– Легче легкого, если вас тут знают.
– Но это же противозаконно?
– Ха-ха-ха! – от души расхохотался Джордж. Ему был симпатичен этот приятный, наивный парень. – Ха-ха! А вы шутник!
И он с искренним дружелюбием взглянул на соседа. Так смотрят на незнакомца, у которого вдруг обнаружилось недюжинное чувство юмора. Но, взглянув внимательнее, Джордж окаменел.
– О Господи!
– Сэр?
– Ничего, ничего!
Память, несколько подзадержавшись в дороге, все-таки добралась до пункта назначения. Сосед его вовсе не незнакомец! Джордж наконец вспомнил, где видел его. На крыше «Шеридана»! Одетый в полицейскую форму, тот остерегал его, сообщая о прискорбном прошлом Фредерика Муллета. Этот человек – коп! А он только что, прямо на его, в красных ободках, глазах заказал виски!
– Я, само собой, пошутил, – нервно хохотнул Джордж. – Сами понимаете…
– Насчет чего, мистер Финч?
– Да когда сказал, будто тут легко получить спиртное. Джузеппе мне имбирный эль принесет, и всего-то!
– О-о, правда?
– И зовут меня не Финч, – нес Джордж, – а… э… Брискетт. И живу я не в той квартире, наверху. Я живу…
Сбоку подоспел Джузеппе. Вел он себя до того заговорщицки и так хитро подал высокий бокал и чайник, что похож был точь-в-точь на подручного Черной Руки, плетущего заговоры против общественного блага.
– A-а, мой имбирный эль? – пропел Джордж. – В чайничке ведь имбирный эль? Да?
– Да, cap. Имбирный эль. Эль! Ха-ха-ха! Вы такой забавник джентльман, мистер Финч! – одобрительно засмеялся Джузеппе.
Джорджу захотелось лягнуть его как следует. Если все современные итальянцы таковы, ничего удивительного, что Италии потребовалась диктатура.
– Унесите его! – дрожащим голосом приказал он. – Я не хочу, чтоб подавали в чайнике.
– Но, мистер Финч, виски мы всегда подать в чайнике. Сами знаете!
Взглянув через стол, Джордж пришел в смятение. Долговязая фигура соседа, будто разматывая и разматывая кольца, поднималась все выше, а на лице у него возникло причудливое выражение решимости и угрозы.
– Вы…
В продолжении Джордж не сомневался: «арестованы!» Но слово так и не прозвучало. В неожиданном припадке безумия Джордж кинулся действовать. При обычных обстоятельствах склонности к буйству он не проявлял, но сейчас выручить могло только буйство. В мозгу у него пронеслась картинка того, что случится, если он не станет действовать быстро и решительно. Его арестуют и упрячут за решетку. А Молли никто не встретит, хуже того – никто на ней не женится завтра!
Джордж не колебался ни секунды. Уцепив скатерть, он рывком сдернул ее. Вихрем взлетели яблочный пирог, ледяной чай, хлеб, картошка и салат. Высоко взметнув скатерть, словно тореадор на арене, он опустил ее на голову полисмена. Со всех сторон посыпались подбадривающие возгласы. Ресторанчик был не из чопорных, в нем всегда царил дух богемного веселья, но даже здесь такой поступок вызвал живейший интерес. Четверо обедавших счастливо расхохотались, пятый воскликнул: «У-ух! Наддай жару!», шестой призвал: «Смотрите, смотрите!»
В нью-йоркской полиции лодырей не держат. Полицейские могут вести себя тихо, но от дела не отлынивают. Цепкая рука выпросталась из-под скатерти и ухватила Джорджа за плечо. Другая цепкая лапища зависла над его воротничком. Пальцы первой сжали крепче.
Не тот у Джорджа был настрой, чтобы терпеть подобные выходки. Он ударил и попал по чему-то крепкому.
– Casta dimura salve e pura! Молодец! Врежь еще! – посоветовал Джузеппе, смекнувший, что человек под скатертью не из тех, кто принимает интересы «Цыпленка» близко к сердцу.
Джордж совету последовал. Скатерть заволновалась еще пуще. Рука с его плеча упала.
В этот момент из внутреннего зала донеслись нестройные крики и погас свет.
Лучшего Джордж и желать не мог. Темнота как раз отвечала его интересам. Скакнув к пожарной лестнице, он взобрался на нее с такой же прытью, с какой миссис Уоддингтон недавно спускалась, добрался до крыши и, приостановившись на минутку, вслушался в суматоху внизу Потом, разобрав сквозь грохот и шум, что по лестнице кто-то взбирается, сиганул к спальной веранде и нырнул под кровать. Искать убежища в квартире, понимал он, бесполезно. Это первое место, куда кинется его преследователь.
Джордж затаил дыхание. Шаги приблизились. Дверь открылась, вспыхнул свет.
2
Предполагая, что человек, который забирается по пожарной лестнице, преследует его, Джордж допустил вполне простительную ошибку. Но, в силу самых разных обстоятельств, бегство его из «Цыпленка» прошло незамеченным.
Во-первых, когда Гарроуэй уже выпутывался из складок скатерти, Джузеппе с преданностью хозяевам, достойной всяческих похвал, хватил его чайником в глаз, что снова затуманило взор полисмена. А пока в голове у него прояснялось, погас свет.
Одновременно луна, явно выступавшая сторонницей Джорджа, унырнула за густое облако, где и притаилась. А потому ни один человеческий глаз не наблюдал, как спасался бегством наш герой.
Шаги же, которые он услышал на пожарной лестнице, принадлежали молодой паре, на уме у которой, как и у него самого, было одно – убраться подальше. Ни малейшей враждебности к Джорджу у них и в мыслях не было. Напротив, заметь они его, только подбодрили бы и пожелали удачи. Ведь то спасались бегством мадам Юлали и Дж. Хамилтон Бимиш.
Хамилтон с невестой прибыл в ресторан через несколько минут после Джорджа и, как и Джордж, обнаружил, что столики заняты все до единого.
Однако в отличие от Джорджа Хамилтон не смирился с ситуацией безропотно и покорно. Пустив в ход всю силу своего величия, он вызвал из небытия добавочный столик, который поставили и накрыли в уютном местечке, на границе внутреннего и внешнего залов.
На первый взгляд у места этого имелась масса недостатков. Часто пробегавшие официанты неизменно спотыкались о стул Бимиша, что особенно неприятно, когда мужчина пытается вести непринужденную беседу с любимой девушкой. Но близился момент, когда все недостатки поблекли в сравнении с его стратегическими преимуществами. В минуту, когда облаву объявили, так сказать, официально, Хамилтон наливал даме сердца то, что у администрации сходило за шампанское. Но любезному его жесту помешали: тяжелая рука легла ему на плечо и грубый резкий голос сообщил – он арестован.
Последовал ли бы Хамилтон неистовой тактике Джорджа Финча, набросившего на полисмена скатерть, а потом ударившего его, останется неведомым, поскольку необходимость подобных действий отпала из за внезапно погасшего света. И вот в этот-то момент и раскрылись все преимущества месторасположения столика.
До пожарной лестницы было всего несколько шагов. Хамилтон, схватив невесту за руку, быстро потащил ее туда и, поставив на нижнюю перекладину, так энергично подтолкнул вверх, что не понять жеста было невозможно. Через секунду мадам Юлали поспешно карабкалась к крыше, а Хамилтон поспешал за ней по пятам.
Достигнув конца пути, они встали рядом, глядя вниз. Свет в «Цыпленке» все еще не зажегся, из темноты доносился галдеж, свидетельствующий, что неведомые личности обходятся весьма грубо с другими неведомыми личностями. Мадам Юлали сочла, что они очень вовремя удрали оттуда, что и высказала.
– Я даже и не подозревала, Джимми, дорогой, как замечательно иметь тебя рядом в минуту опасности! – заявила девушка. – До чего ж ловко ты выдернул нас оттуда! В жизни такого не видала. У тебя, должно быть, преогромный опыт!
Хамилтон отирал платком куполообразный лоб. Ночь была теплая, а подъем – скоростной.
– Никогда себе не прощу, что подверг тебя таким испытаниям!
– Ну что ты! Это так забавно!
– Ладно, все завершилось благополучно, и слава Богу…
– Но завершилось ли? – перебила мадам Юлали.
– О чем ты?
Она указала вниз.
– Сюда кто-то поднимается.
– Да! Ты права!
– Что же нам делать? Сбежать по внутренней лестнице?
– Вход, по всей вероятности, охраняют, – покачал головой Хамилтон.
– Тогда – что?
В минуты, подобные этой, и сказывается великий ум. Человек заурядный оказался бы в тупике, и, уж конечно, ему пришлось бы потратить уйму драгоценного времени на поиски решения. Хамилтон же единой вспышкой гигантского ума блестяще решил проблему всего за четыре секунды с четвертушкой.
Взяв невесту под руку, он развернул ее.
– Смотри!
– Куда?
– Туда!
– Что там?
– Это.
– Что – это? – На красивом личике проступило замешательство. – Я не пойму. На чего мне смотреть-то?
– «На что мне смотреть», – автоматически поправил Хамилтон и потянул ее через крышу. – Видишь веранду? Это летняя спальня Джорджа Финча. Зайди, закрой дверь, включи свет…
– Но…
– …и частично разденься.
– Что?
– Если кто явится, скажешь, Джордж сдал тебе веранду и ты как раз переодеваешься, чтобы идти на обед. А я между тем спущусь к себе в квартиру и поднимусь через несколько минут проверить, готова ли ты. – Гордость, вполне объяснимая, обуяла его настолько, что, пренебрегши даже чистотой стиля, он опустился до жаргона. – Ну, классный фокус-покус? – в восторге от себя спросил он. – Отпад, а?
Невеста благоговейно взглянула на него. Одно из утешений, которые есть у нас, людей с интеллектом, – то, что в минуты кризиса женское сердце побеждает ум. В мирный период женщины могут увлекаться шейхами и смотреть томным взглядом на светских щеголей, которые только и способны, что изобразить три па чарльстона. Но когда что-то пойдет не так, стоит грянуть внезапной катастрофе – и кто тогда король? Кто главный спаситель? Интеллектуал с размером шляпы восемь с четвертью!
– Джимми! – воскликнула мадам Юлали. – Это блеск!
– Вот именно.
– Мы спасены!
– Правильно. Но – быстрее! Нельзя терять ни секунды!
3
Так и получилось, что на Джорджа, затаившегося под кроватью, обрушился еще один шок. От которого, как ему показалось (хотя он должен бы попривыкнуть к шокам), волосы у него мгновенно поседели – все, до последнего волоска!
После того как глаза у Джорджа проморгались на свету, первой в поле его зрения вторглась лодыжка в прозрачном чулке. К ней почти тут же присоединилась и вторая. Довольно долго обе эти лодыжки, хотя и стройные, занимали так много места в Джорджевом мире, что, можно сказать, затмили весь горизонт. Потом они исчезли.
За минуту до этого Джордж, скромно вжавшийся в стенку, сказал бы, что ничто не доставило бы ему большего удовольствия. И однако же, когда они наконец исчезли, ему с трудом удалось сдержать панический вскрик. Потому что из виду их скрыла пелена упавшего платья, будто скроенного волшебными ножницами из лунных лучей и звездной пыли. В витрине магазина оно вызвало бы у Джорджа восхищение. Но любоваться на платье в витрине магазина и видеть, как оно пеной упало на пол спальни рядом с ним, – вещи абсолютно разные! Джордж покраснел, и ему почудилось, что от его щеки затлел коврик. Прикрыв глаза, он стиснул зубы. Конец это, вопрошал он себя, или всего лишь начало?
– Да? – внезапно раздался женский голос, и Джорджева голова, конвульсивно дернувшись, чудом не слетела с шеи.
Ответил голос, как он интуитивно догадался, когда к нему вернулась способность соображать, на резкий и властный стук в дверь. Стучали каким-то тяжелым предметом – очень похоже, что полицейской дубинкой. А вслед за стуком раздался резкий, властный оклик:
– Откройте!
Обладательница лодыжек была явно не из трусливых.
– И не подумаю! Я одеваюсь!
– Кто вы?
– А вы кто?
– Не важно.
– Тогда не важно и кто я!
Наступила пауза. Джорджу, как третейскому судье, показалось, что побеждают, с небольшим перевесом, лодыжки.
– А что вы там делаете? – спросил мужской голос, берясь за расследование с другого конца.
– Одеваюсь! Сколько можно повторять!
Повисла новая пауза. Затем к напряженным переговорам подключился третий участник.
– Что тут происходит? – резко осведомился он, и Джордж узнал голос своего старого друга.
– Гарроуэй, – с досадливой строгостью продолжил его друг, – какого дьявола вы тут делаете? За этой дверью – дама. Честное слово, мне непонятно, в чем все-таки состоят обязанности нью-йоркских констеблей? У них не работа, а одно бесконечное безделье! Убивают время, слоняясь по городу и досаждая женщинам. Вам известно хотя бы, что дама в комнате – моя невеста? Она переодевается, мы идем с ней в ресторан.
Офицер Гарроуэй, как всегда, сник перед превосходящим интеллектом.
– Простите, мистер Бимиш!
– Может, и прощу. А как вы вообще тут очутились?
– Внизу, в этом «Цыпленке», случились беспорядки. На меня напал некий мистер Финч. Я преследовал его по пожарной лестнице…
– Мистер Финч? Что за околесица, Гарроуэй! Мистер Финч сейчас в свадебном путешествии. Он очень любезно сдал этой даме спальную веранду на время своего отсутствия.
– Но, мистер Бимиш, я только что говорил с ним! Мы сидели за одним столиком.
– Чепуха!
Платье из поля зрения исчезло, и Джордж услышал, как открывается дверь.
– Джимми, что нужно этому человеку?
– Не что, а кто. Врач, несомненно. Он заявляет, будто только что встретил Джорджа Финча.
– Но Джордж уже за сотни миль отсюда!
– Вот именно. Ты готова, дорогая? Тогда пойдем пообедаем где-нибудь. А вы, Гарроуэй, выпейте брома с сельтерской. Зайдемте ко мне, я вам смешаю. А когда выпьете, рекомендую полежать спокойно на диванчике. Лично я считаю, что вы несколько перенапрягли мозг, сочиняя поэму. Кто подбил вам глаз?
– Я сам очень бы не прочь узнать, – с сожалением откликнулся Гарроуэй. – Получил увечье в «Цыпленке». В тот момент на голове у меня была скатерть и личность нападавшего установить я не смог. Но если разыщу его, отколочу так крепко, что и внукам его аукнется.
– Скатерть?
– Да, мистер Бимиш. Пока я старался выпутаться из складок, кто-то двинул мне в глаз чайником.
– А как вы догадались, что именно чайником?
– Валялся рядом со мной, когда я вылез.
– Что же, – подытожил Хамилтон, – надеюсь, это послужит вам уроком. Не посещайте подобные заведения. Вам еще повезло, что так легко отделались. А вот если б вы отведали там сыра… Ладно, пошли. Посмотрим, чем я сумею вам помочь.
4
А Джордж остался на месте. Знай он укрытие получше, перебрался бы туда, но он не знал. Кто-кто, но только не он, стал бы притворяться, будто ему удобно лежать под кроватью, где пух щекочет ноздри, а около левого уха гуляет сквозняк. Но при данных обстоятельствах ничего больше не оставалось. Для человека, не умеющего летать, существуют только два способа уйти с крыши: спуститься по пожарной лестнице и, вероятнее всего, угодить в лапы констеблей или украдкой спуститься по обычной лестнице и, очень вероятно, наскочить на мстительного Гарроуэя. Правда, Хамилтон советовал полисмену, выпив брома с сельтерской, отлежаться на диване, но кто же знает, последует ли тот совету. Может, уже сторожит на лестнице. Припомнив его сложение и горечь, с какой он говорил о нападавшем, Джордж решил, что, пожалуй, риск слишком велик. Как ни многочисленны изъяны его укромного приюта, для человека в его щекотливом положении местечка лучше не отыщешь. Итак, он забился поглубже и попытался скоротать время за раздумьями.
Раздумывал он о многом – о своей юности в Ист-Гилиэде, о зрелости в Нью-Йорке, о Молли. О том, как любит ее. О миссис Уоддингтон и о том, как же портит она великую картину мироздания. О Хамилтоне Бимише и о том, как небрежно управляется тот с полисменом. Об офицере Гарроуэе и его дубинке, о Джузеппе и его чайнике. О преподобном Гедеоне Вулесе и его белых носках. В раздумьях своих он дошел даже до Сигсби X. Уоддингтона.
Ну а уж когда человек принимается думать про Сигсби, это значит, что ресурсы мыслей у него окончательно иссякли. Возможно, учитывая этот факт, судьба любезно подкинула Джорджу свежий материалец. Лениво раздумывая о Сигсби и гадая, как тот дошел до жизни такой, Джордж вдруг услышал приближающиеся шаги.
Он свернулся в клубок, и уши у него встали торчком точно у борзой. Да, действительно шаги. И мало того, направляются прямиком к его спальной веранде.
Волна жалости к себе затопила Джорджа. Что ж это за наказание такое, в самом деле? Почему на него так и сыплются напасти? Он мало просил у жизни – и всего то, чтобы позволила ему спокойно лежать под кроватью, вдыхая пух. И что же? Одни помехи! Можно сказать, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, как выразился Киплинг. С той самой минуты, как он отыскал себе это укромное местечко, мир превратился в сплошной серопыльный ад. Как все-таки неправильно и несправедливо!
Единственное, что можно было сказать в пользу этих шагов, – они были слишком легки, а потому никак не могли принадлежать нью-йоркскому полисмену. Теперь они приблизились к самой двери. Ему даже показалось, что они зашли в комнату.
Он оказался прав. Щелкнул выключатель. Живым зверьком прыгнул на него свет. А когда Джордж открыл глаза, то увидел лодыжки в чулках прозрачного шелка.
Дверь закрылась. Миссис Уоддингтон, только что ступившая на последнюю перекладину пожарной лестницы, метнулась через крышу и, прильнув ухом к замочной скважине, напряженно прислушалась. Наконец-то, возликовала она, дело двинулось!
5
С минуту взирая на эти новые лодыжки, Джордж чувствовал лишь слабое негодование и обиду на придурковатость судьбы, воспользовавшейся тем же методом, какой использовала совсем недавно. Судьба, думал он, ведет себя по-детски. Один раз все эти фокусы с лодыжками еще могут позабавить, но перебарщивать все-таки не стоит.
За негодованием пришло облегчение. Вспомнив разговор Хамилтона с полисменом, он понял, что обладательница лодыжек – его старая приятельница Мэй Стаббс из Ист-Гилиэда, штат Айдахо. Сейчас, предположил он, лодыжки принадлежат, как и прежде, ей, а что появились снова – ну мало ли! Вернулась захватить пудреницу или помаду. Забыла какую-то безделушку в пылу недавних препирательств.
А раз это Мэй, то это, безусловно, меняет ситуацию: не нового врага он обрел, а союзника. Девушка широких взглядов, вроде Мэй, сразу поймет мотивы, побудившие его прятаться под кроватью, и посочувствует ему. Кстати, можно бы использовать ее – пусть разведает, чисто ли на лестнице. Короче, новое вторжение в его убежище – совсем не бедствие, а большая удача.