это внимание сенаторов, генерал-прокурора и обер-прокурора. В именном указе от 27 октября 1744 года она писала:

Именной указ императрицы Елизаветы Петровны, данный 27 октября 1744 г. сенаторам, генерал— и обер-прокурорам о хранении в тайне производящихся в Сенате дел

Указ Нашим сенаторам, генералу и обер-прокурорам.

Вы знаете, как нужно содержать в секрете дела государственные нужные и что открытие оных приносит государству невозвратный вред, и Мы, надеяся на вашу верность и знание нужды в содержании секрета, вверяем вам Наши государственные секретные дела по отправлению, для чего при Сенате экспедиция секретная есть. Но с великим прискорбием увидели Мы, что из Сената дела Наши, подлежащие к содержанию в вышшем секрете, выходят наружу и вскоре дошли не токмо до Наших подданных, кому ведать не надлежит, но и до чужестранных, при дворе Нашем обретающихся министров, от которых наипаче должно охраняться, дабы непроведали нужных государства Нашего дел и не могли употреблять оных в пользу своих государей, а во вред государству Нашему; а именно дело о Зенгорском владельце Галдан-Черене увидали чужестранные министры в самых тех числах сентября, в которых оное дело еще было отправляемо в Сенат, и что для того собрания сенатские были, да так точно, что все подробности того дела, яко о числе имеющего нападать неприятеля и определяемых Наших ко отвращению того неприятеля войск, сходно с самым делом знали. И тако сие стало быть явное и злейшее предательство государства Нашего, ибо пограничные с Нами области, видя Наше государство в нынешнее настоящее время, по благодати Божией, миром пользующееся, не все тому рады, но есть и те, которые ищут токмо способного себе случая напасть войною на Нас, к чему вышеписаннное открытие чужестранным министрам дела Зенгорского явным поводом стало быть, чего Мы от Наших сенаторов, генерала и обер-прокуроров никогда не ожидали. Открытию же вышеписанного дела невозможно быть из иного места, как токмо из Сената, понеже и прежде того приметили Мы, что о некотором деле, определяемом от Нас в Сенат в присутствии Нашем, чужестранные министры узнали прежде, нежели оное в публику вышло, а от Коллегии иностранных дел (хотя то Зенгорское дело токмо между оною коллегиею и Сенатом было) тому открытию быть весьма не чаем, потому что от оной коллегии секретные дела никогда не выходили, о чем никакого слуху, ни виду не было и нет. Того дня повелеваем Нашим сенаторам, генералу и обер-прокурорам подать Нам ведомость, кто из канцелярских служителей ко отправлению того Зенгорского дела употреблены, и нет ли из них такого, кто б был знаком чужестранным министрам, или их людям, и вхож к ним, или с ними какое обхождение имел, и всякими способами (но токмо секретно) о том выведывать и, ежели что подобное тому за кем явится, о том Нам донесть. Сенаторам же всем и каждому, тако ж генералу и обер-прокурорам объявляем, чтоб впредь с чюжестранными министрами, яко неупотребленные от Нас к делам со оными министрами, никакого приватного обхождения и партикулярных свиданий, и разговоров наедине, и на ухо шептанья (кроме учтивого обхождения как при дворе Нашем, так и в протчих публичных местах бываемого, и церемониальных публичных визит) никто не чинил и от того всяк себя воздерживал; о производящих же в Сенате секретных делах не токмо с чюжестранными и своими, кому о том ведать не надлежит, но и (sic) своими домашними и самыми ближними по родству разговоров не иметь, но все секретное, всем и каждому особливо вверенное, по учиненной о том присяге, содержать в секрете, якоже и сей Наш указ повелеваем содержать в вышшем секрете и канцелярским служителем не объявлять, но по прочтении содержать за печатми всех; а ежели кто против сего Нашего указу явится в преступлении и в том обличен будет, то, кто б он ни был, наказан будет по генералному регламенту, не смотря ни на какие ничьи заслуги. Ежели же содержание сего указа будет ведомо кому иному, кроме до кого сие касается (что от Нас никак утаится не может), то Мы уже ни на кого в том подозрения иметь не будем, как на тех, до кого сие касается. О получении сего указа писмянно рапорт за всех руками подать повелеваем Нам самим.

Важнейшей заботой генерал-прокурора князя Н. Ю. Трубецкого был подбор и расстановка кадров прокурорских работников по коллегиям и другим местам, представление к награждению лучших и отличившихся прокуроров. В этом ему помогали его ближайшие сотрудники — обер-прокуроры. Вначале им был И. О. Брылкин, затем Н. Г. Жеребцов, а впоследствии А. И. Глебов.

Все эти вопросы решались, конечно, через императрицу Елизавету Петровну.

Князь Н. Ю. Трубецкой занимал высшую прокурорскую должность 20 лет. 15 августа 1760 года на этом посту его сменил князь Яков Петрович Шаховской.