Но он надел сочувствующую доброжелательную маску, распростер объятия и заявил:
– Ребята, родненькие!.. Исхудали-то вы как!
Переживал он не напрасно.
Первым среагировал Глотов, заурчал, подскочил, схватил Марика за грудки и завопил:
– Ты подо что нас, сука, подставил? Неделю тут вшей кормим! Где ты был, паразит?
– Ребята, вы что? – Марк растерялся, вырвался.
Но сзади дорогу ему уже заступил Витька, сжал кулак и задумчиво почесал костяшками подбородок.
– Вы что подумали, ребята? – взмолился Марк, споткнулся и упал в пыль. – Да чтобы я вас бросил, да чтобы я вас подставил!.. Мы же с вами сто лет вместе! – Он начал лихорадочно креститься. – Владимир Иванович, скажите им!
– Это шо ты, морда, тут крестишься? – взвился Вакуленко.
– Нехорошо, Марик, нехорошо. – Карпатов покачал головой. – Ладно, успокоились. Глотов, Роман, Вакуленко! Успокоились, говорю! Вставай, Марик, чего ты там расселся? Сейчас мы сделаем вид, что рады тебя видеть, а ты нам популярно объяснишь, что за хрень приключилась.
– Да не знаю я, Владимир Иванович! – Марк подпрыгнул, выстрелив столбом пыли. – Честное слово, не знаю! Все законно было, я не виноват! Вы же знаете! Я сам в загадках!
– Ладно, не ори. – Карпатов поморщился. – Что привез? – Он кивнул на кучу барахла, громоздившуюся у колодца.
– Минералка, одеяла, нужные вещи, – затараторил Марик.
– Куда нам столько бутылок, дурила? – заревел Серега. – Тащи обратно в самолет. У нас же колодец есть. Не знал?
– Ну так пить. Она полезная. Я вам еды привез, – спохватился Марк. – А еще посылки из дома. Вам, Владимир Иванович, супруга кое-что передала. А еще радио! – Он вскрыл какую-то сумку, выхватил из нее китайский пластмассовый приемник. – Вот! О вас везде говорят!
– Ты охренел, Марик, – сказал Витька, отбирая у него радио. – На фига нам это железо, мы же уезжаем? Мы же сейчас уезжаем, нет?
Марик выстроил на лице вселенское покаяние, отступил на всякий случай.
– Консул приехал? – глухо спросил Карпатов, кажется, начиная догадываться.
– Да-да, – забормотал Марик. – Он сейчас придет, решит свои вопросы с местным начальством…
– Ты на яки гроши все это набрал? – Вакуленко заподозрил неладное и ткнул пальцем в груду полезных вещей.
– Так ваша зарплата у меня осталась, – стушевался Марик.
– Идиот! – заголосил Вакуленко. – Ты что, Марик, совсем того? А ну гони бабки! – Он начал дергать Марка за рукав.
Остальные пленники угрожающе сомкнулись вокруг работодателя. Известие о нецелевом использовании средств, заработанных ими, было последней каплей.
Все могло закончиться заслуженным кровопусканием, но открылась калитка, и во двор вошли несколько человек в дорогих костюмах. Только один мужчина средних лет с каменным лицом, изрытым веснушками, был в джинсах и длинной рубашке навыпуск. Все прочие остались у калитки, а он медленно двинулся вперед, как-то странно глядя на летчиков.
– Наш консул, – благоговейно прошептал Марк. – Андрей Петрович Соковатов…
– Кто тут командир? – процедил консул.
Карпатов вышел вперед. Консул волновался, у него дрожали руки, струйка пота текла по лбу.
– Я командир, Андрей Петрович. – Он не узнал свой голос. – Владимир Карпатов, рад познакомиться, ждем вас с нетерпением.
Консул сделал вид, что не заметил руки, протянутой ему. Карпатов вынужден был убрать ее, но по инерции продолжал улыбаться.
– Ждете, говоришь? – процедил консул. – И зачем, позвольте полюбопытствовать?
Летчики онемели, а Карпатов все еще улыбался.
– Чего вы от меня хотите, кретины? – процедил Соковатов и вскинул глаза на Карпатова. – Ты что наделал, сволочь? Не знал, куда летишь? Глаза на заднице? Нет, он еще лыбится!.. Ты что вез, знаешь? Патроны ты вез! В страну, где идет война и где талибы скоро свергнут кабульский режим! Срубили свои бабки? Молодцы. И чего вы от меня теперь хотите? Как я вас буду вытаскивать? Как левые рейсы, так пожалуйста, а как яйца ему прищемили, так помогите! С кем я должен вести переговоры? Тут не власть, а племенное хозяйство…
– Подождите. – Карпатов нахмурился.
– Да не буду я ждать, – прошипел Соковатов, входя в раж. – Ты же бандит, Карпатов! Ты торговец оружием! Вот поймали вас, и правильно! Расстреляют – так и надо! Россию замарал! Страну нашу с говном смешал! Ты предатель, ясно? Вот и улыбайся теперь…
– Андрей Петрович, – трагическим шепотом возвестил Марк. – Экипаж рейса четырнадцать двадцать семь перевозил патроны. По международным правилам, это не оружие, а амуниция.
Консул взвился и завопил:
– Да мне плевать, что тут по правилам, а что нет! Попались – сами выкручивайтесь. Все!
Летчики не верили, что и вправду это слышали. Серега на всякий случай прочистил пальцем ухо. Витька растерянно моргал.
– От лишенько! – вдруг забормотал Вакуленко. расстегнул штаны и принялся мочиться посреди двора у всех на глазах, приговаривая при этом: – Шо же делается, шо происходит, какой кошмар! Ой, шо ж я делаю, шо ж я тут делаю?
Соковатов побагровел, вдруг сдулся, как воздушный шар, и развернулся, чтобы уйти. Но к нему уже бежал Вакуленко, застегивая штаны.
Хохол схватил консула за руку, резко развернул его к себе и завопил:
– Вы что, Андрей Петрович, или как вас там? И это все? Вот уж хрен вам! У меня у дочки свадьба! Вы что тут такого наговорили, Андрей Петрович? Так дело не пойдет, извините. Вы знаете, мы ни в чем не виноваты, а строите тут из себя… Работайте, Андрей Петрович, выполняйте свои обязанности. Вот вам вода, вот вам одеяло – сидите вместо нас, договаривайтесь. А нам некогда, мы полетели!
Он потащил Соковатова к дому, тот вырвал руку, матюгнулся. Вакуленко опять его схватил.
– Не надо, мужики, вы что?! – заволновался Марк. – Он все решит, вернется. Андрей Петрович, вы же вернетесь? Андрей Петрович!
– Рома, не надо, оставь его в покое! – резко выкрикнул Карпатов.
Вакуленко махнул рукой и побрел к дому, глотая слезы. Соковатов припустил к калитке, где его подчиненные наблюдали за зрелищем, но не вмешивались. Вдруг консул резко остановился, посмотрел в глаза Карпатову и команде. Его лицо дрогнуло, задрожал, отвисая, подбородок. Он собрался что-то сказать, но осекся. Андрей Петрович начал судорожно рыться в карманах, извлек какие-то купюры, опустошил бумажник, вынул из нагрудного кармана золотую ручку, стянул часы с запястья, догнал Вакуленко, стал засовывать все это ему в руки.
– Простите, ребята, – бормотал он. – Все, что могу, больше ничего нет с собой. – Консул начал выворачивать карманы. – Было бы больше – дал бы. Ох, и вляпались же вы, ребята! Только не волнуйтесь, держитесь, Россия вас не оставит. Мы все сделаем.
Он чуть не бегом припустил к калитке. Попятился Марк. Мгновение – и людей не стало. Калитка захлопнулась, забилась, завыли ржавые петли. Потом повисла тишина.
– Командир! – Серега икнул. – А чего это было, а?
– Мне кажется, что нас только что продинамили, – спокойно известил его Глотов.
– Подождите!.. – Серега выбрался из ступора. – Мы разве не летим домой?
Вакуленко с трагической миной смотрел на мятые доллары в руке. Выскользнула в грязь золотая ручка.
– Теперь на браслет должно хватить, – сказал зачем-то Карпатов, взял два мешка и потащил их в дом.
Узники весь день провели в оцепенении. Карпатов стоял у заднего окна, наблюдая за жизнью нищего поселения. В дрожащем мареве сновали зыбкие тени, бегали кошки, собаки. За неделю члены экипажа начали свыкаться с особенностями местного климата и фауны.
Они привыкли к надоедливым комарам, которые в Афганистане мелкие, как пыль, вьются вокруг лица и никак не решаются сесть. Зато если сядут, то и укусят. Ты начнешь расчесывать ранку, повышая ее температуру, и они-то среагируют немедленно – налетят и сожрут.
Пилоты привыкли к мухам, таким же мелким и назойливым. Если прицепятся, то будут пикировать на одно и то же место и не успокоятся, пока не сядут.
Они привыкли к осам с отвисшей задней частью, которые в Афганистане тяжелые, как бомбардировщики, но трусливые. В отличие от русских эти твари удирали, едва завидев опасность. Любимым развлечением Сереги стала охота на них. Он бил ос ракеткой от бадминтона. При ударе они разлетались на куски, и ими можно было подкармливать муравьев, о которых вообще разговор особый.
Поначалу пилоты травили их аэрозолями, жгли, топтали – все бесполезно. Муравьи в Афганистане разные, всевозможных габаритов и степеней откормленности, вплоть до мизерных, вонючих и назойливых. Все они постоянно что-то тащат. Нет у местных муравьев холостых рейсов.
А сколько дорог протоптано ими по земле, по забору, по стенам. Если перечеркнуть такую дорогу, то муравьи замирают в недоумении, мечутся, бегут назад, возвращаются. Собирается толпа, насекомые долго совещаются, потом продолжают прерванное движение. Временами они затевают переезды. Тащат яйца и мусор – ветки, листья, травинки. А с каким остервенением кусаются!..
Ближе к вечеру на площадь подошел знакомый грузовик. Вновь собралась толпа. Ораторствовал фанатик, обвешанный оружием, что-то орал в медный мегафон, угрожал, увещевал, заклинал. Он завел толпу, люди начали скандировать какие-то лозунги. Несколько мужчин в порыве страсти схватили протянутые автоматы, радостно смеясь, полезли в кузов.
Потом ветер опять носил мусор по площади, рылись в помойке собаки и кошки. Домашние животные в Афганистане страшны так же, как и вся здешняя жизнь. Собаки полудохлые, кожа да кости, злобные глаза, тупые взгляды, постоянно рыщут в поисках еды.
Кошки – тоже не персидские. Длинные морды, худые, драные, пугливые. Но порой они настроены решительно. Запросто проникают во двор, начинают хозяйничать. Удаляясь, лапой оттягивают калитку и выскакивают так, чтобы она их не прихлопнула. Ночами грохочут во дворе, скулят, спать не дают. Пугают даже часовых, которые пару раз открывали по ним огонь.
Позавчера Глотов догадался пристроить к калитке тяжелый камень, и паломничество прекратилось. Но одна из кошек осталась во дворе. Другой дороги она не знала, побежала к калитке, а та приперта камнем! Зверушка заметалась, а потом с разбега стала покорять отвесную стену без единого выступа. Она вонзалась когтями в бетон, сползала на землю, снова разбегалась. Примерно с пятой попытки кошка одолела препятствие и была такова.
Ближе к вечеру, когда лежать надоело, пилоты стали блуждать по зданию, по двору, материть охранников. Потом Витька откупорил бутылку минералки, облил себя из горлышка, растирал грудь, урчал, отдувался. Закончилась вода, он схватил вторую бутылку, зажмурился, принялся лить на макушку.
Вакуленко, Карпатов и Глотов сооружали из одеял и обломков стройматериалов кровати. Работали молча, стиснув зубы, проверяли каждую конструкцию на прочность. Серега, не желающий мириться с обстоятельствами, загнанным волком метался по комнате.
– Сгодится, – пробурчал Глотов, падая на странное сооружение, сколоченное ржавыми гвоздями. – Не домашняя перина, но прокатит. Не могу понять, что мне напоминает эта штука. – Он поднялся и пристально уставился на импровизированную лежанку.
– Электрический диван, – буркнул Серега, прекратил метаться по узилищу, разложил на полу доски, сверху бросил матрас и рухнул сам.
– Ой, болит что-то, – пожаловался Вакуленко, хватаясь за шею. – Нарывает или нет, не пойму. – Ранка на его шее подозрительно распухла, приобретала цвет перезрелой сливы.
– Не трогай, – посоветовал Карпатов.
– И шо? – спросил Вакуленко. – Пройдет?
– Само отвалится. – Витька зевнул.
– Ладно, – согласился Вакуленко. – Не буду трогать. Так и помру. Забыл я, Владимир Иванович, кто они такие?
– Талибы, – повторил Карпатов в сотый раз. – В переводе с арабского – студенты, ищущие знания. Ученики медресе. Ты что, Вакуленко, газет не читаешь, радио не слушаешь? Понятно все, зачем обсуждать заново?
– Так то студенты нас схапали? – удивился Вакуленко. – Не похожи они чего-то на студентов, староваты больно. Все двоечники, что ли?
– Валить отсюда надо, мужики, – задумчиво вымолвил Глотов. – И чем скорее, тем лучше. Пропадем мы здесь ни за хрен собачий.
– Да ты шо? – Испуганный Вакуленко подскочил. – Ты сдурел, Глотов? Куда бежать?
Повисло тягостное молчание. Пилоты вертелись на жестких кроватях, таращились в окна, за которыми стремительно темнело, наступала ночь. Охранники какое-то время перекликались, а потом перестали, только собака где-то выла – протяжно, жалобно, противно.
– Командир, что делать будем? – впервые за два часа заговорил Серега.
Голос его был глухой, механический, будто доносился из котла.
– Владимир Иванович, я с тобой разговариваю, – повторил Серега. – Делать что будем?
– Ждать, – неохотно отозвался Карпатов.
– Чего ждать? – Серега зловеще засмеялся. – Пока нам головы отрежут? Так у них за этим делом не заржавеет.
– А куда нам рыпаться-то? – робко заметил Вакуленко. – Их больше. Вон у них какие перфораторы!..
– Так это же автоматы, – не понял Витька.
– Ага, знаешь, какие дырки они делают?
Пленники лениво посмеялись, но им было не до веселья. Все лежали разбитые, подавленные.
– А действительно, Владимир Иванович, чего ждать-то? – несмело начал Витька. – Чего ждать-то? У них ничего не изменится. Надоест им рис на нас переводить, поставят к стенке и пришлепнут.
– А ты вообще рот закрой, – посоветовал ему Глотов.
– Нет, – упорствовал Витька. – Я это к тому, что не бывает безвыходных ситуаций.
– Зато бывают ситуации, в которых выгодно сидеть без выхода. – Серега злобно хохотнул.
– Кому это выгодно? – возмутился Карпатов. – Мне?
– Да не тебе, командир. Ты видел, как нашего консула трясло? Думаешь, он будет что-то делать? Приехал для галочки, составит отчет начальству в МИДе, дескать, экипаж торговал оружием, загребли его заслуженно, можно забыть о пяти негодяях, если не хотим серьезных международных осложнений. А президент про нас даже и не вспомнит. Он вчера в Кремле опять принял…
– Консул – это еще не МИД и далеко не Россия. Никому не известно, как поведет себя Россия в нашей ситуации.
Глотов тихонько засмеялся и проговорил:
– Поведение России угадать нельзя. Черчилль однажды сказал: «Я не могу предсказать действия России. Это головоломка, завернутая в тайну, завернутую в загадку». Во как закрутил!
– Умница, – заявил Серега.
– Кто, я? – не понял Глотов.
– Черчилль. При чем тут ты?
– Перестаньте усложнять. – Карпатов вздохнул. – Все слышали, что консул сказал. Нас отсюда вытащат. Пусть не завтра, не послезавтра… В любом случае мы здесь временно.
– «Временно» – это на день меньше, чем «постоянно», – сумничал Серега. – Ты глаза этого зайца видел, командир? Да он от страха издыхал. Как его талибы к нам пустили, вообще непонятно. Пургу тут нес, а сам трусил, доедет ли обратно, выберется ли из Кандагара. Он сам не верил своим словам! Какими-то цацками откупился. Кстати, где они?
– Нормальные часы, – буркнул Вакуленко.
– Да уж точно не китайская подделка.
– Хорошо, какой выход? – спросил Карпатов. – Если не орать?
– А я тебя хочу послушать, командир, – резко отозвался Серега. – Ты же у нас главный, отец и наставник, блин.
– А я тебе как командир приказываю успокоиться, а не истерить, словно баба с месячными! – Карпатов угрожающе приподнялся. – Разгулялся, мать твою!..
– А что? – упорствовал Серега. – Лучше как баран – мордой в стойло? Бежать надо! Под любым предлогом поднять машину!
– Хорошо, – отрубил Карпатов. – Допустим, мы станем невидимками, смоемся из тюряги, доберемся – кстати, не на попутках ли? – до аэродрома, найдем самолет, перебьем охрану. Там четыре истребителя, бегун! Лично видел! И зенитки по краям полосы. Нас на взлетке расстреляют.
– Еще не пробовал, а уже сдался, – пробурчал Серега.
– Ну и как с такими разговаривать? – Карпатов всплеснул руками. – Мы же не кошки с девятью жизнями. Второй-то попытки нам не дадут.
Летчики молчали, сопели в одеяла. На улице стемнело, собака убежала выть в другое место. Ветер теребил остатки кровли, дребезжала фрамуга. Серега, кажется, перестал дышать, но заскрипела доска, когда он приподнялся на локте. Карпатов скосил глаза. Силуэт второго пилота расплывшейся кляксой выделялся в темноте.
Серега сел, начал натягивать ботинки, обулся, встал, шутливо хмыкнул и заявил:
– Пойду-ка я на фиг.
– Вот-вот, – ворчливо отозвался Глотов. – Там тебе самое место, бутуз.
Серега вышел. Карпатов приподнялся, глянул в окно. Серега выбрался на крыльцо, постоял, словно набирался храбрости, и зашагал через двор. Он подкрался к калитке, а что было дальше, командир экипажа не видел. Не успел Карпатов разволноваться, как крыльцо заскрипело. В помещение влетел Серега, схватил свою сумку и, проклиная угловатый кальян, начал пристраивать ее на плечо.
– Вы как хотите, а я пошел. Никого за калиткой. Ушли злодеи. Кино у них, наверное, в клубе.
– Стоять! – спохватился Карпатов и начал подниматься, да нога застряла между досками, скрутила судорога, в глазах потемнело.
– Нет уж, командир. – Серега ухмыльнулся. – Мы не в армии, приказывать не имеешь права. Меня ни в чем не обвинили. У них нет права меня держать.
Он шагал уже к калитке, когда остальные высыпали на крыльцо.
– Стой, Серега! – отчаянно зашипел Карпатов. – Валиев, вернись! Сдурел?
Серега повернулся. В темноте блеснули зубы.
– Не остановишь, командир. Что ты сделаешь? Талибам пожалуешься? У тебя в башке тюрьма. А я не раб, на мне клейма нет. Давайте, мужики, счастливо оставаться.
Отговаривать возбужденных людей не имело смысла. Готовились они, правда, долго. Вакуленко собирал свое шмотье, а остальные висели у него над душой и орали, что вечно эти хохлы со своими самоварами!..