Как и почти все, кто видел этого коротышку, Пэки намеревался бросить ему словечко-другое и проскользнуть мимо, но взглянул на него и застыл на месте. Его поразили выпученные от ужаса глаза. Всего минут десять назад он оставил Геджа в состоянии полной душевной гармонии, и не мог вообразить, что же вызвало столь удивительный рецидив.
– Послушайте! – воззвал Гедж. – За домом следят!
Теперь уж Пэки впал в совершеннейшее недоумение.
– Ну что вы! – растерянно возразил он.
– То есть как «что вы!»? – осведомился Гедж. Случаются минуты, когда приходится говорить жестко даже с союзниками. – Я видел копа! Собственными глазами!
– Видели?
– Да-с, сэр!
– Где?
– В кустах у кухонной двери.
– Всего один коп?
– И одного хватит.
– Как странно…
Гедж находился не в том настроении, чтобы судить об этом, но уж очень ему показалось неподходящим это определение. И он разгневанно фыркнул:
– Странно! Ничего себе!
– Погодите здесь! – велел Пэки. – Сбегаю взгляну на него.
– Только сами на глаза не попадайтесь!
– Ладно.
Пэки занял выгодную позицию, откуда хорошо просматривалась кухонная дверь. Долго следить не пришлось – трогательная любовная сцена представителей низшего класса вознаградила его за вахту. Из дома вышла кухарка, неся дымящийся пирог. Точно бы влекомый запахом, из кустов выполз жандарм. Пирог перешел из рук в руки. Жандарм поцеловал кухарку, кухарка поцеловала жандарма, и жандарм двинулся прочь, держа курс на юг. Он нес пирог и мурлыкал себе под нос какую-то сентиментальную песенку.
Пэки понял все, и к Геджу вернулся целеустремленно. Его осенила новая блестящая идея. Последнее время идеи так и сверкали у него в мозгу, так что он уж почти и удивляться перестал.
– Ну? – подался к нему Гедж.
– Да, жандарм здесь. Все верно. Мне все понятно. Его прислали для расследования. Поразительно, до чего ж сноровисто действует эта французская полиция!
Столь очевидного восторга оперативной работой французской полицейской машины Гедж явно не разделял. Он молча пританцовывал на месте.
Пэки, явно старавшийся докопаться до донышка, задал уточняющий вопрос:
– В ночь преступления…
– Не нравится мне, когда вы так это называете!
– В ночь того неудачного происшествия, – поправился Пэки, – вы говорили кому-нибудь, что отправляетесь на праздник?
– Нет. Но в дом меня впустил, когда я вернулся, дворецкий. Он же уложил меня в постель.
– И, наверное, заметил, что вы в восточном наряде, с тюрбаном на голове?
– Ну, не заметить он никак не мог.
– Вот и разгадка! Так полиция и напала на след. Видимо, информацией их снабдил дворецкий.
– У-y, гончая! – провыл Гедж. – А ведь обещал ни словечка не проронить!
– Надо было дать ему на чай.
– Как это, интересно, дать на чай? Я кто, по-вашему, Джон Рокфеллер?
– Да ладно, теперь уж все равно поздно горевать. Если полиция села вам на хвост, остается одно – удирать! Улизнуть и залечь на дно. И я скажу вам где. На моей яхте!
– На вашей?..
– В Сен-Рок я приплыл на ялике. Сейчас он стоит на якоре в гавани. Там вы будете в совершенной безопасности. Отлежитесь со всеми удобствами. На борту полно консервов. Можете хоть месяц там скрываться, вас не найдут. А когда появится возможность спокойно вернуться, расскажете миссис Гедж сказочку… ну, будто потеряли память, что-нибудь в таком роде. Афазия – по-моему, так это называется. Многие известные бизнесмены в Нью-Йорке исчезают из родного дома, а через несколько месяцев их обнаруживают в Дюбеке, к примеру, штат Айова, где они бродят со стеклянными глазами, вопрошая: «Где я?» Детали, в общем, продумаете на яхте. Времени хватит.
Из всех предложений, какие могли бы сейчас выдвинуть перед Геджем, ни одно не показалось бы ему соблазнительнее. Мысль сбежать подальше от дома пленяла его. Будь Пэки крупным финансистом да предложи ему неограниченный кредит, и то он не смотрел бы на него с большей симпатией.
– Пошли! – с пылом выкрикнул он.
– Минутку! – остановил Пэки. – Как же доставить вас на яхту?
– Моторкой управлять умеете?
– Конечно.
– Ну так в лодочном домике на озере есть моторка.
– Вполне возможно. Но какой толк нам кататься по озеру?
– В озеро вливается канал, соединяющий его с гаванью.
– О, вот как? Прекрасно! Тогда бегите скорее, упакуйте зубную щетку, пижаму, всякие мелочи, и в путь!
С тихим удовлетворением Пэки наблюдал, как Гедж скрылся в доме. Наконец-то, показалось ему, он распутал это сложное дельце. Осталось только, переместив хозяина шато на «Летящее облако», нанести визит в отель «Дез Этранжэ», найти там Супа и уведомить его, что больше незачем терзаться колебаниями. Когда он сегодня ночью прокрадется в венецианскую спальню, она будет очищена не только от дамочек, но и от постояльцев мужского пола.
Сочтя, что проявил к Слаттери огромное великодушие, Пэки повернулся спиной к ветерку закурить сигарету, вполне, по его мнению, заслуженную. А повернувшись, увидел, что к нему приближается Блэр Эгглстон.
3
Когда Блэр подошел поближе, стало очевидно, что выдающийся романист не в самом радужном настроении. Но это не отпугнуло Пэки от беседы с ним.
– Приветик, Эгг, – окликнул он. – Ну, как оно все идет? – Блэр насупился еще пуще.
– Не называйте меня Эгг, пожалуйста!
– Простите. А как все-таки делишки?
С минуту Блэр молчал. Он чуть поморщился, глаза у него совсем потемнели.
От задания, навязанного ему, приятности он получал еще меньше, чем рассчитывал, что служило лишним доказательством трюизма – авторы редко похожи на свои книги.
И впрямь, в сочинениях своих Блэр представал хладнокровным и безжалостным. Как и у многих наших романистов, весь тон его книг кричал, что он – разочарованный, ироничный человек, испивший до дна чашу недозволенной любви, но всегда готовый наполнять ее вновь и вновь. В иных его романах (особенно в «Черве» и «Потрохах») встречались пассажи, от которых читатель прямо содрогался, – такой цинизм проглядывал в них, с такой брутальной силой срывались завесы, являя миру женщину, о всей ее натуральной сущности.
Однако лишенный своей авторучки Блэр вел себя с женщинами довольно застенчиво. В реальной жизни ему никогда не доводилось оказываться наедине в благоухающей ароматами студии со скудно одетой, но знатной дамой, возлежащей на тигровой шкуре. Но даже окажись он в такой ситуации, непременно оттащил бы стул подальше от нее, поближе к двери, и, усевшись там, завел разговор о погоде. На недавнем свидании у озера лишь одно соображение понуждало его вкладывать пыл в комплименты: в кустах подслушивал сенатор.
Теперь, при вопросе Пэки, он скривился от одного воспоминания.
– Не могу я придумать, что говорить этой проклятой девчонке! – признался он в припадке откровенности, напавшей при воспоминании о перенесенных муках.
– А я-то думал, – удивился Пэки, – что вы, современные романисты, истинные дьяволы с женщинами!
Тут ему пришла новая мысль.
– А здесь-то вы чего околачиваетесь? Вам же полагается находиться рядом с ней.
– Эта девица послала меня принести сигарет и бутылочку вина. Пожаловалась, жажда ее замучила.
– А! Так в доме вино имеется? – живо заинтересовался Пэки. – А я и не видел.
– Оно заперто. Но дворецкий может достать.
– Так, так, так! Как же теперь я примусь обхаживать этого дворецкого! Ценные сведения!
Посмаковав новость, Пэки вернулся к сути дела.
– Сигареты? Вино? Что ж, все складывается как нельзя лучше. Настоящий Омар Хайям. Видимо, вы добились большого успеха. Наверное, вы из тех, кто много не болтает, а всего добивается взглядами. Я бы не стал тревожиться из-за того, что нечего сказать. Продолжайте обстреливать ее глазами – и победа обеспечена!
Блэр содрогнулся от внезапной ярости.
– А я вот подумываю взять да и бросить все!
– Нет, нет и нет! Это говорит не ваше истинное «я»! Вспомните, как мы на вас полагаемся!
– До того хочется взять да и бросить все! Я считаю, вы со мной обошлись препаршиво. Поставили в самую неприятную и недостойную ситуацию! Хватит, надоело! Я чувствую…
Проникнуться симпатией к Блэру Пэки никогда не удавалось. С самой первой их встречи он определил романиста как чрезвычайно ядовитый вид сорняка, и мнение его с той поры не переменилось. Сотни раз терялся он в догадках: ну что в нем могло привлечь такую девушку, как Джейн? Тем не менее он не хотел, чтобы молодой романист слишком мучился. Вдохновение, позволившее ему столь триумфально провести недавнюю беседу с миссис Гедж, осенило снова и подсказало выход.
– Ну если вам так уж противно ухаживать за ней, скажите, что вы сыщик.
– Что?!
– Да-да. Я и сам испробовал такую уловку. Подействовало как по волшебству. С полной гарантией от Франклина. Скажите, что вы сыщик, работаете на страховую компанию «Нью-Йорк, Лондон и Париж». Вас прислали сторожить драгоценности миссис Гедж. Сами увидите: результаты последуют незамедлительно. Если она по той же части, тут же кинется пожимать вам руку и во всем признается. Ну а если нет, то проникнется скорее всего такой почтительностью, что вы и на милю не сумеете к ней приблизиться. В общем, при любом раскладе вы в выигрыше.
Если Пэки в последнее время и сеял тревоги и беспокойство среди своих новых знакомых, то сегодня немало потрудился, чтобы восстановить баланс. Только что он заставил Геджа радостнее взглянуть на жизнь; вот-вот принесет радостные вести Супу; потом его новости окажут тонизирующий эффект на сенатора и Джейн. А теперь он явно снял тяжкое бремя с души Блэра. После короткой борьбы, приноравливая свои способности к совету, романист, по всей видимости, счел его очень даже утешительным. Глаза его вспыхнули, и он намеревался выразить свои чувства словами, когда послышалось пыхтение и, семеня, к ним подскочил Гедж с чемоданчиком в руке.
– Значит, договорились, Эгглстон? – заключил Пэки.
– Слушаюсь, сэр, – откликнулся романист и направился к дому.
– О чем это вы договорились? – осведомился Гедж.
– Я только что дал ему совет, как себя вести, чтобы угодить сенатору.
– В лакеи к старому Опэлу лично я ни за что бы не пошел! – заметил Гедж. – Хоть бы и за миллион долларов! Нет, сэр! Ладно, двинулись!
Глава XV
1
За несколько минут до встречи Пэки и Блэра на лужайке шато «Блиссак» появился, прихрамывая, пропыленный от долгого путешествия джентльмен. Это вернулся с прогулки Гордон Карлайл. Мы уже упоминали, что деревенскими прогулками он не увлекался, и нельзя сказать, чтобы эта сильно способствовала перемене его взглядов. Он натер пузырь на пятке, ему было жарко и душно.
Гордон устало плелся к дому, чтобы захватить купальный костюм, купленный накануне, и, спустившись к озеру, насладиться плаванием в его целительных водах.
Войдя в дом, он взял костюм и полотенце и отправился заросшей тропкой к месту своей мечты. На полпути он заметил, что кто-то поднимается ему навстречу, и, вглядевшись, узнал сенатора Опэла.
Тот жизнерадостно приветствовал его. Наблюдения из засады вполне его удовлетворили. Ухаживания Эгглстона за девицей продвигались распрекрасно, и сенатор счел, что надобность в бдительности отпала.
– Привет, герцог! – воскликнул сенатор. – А я как раз иду в город, ноги поразмять. А вы – плавать?
– Дэ-э.
– Осторожнее выбирайте местечко для раздевания. Горничная миссис Гедж там, у озера.
– Дэ-э? – Глаза у Карлайла блеснули.
– Да! Флиртует с моим камердинером Эгглстоном.
– Что?
– Да-да! Сам их только что видел! – хихикнул сенатор и отправился своей дорогой.
Карлайл постоял с минутку оцепенев, потом глубоко вздохнул и возобновил поход.
Спустя несколько минут, с налитыми кровью глазами и поджатыми губами, он уже выдирался из кустов с другого конца тропинки, а там ринулся, кипя мстительной яростью, на полянку у озера. Кровь Карлайлов вскипела. Краткий осмотр Эгглстона накануне вечером вполне его удовлетворил: размеры приблизительно соответствовали тем, какие нравились ему в людях, которых он вознамерился избить. И Гордон был преисполнен воинственного духа.
Рассчитывая прервать любовную сцену и взвинтив себя за короткий срок до боевого пыла, он был немало обескуражен, увидев Герти одну. Она кидала палки в озеро в явной надежде угодить по макушке какой-нибудь водоплавающей птице – невинная забава, придраться к которой не сумел бы даже ревнивец из ревнивцев. Гадая, неужели его все-таки неправильно информировали, Карлайл приостановился, но тут ему припомнились прощальные слова на подъездной дороге – жестокие, терзающие душу, каждый слог которых запечатлелся в сердце навеки – и он снова обрел твердость.
Герти оглянулась. Карлайл сверлил ее суровым взглядом.
– Ну и где же он? – с угрозой спросил Гордон.
Глаза ее остались равнодушны.
– Что это, интересно, вы тут поделываете? – осведомилась она. – Могу я вас спросить, мистер Карлайл?
– Где он?
– Кто?
– Тип этот, Эгглстон. Мне сказали, он тут, с тобой.
– Сказали тебе, вот как?
– Да. И еще кое-что сказали. Ты флиртовала с ним!
Герти зевнула.
– Ну и что?
В суровом взгляде Карлайла проглянула боль.
– Обниматься со слугой! Не ожидал от тебя, Герти!
– Мистер Эгглстон – джентльмен во всех смыслах этого слова, – надменно ответила она. – А если я нравлюсь ему, тут уж я ничего не могу поделать.
Легкий скрежет нарушил безмятежность дня. Это скрежетал зубами Гордон Карлайл.
– Похоже, он здорово в меня влюбился, – с легким беззаботным смехом продолжила Герти. – Такой внимательный. А глаза какие! Безумно красивые! И знаешь, так забавно: кажется, он считает, что и у меня красивые глаза!
Скрежет усилился.
– Как раз расхваливал их, когда я послала его в дом. Вернется с минуты на минуту, скажет еще что-нибудь приятное.
– Пусть только попробует при мне!
– Ты ему задашь, да?
– Я шею ему сверну!
– Ох-ох! А кто тебе поможет?
Свирепость Карлайла сменилась жалобной нежностью.
– Герти, не говори так! Не будь ты такой!
– Какой пожелаю, такой и буду И я тебе не Герти!
– А что тут дурного? – оскорбился Карлайл.
– Все! Если желаешь знать, мы – в ссоре, не забывай! Да-да! Ты пошел на попятную прошлой ночью! Не хватило храбрости отдубасить того типа! Фу!
– Да я же все объяснил!
– А что произошло год назад?
– И про это я объяснил.
– Да уж, объяснил! Заходил ко мне в больницу, миловался со мной, когда у тебя губы горели от ее поцелуев!
– Что ты говоришь! Я в жизни ее не целовал. Между нами были простые деловые отношения. И ничего больше! Она знала одного молодого миллионера в консервном бизнесе – ну, знаешь, сардины… а я уговаривал его соблазнить, втянуть в крупную карточную игру. Неужели ты мне не веришь?
– Не поверила бы, если б даже знала, что ты говоришь правду. Ты такой двуличный! Будь у меня хоть капля ума, в первый же день раскусила бы, что ты за штучка!
С губ Карлайла сорвался вздох.
– Ты, Герти, пожалеешь об этом. Очень скоро ты поймешь, что недооценивала меня!
– Как только пойму, тут же напишу. В какой ты тюрьме, узнать не трудно.
Карлайл остолбенел. Он любил эту девушку, но она зашла чересчур далеко. Посмела подпустить шпильку насчет его мастерства! Больше всего он гордился своим искусством, спасавшим его от грубых промахов, приводивших других аферистов за решетку. А она посмела насмехаться над его профессионализмом! Такого оскорбительного намека Гордон спустить не мог. Он холодно приподнял шляпу.
– После таких слов, – с холодным достоинством произнес он, – вынужден тебя оставить.
– Пожалуйста! Если никогда не вернешься, ожидание не покажется мне вечностью!
– Прощай!
Истинный джентльмен до последнего, Карлайл еще раз приподнял шляпу и надменно отступил в кусты.
Он хотел вернуться на заросшую тропу, но не успел шагнуть на нее, как услыхал, что кто-то подходит, замер, и сразу же в поле его зрения возник Блэр.
Карлайл отпрянул в кустарник. Уходить он передумал. Уязвленная гордость снова сменилась ревнивой яростью, Герти отвергла его, или, как выразился бы его друг Слаттери, дала ему пинка под зад, и он не надеялся на примирение. Но оставалась месть!
Гордон бурлил и кипел, а Блэр, миновав его, вышел на полянку. Страдалец переменил позицию, чтобы ничто не загораживало вид, и горящими глазами впился в соперника.
К несчастью для Блэра, добрый совет Пэки привел его в отличнейшее расположение духа, и улыбающееся лицо, заодно с бутылкой вина, показались Карлайлу безошибочной картинкой распутника, устремившегося к цели на всех парусах. Да, вот-вот Гордон станет зрителем буйной оргии.
Оргия, если ее можно так назвать, началась в довольно вялом темпе. Эгглстон, откупорив бутылку, наполнил бокалы, угостил даму сигареткой, взял сигарету сам и уселся на дерн. Пока что поведение его было вполне безобидным. Он заговорил, но слова доносились до Карлайла лишь слабым бормотанием. Несколько минут его речи, о чем бы он там ни вещал, казались вполне безвредными. Герти покуривала, не выказывая эмоций, какие полагалось бы проявлять девушке, слушающей распутника. Потом ситуация резко переменилась. До ушей Карлайла донесся судорожный женский вздох. Из пальцев прекрасной дамы выпала сигарета, а сама она уставилась на собеседника, будто сказанное им потрясло ее скромность. Хотя стоял Карлайл не близко, он все-таки ясно различал ужас в ее глазах. И дольше не вытерпел.
Герти, знал он, ханжой не была. Если уж она смотрит так, то наверняка этот мерзавец сказал что-то крайне грубое и мерзкое, а значит, самая пора ему вмешаться. Обуреваемый лихорадкой – подобная всегда нападает на мужчин, готовых сразиться с распутниками габаритами помельче, чем они сами, – Карлайл вывалился из кустов.
Для Блэра, знавшего его под титулом Пон-Андемер и не раз видевшего, как он бесцельно слоняется по шато, все это никак не просигналило об опасности. Он удивился немножко, так как и не подозревал, что герцог прячется в кустах, но страха не ощутил. Первым намеком на враждебность возникшего ниоткуда гостя стал внезапный его выпад: что-то твердое ударило Блэру в глаз, и на несколько минут мир превратился в черновой набросок кошмарного сна, расплывчатый и приблизительный.