– Наш первый ход – прояснить эту девицу. Надо организовать расследование. Или устроить допрос.
– Как же, черт дери, – поинтересовался сенатор, – все это организовать?
– Проблема не в том как, – объяснил Пэки, игнорируя легкую резковатость его речи. – С этим все просто. Очевидно, кому-то следует подружиться с горничной – ну, прямо скажем, поухаживать за ней, вкрасться в доверие и вытянуть из нее правду. Проблема в другом – кто?
И Пэки так многозначительно покосился на сенатора, что тот осведомился: он что, всерьез предлагает, чтобы столп правительства Соединенных Штатов взялся ухаживать за хозяйской горничной?
– Да ведь не так уж много и надо, чтобы девица раскололась, – подначил его Пэки.
– Конечно! Совсем немножечко, – подхватила Джейн.
– Сказать ей ласковое словцо. Пожать ручку…
– Поцеловать ее…
– Да, можно и поцеловать. Да, правильно.
– В общем, легче легкого. В папе столько обаяния. Вы прямо удивитесь!
– Я уже вне себя от изумления!
Сенатор издал резкий пронзительный вскрик. На минутку Пэки испугался, что крик его – предвестник неистовой ярости, и слегка попятился, готовясь к бегству. С таким человеком нельзя точно знать, когда возникнет необходимость быстрого маневра. Но взрыв эмоций вызвала не ярость. Вскрик означал вдохновение.
– Эгглстон!
– А?
– Эгглстон! Вот кто на это годится! Этот мерзкий вислоухий бездельник. Мой лакей. Он и только он!
4
Если сенатор рассчитывал, что такое решение проблемы встретит единодушное одобрение, то его ждало разочарование. Пэки действительно сразу проникся всеми достоинствами этой кандидатуры. Помимо того что Эгглстону давно пора начать вносить свой вклад в дело, тот идеально подходил для цели, к которой они стремились. Он может в любое время общаться с этой Мэдвей. Что естественнее, чем камердинер, флиртующий с горничной? В этом есть эстетическая неизбежность. Словом, голос Пэки сенатору был обеспечен.
Однако Джейн энтузиазма не проявила. У нее было время присмотреться к Мэдвей, и мысль о том, что Блэр сдружится с такой привлекательной девушкой, отнюдь не вызвала в ней восторга.
– Ой, папа, нет!
– Что еще?
– Он не захочет!
– Ничего, захочет. Если у него имеются хоть слабые зачатки чувства долга, то он прямо ухватится за такую возможность. Я прекрасно с ним обращаюсь, и пусть только посмеет не оказать мне такой пустячной услуги! Я ему позвоночник в шляпу вобью.
Следуя обычному своему методу призывать личного слугу, сенатор Опэл, запрокинув голову, принялся подвывать словно лесной волк, и подвывал, пока Блэр Эгглстон не выбежал из-за угла со щеткой в руках. Он был еще далеко, но голос его хозяина гремел звучно:
– Эй! Скорей!
От быстрого перемещения в пространстве Блэр запыхался. Он встал, отдуваясь, точно марафонский бегун у финишной ленты, и стоял, пока сенатор, которому нравилось, чтобы камердинеры его отличались проворством, не схватил его за плечи и не тряханул как следует, подбавляя жизненного тонуса. От сотрясения голова романиста чуть не сорвалась с прикола, зато безраздельное его внимание было обеспечено.
– Эй, вы, идиот пучеглазый! – воззвал сенатор. Нелегко объяснить своему камердинеру, что ему придется поухаживать за горничной с целью выведать, сыщица она или нет. Рядового человека это могло бы и в тупик поставить, но сенатор Опэл рядовым не был. Он умудрился растолковать все в шестидесяти пяти словах.
– Вот так! – заключил он. – Ступайте и выполняйте!
– Но…
– Что я слышу? – опасным голосом поинтересовался сенатор. – Кто-то вякнул «но»?
Джейн почувствовала, что необходимо вмешаться.
– Конечно, – с виноватой улыбкой сказала она, – вы, наверное, решили, что просьба странновата…
Сенатор Опэл терпеть не мог, чтобы перед кем-то лебезили.
– Да плевать, что он там решил! Пусть отправляется и выполняет! И что ты имеешь в виду – просьба? При чем тут просьба?
– Но, папа…
– Нет у меня времени на пустую болтовню! Если этот несчастный недоумок чего недопонял, сама ему растолкуй. – Сенатор повернулся к Пэки. – А с вами я желаю потолковать. Поцелуйте на прощание Джейн, и пойдем.
Чтобы целовать невесту в присутствии ее жениха требуется тонкий такт. Пэки постарался, как мог, осуществить этот подвиг, но ему все-таки показалось, что расположения публики снискать ему не удалось.
Постаравшись не глядеть на Эгглстона – в конце концов и так известно, как тот выглядит, – он двинулся с террасы за сенатором.
5
Заподозрив, что Блэр, пожалуй, обнаружит повод для критики в недавнем спектакле, Пэки не ошибся. Поведение романиста, впившегося взглядом в Джейн, напоминало об Отелло. Он тяжело дышал, и его так захлестнули эмоции, что он даже пригладил волосы одежной щеткой.
– Что, – прохрипел он, – это означает?
Джейн кинулась его успокаивать.
– Я понимаю, милый, тебе показалось странным… Папа забрал себе в голову, будто горничная миссис Гедж…
– Какая горничная, – нетерпеливо отмахнулся щеткой Блэр. – Я говорю про Франклина.
– Ах это… Ну, тут долгая история. Он приехал в шато, выдав себя за виконта де Блиссака…
– Не важно, за кого он себя выдал! Он поцеловал тебя!
Если до этого Джейн была ласковой, то теперь стала прямо медово-масленой.
– Ну да! Я про это и рассказываю. К несчастью, папа почему-то решил, что это в него я влюблена.
– Не удивляюсь. Если ты ведешь себя с ним так…
– Но, Блэр, неужели ты…
– Он поцеловал тебя!
– Ну да! Папа настоял. Ты ведь не считаешь, что это мне нравится?
– Не уверен.
– Блэр!
– Я не заметил, чтобы ты сильно противилась.
– Ну что я могла сделать, когда папа смотрит? По-твоему, мне что, закричать: «На помощь!»? Или, может, тебе хочется, чтобы я открыла папе, что на самом деле это ты?
Последняя фраза оказала должный эффект. Суровый обвиняющий взгляд (любителю поэзии он напомнил бы покойного лорда Теннисона, а точнее, знаменитую беседу короля Артура с Гиневрой в монастыре) сменился тревожным. Способный к психологии, как и все романисты Блумсбери, Блэр давно читал характер своего нанимателя как открытую книгу. И то, что он вычитал в ней, не склоняло его к подобным откровениям.
– Ни в коем случае! – торопливо воскликнул он, чуть позеленев при одной мысли. Его отношения с сенатором Опэлом были отнюдь не таковы, чтобы вселить иллюзии, будто сенатор с восторгом примет новость о помолвке камердинера с его дочерью. – Что ты, что ты, что ты! Ни в коем случае!
– Вот! Ты и сам видишь…
– Однако же…
Блэр задумчиво вертел одежную щетку. Другой рукой он потянулся было покрутить усики – обычный его жест, когда перед ним вставала дилемма. Но усиков на месте не нашлось. Из уважения к словам хозяина о том, что ему противно, когда рядом болтается камердинер с мерзостной порослью на физиономии, фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил, в конце концов, лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.
– О, Блэр! – воскликнула Джейн. – Без усиков ты такой уморительный!
Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не самый красивый и к тому же брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.
Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без подшучиваний со стороны.
– Рад, что посмешил тебя.
– Да я же пошутила!
– Понятно.
– Ты что, шуток не понимаешь?
– Меня еще никогда не обвиняли, – веско проговорил Блэр, – в отсутствии чувства юмора…
– Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!
– У меня и нет такого желания…
– У меня – тоже. Так что все прекрасно.
Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.
– Однако я категорически возражаю против твоих поцелуев с Пэки.
– Да что же я-то могу поделать?
– Никакой необходимости в них нет.
– Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки здоровенной палкой, когда тот замешкался, не желая вроде бы целоваться.
– Для тебя он уже и Пэки?
– О, Блэр!
Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он слегка раздулся и с холодным достоинством помахал щеткой.
– Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю – встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.
– Он приехал помочь мне.
– С какой стати?
– Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.
– Он приехал помочь мне.
– С какой стати?
– Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.
– Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.
Слабым заревом ранней летней зорьки легкий румянец окрасил щеки Джейн Опэл.
– Не обязательно намекать, будто…
– Я ни на что и не намекаю.
– Не намекаешь? Да ты каждым словом намекаешь! – жарко возмутилась Джейн, не любившая обиняков. – Точь-в-точь как идиоты эти из твоих романов!
– Очень жаль, что тебе кажется, будто персонажам моих книг недостает интеллекта.
– В общем, ты глубоко ошибаешься. Я для Пэки ничего не значу… ой, ладно, ладно, – для мистера Франклина! Неужели ты сам не понимаешь, что он из тех мужчин, которые ввязываются в чужие дела просто так, забавы ради? Вдобавок он помолвлен. Ты же сам слышал, как он говорил нам.
Факт этот из головы Блэра вылетел начисто, и он подрастерялся, признавая, что тот ослабляет его позиции.
– Сам видишь! Теперь, надеюсь, ты понял, что глупо ревновать?
Так далеко Блэр зайти не мог.
– Если я и позволил себе излишнюю…
– И вообще я считала, ты мне доверяешь! Я вот тебе доверяю.
– В каком смысле?
– Позволяю тебе ухаживать за этой Мэдвей.
Срочная необходимость выступить с упреками на минутку отвлекла Блэра от возложенной на него миссии.
– А кстати, что это еще за чушь? – тут же возбудился он.
– Очень просто. Мы подозреваем, что она – переодетая сыщица. Мистер Франклин сказал, единственный способ узнать наверняка – поухаживать за ней и завоевать ее доверие.
– Пусть бы сам и ухаживал.
– Поручить задание тебе – папина идея.
Блэр поперхнулся. У него было свое мнение о сенаторе Опэле, и он с превеликим наслаждением детально и подробно изложил бы его.
– Ну так вот я отказываюсь!
– Что ты! Ты должен! Обязан!
– А я категорически против.
– Блэр, ты должен. Нам очень нужно выяснить про эту девицу. Ну очень. И знаешь, я правда думаю, пора бы и тебе что-то сделать. До сих пор пользы от тебя как от головной боли.
Ответ Блэра на этот выпад останется навеки неизвестным. Возможно, он был бы преисполнен возвышенного укора, но вся красота его канет в вечность среди прочих прекрасных вещей, о которых мы не написали, потому что в этот момент Джейн произнесла слова, разом стершие все возражения с его губ.
– Значит, передать папе, что ты отказываешься?
На лице Блэра снова проступила зеленоватая тень. Какие бы чувства ни испытывала к сенатору длинная череда его камердинеров, ни один не относился к нему как к человеку, чьими желаниями можно беспечно пренебречь. Блэр, последний в этой череде, скорее отказал бы атакующему носорогу.
– Ладно, – выговорил он. – Так и быть.
– Вот это правильно!
– Но позволь сказать тебе: порой я недоумеваю, во что же это такое меня угораздило впутаться. Иногда я спрашиваю себя…
Времени открыть, о чем он себя спрашивает, ему не хватило: на террасу торопливо ворвался Пэки, явно веселясь от всей души.
– Ох и намучился я с этим чокнутым… о, прошу прощения, я имел в виду, с вашим достопочтенным папой. Он выдвинул три разных плана, один безумнее другого. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить его – все практические действия следует предоставить мне.
Блэр хрипло полаял.
– С чего вдруг такой сардонический смех? – удивился Пэки.
– Поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что мне тоже перепала некоторая доля практических, как вы называете, действий.
– Что? – вытаращился Пэки. – Держать Мэдвей за ручку? Это, по-вашему, действия? Детские забавы! Между прочим, очень приятные. Вдобавок такой опыт очень пригодится вам в вашем бизнесе. Не удивлюсь, если вы выудите из него сюжетик для нового романа.
– В романах Блэра нет сюжетов.
– Хм, вот как? А почему?
– Он считает, что сюжет – это слишком примитивно.
– Надо как-нибудь почитать. Но не сейчас, само собой. Потом. На досуге.
– Критики пишут, что его романам присуще новое бесстрашие.
– Это уже кое-что!
Литературную дискуссию оборвал внезапный уход обсуждаемого автора. Темнее тучи, Блэр затопал к дому. Пэки проводил его тревожным взглядом.
– Обиделся, а?
– Да. Немножко.
– А он… хм, забыл, что хотел сказать.
– Да, именно.
– Этого я и боялся.
– С Блэром иногда бывает очень трудно, – тяжело вздохнула Джейн.
– Могу себе представить.
– Артистический темперамент, всякое такое.
– Скорее всего. Мудреные личности романисты эти. Наверное, им чернила в голову бросаются.
– Иногда я думаю…
– Что?
– Да так! Ничего.
– Простите, – раздался позади неодобрительный голос, – но вы сейчас, виконт, очень заняты?
Они обернулись. Спрашивала мисс Путнэм, благожелательно сияя через роговые очки.
– Миссис Гедж настоятельно просила, чтобы я показала вам протекающий бачок.
В намерения Пэки вовсе не входило тратить погожий летний день на осмотр разных там бачков. Предложение, столь манящее для слесаря, его не заинтриговало. Однако человеком он был любезным.
– Взгляну с наслаждением. – Пэки повернулся к Джейн. – А вы? Не присоединитесь к нам?
– Нет, вряд ли. Спасибо.
– Девушки нынче, – повернулся Пэки к мисс Путнэм, покачивая головой, – до того пресыщенные, ужас!
– Я хотела пойти на лужайку, посидеть в гамаке.
– Смотрите, пропустите самое занимательное. Но поступайте как знаете. Я подойду чуть позже.
– Это отнимет всего несколько минут, – кротко уточнила мисс Путнэм.
– Значит, через несколько минут, – сообщил Пэки, – я присоединюсь к вам.
Глава IX
Несмотря на то что Пэки с большой неохотой отправился на осмотр достопримечательности, куда его пригласили с таким энтузиазмом, в нем проснулась некоторая приятная возбужденность, пока он следовал за секретаршей на верхний этаж дома. Бачок этот, как ни крути, сыграл в его жизни важную роль. Если б не он, не случилось бы ссоры между Геджем и де Блиссаком, а если б не вышло ссоры, то он и не очутился бы в шато. Так что бачок можно даже назвать памятником исторического значения, пришел к заключению Пэки, поднимаясь по узкому темному пролету лестницы. Наверху мисс Путнэм приостановилась.
– Осторожнее, виконт. Потолок здесь низковат. Хотя что это я! – жеманно подхихикнула она. – Вам-то не нужно сообщать об этом!
– Сейчас уже нет! – отозвался Пэки, потирая ушибленную голову.
– Наверняка вы частенько прятались здесь в детстве, играя в прятки?
– Нет. – Пэки понадеялся, что его спутница не станет чересчур задерживаться на добрых старых деньках. – Сегодня мой первый визит сюда. Похоже на ад, как по-вашему?
Секретарша ухмыльнулась. Так мог бы ухмыльнуться Вергилий, отпусти эту шуточку Данте, пока он водил его по аду.
– Да, тут не очень приятно, – согласилась она. – Наверное, маленьким мальчиком вы побаивались прибегать сюда.
– Совсем уж маленьким я не был никогда, – поправил Пэки. – Явное недоразумение. Мальчик я был рослый. Широкая кость. И, знаете, мускулы.
Мисс Путнэм, видимо, задумалась над этими сведениями, потому что на несколько минут умолкла. Потом махнула рукой туда, где раздавалось астматическое журчание.
– Вот! – сообщила она. – Это бачок!
С бачком Пэки официально знакомили первый раз в жизни, и он был не совсем уверен, как полагается вести себя согласно этикету Слегка поклонившись, он с интересом оглядел весьма отталкивающий предмет.
– Он протекает, – добавила мисс Путнэм.
– А вы уверены?
– Все время течет.
– И по воскресеньям тоже? Без выходных?
– Миссис Гедж пожелала, чтобы вы взглянули на него, прежде чем она пошлет за слесарем. Естественно, она немного раздосадована. Ведь виконтесса заверила, все эти приспособления в полном порядке.
– Да, она такая. Большая шутница.
– Ну, если вы удовлетворены…
– О, вполне. Я считаю, судебное дело у миссис Гедж непробиваемое. Она поймала маман на увертке и, полагаю, сумеет выкачать из нее неплохие денежки.
Они стали спускаться обратно. Пэки с превеликим удовольствием спускался бы молча, но мисс Путнэм трещала без умолку.
– Я так завидую вам, что вы, виконт, росли в таком красивом доме! Какие у вас, наверное, воспоминания!
– Ода!
– Что-то вы без особого пыла говорите.
– Не люблю вспоминать детство, – заявил Пэки, рассудив, что подобные разговоры следует душить в зародыше. – У меня, видите ли, оно было не очень счастливое. Одинокий, заброшенный ребенок… Я бы предпочел забыть.
– О, как грустно!
– Ничего, сейчас все в порядке. Я в последнее время воспрял духом.
– Как вы превосходно говорите по-английски, виконт. – Да?
– Никто б и за француза вас не принял.
Такое течение мыслей, по мнению Пэки, взывало к срочным мерам.
– Я учился в английской школе.
– Где же это?
– В И-итоне.
– Простите?
– В И-т-о-н-е.