Объявляя какой-то препарат опасным для здоровья, Управление не спрашивает нашего мнения. Решение принимается наверху. Глазом моргнуть не успеешь, как лекарство уже исчезло с аптечных прилавков. (Мы будем говорить в основном о лекарственных препаратах, а не о продуктах питания, но механизм вмешательства один и тот же.)
Если задача Управления заключается в том, чтобы убеждать население в безопасности того или иного препарата, почему оно прибегает к запретам? Видимо, потому, что чиновники знают: люди не доверяют государству. Если бы они полностью полагались на мнение государственных (а не частных) экспертов, то не покупали бы лекарства, которые Управление считает небезопасными. Почему бы не перейти на разрешительную систему, дав людям возможность самим ориентироваться на фармацевтическом рынке?
Но дело в том, что Управление, как и любой регулятор, умеет только стучать кулаком по столу, запрещать и ограничивать. Единственная функция этого ведомства (в отличие от свободного рынка, который никого ни к чему не принуждает) заключается в том, чтобы изымать препараты из продажи. Задача не в том, чтобы оградить нас от подделок, а в том, чтобы помешать принимать решения самостоятельно.
Взять, к примеру, историю с препаратом «лотронекс», назначаемым при таком неприятном расстройстве, как синдром раздраженного кишечника. Препарат был одобрен и почти год свободно продавался в аптеках. Его покупали более 300 000 больных. Но в один прекрасный день Управление запретило продажу лекарства из-за его побочных эффектов. В результате у 70 больных, переставших принимать лотронекс, началось воспаление толстой кишки, а три человека умерли. Как пишет New York Times, «по утверждению врачей и самих больных, заменить этот препарат нечем, поскольку он был самым эффективным. Хотя данное заболевание и не считается смертельным, многие больные жалуются, что без приема лотронекса у них начинается диарея, и жизнь становится не в радость. Лотронекс был для них скорой помощью».
В статье приводится история одного такого больного:
Кори Миллер, 30 лет, архитектор из Атланты, знал о побочных эффектах лотронекса, в том числе предположительно приведших к смерти нескольких человек, но сам он переносил препарат хорошо. Более того, лотронекс ему помог. Мучительные спазмы и диарея прекратились, т.е. исчезли клинические проявления заболевания. По словам Миллера, этот препарат был для него спасением»11.
Тем не менее препарат изъяли из продажи. Сотни тысяч таких же страдальцев, как Кори Миллер, оказались в безвыходном положении. Лекарство-то было, но его нельзя было купить из-за запрета, наложенного несмотря на то, что положительный эффект от приема препарата явно перевешивал вредные побочные эффекты. Управлению по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов подыграла организация Public Citizen, по требованию которой как раз и рассматривался вопрос о запрете лотронекса. В Times появилась статья, написанная все в том же патерналистском тоне: «[Public Citizen считает] что синдром раздраженного кишечника — не настолько серьезное заболевание, чтобы принимать опасный препарат, а положительный эффект лотронекса не перевешивает риски, связанные с побочными эффектами. <…> Не стоит принимать лекарство, которое может стать причиной многих заболеваний. Синдром раздраженного кишечника — расстройство неприятное, но не смертельное»12.
Но Кори Миллер, как и многие другие, не согласился с этим мнением. Как следует из той же статьи в Times, узнав, что лотронекс вот-вот запретят, он «решил запастись им впрок, уговорил врача выписать ему несколько рецептов и обошел 20 аптек, скупив все запасы препарата». Это значит, что Миллер и его лечащий врач не поверили, что «положительный эффект от приема лотронекса не перевешивает риски, связанные с побочными эффектами». Эти двое предпочли сами решать, что делать, — принимать препарат, несмотря на возможные побочные эффекты, или мучиться без него. А государственное ведомство лишало их возможности выбора13.
Управление по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов никогда не думало и не думает о больных. В случае с лотронексом чиновники даже не потрудились потребовать отзыва фальшивых исков к производителям препарата и опубликовать информацию о результатах его приема. Одним словом, людей лишили возможности выбора. Управление продемонстрировало полное равнодушие к больным, отняв у них лекарство, которое им помогало.
По какому праву государство так с нами поступает? Ведь человеческая жизнь — не общественная собственность. Мы имеем право выбирать то, что выбираем, и самим решать, стóит ли идти на риск. Даже если допустить, что чиновники руководствуются исключительно гуманными соображениями и что они все они — честные и порядочные люди, разве это дает им право злоупотреблять властью, принимая решения за нас? Почему рядовой гражданин должен слушаться их, если точно знает, что лекарство ему помогает? (Кстати, сами медики и эксперты Управления нередко расходятся во мнениях.) Наконец, почему никто не считается с мнением лечащих врачей, которые знают о своих пациентах куда больше, чем государственное ведомство? Почему мы должны спрашивать у кого-то разрешения? Производлство безопасных продуктов как эгоистическая потребность
Но мы так и не ответили на вопрос о том, нужно ли контролировать производителей. Если бы не было Управления по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов, кто защитил бы нас от поддельных лекарств, продаваемых в погоне за прибылью?
На самом деле лучшей гарантией безопасности и высокого качества продукции является именно забота о получении прибыли. Любая уважающая себя компания наращивает доходы не для того, чтобы всучить нам ненужный товар и тут же уйти с рынка. Высокое качество продукции — необходимое условие процветания бизнеса. Покупатель должен быть доволен, — только тогда он снова купит товар, а значит, компания будет расти и развиваться.
Любое коммерческое предприятие дорожит своей репутацией, иначе конкуренты вытеснили бы его с рынка. Чем строже покупатель подходит к вопросам качества и безопасности продуктов, тем выше планка. Это выгодно производителю, так как способствует укреплению репутации фирмы. Где вы предпочтете полакомиться гамбургером — в уличной палатке или в старом добром ресторанчике, имеющем мишленовские звезды? Будете ли вы считать одинаково безопасной продукцию двух мясоперерабатывающих предприятий только потому, что оба они имеют государственные сертификаты?
На свободном рынке процветают производители, качество продукции которых соответствует заявленному, а все остальные прогорают. Если компания заботится о своем добром имени, она будет тщательно следить за качеством товара, ведь достаточно одного промаха, чтобы испортить репутацию, которая создается годами. При капитализме процветает только бизнес, рассчитанный на длительную перспективу. Попытавшись срезать путь к цели, вы долго будете пожинать горькие плоды.
Возможно, компания, выпускающая дрянной товар, тоже гонится за прибылью, но делает она это как-то странно. Ведь чем больше ты заботишься о своем добром имени, тем больше зарабатываешь.
Чиновник далек от реального мира, от рынка, где все решают спрос и предложение. Чиновник не способен понять очевидную вещь: коммерческая компания, в отличие от государственной, не может позволить себе потерять клиентов. Чиновнику невдомек, почему в Federal Express качество обслуживания выше, чем в Почтовой службе США, а в Hertz к людям относятся иначе, чем в Министерстве транспорта. Список можно продолжить, но во всех случаях в частных компаниях всегда будет прав клиент, а в государственных — государство.
Только в больном мозгу бюрократа могла родиться мысль, что в погоне за прибылью частные компании готовы забыть о безопасности продукции, будь то самолеты, здания, строительные краны, продовольствие или лекарства. На самом деле именно в этих отраслях наиболее выгодно подходить к вопросам качества со всей ответственностью. Чем больше клиента волнует безопасность и качество продукции, тем более он заинтересован в том, чтобы иметь дело с лучшей компанией. В условиях свободной конкуренции предприятиям приходится постоянно повышать качество и надежность товаров. Компании наперебой предлагают потребителям товары все более высокого качества по все более низким ценам. Они делают это не ради «общего блага», а исключительно ради личной выгоды. Они вынуждены отвечать запросам клиента. Фармацевтические компании используют новейшие результаты научных исследований, внедряют современные технологии производства, тестирования препаратов и даже упаковки. Они делают это не по требованию чиновников, а для неуклонного повышения качества продукции. То же самое можно сказать обо всех звеньях производственно-сбытовой цепочки — врачах, больницах, медицинских изданиях, аптеках и т.д. Все они вынуждены заботиться о своей репутации.
Оценивая безопасность товара или услуги, мы принимаем во внимание не только возраст компании-производителя или поставщика. Существует множество организаций, специализирующихся на предоставлении участникам рынка соответствующей информации. Это, прежде всего, частные организации, занимающиеся вопросами качества продукции, такие как Underwriters Laboratories, журнал Good Housekeeping, Бюро по улучшению деловой практики, журнал Consumer Reports, VeriSign и другие. Они тестируют продукцию самых разных отраслей, начиная от бытовой техники и кончая автомобилями. Очевидно, что частные компании прекрасно справились бы и с экспертизой лекарственных препаратов (что они и делали до появления Управления по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов). На основе экспертных заключений врачи могли бы рекомендовать пациентам прием того или иного препарата. Помимо всего прочего, частные экспертные организации конкурировали бы друг с другом, и мерилом их профессионализма была бы их репутация. В отличие от государственных учреждений, частные организации использовали бы не запретительные меры, а методы убеждения, представляя доказательства надежности экспертизы.
Любой производитель сверяет свои интересы с интересами потребителя. Успех любого предприятия зависит от его способности предложить продукт, пользующийся спросом. Если бы тот же лотронекс продавался на свободном рынке, медики, несомненно, рекомендовали бы его пациентам. Что касается побочных эффектов, то у врачей была бы возможность выбора: если бы они считали, что риска слишком высок, они не прописывали бы препарат.
Побочные эффекты есть у любого препарата, но это не значит, что все они опасны. Ведь это все-таки лекарство, а не жидкость для прочистки водопроводных труб, прием которой гарантирует летальный исход. Взять, к примеру, аспирин. Примерно у 2% принимающих этот препарат может развиться внутреннее кровотечение. Зная об этом, вы посоветуетесь с врачом и решите, стоит ли вам принимать аспирин. Врач пропишет его вам, если он вам помогает, а риск минимален. Никто не скрывает побочных эффектов, никто никого не обманывает, — за исключением тех случаев, когда производитель намеренно дает ложную информацию.
Разумеется, мошенников нужно наказывать. Если производитель скрывает риск возникновения кровотечения от приема аспирина или если вместо аспирина вам продают пустышку, налицо факт мошенничества и требуется вмешательство государства. Принятие законов против мошенничества в сфере торговли абсолютно оправданно, но отдельные случаи мошенничества — не повод для тотального государственного контроля.
При наличии соответствующей законодательной базы государство должно вмешиваться только в том случае, если есть доказательства того, что мошенничество готовится или имеет место. Не имея доказательств, нельзя выдвигать обвинения и требовать от бизнеса доказательств его невиновности. Подозрения, даже вполне обоснованные, не могут служить доказательством. Если кто-то под маркой аспирина продает пустышку, это не значит, что все производители аспирина — преступники. Если одного производителя уличают в подделке, это не значит, что чиновник должен требовать от каждого производителя доказательств того, что он выпускает качественную продукцию. Ничем нельзя объяснить огромное количество превентивных мер, принимаемых в рамках государственного регулирования. Если кто-то садится за руль в пьяном виде, это не повод вводить сухой закон. Если кто-то рассылает по почте споры сибирской язвы, это не повод вскрывать все почтовые отправления.
Понятно, что заинтересованность в получении прибыли не гарантирует безопасность конкретного продукта. Но дело в том, что гарантировать ее в принципе невозможно. Поскольку на рынке работают не ангелы, руководитель любой старой компании, имеющей прекрасную репутацию, однажды может махнуть на все рукой, польстившись на солидный куш. Да, люди не всегда ведут себя честно. Но не только производители — и государственные чиновники тоже. Причем они-то делают это совершенно безнаказанно.
Стоит частной компании оступиться или смошенничать, и она мгновенно потеряет клиентов. Но если окажется, что работник Управления по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов нечист на руку, его самого уволят, но Управление будет продолжать работать как ни в чем ни бывало.
Представим себе, что рынок стал по-настоящему свободным. Сравним работу частной экспертной компании на таком идеальном рынке с работой Управления. Как вы думаете, эксперт какой их этих двух организаций будет вымогать взятки? Или откажет производителю в лицензии только на том основании, что тот ему не понравился? Кто — частный эксперт, заинтересованный в сохранении деловой репутации (ведь иначе клиенты обратятся в другую компанию), или работник Управления, который держит «частников» в ежовых рукавицах и может предъявлять им любые требования? Ведь Управление — монополист, и только от него зависит, сможете ли вы производить свой товар.
А теперь представим себе «бабочку», компанию-однодневку. Допустим, ей нужно получить лицензию на производство сомнительного препарата, или она хочет утопить конкурента, лишив его лицензии. Спрашивается, кого будет легче подкупить — частного эксперта, чья прибыль напрямую зависит от доверия клиентов, или государственного чиновника, живущего на деньги налогоплательщиков? Если главным двигателем частного бизнеса является прибыль, получаемая в результате эффективной работы, значит, именно частный бизнес больше заинтересован в том, чтобы работать честно.
Существует и еще одно важное отличие частных компаний от органов государственного регулирования. Цель частной компании — производство. Цель регулятора — вмешиваться в производство, превращая начатое себе на радость и в собственных интересах дело в сплошное мучение. Регулятор ведет себя как умудренный опытом папаша, стремящийся оградить своих чад от опрометчивых поступков. Он вообще больше любит запрещать, чем разрешать, и самое страшное для него — разрешить то, что на самом деле надо было запретить.
Никто не похвалит Управление по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов за то, что оно разрешило тот или иной препарат. Даже награда, которую ежегодно вручают лучшим работникам ведомства «за отличную работу и мужество, проявленное в области здравоохранения», присуждается тем, кто торпедировал или блокировал появление на рынке какого-либо лекарства. Бывший руководитель Управления Александр Шмидт как-то заметил: «Не помню, чтобы нас хоть раз ругали за отказ в выдаче лицензий. Зато случаев, когда нас критиковали за их выдачу, не счесть»14.
Как показывают результаты исследований, из-за проволочек с выдачей разрешений на производство лекарственных препаратов, которые давно продаются в других странах, в США ежегодно умирают тысячи человек15. Люди страдают и от отказа в выдаче разрешений на производство новых эффективных препаратов, и от того, что из-за бюрократических препон некоторые лекарства так и остаются неразработанными. Таковы результаты работы Управления. Чиновников не волнует, что из-за их запретов страдают и умирают люди. Больше всего на свете они боятся, что их будут ругать за то, что они дали препарату зеленый свет.
В свое время производители талидомида[11] учли все пожелания Управления, но его сертификация в США откладывалась: государственного эксперта беспокоили данные о том, что длительное применения препарата может вызывать периферический неврит. Заметьте: про влияние препарата на внутриутробный плод не говорилось ни слова. Фармацевты и сами были заинтересована в предотвращении той ужасной трагедии, которая разразилась позднее. Но на тот период, когда разрабатывался талидомид, ее невозможно было предвидеть. Причиной несчастья было отсутствие научных знаний в этой области, но никак не алчность или невнимание разработчиков к неизученным на тот момент побочным эффектам. Оказалось, что применение талидомида в период беременности ведет к врожденной патологии плода.
Производитель лекарств может учесть лишь то, что известно науке. Накопление знаний в области медицины — процесс сложный и ответственный. Нужно собрать все данные, касающиеся данного препарата, а это очень непросто. Нужно установить, какие болезни поддаются лечению при помощи этого лекарства, а также выявить возможные побочные эффекты. Нужно понять, как новое лекарство сочетается с другими препаратами и как оно будет воздействовать на сопутствующие заболевания. Некоторые свойства препарата могут остаться неизученными, и о них никто не узнает, пока множество больных не пройдет курс лечения. На это уходят годы. Даже самых длительных испытаний на животных может оказаться недостаточно. Такова цена риска, на который мы идем, надеясь на то, что новое лекарство нам поможет.